Глава 14 Непогода

В этот момент сильный порыв ветра вернул меня к действительности. Над костром поднялся вихрь искр, и во все стороны разлетелись мелкие головешки.

«Надо срочно укрепить палатку, – подумал я, подымаясь со своего места. – Такой ветер может очень скоро нагнать дождь».

Включив фонарик, я подтащил к своему биваку несколько каменных плит и придавил ими углы своего укрытия.

«Надо было разбить лагерь в ложбине! – ругал я себя. – Тут слишком высоко. Залить не зальёт, но с ветром придётся повоевать».

Собрав свои вещи, я бросил их в палатку и, забравшись в спальник, стал ждать приближения непогоды. Через несколько минут по тонкому брезенту моего укрытия забарабанили крупные капли дождя. Потом дождь превратился в настоящий ливень, крыша палатки прогнулась от тяжести воды, а ветер только усиливался.

«Выстоят каменные плиты или нет? – раздумывал я над происходящим. – Не дай бог, понесёт вниз по склону вместе с палаткой! Хорошо, если где зацеплюсь, а если нашашлычит на сухую лиственницу? Что тогда?»

А между тем порывы ветра всё больше усиливались. Палатку трепало из стороны в сторону, как тряпку. Но, удивительное дело, и шнуры, и каменные плиты держались.

«Сколько же продлится этот ураган? – думал я, лежа в своём спальнике. – Если палатку не разнесёт в клочья до утра, это будет для меня великим счастьем. Ведь мог же разбить свой лагерь в лесу! Под прикрытием больших деревьев, где никакой ветер не страшен! Но зачем-то полез на бугор в мелколесье?!» – спрашивал я себя, вслушиваясь в рёв бури.

И в этот момент я услышал посторонний звук. Он с каждой секундой приближался.

«Что ещё за напасть?» – вылез я из своего спальника.

Ничего подобного я никогда не слышал. Но вот, шум стал ближе и обойдя стороной мой лагерь понёсся куда-то вниз в распадок.

«Так ведь это сель!» – догадался я.

Вода, мелкие камни, ветки деревьев и стволы упавшего сушняка. Всё вместе. От такой догадки на голове зашевелились волосы.

«Не дай бог, если бы моя палатка оказалась не на бугре, а как я мечтал, в лощине? В эти минуты меня бы уже встречали предки! Значит, интуиция сработала чётко, – отметил я про себя, снова забираясь в тёплый спальник. – Ветер с дождём – не беда, как-нибудь до утра дотяну, а там, когда станет светло, приведу лагерь в порядок».

Через пару часов я услышал шум второй приближающейся сели. На этот раз она пронеслась от моей палатки справа.

«До чего же ты, Жора, молодец! – восхитился я сам собою.

– Лагерь сейчас, как на острове! Со всех сторон беда, а у меня рай божий! Живи, не хочу! Можно даже песни попеть».

И я под аккомпанемент ветра и дождя стал распевать свои любимые песни.

«Со стороны, наверное, картина не для слабонервных, – думал я про своё положение. – Кругом дикие безлюдные горы, ветер, как из пушки, и дождь не как из ведра, а словно из цистерны! И ночь, хоть выколи глаза! И посреди такой дали и дикости, сквозь рёв урагана из-под куска брезента звучат русские народные песни! Кто может их распевать? Конечно, только фанатик, который за свою жизнь так и не научился сгибаться ни перед чем, будь то ночной ураган, или катящееся в никуда общество».

Действительно, оставалось только петь песни и ждать рассвета. Через некоторое время в палатку стал проникать лютый холод.

«Не было печали, так черти накачали, – думал я. – Не хватало ещё снега!»

Последний не заставил себя долго ждать. Сначала по брезенту палатки ударила ледяная крупа, потом пошёл снег, и началась свирепая метель.

«Хуже некуда, – думал я над тем, что творилось в природе.

– Начало сентября, и вот оно, дыхание зимы! Когда кончится эта буря? Такая непогода может стоять неделю, а то и дольше. Похоже, я застрял. – То, что снег растает, у меня сомнений не вызывало. – Но когда? Придётся некоторое время идти по снегу в резиновых сапогах. Хорошо, если не стукнет за минус десять».

И накинув куртку на свой спальник, я попытался уснуть. Согреться мне удалось. Но сон под вой пурги так и не пришёл.

Когда более-менее рассвело, мне пришло в голову развести огонь. Выйдя из палатки, я не узнал местность: вокруг была самая настоящая зима! Метель бушевала всё с той же силой. Куда-то идти было бессмысленно. Оставалось только ждать и надеяться.

«Что же делать? – оглядел я свою присыпанную снегом палатку. – Была бы хоть какая-то печурка, можно было бы особо не беспокоиться. А что, если её сложить из камня? – пришла мне в голову идея. – Его тут под снегом, сколько угодно. И земля ещё не промёрзла. Но как смастерить подобие трубы? А что, если поискать в окрестности трухлявый ствол дерева? Изнутри его выскоблить и обмазать глиной? Какое-то время он наверняка послужит».

И я стал выкапывать из-под снега подходящие плоские куски щебня.

«Что, если посадить все эти камни на глиняный раствор? – вспомнил я про промчавшуюся рядом сель. Глины здесь сколько угодно, и искать её не надо».

Решение было принято. Ветер со снегом пронизывал до самых костей, но я упорно таскал в палатку мокрые куски щебня и голыми руками переносил туда смешанную со снегом глину. Через пару часов мне удалось сложить у входа в своё укрытие нечто похожее на каменный ящик. Теперь дело было за трубой. Надо было поискать кусок трухлявого дерева. Кое-как отогрев руки, я взял топор, сайгу и отправился в соседний лиственничный сухостой. Ветер буквально валил с ног, снег слепил глаза, но я упрямо продвигался вперед, к лиственичнику. Зайдя под защиту деревьев, я остановился: сушняка вокруг хватало, но ни одного пня с гнилой древесиной я так и не встретил. Так, бредя от дерева к дереву, я пересёк редколесье и незаметно для себя вошёл в массив старого сосняка. Зелёная хвоя сосен раскачивалась под порывами ветра, и на секунду мне показалось, что я не в горах Эвенкии, а у себя на Родине – среди бескрайних сосновых лесов Западной Сибири. От волнения я даже остановился.

«Голос Родины! Он звучит в каждой моей клетке, – отметил я. – И никуда от него не деться».

Но тут я почувствовал, что меня кто-то с интересом изучает. Резко повернувшись, я увидел в прогалине среди деревьев трёх лосей. Было видно, что ещё недавно звери лежали, потому что их спины и загривки были покрыты снегом.

«Значит, я вас спугнул, – пронеслось в сознании. – Что ж, простите! Не хотел», – сделал я попытку отойти в сторону.

Но к моему удивлению, огромный бык, вместо того, чтобы пойти за важенками двинулся прямо на меня.

«Ты что с ума сошёл? – обратился я к нему мысленно. – Я же тебе не соперник. Твои коровы мне не нужны, как и ты сам, ступай себе за ними!»

Но бык, медленно переступая через валежины, продолжал идти в мою сторону. И я невольно скинул с плеча свою «Сайгу».

«Ты точно бешеный! – посмотрел я ему в глаза. – Что не видишь, что у меня нет на голове рогов, и я хожу на двух, а не на четырёх ногах? Понимаю, у тебя вот-вот гон. Время драк. Но разве я похож на лося?

– Неужели ты думаешь, что я до того озверел, что у меня проявится интерес к твоим красавицам? – последние слова я сказал вслух.

Услышав мою речь, гигантский лось остановился. И я, наконец, увидел, что у зверя не прижаты уши и не поднята, как положено при драке, грива.

– Э-э, да ты не ссориться, а познакомиться? Тогда привет! Меня звать диким человеком Жорой! Есть такой вид двуногих. А тебя как?

К моему великому удивлению, из глотки лося раздался короткий стонущий звук.

– Значит, такое у тебя имя? Мне понравилось, красивое! – закинул я своё ружьё на плечо. – Бывай, удачи тебе, рогатый!

И я опять направился в сторону сухостоев.

«Ну и дела! – оглянулся я на стоящего и рассматривающего меня зверя. – Они что, читают мои мысли? Никакого страха! На этого хоть верхом садись.

Когда я ещё раз оглянулся, лося на прежнем месте уже не было. Наконец, мне повезло. Пень, на который я наткнулся, оказался и пустым, и довольно длинным. Теперь надо было как-то вымазать его изнутри глиной. Для этой цели я намотал на палку свой шарф и, обмакнув его в жидкую глину сели, стал действовать подобным инструментом, как шомполом. Через полчаса труба была готова. Установить её на импровизированную печь особого труда не представляло. Наконец, я застегнул палатку и развёл долгожданный огонь в своём изобретении. Печь заработала отлично! Длинная труба, выходящая через клапан, дымила как паровоз.

«Всё! – радовался я. – Теперь выживу! Мяса у меня на месяц, дров вообще немерено. То, что они мокрые, не беда. Ветер их скоро высушит».

Через несколько минут в палатке было уже тепло. А когда разогрелись камни, стало жарко. Наконец-то пришло время скинуть с себя мокрую одежду и заняться её просушкой.

«Пусть бесится пурга, – отогревал я свои руки у печки. – Пускай хоть месяц с ума сходит! Теперь мне ничего не страшно. Беда позади! Ещё два, три перехода, и я у цели. Но лось… – вспомнил я про зверя. – Как объяснить его поведение? Всё- таки я изменился. Интересно, в какую сторону?»

Спать не хотелось. Я лежал на спальнике в одной рубахе. Рядом горела печь. Отблески пламени освещали дергающиеся на ветру стены моего убежища, и я ловил языки пламени глазами. Приятно было смотреть на огонь. Он спаситель, он друг. Не будь его, не было бы и человека. Постепенно мои мысли стали снова уноситься в недалёкое прошлое. Туда, где осталась часть моего сердца. Передо мною снова возникли стены библиотеки и милые добрые лица дорогих мне людей!

Глава 15
Точка над «и»

Я слышала твои объяснения, Добран, – обратилась к мужу садящаяся в кресло Ярослава. – Из всего, что ты пытался поведать Юрию, я поняла, что демократия – это плохо. Почему, до меня так и не дошло.

– Как так?! – удивился Добран Глебыч. – Растолковал я ему вполне доступно.

– Не надо спорить, до меня дошло, – попытался я успокоить старейшину.

– Он лукавит, – кивнула в мою сторону женщина-философ. – Если Юра что и понял, то только в общих чертах. Ты забыл, – снова подступила жена к мужу, – что перед тобой человек, у которого пока не сформировано многомерное мышление. Надо было о сути, а ты вокруг да около, а про корень забыл. Так в голове может возникнуть мешанина. Магические практики требуют ясности. Поэтому мне хочется кое-что пояснить, – повернулась Ярослава в мою сторону. – Ты, конечно, знаешь термины понимания Мироздания древних: Навь, Явь и Правь. Что такое Правь? Это свод общих космических законов, по которым развивается Мироздание. Отсюда понятие «Православие». «Славление» обозначает связь, а не хвалебные оды. Славить Правь – значит быть с ней связанным, точнее, жить по её законам. Понятно?

– Конечно, – кивнул я. – Мне это известно чуть ли не с рождения.

– Теперь ты понимаешь, зачем нужны были на Земле зороастризм, иудаизм, христианство и ислам? Об индуизме и буддизме пока говорить не будем. И в той, и в другой религии кое-что от древнего понимания Прави сохранилось. Плохо, что в индуизме всё утонуло в мистике, а в буддизме в излишнем философском прагматизме.

– Как я понимаю, мировые религии были изобретены для того, чтобы отнять у человечества осознание сути общих законов Мироздания.

– Ты попал в точку. Так оно и есть. Религиозное воззрение на природу можно обвинять в чём угодно: и в мистицизме, и в стремлении управлять социумом, и во многом другом, но никто не обвиняет религии в том, что они отняли у людей понимание сути Создателя. Никому такое в голову не приходит. А между тем, высшие законы развития Бытия были аккуратно заменены пресловутыми заповедями, Добран назвал их первобытными. Таковыми они и являются, потому что входят в рамки одного общего закона Действия, на востоке называемого законом Кармы. Но это был первый этап оккультного порабощения человечества. Теперь ты понимаешь, почему на Земле так яростно насаждалось христианство. Даже в среде пигмеев и папуасов?

– Как не понять!

– В настоящее время так же яростно насаждается демократия. Её насильно навязывают и в Азии, и в Африке, а был бы Марс земной колонией, и там бы её, голубушку, внедрили посредством бомбардировок и обстрелов. Вопрос только, почему? Какая разница, какой в той или иной стране общественный строй? В конце концов, это дело её народа, а не заморских доброжелателей. Ан нет! Лезут! И нам не мытьём, так катанием навязали своё «счастье». Впрочем, наш поздний социализм по своей сути мало чем отличался от западной схемы. Только экономика была другая. Спрашивается, кому на Земле нужна демократия? Людям однозначно нет. И американцев, и европейцев от неё давно тошнит. Даже Черчилль признал, что хуже демократии на Земле общественного строя нет. Уинстон был человеком продвинутым, и, очевидно, понимал, что демократия нужна не землянам, а инопланетной нечисти. Так же, как пару тысяч лет назад понадобились иудаизм и христианство, а позднее ислам. Теперь разберёмся почему. Дело в том, что в отличие от нас, землян, которые с некоторых пор стали жить по религиозным мистическим представлениям, инопланетный разум свято продолжает блюсти общие законы Мироздания, т.е. жить, как когда-то жили наши предки, по законам Прави.

– Получается, что все эти серые и рептилоиды – православные… Любопытно… – посмотрел я на внимательно слушающих мать девушек.

Последние, не роняя ни слова, переводили глаза то на Добрана Глебыча, то на меня, то на свою мать.

– Да, эти космические твари, которые присутствуют на нашей планете многие миллионы лет, – православные. И в отличие от нас, людей, они хорошо понимают, что нарушение одного из общих законов Мироустройства автоматически ведёт к нарушению других.

– Но ведь я ему то же самое говорил, – перебил жену старейшина.

– Да, ты ему это говорил, – согласилась Ярослава, – но как человеку с многомерным сознанием. Зачем его к нам послали? Чтобы мы изменили Юре взгляд на вещи. Дело здесь не в знании. Знание он и без нас получит, оно кругом! – сделала женщина-философ многозначительный жест. – Теперь ты понимаешь, почему человечество уничтожается его же собственными руками? – перевела на меня свой взгляд Ярослава. – Ему подсовываются спецтехнологии: например, чтобы разрушить связь с Творцом, были созданы религии. О них я уже сказала. А чтобы превратить человечество в своих рабов, отнять у него право распоряжаться своей волей и жизнью, была изобретена так называемая демократия и на подхват ей идеология либерализма. О законе свободы воли ты уже слышал. Так вот, этот закон у человечества Земли отняли дважды. Первый раз через религию, когда все высшие законы Мироздания и закон свободы воли в их числе были объявлены языческими. Второй раз через институт демократических выборов. На них мы остановимся подробнее. Что собой представляют выборы? Это всего лишь инструмент. Вопрос в том, как им пользоваться. Если тобой управляют законы общества, причём такие, которые не противоречат единым, высшим законам Мироздания, то ты своё право свободы воли, данное тебе Создателем, не теряешь. Следовательно, ты человек абсолютно свободный и всякое насилие над тобою – великий грех. По закону действия или кармы, энергия, отнятая у тебя посредством высшего банка силы, тебе будет возвращена, а твой обидчик наказан. Но, если ты посредством хитро подсунутых тебе выборов передал своё право свободы воли, как сказал Добран, «дяде Васе», то с точки зрения того же самого закона ты передал право решать за себя кому-то. И этот кто-то, пользуясь твоим правом, либо сам управляет тобой, либо действует через институт законотворчества, который и слыхом не слыхивал о единых высших законах. Это всё сказки про сговор с Дьяволом, согласно которому продажу души надо подписать своей кровью. Достаточно сказать «да». Дать «добро». Вот в чём тонкость закона свободы воли. Нарушив его, ты автоматически нарушаешь все остальные высшие законы и становишься в оппозицию Творцу. Ты нужен ему такой? Конечно же нет. Теперь ты понимаешь, почему мы ядами дышим, пьём их с водой, употребляем наркотики, живём в каменных гробах, загибаемся, как тараканы, под электромагнитными полями и едим отравленную пищу, которой уставлены наши столы?

– Но мне Добран Глебыч всё это хорошо растолковал.

– Повторение – мать учения, юноша! – строго посмотрела на меня женщина-философ, – я хочу, чтобы ты понял, что нас убивают по закону.

– Вас-то здесь никто не убивает! – засмеялся я.

– Да, нас не убивают. У инопланетной гвардии права на наше истребление нет. Но это не значит, что нас как еретиков не могут ухлопать христиане или как опасных личностей – масоны. Ни те, ни другие греха не боятся. Все они живут одним днём. Древние тоже выбирали, но они выбирали людей, на которых можно было возложить ответственность за сохранение в обществе общих высших законов. Выбирали ответственных, но не законодателей и правителей. Вот один такой перед тобой! Полюбуйся!

И Ярослава кивнула в сторону своего мужа.

– Знаешь, кто это?

– Вроде бы Добран Глебыч… – растерялся я.

– Да, это он! Но на самом деле перед нами выбранный нашим обществом на 12 лет – князь, или сударь! Как тебе больше нравится?

– Князь? – открыл я рот. – Значит, ваша светлость? – посмотрел я на Добрана Глебыча.

– Ты знаешь это старинное обращение? – смутился старейшина. – В наше время так не надо, к тому же я не светлость…

– Светлость, светлость! – улыбнулась Ярослава. – Так, как он может любить, никто не умеет.

– Получается, что я гощу в семье второго высшего сословия?

– А первого у нас и нет, – пробасил Глебыч. – Так сложилось. Все труженики и все по духу бояре.

– Тогда, наверное, я у вас буду за первое, это как раз моё место. Я не завистливый, не жадный и не продажный…

– Мы это знаем, не рассказывай, – остановил меня помор.

– Потом, ты прошёл инициацию…

– В бане! – засмеялись девушки.

– И в бане тоже, – улыбнулась Ярослава. – Так что хочешь или нет, но в первом сословии тебе делать нечего. Оно давно у тебя позади. Потому и разговоры у нас идут не о хлебе насущном, а о силовых полях и эзотерических законах. Теперь-то тебе всё понятно?

– Конечно, я понял суть ещё с объяснений князя.

– Вот и хорошо! – поднялся со своего места Добран Глебыч. – Юра умница, – хлопнул он меня по плечу. – И я в нём не ошибся. А теперь пора на боковую. Завтра трудный день, надо всё успеть, потому что через пару суток нам ехать за своими…

Как Добран Глебыч и предполагал, ночью я почувствовал боли в мышцах. Особенно давали о себе знать грудные и мышцы спины. Пока я лежал спокойно, сильной боли не ощущалось, но стоило мне пошевелиться, как тут же просыпался. Так, засыпая и через некоторое время просыпаясь, я проворочался несколько часов. Отдохнуть немного всё равно удалось, и поэтому я принял решение больше не засыпать, а лежать, не шевелясь, до утра, пока все не встанут. К тому же было о чём подумать: то, что я услышал от Ярославы о медленном убийстве жителей городов, для меня было не ново. Правда, кое-чего я не знал, например, об экранизации железом генетического кода клеток. Не имел я представления и о резонансном воздействии труб, проводов и арматуры. Также о влиянии на здоровье продуктов вторичной переработки мяса и ГМО. Но более всего угнетал тот факт, что город, целиком и полностью зависимый от деревни, не только презирает последнюю, но и качает из неё людские ресурсы.

«Вот, что значит грамотно управлять сознанием! Из атмосферы жизни в мир замедленной смерти люди едут не просто добровольно, но ещё и с радостью! Видите ли, в деревне у них нет никакой работы. А земля? Испокон веков люди жили, прежде всего, землёй. Но обработка земли требует реального приложения сил. В городе же можно, если у тебя есть достаточное образование, получать хорошие деньги, не отрывая своего зада от кресла, и вместо работы с лопатой и косой жать на клавиши компьютера. Можно, если ты молодой и здоровый, кантоваться в охране, наконец, пристроиться в торговле: в магазине, или на рынке. Огромное количество денежной массы – вот он, основной магнит! Денег в городе хоть отбавляй, всем хватит! Они давным-давно стали у обывателей богом. В погоне за «баблом» люди стремятся в ловушку города. Проще некуда! С феноменом мегаполисов вроде бы всё ясно: деньги на первом месте, за ними идут развлечения и идиотский престиж. Слово-то какое! Кто-то его придумал? Надо же: «я живу в Новосибе, значит, я особенный, я выше тебя, если ты из Томска или из Кемерово. Новосибирск считается столицей Сибири, а все остальные города – провинция! Ну, а если я проживаю, точнее, травлю своё организм ядами самой Москвы, то круче меня в России уже никого нет. По отношению ко мне все вокруг – глухая провинция!» Что это, как не безумие? Казалось бы, надо жалеть людей, вынужденных кантоваться в мегаполисах. У них в два, а то и в три раза быстрее идёт процесс старения: жители городов не живут, а медленно умирают. Особенно жаль женщин: после тридцати они превращаются в насквозь больных, жалких, ранних старушек. Но на самом деле всё наоборот. Городские полутрупы жалеют тех, кто продолжает сохранять себя на природе, тех, кто здоров, молод и красив! Программа, что в железобетонном концлагере жить намного комфортнее, чем рядом с живой природой, так прочно вбита в голову, что о своём здоровье люди не думают. Им в голову не приходят такие «мелочи», что в мегаполисе практически невозможно быть здоровым и родить полноценное потомство. Неужели обыватель стал настолько тупым и эгоистичным, что всерьёз верит в возможность выжить в атмосфере смерти? – размышлял я. – Теперь понятно, почему система развивает в людях крайне эгоистичные качества? Чтобы каждый считал себя особым, дескать, то, что распространяется на всех, меня не коснётся, потому что я уникум! Эгоистами и дураками намного легче управлять. Если ты просто дурак – это уже хорошо! Но если дурень ещё и эгоистичен, ему вообще цены нет! Неплохо придумано! Для хозяев жизни плебеи земных городов всё равно, что насекомые. Их можно травить, как тараканов или клопов. С той лишь разницей, что последние мрут сразу, а люди должны немного пожить и послужить системе. Только потом, когда пик ресурса будет пройден, протянуть ножки. Воистину человек для системы – всего лишь батарейка! Отдал свою энергию и можешь идти на свалку».

Смысл цивилизации городов был более чем понятен. Меня удивила технология отнятия у людей права свободы воли. Много лет назад седоголовый кондинский волхв несколько раз мне говорил: «Помни, отрок, главным оружием у тёмных является скрытность и ложь». Чтобы тёмные ни делали, они творят это незаметно и обосновывают свои дела изощрённой ложью. Старик был прав. Подтверждением этому служил институт нашей хвалёной западной демократии. Потому простые люди и называют демократию демонократией. Это у них из подсознательного. Неосознанно, но точно. Ни одно псевдодемократическое общество никогда общим законам развития Мироздания не следовало. Это просто не входит в его правило. Цель такого общества – посредством голосования отнять у своих граждан право свободы выбора, а потом навязать им такие антизаконы, по которым все граждане превратятся в преступников не только по отношению хозяевам, но и по отношению к самому Создателю.

«Лихо! Аж похлопать в ладоши хочется такой «вилке». На вид всё «шито-крыто – комар носа не подточит»! Просто человек отдаёт во время голосования своё право решать за себя кому-то. Так сказать – доверяет. А этот доверенный придумывает, пользуясь полученным правом, такие законы, от которых тошно и людям, и Богу! Вот почему древние выбирали хранителей закона, но не законопридумщиков, и с них, с таких вот ответственных, жестоко спрашивали. Даже во время войны гражданин не терял данное ему Создателем право свободы воли. Просто он произносил клятву повиновения старшим по званию. Вот и всё».

Шло время. Лёжа в кровати, боясь пошевелиться, я обдумывал недавно услышанное. На интуитивном уровне многое до меня доходило и раньше. Но в общих чертах. Сейчас мне, наконец, удалось уловить суть.

«Надо же, с обеих сторон выборы, но какие разные. Одни демократические ведут к могиле, другие сохраняют жизнь общества!»

В этот момент я услышал в соседней комнате чей-то тихий смех.

«Наконец-то пришло утро, пора вставать!»

Преодолевая боль в мышцах, я сел на кровати и попытался втемноте нащупать свою одежду. Но тут отворилась дверь и с керосинкой в руках ко мне подошёл Добран Глебыч.

– Доброе утро, сынок! – вдруг обратился он ко мне по-отечески. – Не спишь! Вот я устроил тебе ночку! Давай потихоньку на пол, сюда на ковёр, – приказал он мне. – И ни о чём не думай, полностью расслабься, я буду делать тебе специальный массаж. Иначе твои мышцы не скоро поправятся. Вчера думал, что обойдёмся без массажа, но вижу, что без него никак.

Я сполз с кровати и растянулся, как меня попросил старейшина на полу.

– Ты всё-таки кто: старейшина или князь? – спросил я его, закрывая глаза.

– И то, и другое, – буркнул Добран Глебыч. – Не болтай. Иногда бываю старейшиной, иногда князем.

– А в чём разница? – снова я задал вопрос.

– Старейшина – это учитель, а князь – судья. Вот и всё.

– Значит, тебя можно назвать сударем?

– Ты опять за своё! Давай, полностью расслабься. Тело – кисель, иначе будет больно.

Я максимально расслабился, и старейшина взялся за своё дело. Сначала он перевернул меня на живот и стал растирать плечи и трапециевидную мышцу. Когда мышцы разогрелись, он взялся их мять, как будто они состояли из теста. В первый момент мне было больно, но со временем боль стала стихать. Постепенно пальцы старейшины перешли на мышцы широчайших и на позвоночник. Через некоторое время он заставил меня перевернуться и взял за воспалённые грудные мышцы.

– У тебя не болит только пресс, – усмехнулся он. – Но ничего, к обеду станет легче.

Когда процедура закончилась, Добран Глебыч показал мне на одежду и напомнил, что нас ждут в столовой. Изо всех сил делая бодрый здоровый вид, поздоровавшись, я уселся на своё место. Девушки и их мать, видя, что я как ни в чём не бывало сел, переглянулись.

– У тебя что, есть опыт? – спросила меня Ярослава.

– Вы о чём? – не дошло до меня.

– Так быстро восстанавливаться после пыток?

– Да не пытал я его! – возмутился князь-старейшина. – Ну, немного перебрали, но это не смертельно. Через пару дней он будет как огурчик! А после поездки в деревню, мы там к Ивану завернём, он вообще петухом ходить станет!

– Причём здесь Иван, он что, местный знахарь? – недоумевал я.

От моих слов женщины рассмеялись.

– У него дочь-красавица, учится в Питере. Сейчас она дома. Он на Дашу намекает, – покосилась Ярослава на мужа.

– Неужели на свете могут быть женщины красивее, чем вы? – оглядел я сидящих за столом красавиц.

– Это тебе кажется, что они эдакие-разэдакие! – улыбнулся Добран Глебыч. – На самом деле и моя жена, и дочери – самые обыкновенные. Таких, как они, в Питере или в Москве несметное количество!

– Да я таких красавиц, как твои дочери, среди молодых девчонок нигде никогда не видел! – возмутился я такой несправедливости.

– Ты просто не видел Дашуньки. Когда её увидишь, мнение твоё изменится.

Старейшина говорил что-то невероятное. И я решил больше не спорить.

«Что это за Даша такая? Интересно было бы на неё взглянуть», – думал я, приступая к завтраку.

Когда с едой было покончено, Ярослава, поднимаясь из-за стола, сказала:

– Вчера я кое-что тебе рассказал о жизни в городах. Пыталась донести до тебя, зачем нужны хозяевам планеты мегаполисы. Добран популярно объяснил магию демократических выборов. Мне бы хотелось сегодня закончить начатый разговор. Займись пока своими книгами. Через час я подойду и кое-что такое расскажу, о чём ты пока не догадываешься.