Кто самый знатный?

Конечно, Хоттабыч поступил страшно неосмотрительно, дав для ответа Волькин адрес. Это ведь была чистая случайность, что Волька встретил почтальона на лестнице. А что было бы, если бы этой счастливой встречи не произошло? Письмо Центрального экскурсионного бюро попало бы тогда в руки родителей, и начались бы расспросы, и заварилась бы такая каша, что даже подумать о ней неприятно. Костыльков-младший не так уж часто получал письма на свое имя: не то три, не то четыре раза – за всю свою жизнь. Поэтому он, узнав от почтальона, что на его имя есть письмо, очень удивился. А увидев на конверте штамп Центрального экскурсионного бюро, он совсем оторопел, тщательно осмотрел его со всех сторон, даже неизвестно зачем понюхал его, но почувствовал только сладковатый запах гуммиарабика. Тогда он дрожащими руками вскрыл конверт и несколько раз, ничего не понимая, перечитал коротенький, но вежливый ответ Ивана Иваныча:

«Многоуважаемый гражданин Г. Абдуррахманов! К великому нашему сожалению, Вы несколько запоздали со своим ходатайством. Все места на „Ладоге“ уже проданы. Привет вашим принцам и шейхам.

Зав. сектором особо дальних путешествий Ив. Домоседов».

«Неужели старик хлопотал, чтобы нас взяли на „Ладогу“? – догадался наконец Волька и растрогался. – Какой наш Хоттабыч все-таки чудесный парень! Вот только непонятно, каким это принцам и шейхам товарищ Домоседов передает привет. Впрочем, сейчас узнаем».

– Хоттабыч, а Хоттабыч, – крикнул он, прибежав вскоре на реку, – можно тебя на минутку?

Хоттабыч, дремавший в тени под раскидистым дубом, услышав Волькин голос, встрепенулся, вскочил на ноги и мелкой стариковской рысцой подбежал к Вольке.

– Я здесь, о вратарь души моей, – сказал он, чуть задыхаясь. – Приказывай, я жду твоих приказаний.

– Признавайся, ты писал в Центральное экскурсионное бюро?

– Писал, о стадион моих мечтаний. Я хотел сделать это для тебя сюрпризом, – смутился Хоттабыч. – А что, разве уже пришел ответ?

– Конечно, пришел. Вот он, – ответил Волька и показал старику письмо.

Хоттабыч буквально выхватил из Волькиных рук бумажку, прочитал дипломатичный ответ Ивана Иваныча, мгновенно побагровел, задрожал мелкой дрожью, глаза его налились кровью, и он в бешенстве с треском рванул вышитый ворот свой рубахи.

– Прошу прощения, – еле выдавил он из себя, – прошу прощения. Я вынужден покинуть тебя на несколько минут, чтобы достойно наказать этого презренного Домоседова. О, я знаю, что я с ним сделаю! Я его уничтожу! Или… Нет, я его не уничтожу, ибо он не заслуживает столь милосердной казни. Я его лучше превращу в грязную тряпку, и об него будут в осенние ненастные дни вытирать свою грязную обувь, перед тем как войти в помещение. Или… Нет, нет, и этого слишком мало, чтобы отплатить ему за его дерзкий отказ…

С этими словами старик взметнулся в воздух, но Волька властным голосом крикнул быстро улетавшему Хоттабычу:

– Назад! Немедленно назад!

Старик послушно вернулся, обиженно насупив свои дремучие брови.

– Фу-ты, в самом деле! – набросился на него Волька, не на шутку перепугавшийся за заведующего сектором особо дальних путешествий. – С ума ты сошел, что ли? Разве он виноват, что мест больше нет? Ведь корабль не резиновый… И, кстати, о каких это шейхах и принцах идет речь в ответе товарища Домоседова?

– О тебе, о Волька ибн Алеша, и о твоих друзьях Сереже и Жене, да продлит Аллах ваши годы. Я написал этому худшему из заведующих секторами, что за знатностью вашей дело не станет, ибо, сколь бы знатны ни были прочие пассажиры «Ладоги», я смогу сделать вас, друзья мои, еще знатней. Я написал этому скудному умом Домоседову, да забудет о нем Аллах, что он может вас уже за глаза считать шейхами, или царями, или принцами.

Волька расхохотался так громко, что с ближайшего дерева с шумом снялись и, возмущенно оглядываясь, улетели несколько галок.

– Позволь, позволь!.. Значит, это выходит, что я принц? – помирал со смеху Волька.

– Я не понимаю, сознаюсь, причины твоего смеха, – уязвленно отвечал Хоттабыч, – но если говорить по существу, то я звание принца намечал для Сережи. Ты заслуживаешь, на мой взгляд, королевского звания.

– Ой, уморил, ей-богу, уморил! Значит, Женька был бы шейхом?

– Если тебе, о Волька, будет угодно, я могу сделать и его принцем.

– Нет, подумать только, какая политическая безграмотность! – ужаснулся Волька, перестав наконец смеяться. – Нечего сказать, знатные люди – принц да король. Это же самые что ни на есть бывшие лишенцы.

– Никогда не поверил бы твоим словам, – произнес тогда со вздохом Хоттабыч, – если бы не знал тебя как исключительно честного и правдивого отрока.

Помолчав немного, Хоттабыч горячо заговорил:

– Но я, о Волька, объят желанием устроить и тебе и твоим друзьям поездку на «Ладоге». И поверь мне, я это сделаю.

– Только, пожалуйста, без буянства, – предусмотрительно подчеркнул Волька. – И без очковтирательства. То есть без обмана. Не вздумай, например, выдавать меня за отличника учебы. У меня по трем предметам только «хор», а с одним совсем получился конфуз.

Из деликатности Волька не сказал, что конфуз получился у него с географией и как раз из-за вмешательства Хоттабыча.

– Твои пожелания для меня закон, – сказал в ответ Хоттабыч и низко поклонился.

Старик честно выполнил свое обещание. Он даже пальцем не тронул кого-нибудь из работников Центрального экскурсионного бюро, не выдал наших юных друзей, а тем более себя, за стахановцев или отличников учебы. Он просто устроил так, что когда все четыре наших героя явились на борт «Ладоги», их очень хорошо встретили, предоставили им две превосходные каюты и ни разу не поинтересовались, по какому, собственно говоря, праву они попали в состав экспедиции. Хоттабыч уж так устроил, что этот вопрос просто ни разу не возникал в уме ни у кого из веселых и дружных обитателей «Ладоги».

Вот теперь, когда читатели ознакомились с тем, как наши друзья очутились на «Ладоге», мы можем со спокойной совестью продолжать свое повествование.