Тайна Иисуса

Любая попытка описать историческую фигуру Иисуса Христа сходна с попыткой «поймать» электрон и определить, какой именно заряд — положительный или отрицательный — он имеет. Увидеть непосредственно саму частицу невозможно, но зато в процессе эксперимента можно проследить линии, траектории движения более крупных частиц. Если обратиться к их общему происхождению, то возможно рассчитать силу, необходимую для движения частицы. Таким образом, существует вероятность реконструкции и описания невидимой частицы. В случае с Иисусом существует два осложняющих ситуацию фактора. Первый заключается в том, что церковь уничтожила почти все свидетельства, которые можно использовать для реконструкции исторических событий жизни Христа. Второй же состоит в том, что Спаситель на протяжении всей жизни был вынужден хранить свою тайну (собственную истинную идентичность) для того, чтобы защититься от врагов. Личность его покрыта пеленой таинственности. События жизни скрыты туманом, а потому представляют благодатную почву для размышлений. Масса неясностей, в конце концов, приводит к всеобщему пассивному согласию. Наши представления о личности и деятельности Иисуса Христа основаны не столько на документированной биографии и историческом понимании, сколько на той концепции, которая выходит за пределы истории (но, тем не менее, выдержала испытание временем). Мы неизменно выходим за пределы всего того, что является для нас естественным и понятным. Все наши сомнения, как правило, сводятся к одному центральному вопросу, который задавали еще современники Христа: «Кто же это, что и ветер и море повинуются Ему?» (Мк. 4:41).

Основание для подобного разнообразия интерпретаций Иисуса заключается в природе самой исторической фигуры, ставшей предметом экстраординарной, интенсивной диалектики со всеми ее тонкостями и оттенками. Призыв Иисуса к молчанию, неспособность даже учеников понять его, мимолетность слов Сына Человеческого — все сыграло в этой диалектике определенную роль. Ведь даже окружавшие Христа ученики оказались не в силах верно интерпретировать его проповеди и охватить идею учителя во всей полноте. Он представал личностью странной и загадочной, не видя ни малейшей необходимости в том, чтобы стать более понятным публике. Больше того, ученики получили ясное указание хранить молчание. По евангельскому свидетельству, Петр признает, что Иисус «запретил им, чтобы никому не говорили о Нем» (Мк. 8:30). Тот же самый призыв к молчанию мы встречаем во время исцеления Иисусом больных. По многочисленным свидетельствам, Христос запрещал исцеленным распространять подробности собственного выздоровления. Так, вылеченного прокаженного он отослал прочь со следующими напутственными словами: «Смотри, никому ничего не говори» (Мк. 1:44). Что же касается присутствовавших при пробуждении дочери Иаира, то «Он строго приказал им, чтобы никто об этом не знал» (Мк. 5:43). Слепого из Вифсаиды, которому Иисус восстановил зрение, он отослал домой с таким напутствием: «Не заходи в селение, и не рассказывай никому в селении» (Мк. 8: 26).

Несмотря на все предосторожности, сохранить чудеса в тайне все равно оказалось невозможно, и очень скоро они распространились по всей округе. Например, после исцеления немого: «И повелел им не сказывать никому. Но сколько Он ни запрещал им; они еще более разглашали» (Мк. 7:36).

Иисус требовал молчания даже от бесов, которые признавали в нем Бога (ср. Мк. 1:25 и 5:7). Он «изгнал многих бесов, и не позволял бесам говорить, что они знают, что Он Христос» (Мк. 1:34). «Духи нечистые», видя его, падали ниц и кричали: «Ты Сын Божий». В ответ на это Иисус «строго запрещал им, чтобы не делали Его известным» (Мк. 3:11).

Таким образом, и ученикам, и бесам, и даже исцеленным запрещалось разглашать деяния Христа; они должны были хранить молчание обо всем, что с ними произошло: он «не хотел, чтобы кто узнал» (Мк. 7:24; 9:30). Разумеется, то же самое относилось и к ученикам. Судя по всему, глубокая пропасть отделяла Иисуса от собственных последователей, которые просто не могли понять ни его, ни истинного значения принесенного им учения. Это становится тем более ясным если вспомнить, что мастер не уставал выражать неудовлетворенность и даже гнев, вызванный их непониманием. Например, когда морская стихия швыряет челн по волнам, он обращается к ученикам: «Что вы так боязливы? как у вас нет веры?» (Мк. 4:35–41).

После чуда с хлебами «Иисус, уразумев, говорит им: что разсуждаете о том, что у вас нет хлебов? Еще ли не понимаете и не разумеете? еще ли окаменено у вас сердце? Имея очи, не видите? имея уши, не слышите? и не помните?» (Мк. 8:17–18). «И сказал им: как же не разумеете?» (Мк. 8:21). Когда ученики безуспешно пытались вылечить мальчика, охваченного «духом немым», Иисус резко упрекнул их: «О, род неверный! доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас? приведите его ко Мне» (Мк. 9:19). Эти восклицания можно рассматривать как намек Иисуса на то, что он всегда считал свое пребывание в Палестине временным и рассчитывал на возвращение в Индию.

Первое появление Спасителя на людях в Иерусалиме также представляется довольно странным. С какой стати этот человек плебейского происхождения встретил в городе столь почетный прием, если вплоть до тридцати лет он занимался лишь тем, что строгал доски в столярной мастерской отца? В каком случае его прекрасно знали бы все горожане? Тот горячий прием, который оказали путнику жители Палестины, свидетельствует о возвращении в родные места после продолжительного отсутствия — с новыми, еще неизвестными учениями и сверхъестественными способностями, такими, как умение творить чудеса и исцелять больных. Эта версия лишь придает более глубокий смысл словам Иоанна Крестителя: «Ты ли тот, который должен прийти, или ожидать нам другаго?» (Мф. 11:3).