Наркотики, смерть — и новая жизнь

Ширли Майкл, доктор философии

Утром — звонок от обезумевшей матери: дома ее тринадцатилетняя дочь угрожала всем кухонным ножом, они до смерти перепуганы, Что делать?

Вскоре Эмбер появилась в моем кабинете. Самая обычная девочка-подросток; длинные волосы, никакой косметики, непримечательная одежда. Ведет себя сдержанно, в карих глазах — искорки любопытства. По моей просьбе ее мать ушла. Я хотела поговорить с Эмбер наедине и пообещала позвонить ее родителям ближе к вечеру.

Я поблагодарила Эмбер за то, что она пришла, Я сразу сказала, что не собираюсь ее «стыдить» и понимаю, сколько нужно смелости, чтобы согласиться поговорить со мной, совершенно незнакомым человеком, Я добавила, что не собираюсь принимать сторону ее родителей и хочу только помочь им всем найти выход из сложившегося положения — если, конечно, Эмбер согласна на мое участие. Выбирать только ей. Девочка посмотрела мне прямо в глаза и кивнула: «Ладно».

Когда я спросила, почему она согласилась прийти и поговорить со мной, Эмбер призналась, что сама испугалась своих поступков. Она не хотела никому причинить вреда, просто большую часть времени она чувствует себя «словно шарик, который так надут, что вот-вот лопнет».

Оценки у Эмбер были посредственные, на уроках она откровенно сю/чала и не могла понять, чем именно средняя школа поможет ей, когда придет время жить самостоятельно, Она ощущала себя непохожей на остальных детей. Эмбер не чувствовала уважения со стороны взрослых и мгновенно подмечала любые проявления поверхностного отношения и лицемерия — в том числе у родителей и учителей, К урокам тех преподавателей, которые внушали ей почтение, Эмбер относилась с определенной ответственностью, но когда дело касалось остальных учителей (а таких было большинство), она категорически отказывалась выполнять домашние задания — Эмбер было просто наплевать, какие оценки ей поставят. Она терпеть не могла, когда ее заставляли делать что-то просто потому, что «я тебе так говорю!» или «так надо, все так делают». Эмбер бунтовала против всего, что казалось ей жестким, и мечтала о более гибкой системе, где к ней относились бы «как к живому человеку».

Глубина ее ощущений, ее глаза, врожденная мудрость делали очевидным, что передо мной взрослый человек с развитым интеллектом. Эмбер была явно более зрелой, чем большинство ее ровесников, а во многом — и чем окружавшие ее взрослые. Она хотела воспринимать жизнь по-своему. При этом она оставалась тринадцатилетним ребенком, который просто был слишком юн, чтобы принимать определенные решения самостоятельно. Вот это ее и тревожило! Она хотела быть взрослой уже сейчас. Она любила рисовать, прекрасно чувствовала формы, краски и свое тело (она танцевала). А больше всего ей нравилось ощущать жизнь «в действии» — иначе говоря, налицо были все приметы кинестетического восприятия мира.

Несоответствия в окружающем мире вызывали у Эмбер полную растерянность. Житейские поучения, которые она слышала от родителей, в школе и церкви, очень часто противоречили тому, что она видела своими глазами в устройстве общества. Ей все это казалось сплошным лицемерием, Она презирала взрослых, которые несли чушь о том, что казалось ей «истиной». Ей нравилось, когда по телу прокатывалась волна ярости, — и нравилось пугать всех вокруг, выпуская свои чувства наружу. Эмбер признавала, что нередко играет на публику и ведет себя как тиран, что ей приятно, когда родители и брат ходят вокруг на цыпочках. Она любила закатывать драмы — для нее это был единственный способ почувствовать, что она играет важную роль в жизни семьи. С другой стороны, она понимала, что часто близка к тому, чтобы «хватить через край», и боялась, что когда-нибудь не сможет вовремя остановиться. Кроме того, она видела: родители просто не знают, что с ней делать, и хотя ей нравилось властвовать над ними, в глубине души ей было страшно — а вдруг они не смогут защитить ее от самой себя?

Родители, удочерившие Эмбер еще в младенчестве, души в ней не чаяли. Ее брат, их родной сын, был на несколько лет младше, Эмбер называли «трудным ребенком», еще когда она не научилась толком ходить: девочка росла своенравная и явно «не стеснялась в средствах», добиваясь желаемого. Подрастая, она становилась все более несносной и, стоило родителям ей в чем-то отказать, тут же впадала в ярость. Мать с отцом ее поведение озадачивало и крайне огорчало, тем более что сын рос спокойным и дружелюбным, хорошо учился и занимался атлетикой. Эмбер к спорту относилась с презрением и считала любые соревнования «глупостями».

Жила эта семья в благополучном районе: в основном, белое население, низкий уровень преступности, представители среднего класса, в окрестностях много школ. Родители получили хорошее образование и были довольно консервативны. Отец Эмбер был администратором среднего звена, мать работала неполный день, а послеобеденное время посвящала детям. Родители Эмбер пытались привить обоим детям интерес к футболу и бейсболу, танцам и прочим активным занятиям. Все регулярно ходили в церковь. Иными словами, родители у Эмбер были «хорошие», К тому времени, когда я встретилась с Эмбер, мне уже довелось познакомиться с книгой Нэнси Тэпп и парадигмой Детей Индиго. Собственное чутье и описания Нэнси подсказывали, что Эмбер — Индиго. Это был первый Ребенок Индиго, с которым я столкнулась в своей работе, и в этом случае прежний опыт едва ли мог чем-то помочь. Большую часть времени я полагалась только на интуицию и веления души; разговаривала с Эмбер как со взрослой, вкладывала в слова всю свою любовь — и обычно это помогало, Эмбер, классическому Индиго-гушнисгу, были свойственны следующие черты:

· Она хотела добиться от родителей любви и уважения.

· Ей нравилось, когда ее обнимали и просто касались. Она любила бурные проявления чувств.

· Эмбер не выносила одиночества. Это был не страх — ей просто нужно было, чтобы рядом кто-то был, Она любила животных. И они ее любили.

· Она жила текущим мгновением. Когда она понимала, чего хочет, она этого упорно добивалась.

· Она ждала честности от окружающего мира — в особенности, от родителей и других взрослых.

· Она хотела, чтобы к ней относились с уважением. На неуважительное отношение она реагировала бурно, подчас яростно, Она знала, что ей нужна упорядоченность, но не жесткость.

· Она ненавидела запреты и хотела принимать решения самостоятельно, На нее невозможно было повлиять внушением чувства вины.

· Угрозы на нее тоже не действовали, Она хотела иметь право выбора и противилась жестким приказам, Она не боялась допускать ошибки и хотела учиться «на своем опыте», В школе ей было скучно. Она видела недостатки нынешней системы образования и отдельных учителей.

· Ей нравилась деятельность, связанная с правым полушарием, то есть творческий подход, а не «линейные», «левополушарные» занятия (математика, чтение и так далее), Она питала огромное любопытство ко всему вокруг, включая проблемы смерти, наркотиков и секса.

· Она обладала врожденным пониманием духовных вопросов, верила в загробную жизнь и перерождения, причем эти идеи не внушали ей ни церковь, ни родители.

· Ей не нравились неоднозначные поступки взрослых. Она не доверяла таинственности.

· Она умела «начисто вычеркивать» из своей жизни людей, которые не уважали ее, обманывали или вели себя неискренне.

· Она чувствовала себя совсем взрослой, хотя умом и понимала, что это не так.

· Она легко манипулировала своими родителями с помощью вспышек эмоций.

· V нее была развитая интуиция. Порой она словно читала чужие мысли.

· Эмбер была очень восприимчива к окружающей ее энергии, в том числе к настроению других людей, Ничто из перечисленного не вызывало у нее никакого чувства вины. Больше всего на свете она мечтала найти свою биологическую мать.

Когда Эмбер было одиннадцать лет, она покопалась в отцовском кабинете и нашла документы на удочерение, За несколько лет до того она спрашивала родителей, не приемная ли она дочь, но они всегда отвечали: «Нет, что ты!» Рассказывая мне об этом, Эмбер дрожала и в конце концов разрыдалась. Она считала это самым страшным предательством со стороны родителей. Как у них язык поворачивался столько лет врать ей? Она ведь давно заподозрила, что они говорят неправду! Почему же они не решились рассказать ей все как есть? Неужели это такая большая тайна? Может, они стыдились ее? Боялись, что она уйдет? Неужели они не понимали, что она любит их, а не свою биологическую мать, которую никогда не видела? Они считали ее полной дурой! Неужели они не могли понять, как ужасно чувствовать себя неродной в семье, где живешь, сколько себя помнишь? Ярость, боль и ощущение униженности Эмбер были совершенно искренними, С той поры Эмбер оказалась на самой грани. Она не раз подумывала о самоубийстве, пробовала наркотики и с нетерпением ждала половой жизни. Ее должен был (и она сама этого хотела!) воспитывать человек, которому она бы доверяла, который научил бы ее делать выбор самостоятельно и направил бы ее мощную энергию в конструктивное русло, Нет сомнений, что она научилась манипулировать родителями с помощью приступов

ярости задолго до того, как разразился скандал с удочерением. Это означало, что ей нужно научиться отвечать за свои поступки, Постоянный гнет понимания того, что она не вписывается в социальную среду и семейные отношения, едва не свел девочку с ума. Она все время ощущала себя «не в своей тарелке» и остро это сознавала.

По мере того как Эмбер становилась старше, родители все чаще чувствовали, что живут на пороховой бочке. Они никогда не видели детей, похожих на Эмбер, и потому тоже «дошли до ручки», Какими бы благими ни были их намерения, родители Эмбер просто не были готовы к воспитанию Ребенка Индиго. Единственными средствами, которыми они располагали, были воспоминания о собственном детстве и сведения из популярной прессы. Дома отец был бездеятелен и большую часть времени проводил у телевизора. Общением с детьми и их воспитанием занималась прежде всего мать.

В семье редко обнимались и целовали друг друга, почти не говорили: «Я тебя люблю». По мере нагнетания эмоционального напряжения в отношениях все это стало происходить еще реже. Эмбер мечтала о том, чтобы родители ласково обнимали ее и целовали просто так, — это стало бы для нее подтверждением их любви. Но родители с сознанием своего долга просто придумывали для обоих детей то одно, то другое занятие. Это была типичная семья, где стремились прежде всего чем-то занять детей, В большинстве семей по соседству отношения были точно такими же.

Когда я предложила родителям помочь Эмбер отыскать ее биологическую мать, они пришли в ужас — боялись, что тогда Эмбер не вернется к ним и они потеряют ее навсегда. Еще я посоветовала им перевести Эмбер из обычной школы в школу сценических искусств, которая больше подходила ей по наклонностям и талантам. Это предложение ее родители тоже отклонили. Вскоре после этого они прекратили приводить Эмбер ко мне, сказав, что хотят услышать и «другие мнения».

Несколько лет спустя я случайно встретила мать Эмбер, и та призналась, что в конце концов они все же последовали моему совету и перевели Эмбер в другую, более подходящую школу. Эмбер уже закончила ее. Больше того, родители помогли ей найти биологическую мать, и это событие принесло всей семье огромную пользу. И хотя Эмбер по-прежнему порой испытывала их нервы своим поведением, резкие скачки настроения и вспышки гнева случались у нее намного реже — особенно после знакомства с родной матерью.

Я позвонила Эмбер, и мы с большой сердечностью поговорили по телефону. Она подробно рассказала мне о встрече с матерью и биологическим отцом, о котором она вообще ничего не знала. Те поженились через несколько лет после того, как Эмбер была удочерена. Раз в полгода Эмбер навещала своих «кровных» родителей, но никогда не забывала заверить приемных, что именно они ее «настоящие» мать и отец. Эмбер призналась мне, что вместе с биологическими родителями словно нашла и саму себя, и теперь уже не чувствует себя совсем непохожей на остальных людей. Кроме того, у нее уже была работа, которая вполне удовлетворяла ее склонность к самодостаточности. Эмбер понемногу училась нести ответственность за свои поступки. Вернулось к ней и былое уважение к своим приемным родителям.