Основания морали в этике И.Канта.

Последние два века этическая теория И.Канта оказалась, наряду с утилитаризмом, одной из наиболее вли­ятельных этических теорий. Некоторые ее принципы стали неразрывной частью мышления многих людей, даже не счи­тающих себя последовательными кантианцами и иногда неосознающих, что они разделяют принципы кантовской эти­ки. Основным сочинением Канта в области этики является работа «Метафизические основания нравственности».

Кант был величайшим философом Просвещения. Его подход к этике можно скорее отнести к рационализму, чем к эмпиризму. Именно посредством разума человек понимает, что нравственно, что безнравственно. Более того, он счи­тал, что разум универсален, и поэтому каждый, кто руковод­ствуется исключительно разумом, придет к тому же самому взгляду на нравственность, что и он сам.

1. Необходимость доброй воли

В отличие от утилитаристской, этическая система Кан­та является жестко деонтологической. Кант утверждает, что высшая форма блага — это добрая воля. Он пишет: «Нигде в мире, да инигде вне его, невозможно мыслить ничего ино­го, что могло бы считаться добрым без ограничения, кроме одной только доброй воли». А если человек имеет добрую волю, то это означает, что он исполняет свой долг, то есть совершает благие дела, которых требует от него долг, и со­вершает их исключительно из чувства долга, а не по какой-то другой причине.

Если, например, вы делаете подарок бедному из чувства сострадания, то этот поступок не является нравственным, потому что, действуя из сострадания, вы не чувствуете дол­га. Вы должны сделать подарок бедному просто потому, что это ваш долг.

Если какой-то поступок совершается из желания его благих последствий, то его тоже нельзя считать нравствен­ным. Совершая этот поступок, вы просто действуете в соот­ветствии со своими собственными интересами. Совершать какое-то действие следует только потому, что оно является вашим долгом, а не в зависимости от того, приведет ли оно к благим последствиям или нет. (Понятно, что подобная установка является прямой противоположностью утилита­ризма) Кант приводит следующий пример: «...Собразно с долгом, конечно, то, что мелкий тор­говец не запрашивает слишком много у своего неопытного покупателя; этого не делает и умный купец, у которого боль­шой оборот, а, напротив, каждому продает по твердо установ­ленной общей цене, так что ребенок покупает у него с таким же успехом, как и всякий другой. С каждым, таким образом, поступают здесь честно. Однако этого далеко не достаточ­но, чтобы на этом основании думать, будто купец поступал так из чувства долга и по принципам честности; того требовала его выгода; но в данном случае нельзя считать, что он, кроме того, еще испытывает прямую симпатию к поку­пателям, чтобы, так сказать, из любви не оказывать ни од­ному из них перед другим предпочтения в цене. Следова­тельно, такой поступок был совершен не из чувства долга и не из прямой симпатии, а просто с корыстными целями».

2. Предписание действовать в соответствии с долгом является категорическим императивом

Для того чтобы понять смысл этого утверждения, необ­ходимо рассмотреть различие между категорическими и гипотетическими императивами. Последние имеют следую­щую форму: «Если вы хотите X, то делайте Y». Например, «Если вы хотите получить золотую медаль на Олимпий­ских играх, то вы должны тренироваться по шесть часов в день». Или: «Если вы хотите сбросить вес, меньше ешьте». Этот тип императива называется гипотетическим, посколь­ку он говорит вам, что делать, если вы хотите чего-то до­биться, например, стать золотым медалистом или похудеть. Но, разумеется, если вы не хотите стать медалистом или по­худеть, то вам не нужно следовать этим советам. В конце концов, это был только совет, и он связан с вашим желани­ем. Вам не было сказано, что ваш долг — тренироваться ежедневно шесть часов кряду и худеть, независимо от того, хотите вы того или нет.

Гипотетическим императивом является и высказывание: «Если вы хотите, чтобы вас уважали, всегда говорите прав­ду». Это очень надежный совет, но опять же он зависит от гипотезы, что вы хотите, чтобы вас уважали. Категоричес­кий же императив, напротив, является предписанием, кото­рое не зависит ни от какой гипотезы (предположения). Он говорит вам, что нечто является вашим абсолютным долгом, независимо от того, хотите ли вы того или нет, надеетесь ли вы получить хороший результат или нет, поступив опреде­ленным образом. «Не лгите». «Не убивайте». «Платите дол­ги». «Держите обещания».

Таким образом, согласно Канту, фундаментальным принципом, который лежит в основе всякого правильного поступка, является категорический императив: «Всегда сле­дуй своему долгу и делай это с доброй волей, то есть с наме­рением совершать данный поступок исключительно пото­му, что это твой долг».

Подобное представление вызывает вопрос: как в многочисленных жизненных ситуациях я могу узнать, в чем со­стоит мой долг? С помощью какого общего критерия, или критериев, я могу его узнать? Другими словами, нам нужен не список конкретных предписаний для действий в разнооб­разных сферах деятельности, а общий принцип для управ­ления мышлением. Отвечая на этот вопрос, Кант предлагает три формулировки своего категорического императива.

ПЕРВАЯ ФОРМУЛИРОВКА КАТЕГОРИЧЕСКОГО ИМПЕРАТИВА

«...Существует только один категорический императив: а именно: поступай только согласно такой максиме, руко­водствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом».

Другими словами, вы должны действовать так, как буд­то вы устанавливаете закон для всех.

Кант приводит несколько примеров того, что он имеет в виду. Вот один из них. Кого-то «нужда заставляет брать деньги взаймы. Он хорошо знает, что не будет в состоянии их уплатить... <...> Положим, он все же решился на это; тогда максима его поступка гласила бы: нуждаясь в день­гах, я буду занимать деньги и обещать их уплатить, хотя я знаю, что никогда не уплачу. <...> Тут мне сразу становит­ся ясно, что она [максима] никогда не может иметь силу всеобщего закона природы и быть в согласии с самой собой, а необходимо должна себе противоречить. В самом деле, всеобщность закона, гласящего, что каждый, считая себя нуждающимся, может обещать, что ему придет в голову, с намерением не сдержать обещания, сделала бы просто не­возможными и это обещание, и цель, которой хотят с помо­щью его достигнуть, так как никто не стал бы верить, что ему что-то обещано...».

Здесь категорический императив исключает: 1) пристраст­ность: я не могу действовать так, как будто для меня суще­ствует один закон, а для остальных людей — другой; 2) ло­гическую противоречивость: если бы все делали, как я, и нарушали обещания, то никто не давал бы деньги в долг — ни мне, ни кому-либо другому, так как никто не верил бы, что они будут возвращены. Другими словами, мое действие не может быть превращено в модель для всеобщего подра­жания, потому что это приведет к логическим и практичес­ким противоречиям, которые, согласно Канту, являются противоречиями закону природы.

Кант не говорит нам, чтобы мы помогали другим, с тем чтобы они, в свою очередь, помогали нам. Он говорит, что если вы в принципе отказываетесь помогать другим, то ваш принцип, возведенный во всеобщий, определенно запретит любому человеку в мире когда-либо помогать вам или кому-нибудь другому. А это абсурд.

ВТОРАЯ ФОРМУЛИРОВКА КАТЕГОРИЧЕСКОГО ИМПЕРАТИВА

«...Поступай так, чтобы ты всегда относился к челове­честву и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к сред­ству».

Различие между целями и средствами в философии восхо­дит к Аристотелю. Он считал, что каждое живое существо в природе имеет свою «цель», например, в том смысле, что цель желудя состоит в том, чтобы вырасти в дуб. Затем он перено­сит это понятие на человеческие существа, говоря о цели или высшем благе, к которому они стремятся или должны стремиться в своей жизни. Затем он определяет «цель» как не­что, к чему надо стремиться ради нее самой, а не как сред­ство, служащее достижению некоторой более великой цели.

В практической жизни человек может следовать несколь­ким менее значительным целям, которые в конце концов становятся средствами достижения более великих целей. Так, человек ходит на работу, чтобы заработать денег. Но деньги не являются для него самоцелью. Он нуждается в деньгах, чтобы купить пищу для себя и своей семьи. Но он может также играть на скрипке, но не с целью заработать денег или сделать карьеру музыканта, а просто ради удо­вольствия.

Категорический императив гласит, что мы никогда не должны использовать другие человеческие существа в качестве средств для достижения наших собственных це­лей. Обратите внимание на фразу «только в качестве средств». Нет ничего плохого в использовании человечес­ких существ в качестве средств. Мы все это делаем: напри­мер, мы используем парикмахера, чтобы он постригал нам волосы, таксиста — чтобы он нас куда-то подвез, пекаря — чтобы он испек нам хлеб. Аналогичным образом государство использует учителей как инструмент обучения школьников, а врачей — для лечения больных.

Но мы не должны использовать человеческие существа исключительно как средства. Аристотель, как многие его современники, использовал человеческие существа как ра­бов. Он называл их «говорящими орудиями» и относился к ним просто как к средствам достижения своих целей.

Таким образом, вторая формулировка категорического императива призывает нас всегда уважать независимость, ценность, значение, неприкосновенность и достоинство каж­дого человеческого существа. Ни одно человеческое существо не живет на этой земле для того, чтобы служить исключи­тельно средством для достижения целей других людей. Каж­дое человеческое существо является целью само по себе, и ему не нужно иметь какое-то основание для своего существо­вания, отличное от его бытия.

Следовательно, отношение к людям как к целям озна­чает признание того, что они существуют как цели сами по себе. Поэтому мы должны не только позволять им настоль­ко, насколько это возможно, осуществлять свой выбор, вы­полнять свои желания и достигать самореализации, но на­столько, насколько мы можем, помогать им в достижении их целей.

ТРЕТЬЯ ФОРМУЛИРОВКА КАТЕГОРИЧЕСКОГО ИМПЕРАТИВА

«...Каждое разумное существо должно поступать так, как если бы оно благодаря своим максимам всегда было зако­нодательствующим членом во всеобщем царстве целей. Фор­мальный принцип этих максим гласит: поступай так, как если бы твоя максима в то же время должна была служить все­общим законом (всех разумных существ)».

Эта формулировка уравновешивает первую и вторую. В первой подчеркивается следствие принципов моего дей­ствия на других людей: я должен действовать в соответствии с максимами, которые я мог бы пожелать сделать всеобщим законом. И я должен относиться к людям как к целям са­мим по себе. Третья формулировка напоминает мне, что я не единственный гражданин своей страны. Я не единствен­ный, кто имеет право и долг следовать максимам поведения, которые, с моей точки зрения, должны быть всеобщим зако­ном. Каждый человек в государстве может и должен вести себя подобным образом, никто не должен жить за счет дру­гих. Но что происходит, когда равно рациональные люди не согласны в том, какие максимы заслуживают превраще­ния во всеобщие законы? Возможно, лучший политический ответ на этот вопрос — это подлинная демократия, при ко­торой люди чувствуют себя максимально свободными в принятии решений относительно своих собственных целей. Граждане демократического государства способны уважать цели других людей и в то же время готовы идти на необхо­димые компромиссы.

Но возникает вопрос, при нашей психологической организации, при том, что мы способны мыслить и сопереживать другим людям, откуда мы воспринимаем не просто намерения, а абсолют­ный долг вести себя нравственно?