Л. М. Леонидову. Дорогой Леонид Миронович!

17/IX-- 1929 г.

Badenweiler

17--22 сентября 1929

Дорогой Леонид Миронович!

Только что отправил Вам трудное деловое письмо, как получил Ваше радостное, солнечное об "Отелло" ¹. Бедняжка Головин! Как тяжко слышать о его заболеваниях и как радостно слушать о его работе -- ведь это последний художник нашего толка.

Ему послали 500 р., у него была комиссия -- это хорошо. Вы пишете о костюмах Яго, Отелло, Родриго, Кассио, что они значительно лучше первых; только лучше, а не совсем хороши?

Четыре картины "Отелло" готовы в мастерских? Будет заседание о костюмах? Это хорошо.

Вы совершенно верно ответили Судакову, если он хочет работать и учиться. С Качаловым я говорил о Яго, и он мне определенно сказал, что он играть хочет.

Баталов и Хмелев после огромной работы играть могут, но... нельзя же их сравнить с Качаловым ².

Все, что Вы пишете о Гейтце, очень приятно. Давай бог! Мы стары, нам нужна помощь авторитетного человека. Очень интересно знать, кто таков Бубнов ³.

Иностранная поездка -- очень хорошо. Цена прекрасная. Хочу ли я ехать? Конечно, хочу, только вертится все один вопрос: не стары ли мы? ⁴ Вы поймете, что при той тяжелой болезни, которую я перенес, одна неустанная мысль преследует меня: кто я? маститый ветеран русской сцены или ее активный работник? То мне кажется первое, и тогда я совершенно теряюсь и падаю духом, то мне кажется второе, и я снова молодею и чувствую прилив энергии. Вот и сейчас я мечтал вернуться к 1 октября, но чувствую, что не смогу, и доктор Швёрер меня не пускает. Когда я начинаю волноваться и прошу его мне прямо сказать, безнадежен я или могу поправиться, тогда он начинает перечислять: "1) Выехали Вы из Москвы совсем больной; 2) приехали в Берлин и перенесли два гриппа; весь май месяц проболели, приехали сюда в худшем виде, чем выехали из Москвы; 3) весь июнь месяц приводили себя в московское состояние; 4) в июле закутили; слишком рано захотели быть здоровым; 5) до половины августа пролежали и 6) с половины августа до сентября началось Ваше поправление. Чего же Вы от меня требуете и почему жалуетесь на свой организм? Или Вы не понимаете, что та болезнь, которую Вы перенесли в Москве, очень и очень серьезна и что в Ваши годы восстановление сердечной деятельности совершается чрезвычайно медленно и насильственное ускорение ведет к ухудшению или к рецидиву?"

Конечно, многое из того, что он говорит, правильно, но когда я подумаю, что сезон уже начался, то я не могу не торопиться и не нервничать микроскопическими дозами поправки. Теперь вся моя надежда направлена к 1 ноября. Бог даст, мне будет лучше, и тогда я Вас обниму в Москве, на репетиции "Отелло". Только бы здесь продержалось хотя бы относительное тепло! Эта задержка не принесет большого вреда, так как к этому только времени дай бог, чтобы поспело "Воскресение", и Качалов освободится.

Да, вот что еще вспомнил! Надо делать какие-нибудь эксперименты с движущейся гондолой: либо двигать ее с помощью электрического моторчика, либо с помощью двух рычагов, наподобие детских велосипедов или железнодорожной ручной дрезины ⁵.

Нужно было бы готовиться еще к грозе и вихрю во время "Сената" и приезда на Кипр⁶. Нужно думать и о музыке: 1 ) Встреча Отелло и какие-то сигналы с моря и с берега. Кроме того, какая-то встреча с восточной музыкой, местной, кипрской, под турецкие инструменты. Этот марш -- за кулисами, и с ним пройдут по крепостной стене, когда пойдет процессия местных граждан при приезде Отелло на Кипр. 2) Какие-то сигналы в кордегардии, тревожные, созывающие кордегардию; сбор к оружию. 3) Песнь Яго. 4) Подумать о шумах за крепостью -- народного бунта и выбивания крепостных ворот. Говорят, Володя Попов придумал что-то с радио в области шумов,-- нельзя ли применить это здесь? ⁷ 5) Под вопросом: не нужно ли будет какой-нибудь торжественный прием Лодовико и музыки для этого приема? Я ломаю себе голову, как и где показать замечательные костюмы туземцев, которые дал Головин? Они пройдут в сцене встречи на Кипре, но разве их рассмотришь в темноте? В приеме Лодовико, на этой лестнице, их можно показать, и они будут уместны по сквозному действию, потому что от этого усилится вся линия нарастающего в Отелло состояния. В самом деле, после того как Отелло корчился от мук внизу в подвале, клялся под небом и звездами на горе, он может дойти до того, что при официальном торжественном приеме посла, при торжественной музыке -- бить свою жену публично по лицу. 6) Песнь Дездемоны. Кто же композитор? Василенко, Глиэр, муж Зуевой (забыл фамилию) ⁸.

Впрочем, как бы не свихнуть с интимной постановки на слишком помпезную. Тут надо уловить какую-то меру. Приезд победителя в покоренный город или официальный прием посла и в интимной постановке не должен быть жалким. Что касается Кипра, то там все предусмотрено, чтоб не слишком разойтись в постановочном смысле. Ведь там всего для прохода одна дорожка наверху стены, да внизу у двери и на камнях можно показать угнетенных туземцев, прилепившихся к стене и смотрящих вдаль на проход кораблей Отелло (опять так, чтоб показать костюмы Головина).

Что касается приема Лодовико, то он вышел постановочнее, чем я ожидал, но уж очень Головину хотелось лестницу, и я не мог ему отказать. Ну, а раз что есть лестница, то на ней полного интима никак не создашь. Сама декорация требует известного разгона.

Сейчас перечел Ваше первое письмо (на которое не ответил) и вижу, что уже по всем вопросам ответ опоздал. Тем не менее перечел письмо с большим удовольствием. Вы хорошо пишете -- у Вас есть хорошие выражения, например: "Нужно строить рельсы, по которым пройдет поезд, а мы строим поезд, не думая о рельсах" ⁹.

Кончаю, потому что устал. Поклон жене, поцелуйте ей ручку, и поклон детям.

Вас крепко обнимаю.

К. Станиславский (Алексеев)

22/IX --29 г.