Без упреков и осуждения

Джэсон решил немедленно сообщить Губеру о краже денег и заодно испросить разрешения на поездку в Зальцбург.

После обычной мзды их немедленно провели в кабинет начальника полиции, и на этот раз Губер обошелся с ними чуть ли не любезно и даже предложил вина. Подобного жеста от Губера Джэсон не ожидал.

Дебора посоветовала сначала получить согласие на посещение Зальцбурга и лишь затем рассказать о краже и о полицейском инспекторе, чтобы не разгневать Губера. Но Джэсон, позабыв об осторожности, сразу рассказал о случившемся.

– Все это произошло на глазах у полицейского инспектора, – закончил он.

Губер, лениво развалившийся в кресле, при этих словах сразу выпрямился. Взгляд его серых глаз сделался холодным, улыбка исчезла с лица, и он резко спросил:

– Откуда вам известно, что там был полицейский инспектор?

– Мне сказал это господин Шуберт, композитор. Губер сделал презрительный жест.

– Этот человек следил за нами как настоящий шпион. Губер рассмеялся.

– Если бы мой человек за вами следил, вы бы никогда этого не заметили. – Предположение, что его люди могли быть замешаны в краже, Губер считал для себя оскорбительным.

– Он определенно за кем-то следил, – настаивал Джэсон.

– Возможно, за Шубертом. Шуберт политически неблагонадежен.

Дебора видела, что Губер начинает раздражаться, но сидела молча, исполненная решимости ничем не огорчать Джэсона и не вступать в разговор.

– И к тому же меня обокрали, по-видимому, в кафе, – повторил Джэсон.

– По-видимому, в кафе? Вы даже не знаете, где это случилось?

– Я почти уверен. В кафе меня кто-то толкнул.

– Возможно, один из дружков Шуберта. Шуберт водится с плохой компанией. Он знает о краже?

– Я с тех пор его не видел.

– А может, он сам обокрал вас? Он ведь нищий. Он вечно нуждается.

– Шуберт платил за все сам, – возмущенный насмешливым тоном Губера, Джэсон старался держать себя в руках.

– Чтобы завоевать ваше доверие, не иначе.

– Нет. Если кто и причастен к воровству, так это инспектор. Разве он не простой смертный?

Губер с такой силой ударил по столу, что фигура Венеры опасно закачалась.

– Как вы смеете делать подобные намеки, Отис?

– Какие намеки, господин Губер? – с невинным видом проговорил Джэсон.

– Что мои люди могут быть замешаны в столь грязном деле? Мы служим престолу. И ответственны только перед князем Меттернихом и перед императором.

– Я не сомневаюсь, что он сделал это без вашего ведома.

– Вот как!

– Лишь поэтому я и довел все это до вашего сведения. Я подумал, что вы наверняка постараетесь исправить ошибку, господин Губер.

Губер винил на этот раз самого себя. Он сделал нечто непростительное: потерял самообладание. Нужно держать себя в руках. Под маской безразличия он скрыл ненависть к этому юнцу, который, пусть на мгновение, но заставил его выйти из себя. Этот Отис настолько глуп, что даже не догадался сделать ему подарок, в то время как своим покровительством другим людям он заработал немало дорогих безделушек – никто в Вене не может похвалиться столь великолепной коллекцией драгоценных табакерок, какой владел он. Что же, они еще поплатятся за свое невнимание, решил Губер, он об этом позаботится. Он им покажет, кто гут хозяин; хозяин и слуга – на этом держится мир и нельзя допускать, чтобы сей порядок пошатнулся.

Губер сидел за столом с бесстрастным выражением, в то время как в голове у него созревало множество мыслей. Теперь он не сомневался, что американцы встретились с Шубертом с одной целью: поговорить о Сальери. Ну, кого может заинтересовать неудачник, подобный Шуберту! Может быть, они хотели брать у него уроки, но Шуберт не имел необходимую для этого репутацию. Если в краже действительно участвовал один из его людей, то ему не сносить головы. Губер не терпел подобной беспечности, бессмысленных и неоправданных поступков. Если американцы, как он подозревает, люди опасные, он им приготовит куда более искусную ловушку. В его распоряжении имеются вполне надежные осведомители, готовые сообщать ему о каждом их шаге, со злорадством подумал Губер, осведомители, которые побоятся его обмануть. Он гордился своим умением терпеливо выжидать. И своей сообразительностью. Он сумеет провести даже этих богатых американцев. Уличить их в действиях, направленных против государства. Губер повеселел от этих мыслей.

– Не поможете ли вы нам отыскать вора, господин Губер? – спросил Джэсон.

– Это не входит в обязанности полиции, – отрезал Губер.

– Как так? – воскликнула Дебора.

– У вас нет доказательств. Чем еще могу быть вам полезен?

Дебора поспешила напомнить:

– Мы пришли к вам за разрешением посетить Зальцбург.

– И сколько вы думаете там пробыть?

– Месяц или два. Пока Бетховен не закончит ораторию. Губер устремил бесстрастный взгляд куда-то вдаль, и Дебора поняла, что он не верит ни единому их слову.

– Мы сдержали слово, – добавил Джэсон. – Я заказал Бетховену ораторию для бостонского Общества. Вене это принесет немалую славу.

– Славу? – усмехнулся Губер. – Вы полагаете, это защитит нас от бунтарских влияний? Вы все еще почитываете революционные книжки?

– Вы не советовали нам их читать.

– И вы думаете, я поверю, что вы следуете моему совету? Как вам понравилась «Женитьба Фигаро» Бомарше?

– Мой экземпляр конфисковали. Еще у городских ворот.

– Эту пьеску можно заполучить в Вене тайным путем. И вы все еще восторгаетесь оперой Моцарта «Фигаро»?

– Это гениальная опера.

– Сомневаюсь. Никто больше на нее не ходит.

– Тогда почему же вы ее так не любите, господин Губер?

– Она полна подстрекательских идей. К примеру, ария «Мальчик резвый, кудрявый» осмеивает самую основу империи, нашу армию. Но у вас, по крайней мере, хватило здравого смысла попросить разрешения на поездку в Зальцбург. В противном случае вас бы арестовали. Зачем вы едете в Зальцбург?

– Мы решили провести там наш второй медовый месяц, – пояснил Джэсон. – Говорят, это один из красивейших городов на земле.

– Мне знаком тамошний пейзаж. А еще по каким причинам?

– Это родина Моцарта.

– И это мне известно. Возможно, вы намерены продолжить там свое музыкальное образование?

Деборе хотелось остановить Джэсона, пока он не навлек на себя беду, но Джэсону допрос не казался подозрительным, и он ответил:

– Да, Моцарт и Бетховен недосягаемы в области музыки.

– А Сальери?

– Сальери! – Джэсон не скрывал своего удивления. – О Сальери все уже позабыли.

– И, тем не менее, вы продолжаете расспрашивать о нем каждого встречного. Почему?

Джэсон замолк. Дебора, понимая, какой опасностью грозит подобное обвинение, отважилась сказать:

– Сальери был учителем Бетховена. Бетховен ему многим обязан. Не могли бы мы получить теперь наши паспорта, господин Губер, чтобы отправиться в Зальцбург?

– А у вас хватит денег, чтобы прожить до возвращения в Бостон? Если нет, вам придется немедленно возвращаться. – Губер оживился: возможно, кража не была такой уж бессмысленной.

– Моя жена богата, вам это известно, – заметил Джэсон.

– Тем лучше. – Он все равно узнает все у банкира. – В противном случае, могут быть неприятные последствия.

– Можно нам получить наши паспорта, господин Губер? – снова попросила Дебора.

– Пока нет. Где ваши визы?

Джэсон подал их Губеру, и тот сделал надпись: «Политически неблагонадежны» и вернул со словами:

– Этого достаточно, чтобы посетить Зальцбург и вернуться обратно.

Заметив испуг и растерянность Джэсона, он ледяным тоном добавил:

– Успокойтесь, Отис. Ваш друг Бетховен так же политически неблагонадежен, как и Шуберт. Ваш идеал Моцарт тоже считался таковым.

Подчиняясь голосу благоразумия, Джэсон промолчал, и Дебора спросила:

– Можно нам ехать почтовой каретой? – Она ни за что не хотела пользоваться услугами Ганса.

– Скорый дилижанс отправляется до Зальцбурга только раз в неделю и делает остановку в Линце, что отнимет у вас немало времени. Да и рессоры у него неважные; часто ломаются оси, экипаж переворачивается, и нередко пассажиры получают увечья. В собственной карете ехать куда безопаснее.

– Это приказ, господин Губер? – спросила Дебора.

– Нет, совет. Дружеский совет. Просто я хочу избавить вас от неудобств и опасностей.

– А если погода ухудшится, и нам придется задержаться в Зальцбурге и вернуться в Вену лишь в первых числах января, когда истечет срок наших виз? Или если Бетховен не исполнит заказа в срок?

– Вам придется обратиться за разрешением продлить визы.

– А дальше?

– Стоит ли гадать.

– Как же нам быть? – воскликнула Дебора.

– Уезжайте из Вены совсем, и мы вернем вам паспорта. Бетховен может прислать вам ораторию в Бостон.

Джэсон молчал.

– Что ты решил? – спросила Дебора.

– Я должен увидеть законченную ораторию, прежде чем ее принять. Господин Губер, а что если визы у нас украдут? Или мы их потеряем?

– Без документов вас посадят в тюрьму.

Джэсон спрятал документы во внутренний карман, где хранил деньги, и сказал:

– Что ж, придется быть осмотрительнее. Мы можем идти, господин Губер?

– Разумеется. При условии, что вы не станете нарушать законов нашего гостеприимства. Или угрожать нашей безопасности.

Проводив их до дверей, он сказал Деборе:

– Вы прелестная женщина, госпожа Отис, к чему вам лишнее беспокойство? При вашем богатстве вы могли бы вести весьма приятную жизнь. Самым мудрым для вас было бы покинуть Вену, пока не поздно.

Джэсон поспешил увести жену из кабинета Губера. На улице его удивил взгляд Деборы, она смотрела на него глазами, полными слез.

– Если тебе до сих пор не ясно, почему я все это предпринял, то ты этого уже никогда не поймешь, – опечалившись, сказал он. – Долг полицейского предупреждать об опасности, а Губер прежде всего полицейский, да еще пытающийся выведать наши намерения. Прошу тебя, Дебора, разреши мне все решать самому. Нам нужно повидаться с Гробом, чтобы ускорить поездку в Зальцбург.

Гроб ничуть не удивился, узнав о краже денег, а лишь упрекнул Джэсона, что тот не последовал его совету и не положил деньги в банк.

– Я хвалю госпожу Отис за ее разумное решение поместить деньги на свое и на ваше имя, это облегчит формальности. – Банкир с горестным видом покачал головой. – Подумать только, сколько денег пропало зря! Какая неосмотрительность! – Предположение об участии в краже полиции он отверг как нелепое. – Мы не варвары, господин Отис! Вена самый цивилизованный город в мире. Это не иначе, как дело рук собутыльников Шуберта.

– Вы повторяете слова Губера.

– Что ж, он прав.

– А когда я позволил себе замечания в адрес полиции, он меня оборвал.

– Опять же он прав. Губер гордый человек и не любит, когда ему возражают. Подчинитесь ему, и с вашими бедами будет покончено. Сколько денег вы хотите взять с собой в Зальцбург, господин Отис?

– Все зависит от того, сколько времени потребуется Бетховену на ораторию. У вас есть от него новости?

– Нет. Я положил на его имя пятьсот гульденов. Вы знаете, что на него подчас трудно рассчитывать.

– Губер говорит то же самое.

– Это каждому известно, – пожал плечами Гроб.

– Губер нам сказал, что Моцарт был политически неблагонадежен. Вам известно почему?

– Причин могло быть множество. Я бы не стал теперь их доискиваться. Бетховен, по словам Шиндлера, уже принялся за ораторию. На ваше счастье, он, может, и закончит работу в срок. Так сколько вам надо денег?

– Пятьсот гульденов на поездку в Зальцбург и обратно, – ответил Джэсон.

– Вполне достаточно, – согласился Гроб, – при том условии, что вы поедете собственным экипажем.

– Собственным экипажем? – изумилась Дебора. Они еще не решили этого вопроса. Значит, Гроб все-таки разговаривал с Губером.

– Да. Неразумно пользоваться почтовой каретой, когда в вашем распоряжении есть собственная. И к тому же к вашим услугам такой опытный кучер.

Через неделю они готовы были отправиться в Зальцбург. Джэсон получил от Эрнеста Мюллера рекомендательное письмо к Констанце, но, предпочитая оградить себя от порицаний, ничего не сказал ему о пропавших деньгах.

И все же при выезде из Вены, несмотря на все меры предосторожности, принятые Джэсоном, стража остановила их карету, а увидев на визах надпись «Политически неблагонадежны», солдаты подвергли их допросу и тщательно обыскали багаж, хотя на этот раз не обнаружили ничего предосудительного. Джэсон оставил все книги на Петерсплац, захватив лишь одежду, адреса и рекомендательное письмо, которое солдаты прочли и возвратили без единого слова.

Лишь когда ворота города остались позади, Джэсон с облегчением вздохнул.

– Давай наслаждаться жизнью и не думать о будущем. Что бы ни случилось, – сказал он, радуясь ясному небу над головой.

– Разве я тебя упрекаю? – спросила Дебора.

– Нет. Но кто знает, что нас ждет впереди.

– Не будем ни упрекать, ни осуждать друг друга. Что бы ни случилось.

Джэсон не ответил, он смотрел в окно на окрестный пейзаж. Карета спокойно катилась по ровной дороге, и они чувствовали себя в ней уютно, но вскоре небо стало заволакивать тучами. Поднялся сильный ветер.

– Погода, кажется, портится. Нас может застать в дороге буря, – упавшим голосом проговорил Джэсон.