ГЛАВА 4

Минипуты собрались на большой площади. Все места на трибунах заняты, народ с тревогой ждет прибытия короля. Селения стоит рядом с могучим мечом, вновь ставшим пленником камня, и нервно поглаживает его.

― Каждая потерянная секунда ― это целый час, выигранный Ужасным У! ― возмущается принцесса.

― Когда станешь королевой, тогда и меняй протокол, сколько тебе угодно! На тебя не угодишь! ― ехидно замечает Барахлюш.

― Обязательно поменяю! Это будет мой самый первый указ! С этим протоколом мы теряем уйму времени! Вспомни, как на последнем празднике селенелей, когда закончились все положенные по протоколу речи, цветы уже завяли! ― отвечает Селения; воспоминание об испорченном празднике вызвало у нее новый прилив злости.

― Да, ты права, это немного долго, ― соглашается Артур. ― Но разве нет правил на крайний случай, когда в силу непредвиденных обстоятельств протокол можно сократить?

― Разумеется, есть! Но чтобы сократить протокольную церемонию, надо подать прошение в комиссию мудрецов, ― разъясняет Барахлюш. ― И если комиссия даст согласие, тогда на восходе солнца старейшины смогут провести голосование.

― Но почему для голосования надо ждать восхода солнца? ― удивленно спрашивает Артур.

― Потому что ночь подает добрые советы, ― словно прописную истину изрекает юный принц. ― Это написано на двести второй странице Большой книги.

― Подача прошения о сокращении протокольной церемонии займет в два раза больше времени, чем сама церемония! ― разгневанным тоном отвечает Селения.

Наконец ворота открываются, и зрители, словно по команде, обращают взоры в сторону дворца.

Первыми из дворцовых ворот выходят королевские стражи. Четким, уверенным шагом они гордо шествуют по площади. За ними следуют светоносцы, непременные участники любых церемоний. Они освещают все закоулки и ступеньки, чтобы монарх не шлепнулся на глазах у изумленных подданных. Следом за королем вышагивает маленький крот Миро. Крот ― хранитель минипутских знаний и памяти минипутского народа. Не будь Миро, минипуты остались бы и без истории, и без воспоминаний. Миро так же необходим минипутам, как секундная стрелка ― хронометру.

Король вышагивает медленно, как того требует обычай и традиция. Конечно, такое шествие занимает много времени, зато у нас появляется возможность рассмотреть и монарха, и его парадный костюм.

Король кажется гораздо более высоким, чем его подданные ― минипуты. Королевский рост равен почти одному сантиметру; иначе говоря, король ― настоящий гигант, ведь рост минипутов редко переваливает за планку в два миллиметра.

Но мы не станем утверждать, что король, когда был маленьким, только и делал, что ел селенельный суп. Просто он передвигается, сидя на своем верном лошабаке. Давным‑давно король спас отца этого лошабака. Мне кажется, вам будет интересно узнать историю королевского лошабака, а потому мы на время покинем наших героев и поведаем вам о том, как юный монарх спас жизнь лошабаку.

Эта история изложена на сотой странице Большой книги минипутов, но, так как у вас мало шансов полистать это прекрасное сочинение, а тем более в ближайшее время, я сам расскажу ее вам.

Давным‑давно, когда король был всего лишь маленьким принцем, минипуты обитали в Африке. Дни шли размеренным чередом, в ритме заходов и восходов солнца. Маленький народ жил в согласии с племенем бонго― матассалаи. Минипуты знали все о микромире, охотники бонго‑матассалаи хорошо знали жизнь обширных равнин Центральной Африки. Оба племени располагали огромными знаниями как о бесконечно малых, так и о бесконечно больших величинах. И оба были частичками гигантского колеса жизни.

Лично принца его небольшой рост вполне устраивал. В принципе он не имел для него никакого значения. Гармонии в жизни можно достичь только в комплексе. Большой ты или маленький ― знания у всех одинаковы. И только в толпе, когда все вокруг были выше ростом, бросалось в глаза, насколько потенциальный король ниже своих будущих подданных. Так что два миллиметра короля вполне бы устроили, но ― увы! ― его рост едва превышал миллиметр. И напрасно он ел суп из селенелей, желе из селенелей, пил сироп из селенелей и даже селенельный кефир ― ничто не помогало. Король больше не рос.

Родители его ничем не могли объяснить это явление. Сами они были обычного роста, их предки, насколько они помнили, также были среднего роста, и никакие потрясения, в том числе и погодные, не омрачали беременности королевы. Проблема роста мучила принца исключительно в связи с его будущими королевскими обязанностями. Если бы он был укротителем гамулей, собирателем семян или раскалывателем орехов, проблемы бы не было. Но судьба решила сделать его королем. А как править большим королевством, в котором ты ― самый маленький? Целыми днями принц думал только о том, какие насмешки и шуточки посыпятся на него.

Вот, например:

― Мой добрый король, мы хотим представить вам на рассмотрение большой проект, а посему соблаговолите встать на цыпочки.

Или вот еще:

― У нас тут есть маленькая проблемка, как раз ваш размерчик.

А также:

― Эта проблема необычайно важна, постарайтесь быть на ее высоте.

Разумеется, будущий король был еще слишком мал, кхм... простите, слишком молод, чтобы понять, что задачи, решать которые ему придется в будущем, не имеют, кхм... ничего общего с ростом. Чтобы стать хорошим королем, нужен не рост, а голова с умными мозгами, сердце, работающее как часы, и крепкие ноги, чтобы прочно на них стоять. У юного принца были все необходимые королю качества, но его маленький рост мешал ему смотреть в лицо действительности. Да что там действительность, он и на себя не мог смотреть, потому что был очень мал и не доставал до зеркала.

Раз в неделю к будущему королю приходил крот Миро и вел с ним долгие беседы, пытаясь отвлечь его от грустных мыслей о росте. А так как рост самого крота не превышал одного миллиметра, то король ему верил и позволял себя уговаривать.

Жизнь юного принца постепенно налаживалась, и он уже почти смирился со своим ростом. Но многонедельные усилия Миро были в одно мгновение разрушены каким‑то паршивым мальчишкой. Этим паршивым мальчишкой был не кто иной, как Урдалак. Разумеется, он был значительно моложе принца, но зато выше его на целую голову. Хотя в данном случае слово «голова» употреблено только потому, что оно входит в состав выражения, из которого, как из песни, слова не выкинешь. То, что венчало плечи Урдалака, вряд ли можно было с полным правом назвать головой, ибо предмет сей звенел, как пустая ракушка. Голова же юного принца целиком была заполнена знаниями и умными мыслями.

Однажды Урдалак выскочил прямо перед носом у своего будущего государя и сказал ему:

― Уверен, в будущем ты станешь великим артистом!

От неожиданности юный принц даже подпрыгнул. Во‑первых, потому что еще никто никогда не слышал, чтобы Урдалак без запинки произнес целую фразу, а во‑вторых, потому что Урдалак никогда и никому не говорил комплиментов.

Принц был растроган и даже покраснел:

― Благодарю тебя за приятные слова, Урдалак, но... почему ты считаешь, что я стану хорошим артистом?

В ответ на лице Урдалака появилась такая садистская улыбка, что, увидев ее, любой мог с уверенностью сказать: принц попался на удочку урдалакового коварства.

― Потому что на троне тебя никто не заметит, и тебе придется идти учиться на циркача, чтобы сидеть на спинке трона!

Выпалив единым духом заученную фразу, Урдалак злорадно захихикал. Чтобы придумать такую шутку, ему понадобилась целая неделя и усилия трех четвертей его не слишком большого мозга. А так как усилия его не пропали даром, то теперь он праздновал свою победу.

Хихиканье постепенно переросло в гомерический смех, Урдалак хохотал и, не в силах остановиться, покатился по земле.

Никогда еще юный принц не чувствовал себя таким униженным. И, не предупредив семью и не оставив записочки с объяснением, он покинул столицу. (Впрочем, принц был слишком мал, чтобы дотянуться до стола и оставить на нем записку. ) У будущего короля слезы текли ручьем, словно шел затяжной осенний дождь, и он решил, что будет идти до тех пор, пока слезы сами не перестанут капать. Слезы текли три дня. За это время он пересек большие равнины и дошел до опушки густого леса. Усталый и выплакавший все слезы, он опустился на мягкий мох, устилавший маленькую ямку, образовавшуюся под нависающим сверху корнем.

Будущий король никогда еще не уходил так далеко от своей столицы и теперь впервые видел огромные деревья, которые даже загораживали небо. Окружавшие его кусты, травы, цветы тоже были огромными, и он еще острее ощутил, какой же он маленький. Принц с удовольствием еще поплакал бы немного, но слез у него больше не было.

Не только высоченные деревья произвели впечатление на малыша. Пожалуй, больше его поразили лесные шорохи. Из чащи доносилось скрипение, царапанье, кудахтанье и даже пение; подобных звуков мальчик никогда не слышал. Понимая, что звери, издающие эти таинственные звуки, прячутся где‑то здесь, в лесу, он начал сожалеть, что ушел так далеко от дома, не предупредив родных и не взяв с собой никакого оружия. Но самое неприятное заключалось в том, что он не запомнил дороги, по которой сюда пришел, а значит, он сбился с нее и заблудился. На лице принца проступило отчаяние.

Прислушавшись, он попытался представить себе тех зверей, чьи голоса звучали громче всех. Трели, доносившиеся откуда‑то сверху, были благозвучными и мелодичными, их вполне мог выводить какой‑нибудь соловей или щегол. От этих песенок принц приободрился. Но другие звуки были не слишком приятные, скорее тревожные, и не оставляли сомнений в том, что животные, издающие столь грозное ворчание, обладают большими челюстями и острыми клыками.

Впрочем, принц был слишком мал, чтобы заинтересовать хищников, даже тех, кто сидел на диете.

― Ну хоть здесь мне мой маленький рост пригодится! ― утешил себя мальчик.

Больше всего беспокоили принца звуки, то затихавшие, то становившиеся громче, но не прекращавшиеся ни на минуту. Голос был хриплый и жалобный. Животное то ли стонало, то ли пыталось исполнить какую‑то унылую мелодию. Во всяком случае, оно явно пребывало не в своей тарелке.

Любопытство оказалось сильнее страха. Принц направился к месту, откуда, как ему казалось, доносились загадочные звуки. Чем ближе подходил он к источнику звука, тем больше крепла его уверенность в том, что тот, кто хрипит так жалобно, наверняка ужасно страдает.

Наконец в тени огромного валуна он увидел лежавшего на земле зверя. Густой шелковистый белый мех, могучие лапы с мощными копытами и огромные зубастые челюсти придавали ему вид симпатичный и одновременно грозный. Два крошечных глаза взирали на принца печально и ласково. Это был лошабак.

Юный принц приблизился к животному, несмотря на внушительные челюсти. Ему рассказывали о лошабаках. Эти звери водились на юге, на севере проживала их разновидность ― лошамоты. А раз перед ним лошабак, значит, он все время шел на юг.

На странице семьсот восемнадцать Большой книги был набросок лошабака. Теперь, когда он увидел животное вблизи, он понял, что рисунок был сделан крайне небрежно. Художник украсил лошабака смешными рожками, огромными клыками и жесткой, словно иголки у ежа, шерстью. Наверное, потому этих зверей и причислили к семейству дикобразовых.

Никаких иголок у лошабака не было, напротив, его белый мех был шелковистым и приятным на ощупь. Приблизившись, принц понял причину стонов животного. Лапа лошабака попала в ловушку для моль‑молей. Моль‑моли были любимым лакомством зверя, и он, не подумав, кинулся на приманку. Впрочем, даже если бы он подумал, все равно бы угодил в ловушку, так как при виде упитанного моль‑моля лошабаки теряют разум и руководствуются только своим аппетитом.

Лошабак видел, что принц идет прямо к нему, но он так утомился, что не стал реагировать на появление маленького зверька неизвестной ему породы. Он лежал и набирался сил для следующего вздоха.

― Мой бедный друг, как тебя угораздило попасть в ловушку? ― спросил принц.

Лошабак, разумеется, не понимал языка минипутов. Зато принц быстро разобрался в устройстве ловушки. Это была запертая на замок клетка с зажимом, как в мышеловке. С помощью ключа охотник открывал ловушку и вытаскивал оттуда добычу.

Воспитанный в принципах справедливости, равенства и свободы, юный принц не мог дольше смотреть на страдания лошабака.

― Я попробую освободить тебя, ― заявил он, ― только давай договоримся, что, оказавшись на свободе, ты меня не съешь!

Лошабак издал стон, который вполне мог быть как знаком согласия, так и неким иным условием договора. Но принц уже принял решение. Осмотрев замок, он понял, что не сумеет отпереть его. Зато, если постараться, он может влезть в клетку и освободить лапу лошабака изнутри, не отпирая замка. Впервые принц порадовался, что он такой маленький. Без труда протиснувшись сквозь прутья, он стал разбираться в механизме защелки. Ничего сложного. Машины, изобретенные Миро для управления зеркалами, были гораздо более хитроумными, а он, как будущий король, обязан был уметь собирать и разбирать их с закрытыми глазами.

Мальчик вытолкнул три стержня, разнял два зажима и открыл ловушку. Лошабак выдернул лапу и испустил такое хрипение, что, даже не понимая его языка, легко можно было догадаться, какие чувства он при этом испытал.

Выбравшись из ловушки, принц подошел к спасенному им лошабаку.

― Ну как, теперь полегче? ― не без гордости спросил он.

Зверь помолчал, а потом морду его озарила широченная улыбка. Челюсти лошабака были такие огромные, что улыбка получилась действительно до ушей. Несмотря на травмированную ловушкой лапу, лошабак сумел подняться. Стоя зверь был в три раза выше принца, и тот в глубине души пожалел, что освободил этого мастодонта, не изучив его пищевые пристрастия. Однако лошабак взирал на своего спасителя с величайшим почтением и нежностью. Приложив раненую лапу к сердцу, лошабак произнес:

― Му‑му!

И несколько раз повторил, словно пытаясь что‑то объяснить.

Э... мнэ‑э‑э... а я Максиминианус Свистокрыл де Стрелобарб, принц Первого континента! ― сообщил мальчик, не слишком уверенный, что ответ его пришелся к месту.

― Ма‑ма, ― ответил зверь, тыча копытом в принца. ― Му‑му, ― добавил он, упираясь копытом себе в грудь.

― Э‑кхм... знаешь, называться мамой как‑то несерьезно, особенно когда ты ― будущий король, ― задумчиво произнес мальчик. ― Лучше зови меня папой!

― Па‑па! ― весело повторил лошабак.

― Вот и отлично! Па‑па ― Му‑му! ― улыбнувшись, уточнил принц.

― Па‑па ― Му‑му ― Па‑па ― Му‑му ― Па‑па ― Му‑му! ― напевал зверь, все больше оживляясь и все сильнее ударяя в грудь и себя, и своего спасителя. Принц не выдержал такого напора и шлепнулся на землю.

Обхватив голову лапами, лошабак испустил отчаянный вопль.

― Ничего страшного, не волнуйся! ― ответил принц, поднимаясь и отряхиваясь. ― Со мной такое случается, я тоже не умею соразмерять свои силы.

Убедившись, что с мальчиком ничего не произошло, зверь вновь повеселел.

― Вот и прекрасно! Я тебя освободил, ты меня не съел, мы квиты! Теперь тебе лучше пойти домой, а то твои домашние наверняка беспокоятся! ― произнес будущий король, чувствуя, что новый знакомый становится обременительным: по мнению принца, зверь был слишком велик, чтобы его стоило приручать.

В ответ Му‑му лишь тяжко вздохнул и захрипел еще печальнее, чем прежде. А потом махнул копытом куда‑то в сторону. Посмотрев, куда ему было указано, принц увидел два огромных капкана. Стальные челюсти сжимали два неподвижных тела, покрытых белым мехом. Семья Му‑му была здесь, рядом, но сам он вовсе не хотел присоединиться к ней.

Сделав печальное открытие, Максиминианус Свистокрыл растерялся. Он бы с радостью утешил сироту, но как это сделать? Его ведь не возьмешь на руки! Не дожидаясь ответа, Му‑му склонил свою большую голову к руке мальчика, и тот принялся ласково почесывать зверя за ухом. Устроившись на опушке незнакомого и враждебного им леса, Па‑па и Му‑му, как могли, принялись утешать друг друга.

― Как мне найти дорогу назад? ― взволнованно воскликнул будущий король.

Он, разумеется, не знал, что после его исчезновения была объявлена всеобщая тревога и уже целых три дня минипуты всего королевства усиленно искали принца.

Услышав вопрос мальчика, лошабак стал его обнюхивать.

― Прекрати сейчас же! Мне щекотно! ― взвизгнул принц, уворачиваясь от шершавого носа зверя.

Обнюхав принца с ног до головы, лошабак схватил зубами будущего короля за одежду и закинул себе на спину, такую плоскую, словно природа создала ее специально для того, чтобы на ней было удобно сидеть.

Убедившись, что седок прочно держится у него на спине, Му‑му порысил по тропинке, по которой, доведись ему самому принимать решение, принц не пошел бы никогда. Из этого мальчик сделал совершенно справедливый вывод, что у лошабака превосходный нюх. В самом деле, через три дня, когда Максиминианус спокойно спал на спине у нового приятеля, лошабак добежал до ворот столицы минипутов. Час был ранний, и все жители еще спали.

Осторожно продвигаясь вперед, лошабак неожиданно наткнулся на Урдалака, оглушительно храпевшего среди зарослей смородины. Храп его разбудил принца.

― Эй, Урдалак! ― с высокой спины лошабака закричал будущий король.

Проснувшись, Урдалак подскочил и чуть не свернул себе шею, пытаясь разглядеть, кто посмел его разбудить.

― Мой бесценный Урдалак, когда я стану королем, я назначу тебя великим канцлером! ― крикнул принц.

― А? Что?.. Но... почему такая честь? ― забормотал толком еще не проснувшийся У.

― Потому что канцлер ― это тот, кто каждый день возлагает на голову короля корону. А так как отныне я буду сидеть на этом лошабаке, то твой рост как раз подойдет для такой работы! ― с насмешкой произнес принц. ― Всякому овощу свое время, и все гамули целы. Страница сто двенадцатая Большой книги, ― добавил он, а затем, развернув лошабака, поскакал ко дворцу.

Отныне принц выхаживал гордо, словно петух, которому подарили новый будильник. Он не только отомстил за обиду, но и сумел сделать из случившегося важный вывод: рост минипута измеряется не миллиметрами, а величиной его сердца. А по этой мерке будущий король с полным основанием мог считать себя великаном. И принц дал торжественное обещание: как только он станет королем, он велит вписать эту великую истину в Большую книгу. Что и было сделано. И сегодня ее можно прочесть на четырехсотой странице названной книги.

Сегодня возраст короля превышает пять тысяч лет, а его верный Му‑Му давно покинул этот мир. Лошабака сменил сын по имени Пальмито, похожий на отца как две капли воды.

Король торжественно выходит из ворот, кивает Миро, приветствует мудрецов и администраторов, составляющих правительство минипутов. Затем, откашлявшись и прочистив горло, король приступает к произнесению традиционной протокольной речи.

― Дорогие и бесценные мои сограждане! Если сегодня мы собрались на главной площади города, то это значит, что...

Фразу завершает Селения:

― ...что время не ждет! Поэтому благодарю за внимание. И в путь!

Принцесса хватается за рукоятку меча и рывком тянет его на себя.

― Селения! Ты же знаешь, меч нельзя вытащить просто так, с налету! ― говорит король, которому очень не хочется огорчать дочку[3].

― Меч идет в руки только к тем, кто хочет восстановить справедливость! ― напоминает мудрый Миро.

Но Селения ― настоящая принцесса, и вдобавок упрямая, так что у нее есть целых две причины не слушать того, что ей говорят. Она упирается ногами в землю и, отклонившись назад, обеими руками тянет меч. Клинок выскакивает из камня с такой же легкостью, как если бы он был воткнут в кусок масла. Не ожидая, что усилия ее не встретят никакого сопротивления, Селения со всего размаху падает на землю.

На трибунах царит всеобщее удивление. Король не может прийти в себя от изумления. Хотя он вполне мог предположить такую возможность. Со времени своего последнего приключения его дочь значительно повзрослела. Это уже не прежняя буйная и вспыльчивая особа, готовая ради исполнения своих капризов отправиться на небо, чтобы достать оттуда луну ― если ей вдруг приспичило. Она научилась владеть своими чувствами и читать в своем сердце.

Селения смотрит на меч, который сам дался ей в руки, и не верит своим глазам.

― Значит, время действительно не терпит, раз богиня лесов позволила мне извлечь могучий меч из камня! ― взволнованно восклицает она.

― А как же речь, Миро? А протокол? ― в растерянности вопрошает своего главного советника король.

Старый крот пожимает плечами.

― Не хочу тебя обидеть, мой добрый Миним, но наш протокол в самом деле иногда излишне долог, а твоя речь ― излишне занудна, ― без обиняков заявляет мудрец.

Король даже утратил дар речи. Он не привык, чтобы его перебивали, тем более в самом начале протокольной церемонии. Однако настоящий правитель обязан найти выход из непредвиденной ситуации. Максиминианус смотрит на дочь и вновь прочищает горло:

― Кхе‑кхе!.. ну, значит... принимая во внимание сложившиеся обстоятельства, могу сказать одно: в дорогу!