Глава 30. ПЕРЕВОРАЧИВАНИЕ СИМВОЛОВ

Иногда удивляются, что один и тот же символ может быть взят в двух смыслах, которые, по крайней мере по видимости, являются прямо противоположными один другому; при этом, разумеется, речь не идет просто о множественности смыслов, которую вообще может представлять всякий символ в соответствии с точкой зрения или уровнем, на котором его рассматривают, это ведет к тому, что символизм никогда не может быть «систематизирован» никоим образом, но более специально речь идет о двух аспектах, которые связаны между собою определенным отношением корреляции, принявшей форму оппозиции таким образом, что один из них будет инверсией или «негативом» другого. Чтобы понять это, надо исходить из рассмотрения двойственности, предполагаемой любым проявлением и, следовательно, обуславливающей его во всех его модусах, в которых она должна обнаруживаться в той или иной форме;[125]на самом деле, эта двойственность есть взаимодополнительность, собственно говоря, а не оппозиция; но обе стороны, которые в реальности являются взаимодополнительными, также могут обнаруживаться с более внешней и более случайной точки зрения как противоположные.[126]Всякая оппозиция как таковая существует лишь на определенном уровне, поскольку, возможно, из них нет ни одной несводимой; на более высоком уровне она разрешается в дополнительности, в которой обе стороны оказываются уже примиренными и гармонизированными, до того как окончательно вступить в единство общего принципа, из которого они проистекают обе. Можно было бы, таким образом, сказать, что точка зрения дополнительности это в определенном смысле посредник между оппозицией и приведением к единообразию; и каждая из этих точек зрения имеет свое основание бытия и свою собственную ценность в том порядке, к которому она применяется, хотя, очевидно, что эти точки зрения не находятся на одном и том же уровне реальности; следовательно, важно поместить каждый аспект на свое иерархическое место и не пытаться переносить его в ту сферу, в которой он не имеет уже никакого приемлемого значения.

В этих условиях понятно, что факт рассмотрения в одном символе двух противоположных аспектов сам по себе, ничего незаконного не имеет, и рассмотрение одного из этих аспектов ни в коем случае не исключает другого, поскольку каждый из них равным образом истинен в некотором отношении, а по причине их корреляции, существование их в некотором роде даже согласовано. Вообще довольно частой ошибкой является мнение, что соответствующее рассмотрение одного или другого из этих аспектов должно соотноситься с учениями или школами, которые также находятся в оппозиции;[127]здесь все зависит лишь от преобладания, придаваемого одному аспекту над другим или же, иногда, тому намерению, с которым этот символ может быть использован, например, как элемент, входящий в определенные ритуалы, или же как средство узнавания для членов определенных организаций; но к этому мы еще вернемся. То, что оба аспекта могут быть объединены в одном и том же сложном символическом изображении, успешно доказывает, что они вовсе не исключают друг друга и могут рассматриваться одновременно; в этом отношении следует отметить, хотя мы не можем это здесь развить полностью, что двойственность, которая может быть и оппозицией, и дополнительностью в соответствии с точкой зрения, на которую становимся, может располагаться, в зависимости от размещения ее сторон друг относительно друга, либо в вертикальном направлении, либо в горизонтальном; это следует непосредственно из крестообразной четырехчастной схемы, которая может распадаться на две двойственности, вертикальную и горизонтальную. Вертикальная двойственность может быть соотнесена с двумя сторонами оси или с двумя противоположными направлениями, по которым можно двигаться по этой оси; горизонтальная двойственность относится к тем элементам, которые располагаются симметрично с одной и с другой стороны этой самой оси. В качестве примера можно привести в первом случае два треугольника печати Соломона (а также и все другие символы аналогии, которые строятся по сходной геометрической схеме), а как пример второго случая — две змеи кадуцея: и можно заметить, что только в вертикальной двойственности обе стороны четко отличаются одна от другой по их обратной позиции, тогда как в горизонтальной двойственности они могут казаться совершенно сходными или эквивалентными, когда их рассматривают по отдельности, но значение их, тем не менее, реально противоположно как в том случае, так и в другом. Можно также еще сказать, что в пространственном порядке вертикальная двойственность — это верх и низ, а горизонтальная — это правизна и левизна; это наблюдение может казаться слишком очевидным, но от этого оно не перестает быть важным, поскольку символически (и это приводит нас к собственно качественной ценности направлений пространства) обе. эти пары терминов сами допускают разнообразные приложения, следы которых нетрудно открыть и в повседневном языке, что указывает на то, что речь идет о вещах очень общего значения.

Из всего этого, возведенного в принцип, без труда можно вывести некоторые последствия, касающиеся того, что можно было бы назвать практическим использованием символов; но в этом отношении надо прежде всего рассмотреть более конкретно тот случай, когда оба противоположных аспекта принимаются соответственно в качестве «благотворного» и «пагубного». Мы должны сказать, что используем эти выражения за неимением лучших, как это мы уже делали и раньше; действительно, несообразно предполагать, что здесь допускается более или менее «моральная» интерпретация, тогда как в реальности ничего подобного нет, и что эти выражения должны пониматься в чисто «техническом» смысле. Более того, должно быть хорошо понятно, что «благотворное» или «пагубное» качество не прикреплено неким абсолютным образом к какому-нибудь из этих аспектов, поскольку оно, собственно, соответствует лишь специальному применению, к которому невозможно свести без различия любую, какую бы то ни было противоположность, и что в любом случае оно с необходимостью исчезло бы при переходе от точки зрения противоположности к точке зрения дополнительности, для которой такой тип рассмотрения абсолютно чужд. В этих границах и учитывая эти оговорки, такая точка зрения занимает свое нормальное место среди других; но именно из этой точки зрения или, скорее, из тех злоупотреблений, которым она дает место при интерпретации и использовании символизма, следует та разрушительная деятельность, о которой мы специально хотим здесь сказать, образующая одну из характерных «отметок» того, что, сознательно или нет, раскрывает сферу «контринициации» или оказывается более или менее под ее влиянием.

Это разрушение может состоять либо в приписывании «пагубному» аспекту, осознаваемому, тем не менее, как таковой, того места, которое нормальным образом должно принадлежать «благотворному» аспекту, в признании даже некоего господства над ним, либо в интерпретации символов в обратном законному смыслу значении, рассматривая как «благотворный» тот аспект, который в реальности является «пагубным», и наоборот. Однако следует заметить, что, учитывая только что нами сказанное, такая разрушительная деятельность может и не быть ясно видимой в представлениях символов, поскольку эти два аспекта не обозначены внешним различием, распознаваемым с первого взгляда: так, в изображениях, которые принято называть, впрочем, очень неточно, "культом змеи", часто априори бывает невозможно сказать, по крайней мере, если рассматривать только саму змею, идет ли речь об Agathodaimon или о Kakodaimon; отсюда многочисленные ошибки, особенно со стороны тех, кто, это двойное значение игнорируя, старается увидеть везде и повсюду лишь один только «пагубный» символ, как это и происходит уже довольно давно среди большинства западных людей;[128]то, что мы здесь сказали о змее, можно также применить к большинству других символических животных, по отношению к которым обычно привыкли, каковы бы ни были причины этого, рассматривать лишь один из двух противоположных аспектов, имеющихся у них в реальности. Для тех символов, которые могут занимать две противоположные позиции, и особенно для тех, которые сводимы к геометрическим формам, может показаться, что различие должно проявляться гораздо более четко; и тем не менее, фактически так не происходит, поскольку обе позиции одного и того же символа могут иметь законное значение, и при этом их отношение не обязательно будет «благотворным» или «пагубным», что есть, повторим это еще раз, просто одно из частных приложений среди прочих. В подобном случае важно знать, присутствует ли реально воля к «переворачиванию», как можно было бы выразиться, определенно противоречащая законному, нормальному значению символа; вот почему, например, использование перевернутого треугольника далеко не всегда есть знак "черной магии", как полагают некоторые,[129]хотя это и так в некоторых случаях на самом деле, а именно в тех, когда с ним связывается намерение, противоположное тому, которое выражается в треугольнике, вершина которого повернута кверху; отметим попутно, что такое намеренное «переворачивание» осуществляется также и со словами и с формулами, чтобы образовать что-то вроде мантры наоборот, как это можно констатировать в некоторых практиках колдовства, даже в простом "деревенском колдовстве", как оно еще существует на Западе.

Таким образом, ясно, что вопрос о переворачивании символов достаточно сложен и, мы бы даже сказали, достаточно тонок, так как для того, чтобы знать, с чем имеют дело действительно в том или ином случае, необходимо изучать не столько изображения, взятые, так сказать, в их «материальности», сколько те интерпретации, которыми они сопровождаются и с помощью которых объясняется то намерение, которое предшествовало их применению. Более того, самой опасной и самой умелой разрушительной деятельностью является, конечно, такая, которая не нарушает слишком явных особенностей, хорошо заметных любому, но которая деформирует смысл символов или переворачивает их значение, ничего не меняя в их внешнем виде. Но может быть, из всех самая дьявольская хитрость состоит в том, чтобы самому ортодоксальному символизму, такому, какой существует в подлинных традиционных организациях и, конкретнее, в инициационных организациях, которые как раз в подобном случае и имеются в виду, дать обратную интерпретацию, которая и является, собственно, свидетельством «контринициации»; и она не преминет воспользоваться этим средством, чтобы произвести смешения и двусмысленности, из которых она может извлечь определенную выгоду. В этом, по сути, и состоит весь секрет некоторых кампаний, очень показательных для стиля современной эпохи, проводимых против той или иной формы инициации в частности, при бессознательной поддержке людей, которые были бы по большей части удивлены и даже приведены в ужас, если бы могли отдать себе отчет в том, для чего их используют; к несчастью, иногда бывает так, что те, кто думает, что сражается с дьяволом, каких бы идей они при этом ни составляли себе, оказываются таким образом просто-напросто, без всякого сомнения, превращенными в его лучших слуг!