Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника


Западноевропейская цивилизация до ХVI в.




Раков В.М. «Европейское чудо» (рождение новой Европы в XVI – XVIII вв.): Учеб. пособие. – Пермь: Изд-во Пермского ун-та, 1999. – 254 с.

С. 19 - 28

ИСТОРИОСОФСКИЕ ПРОЛЕГОМЕНЫ

Западноевропейская цивилизация до ХVI в.

(ретроспектива «европейского чуда»)

Словосочетание «европейское чудо» утверждается в западной исторической литературе во второй половине ХХ в., однако, как мы попытались показать во введении, напряженные размышления над загадкой европейской (западной) уникальности предпринимались на всем протяжении нынешнего столетия. «Европейское чудо» — современная калька ренановского (Э. Ренан) выражения «греческое чудо», которому уже более ста лет. «Чудесность» европейской истории в том, что начиная с ХVI в. Европа постепенно выходит за пределы традиции, а между тем движение традиционного общества, совершающееся по «круговой» орбите больших исторических циклов, не предполагает, на первый взгляд, перехода в иной, форсированно-линейный ритм. Вот почему Эрнст Гелльнер писал: «Возможно, отсутствие фундаментальных изменений не требует специальных объяснений и только европейское чудо требует их» (1). Иначе говоря, неизменность и повторяемость до ХVI в. более естественны для мировой истории, нежели изменения, ведущие к прорыву традиции.

«Европейское чудо» явственно лишь на всемирно-историческом фоне. Поэтому мы позволим себе схематично набросать наше видение исторического становления. Оно, условно говоря, составляется пересечением двух осей. Первая ось отражает цивилизационно-типологическое, «пространственное» измерение мировой истории. Все ее цивилизационное многообразие с середины 1-го тысячелетия до н. э. до конца ХIХ в. можно редуцировать к двум основным культурно-историческим типам — европейскому и неевропейскому. Европейский тип отличает прежде всего исторический динамизм: мы можем выделить несколько качественно различных фаз становления европейского региона с 1-го тысячелетия до н. э. до ХХ в., сменяющих одна другую в промежуточные эпохи существенных структурных перемен, своего рода мутаций. Неевропейский тип не знал до ХХ в. исторического ускорения, свойственного Европе. для него характерна плавная, без скачков, эволюция, происходившая на основе традиционных ценностей, зафиксированных в сакральных книгах и с тех пор воспроизводившихся, несмотря на периодические смены исторических циклов (2). «Наследственность» в данном случае преобладает над «изменчивостью» и до ХХ в., пожалуй, подавляет последнюю.

Выделению и разведению европейского и неевропейского (уже — европейского и восточного, азиатского) культурно-исторических типов предшествовала относительно однородная, нерасчлененная постнеолитическая основа-матрица, на которой в 4 - 2-м тысячелетиях до н. э. возникает первое поколение древневосточных государств Египта, Двуречья, Малой Азии, Индии и Китая. Первая фаза древности (ранняя древность) завершается в 1-м тысячелетии до н. э., в «осевое время» (К. Ясперс), когда появляются империи нового поколения, а также первые мировые религии (3). Тогда же происходит культурно-историческая дивергенция, связанная с появлением древнегреческой цивилизации, «греческого чуда». Это была первая европейская мутация, безусловно, не явившаяся на пустом месте, связанная с историческим опытом начальной древности, но от этого не менее поразительная и неожиданная.

При всех исторических переменах, происходивших на Востоке, основы традиционных восточных обществ оставались неизменными до ХХ в., когда резко интенсифицировался процесс глобальной интеграции, вызванный в первую очередь экспансией западных (по происхождению европейских) цивилизационных стандартов.

<…>

Из всего сказанного следует очень важное для нас заключение: европейский традиционализм, в отличие от восточного (неевропейского),— особый, с поправкой на «европейское чудо. Европейская традиция — и ЭТО ОДИН ИЗ ОСНОВНЫХ наiих тезисов — изначально (со времени «архаической революции» VIII - VI вв. до н. э.) содержала в себе видимые, доступные фиксации признаки нетрадиционности.

Античность и средневековье представляют собой, на наш взгляд, две фазы европейского традиционализма. На протяжении первой из них возникает неизвестная Востоку древнегреческая гражданская община-полис, а вместе с ней — новая, эмансипированная от жесткого, авторитарного регламента, социальность, предполагающая относительно автономного гражданина, демократические установления и соответствующие им процедуры. Автаркичные полисы образовывали дифференцированный греческий мир, представлявший собой новый тип цивилизации, сочетавшей внутреннее, структурное разнообразие с культурным единством. Единство в разнообразии – таков был формирующий принцип европейской античности, а «полисный генотип» лег в основу европейского культурно-исторического генотипа (5).

Античное наследие представляется нам системой прецедентов, от которых так или иначе отталкивались европейское средневековье и Европа Нового времени. О новой, эмансипированной социальности греков мы уже сказали. Римляне добавили к ней выраженную идею права, а также идею государства, имеющего юридическую структуру (6). Римская империя — своего рода произведение политического и социального искусства — воспринималась последующими поколениями населявших Европу людей как государство раг ехсеllеnсе, подобно тому, как Библия считалась Книгой. Римский гений организации и администрирования, римская армия и римские дороги — все это носит на себе очевидный отпечаток иной, нежели восточная, социальности.

Принцип внутреннего разнообразия в римскую эпоху не был утрачен. Рах Romana был не чем иным, как организованным собранием различного, где центр был достаточно открыт провинциям (в отличие от империй Востока, в которых завоеванные народы были объектом неприкрытой эксплуатации) (7). Здесь уместно вспомнить об известном эдикте Каракаллы 212 г., предоставлявiем право гражданства всем свободным жителям империи. На фоне замкнутых восточных обществ Рим сочетал ориентацию на Urbs с ориентацией на Orbis. Из социально-экономических прецедентов следует упомянуть специфически античную частную собственность, связанную с классическим рабством и с рационально организованным, нацеленным на получение прибыли производством (8).

Переходя к культурным завоеваниям греко-римской цивилизации, следует начать с открытия Человека. В рамках греческого полиса и римской цивитас античный человек располагал определенным диапазоном свободы, хотя и далеко не безбрежным (вспомним об участи Сократа). Поэтому мы вправе предположить, что именно античность положила начало длительному становлению европейской личности, завершившемуся (в общих чертах), на наш взгляд, только в ХIХ в. Античная личность во многом охватывается понятием гражданина. Представление о внутренней уникальности человеческого существа в эпоху античности еще не сложилось вполне (9).

Следующий культурный прецедент, порожденный античностью,— рациональность (интеллектуализм), оторвавшаяся от аффективно эмоциональной психической доминанты человека традиционного общества. Следствием этого отрыва стало появление философии и науки (в целом еще созерцательной). Без античной философской культуры, без ее умозрительных процедур и инструментария трудно представить появление начальной христианской теологии, а затем схоластики.

Принцип разнообразия представлен в античной культуре сосуществованием различных философских школ и мнений, их диалогическим соперничеством. Агональное, соревновательное начало дополнялось сознанием принадлежности к общей культуре (10). Греко-римская культура оставалась одним из важных факторов европейского исторического роста вплоть до ХIХ в., когда она была, наконец, ассимилирована и из живой актуальности стала предметом стилизации и художественной игры. «Греки создали не только свою собственную культуру,— пишет С. С. Аверинцев,— …одновременно в двуедином творческом процессе они создали парадигму культуры вообще. Парадигма эта, отрешась от греческой «почвы» еще в эпоху эллинизма, а от обязательной связи с греческим языком — в Риме, оставалась значимой и для средневековья, и для Ренессанса, и далее, вплоть до эпохи индустриальной революции» (II).

Любопытно и, бёлее того, знаменательно, что античная цивилизация (а точнее суперцивилизация) сложилась из двух родственных культур (обществ), греческой и римской, и затем развивалась как двуединство (греческое искусство и полисный «индивидуализм» дополнялись в рамках этого двуединства гражданскими добродетелями римлян и их политико-юридическим реализмом). Греки выступили инициаторами европейской античности, Древний Рим сообщил ей второе дыхание как раз тогда, когда греческая культура сказала все самое существенное и клонилась к упадку. При этом римляне творчески восприняли греческое наследие, сохранив до эпохи поздней античности собственную культурную специфику (12). Подобная (супер)цивилизационная структура и динамика разительно отличаются от того, что мы видим на Востоке, где цивилизации складывались, как правило, вокруг одного, военизированного и авторитарного, центра, отвергавшего внутрицивилизационный диалог.

В одной из статей мы читаем: «Древняя Эллада и Рим — это еще не Европа, ибо сама европейская общность в это время не сложилась» (13). Это замечание нуждается в оговорке. Действительно, Европа, в собственном смысле слова, возникает в средние века в результате взаимодействия нескольких культурно-исторических традиций, одной из которых была античная. Однако «европейский» исторический сценарий, «европейский» тип цивилизации возникает именно в эпоху античности. В этом смысле античность — европейская, уже без кавычек, древность, европейская предыстория и история в ней неразделимы. Можно сказать и так: античность — это Европа до Европы.

<…>

Средневековая Европа, повторим, — результат синтеза. Обычно его называют романо-германским. На наш взгляд, сюда нужно добавить еще одну составляющую — христианство. Оно выступило своего рода медиатором, посредником между двумя мирами — античным и германским, оно было открыто в обе стороны и именно это предопределило успешное протекание синтеза (он осуществлялся на христианской основе и в христианских формах). Благодаря своему духовному универсализму христианство смогло сначала сблизить, а затем переплавить различные традиции в новое цивилизационное единство. Христианство «сняло» натурализм античной и германской культур и ввело в европейскую историю «иное», то есть духовное измерение. Природа была объявлена тварной и перестала быть последней (высшей) инстанцией культуры (14). Десакрализация природы открыла возможности ее исследования и (в будущем) ее научно-технического освоения. Человек психологически оторвался от природного окружения и перестал воспринимать себя только натуралистически. Происходит открытие внутреннего человека», неевклидова пространства человеческой души.

Социальные и духовные ценности в христианстве не составляют архаичного единства, как, например, в исламе. Они рассматриваются как относительно свободные друг от друга комплексы («...отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу» — Лк. 20:25), что приводит в VI в. к появлению учения о двух мечах, а в ХI - ХII вв. — к так называемой папской революции —к реальному отделению в Западной Европе религиозных институтов от светских (15). Историческая продуктивность подобного разделения признается сейчас большинством медиевистов.

Цивилизация древних германцев, несмотря на выраженные архаические черты, оказалась в нескольких очень важных моментах изоморфна античной цивилизации, Во-первых, древнегерманская община, судя по археологическим данным, не представляла собой такого монолитного коллектива, каким являлась традиционная община Востока. Германцы предпочитали рассредоточенный, хуторской тип поселений (16). Право семьи на земельный участок (аллод) закреплялось обычаем. Во-вторых, древнегерманская военная элита, как и древнегреческая, была пронизана аристократическим этосом. Аристократические же ценности предполагают устойчивость представления о личном достоинстве и личных правах члена аристократического сообщества. Аристократической модели элиты соответствовал у германцев относительно децентрализованный тип власти, затрудняющий переход к деспотии. В-третьих, менталитет древних германцев не был чужд антропоцентризму (17) и идее личной свободы как одной из заметных ценностей (так, мысль о полноправии свободного человека составляла суть такого института, как вергельд).

Средневековый (феодальный) синтез в целом завершился на рубеже первого и второго тысячелетий. С этого времени Западная Европа вступает в стадию высокого средневековья (ХI—ХIII вв.). Культурная изоляция и историческая инертность раннего средневековья сменяются внешней экспансией и внутренней Колонизацией. После того, как в ХI в. прекратились этнические миграции венгров и норманнов, а также набеги арабов, стабилизируется этнополитический ландшафт и возникают предпосылки для цивилизационного подъема европейского Запада.

Этот подъем выразился в ХI—ХIII вв. в хозяйственном освоении пространства и в появлении «полностью распаханного и заселенного мира» (П. Шоню); в «аграрной революции» и в быстром росте населения (18); в возникновении городского мира; в оформлении сословий и корпораций; в интеллектуальном движении (университеты и схоластика); в расцвете аристократической (куртуазной) культуры; в рецепции римского права и возникновении в связи с этим новых видов права: канонического, королевского, торгового и др. Подъем имел место в религиозной жизни, ставшей необычайно напряженной и сложной.

Конституирующей особенностью феодального Запада была относительно высокая степень децентрализации, способствовавшая большей, чем в других регионах, сложности общества и в конечном счете его более быстрому историческому росту (19). Западноевропейский феодализм рос «снизу» из автономных поместий, свободных городских коммун, самоуправляющихся корпораций и цехов (20). Коммунализм средневекового Запада — явление уникальное. Живые общности этого региона тяготели к саморегулированию, правовой инициативе, выборности властей, сословно-групповым иммунитетам (21). В Западной Европе шло постоянное соперничество за расширение прав, наследственное владёние и пр. (22). Перед нами, таким образом, компетитивньий, конкурентный тип традиционного общества.

В западноевропейском историческом пространстве ХI—ХIII вв. мы выделяем две культурные подсистемы: готическую и романскую (23). Это деление восходит к раннесредневековому сосуществованию средиземноморской (романской) и германской культур. Их синтез, происшедший на христианской основе, придал средневековому европейскому Западу единый культурный фон, однако не сгладил вполне специфики средиземноморского Юга и германского Севера, сохранившейся как «рисунок» на общем фоне. Культура готического, германского Севера определялась религиозно-этическими ценностями, в ней преобладали напряженные, аскетические интонации. Культура романско-средиземноморского Юга, помимо естественной для того времени религиозности, содержала в себе также элементы эстетического мировосприятия (24). Продолжением «романско-готического» параллелизма ХI—ХIII и далее — ХIV—ХV вв. явился параллелизм Возрождения и Реформации. Возрождение представляется нам мощным финалом романско-средиземноморской традиции, Реформация же — наследницей культурного опыта Севера.

В ХIV—ХV вв. подъем высокого средневековья сменился историческими сложностями. Иногда это время именуют кризисным: в результате эпидемий резко сократилось население, часть распаханных земель была заброшена, прервалось строительство соборов, прекратились крестовые походы (25). Европейский Запад вновь «втянулся в себя», в то время как его восточные соседи (Польша, Чехия, Венгрия) усилились. В эти столетия переживает упадок рыцарская культура (26). Католическая церковь утрачивает монопольное положение в культуре и вступает в болезненные перипетии «великой схизмы». О «баснословном спаде» ХIV—ХV вв. писал Ф. Бродель, видевший его причины в чрезмерном росте населения в благоприятные ХI—ХIII вв., росте, за которым более не успевало сельскохозяйственное производство (27).

Вместе с тем, кризис не был всесторонним Потери сопровождались компенсациями на смену пришедшим в упадок центрам поднимаются новые, развиваются животноводство и торговля. Кризис разрушительно сказался, прежде всего, на наиболее консервативных феодальных структурах, таких как вотчина, барщина, серваж. Те же его структуры, что были способны к переменам, сохранялись. Феодализм смог видоизмениться, сохранив «скелет и нарастив новые «мышечные ткани» взамен утраченных. Поэтому мы называем феодализм ХIV—ХV вв. модифицированным. Инновационные элементы в эти столетия продолжали оставаться в лоне традиции, хотя их «удельный вес» стал большим, чем в ХI—ХIII вв. Возможно, именно они обусловили общее историческое движение в ХIV—ХV вв.

Кризис ХIV—ХV вв. оказался в целом кризисом роста и получил «линейное» разрешение в отличие от периодических кризисов традиционных обществ, завершавшихся обычно дезинтеграцией и смутой, за которыми следовали вхождение в новый цикл и восстановление традиционных структур. Европейский вариант кризиса подобного рода мы усматриваем в поздней античности.

Одно из впечатляющих приобретений ХIV - ХV вв. — сословная монархия, форма государственности, в которой сочетаются традиционный центр и участвующие во власти сословия. «Это заслуживает названия гражданского общества,— пишет Дж. Холл.— для монарха единственный путь получения денег — сотрудничество с этим обществом» (28). По мнению З. В. Гутновой, «средневековые сословные собрания послужили своего рода трамплином для рождения современного парламентаризма» (29).


Поделиться:

Дата добавления: 2015-09-13; просмотров: 62; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав


<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>
Образовательные технологии. Рабочая программа дисциплины | капитан ЛИСИЦКИЙ Дмитрий Михайлович.
lektsii.com - Лекции.Ком - 2014-2024 год. (0.008 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав
Главная страница Случайная страница Контакты