Глава тридцать восьмая. О том, как вознаграждается альтруизм, и о том, кто такие мелизмы и что они делают в моем голосе

Вокал

О том, как вознаграждается альтруизм, и о том, кто такие мелизмы и что они делают в моем голосе

Во французских театральных школах пение преподают актерам как элемент профессии. Катрин Денёв прислала мне, как и всем читательницам одного французского модного журнала, вложенный под прозрачную обертку свой новый музыкальный диск с пятьюшестью очень милыми песенками. В общем, у людей, имеющих киноамбиции, а я отношу себя к их существенному числу, вполне легко можно обнаружить, не напрягаясь в излишнем поиске, амбиции музыкальные.

Мне всегда хотелось петь. Более того, я всегда пела под душем. Мне это казалось настолько естественным, что я думала, что все люди там поют. Чуть позже, когда я стала встречать других людей под душем, я с удивлением обнаружила, что поют не все.

В России я всегда слушаю русскоязычные музыкальные радиостанции, а покупая диски, изучаю внимательно имена композиторов, аранжировщиков и музыкальных продюсеров понравившихся мне песен. Так со временем выкристаллизовались три фамилии российских композиторов, к творчеству которых я была особенно чувствительна. А иногда я даже узнавала стиль любимых композиторов задолго до того, как видела, в качестве подтверждения, их фамилии в титрах. Они мне были хорошие знакомые, даже если не знали о моем существовании. Мне казалось нереальным познакомиться с ними, такими удивительными и возвышенными творческими людьми. И обычно бодрый во мне «танк» робел и тушевался, стесняясь проявить инициативу.

Одним зимним вечером я была в гостях у моей подруги — известной бизнеследи, возглавляющей крупнейшее предприятие в своей отрасли бизнеса. Настроение было лирическое, а атмосфера неофициальной, видимо, поэтому она неожиданно захотела мне спеть. Я не догадывалась, что она поет, а она не делала это публично. Она присела за рояль и красивым поставленным голосом спела прекрасную песню на английском языке. Моему удивлению не было границ, во мне проснулся агитатор, и я, взобравшись на баррикаду, произнесла пылкую речь об относительной длине жизни, необходимости самореализации и неправомочности скрывать от российского народа, представителем которого я являюсь, такие таланты. Я развила бурную деятельность и решила найти ей композитора, который напишет ей русскую песню, чтобы вся страна ее пела, не догадываясь, что исполнительница в это время трудится на ниве крупного бизнеса.

«Танк» ринулся в бой и первую жертву своих агитаторских способностей наметил в лице одного Питерского композитора, выступавшего часто в качестве композитора Тани Булановой, Филиппа Киркорова, Аллы Борисовны и Кристины. Найти композитора в городе, в котором я никогда не была, непросто. Но у меня был один телевизионный приятель, тесно сотрудничавший с Питерским губернатором того года. Поэтому в квартире у ни о чем не подозревавшего Питерского композитора прозвучал звонок из аппарата губернатора с просьбой связаться в Париже с Еленой Лениной по такомуто номеру телефона. Обеспокоенный композитор позвонил сразу же. Мне уверенности придавала мысль, что прошу не за себя, и мы договорились о встрече в Москве.

На встречу я привезла подругу. Композитор приехал сам. Я поискала глазами баррикаду, не нашла, но нашла в себе силы и сагитировала за подругу на автопилоте. Композитор пообещал написать песню. На том и расстались, все друг от друга в экстазе. Особенно я.

Через месяц, а оказалось, что композиторам удобно писать песни раз в месяц, у меня на горе Куршавеля в кармане комбинезона, прямо на фуникулере, зазвенел мобильный. Звонил композитор отчитаться, что написал песню, и просил подъехать на запись. Но не подруге, а мне. А ей позже напишет. Я от неожиданности чуть не вывалилась из фуникулера. На календаре утро 30 декабря, завтра Новый год и семья ждет подарков. А главное, я не умею петь. Ну, разве что под душем. Это мало кого волновало. Видите ли, вдохновению не прикажешь. Кому уж написал, тот пусть и радуется. Тот и радовался. Песня про меня, поэтому руки в ноги — и в студию. Легко сказать, я на горе. Но я девушка отчаянная, да и от такой роскоши, как песня, не отказываются. Поэтому мой маршрут выглядел так: гора — отель — такси — вокзал — поезд — Париж — такси — аэропорт — СанктПетербург — минус тридцать градусов — такси — студия, и все это за какихто 15 часов. Олег и его студия хорошо подходили друг другу — и тот, и другая были внушительных размеров и выглядели вполне современно. За несколько часов с перепугу записываю свою первую в жизни песню в профессиональной студии, иногда даже ловко попадая в ноты. Этим творческим людям все равно, когда работать — в ночь ли, в Новый год ли. После записи я поспала в отеле всего какихто четыре часа — что на четыре часа меньше нормы, которую обычно выполняю. Когда будильник зазвонил, я приоткрыла один глаз, надеясь, что будильник провалится сквозь землю, но ничего не получилось. Приняла душ и обратно: такси — аэропорт СанктПетербурга — самолет — Париж — такси — Парижский вокзал — поезд — такси — отель — ресторан — праздничный стол около елки, а за ним маменька, сыночек и брат. Приехала за час до Нового года и даже успела всем выдать заранее заготовленные подарки.

Композитор позвонил недели две спустя и сказал, что ему понравилось, как получилась песня. Сказал, что удивился «неожиданной бархатистости и природной красоте голоса, наличию музыкального слуха при полном отсутствии музыкального образования». В этом месте я хотела возмутиться и поведать о двух годах каторжной работы с преподавателем фортепиано, но решила не дискредитировать ни в чем не повинного педагога. Говорил про какието мелизмы в голосе, да и другие непонятные мне слова произносил. Суть я ухватила лишь за хвостик — работать будем, есть над чем. Надо мной, то бишь. Ну, мне не привыкать.