Лекция 2. Исторические предпосылки евразийства в контексте межцивилизационных взаимодействии в Евразии.

Запад и Восток в истории Евразии- описание двух систем, общее и особенное.

Начало степных народов Евразии, в частности, начало тюрко-монгольских государств, казахские легенды связывают с именем мифического Алаша-хана. Мы уже обращались к этой легендарной фигуре, сохранившейся у казахов, как главный герой устных исторических преданий. Вероятно, исходя из этого же источника один из крупнейших историков Востока Рашид ад-Дин /XIV в./ свое сочинение «Джами ат-таварих» начинает с рассказа об Алаша хане. Исторические предания монгольско-тюркских племён Рашид ад-Дином были записаны со слов Пулад-чинсана, представлявшего интересы великого кагана при Хулагидском дворе. По его инициативе из степи были приглашены знатоки старины /шежире/. Сам Казан хан также славился своими знаниями исторических преданий. «Он же /Пулад-чинсан/ во всей населённой части мира не имеет равных себе /в осведомлении/ о видах различных искусств, в знании происхождения тюркских племён и их истории, особенно монголов» /211. – Т.1. – Кн.1. - С.67/. Благодаря им сокровенные исторические предания степняков попали в этот великий свод древней истории. Рашид ад-Дин считал, что «Все племена и ответвления тюрков и монголов сходны между собою и прозвание всех первоначально было одно; однако, монголы представляли собою категорию тюрков, и между ними имеются большие различия …». Здесь же он пишет об отсутствии достаточных сведений об этих народах в исторической науке «в древних летописях о его жизни отсутствуют достаточные сведения» /211. – Т.1. – С.66/.

«Ной /Нух пайгамбар/ - да будет мир ему! - разделил землю с севера на юг на три части, – пишет Рашид ад-Дин. - Первую часть он отдал одному из своих сыновей - Хаму, который был родоначальником чернокожих; вторую-Симу /Сам/, ставшему предком арабов и персов; третью часть представил Яфету /Яфес/ - праотцу тюрков. /Ной/ послал Яфета на Восток. Монголы и тюрки рассказывают об этом то же самое, но тюрки назвали и продолжают называть Яфета Абулджа ханом /Алаша-хан/ и достаточно не знают, был ли этот Абулджа хан /Алаша-хан/ сыном Ноя или его внуком; но все они сходятся на том, что он был из его рода и близок к нему по времени. Все монголы, племена тюрков и все кочевники /букв.: обитатели степей/ происходят от его рода». Подробности этого обстоятельства передают в следующем виде: «...Абулджа хан был кочевник; его летовка была в Ортаке и Казтаке, которые представляют собою чрезвычайно большие и высокие горы; в тех пределах находился город по имени Инандж. Зимнее стойбище Абулджа хана было также в этих пределах, в местностях, называемых Бурсун, Какьян и Каркорум, называют также Каракорум. Поблизости этих мест находятся города Талас и Кары-Сайрам» /Т.1. – Кн.1. – С.80-81/.

В казахских мифах начало обитания на территории Казахстана человека и появление соответственно того набора животных, которые присущи для хозяйства казахов связывается с «Великим потопом» /Топан су/ «Когда Ною /Нұқ пайғамбар/ исполнилось двести пятьдесят лет, - рассказывается в легенде, - Всевышний Бог избрал его в пророки и послал к современному ему народу… В продолжение семисот лет он склонял людей к принятию мусульманства; только восемьдесят человек, мужчин и женщин, уверовало… Сильно вознегодовав на людей не верующих, Ной молился Богу о погибели их… Архангел Гавриил (Жәбірайыл ғалайссалам) явился ему и сказал: «Всевышний Господь принял твою молитву, он возжелал потопить всех людей, живущих на земле». Бог повелел построить ковчег /кеме/ и научил, как построить его. Пророк Ной вместе с теми, кто уверовали ему, построил ковчег. После того из земли выступила вода, с неба полился дождь. Пророк Ной взял по паре от всякого рода птиц крылатых и зверей, ходящих на ногах, и вместе с уверовавшими вошел в ковчег, все одушевленное на лице Земли потонуло в воде».

Ковчег остановился на вершине горы Казыкурт, на небольшой возвышенности /600 м/ расположенной на юге Казахстана. Она расположена между Чимкентом и Ташкентом. Библейские сказания о Ноевом ковчеге известны многим народам мира, но только четыре их них указывают в своих легендах на местность где остановился ковчег после Великого потопа (Топан су). Так евреи считают что ковчег остановился на вершине Сиона, арабы – на Джуды, армяне указывают на Арарат, в казахи в своих легендах и преданиях убеждены что Ной после шести месяцев с начала Великого потопа сошел на Казыкурт. У казахов есть еще ряд легенд повествующих о самостоятельном спасении нескольких святых т.е. без помощи Ноево ковчега( см.:)

Видимо, следует связывать время Великого потопа с концом крупного последнего оледенения /ок. 12-10 тыс. до н.э./, когда резкое повышение температуры подняло уровень воды в Атлантике и в др. водоемах. О масштабах наступивших перемен в эпоху наступления голоцена написано немало, самое сжатое определение дано А.Г.Медоевым: «Изменение климатических условий в конце плейстоцена явилось экологической катастрофой». В результате племена, обитавшие на территории Казахстана, столкнулись с неимоверными трудностями. Ближе к концу V- началу IV тыс. до н.э. в степных регионах осталась чуть ли не мертвая гидросеть, опустыниванием была захвачена огромная территория Казахстана. Гибель и миграцию животных А.Г.Медоев считал основной причиной исчезновения носителей позднепалеолитической культуры Центрального Казахстана. Племена, выдвинувшиеся из Сарыарки, шли на северо-восток и заняли прочные позиции в левобережье Прииртышья, на подступах к Кулундинской степи. Таким образом, культура микролита как бы начиналась с нуля /См.: Медоев А.Г. Гравюры на скалах. – Ч.1. – Алма-Ата, 1979. – С.8/.

Неолит, начало которого датируется VII-VI тысячилетиями до н.э. принес громадные изменения в жизнь древнего населения Казахстана и близлежащих территорий. Впрочем, объясняются эти революционные изменения очень просто. За миллионы лет человечество приобрело достаточно опыта, чтобы сделать решающий шаг вперед, выработать основы производящего хозяйства. Если необходимо поделить историю человечества на два основных периода, границей, вероятно, будет служить неолит. Из-за указанных нами характеристок неолит образно был назван «неолитической революцией» /Г.Чайлд/. Интересно его следующее высказывание о том, что в неолите «потенциальная изоляция никогда практически не достигалась, возможно, потому, что всецело снабжающего себя хозяйства нигде не было» /Чайлд Г. Древнейший Восток в свете новых раскопок. - М.,1956. – С.58-61/. Он справедливо полагал, что распространение и развитие культуры происходит не только путём миграции, но и в ходе обмена и передачи идей.

Суть перехода от палеолита к неолиту заключалось в переходе к постепенному оседанию бродячих охотников и собирателей в обильных растистельностью и дичью лесостепных районах. Неудивительно, что именно среди них начались первые эксперименты по приручению животных и одомашниванию некоторых растений, положивших начало скотоводству и земледелию. Впрочем, неолитическое развитие не было однонаправленным и наступательным процессом сменявших друг друга прогрессивных изменений. Сильно сказывалось влияние климата, более засушливого и теплого соответственно и уменьшение растительного покрова, чем в предыдущих периодах. Этими процессами были обречены на вымирание крупные травоядные животные: шерстистые носороги, мамонты и т.д. Исчезновение крупных животных, охота на которых являлась главным источником пищи в ранние периоды, изменило условия жизни первобытного человека. Возникла необходимость в новых, более совершенных орудиях труда для охоты на более мелких животных.

В северных районах Казахстана сформировались ландшафтные зоны, характеризуемые, в первую очередь, большим распространением лесостепных условий, наиболее благоприятных для человеческого существования. Состав флоры и фауны, а также характер размещения растительности свидетельствует о более теплом, подобном современному, климате. Следует, однако, оговориться насчет условности геоклиматической информации о природных условиях прошлого. Особенно это касается существующих хронорядов, лежащих в основе шкал эволюции природно-климатических условий. В целом, по отношению к югу, на наш взгляд, оправдана /не увлекаясь различными теориями природно-климатических колебаний/ попытка Г.Чайлда, увязавшего начало доместикации животных с аридизацией. Именно последняя стала стимулом устремления животных в оазисы. Полагаем, что первые опыты по одомашниванию животных шли как среди охотников, так и ранних земледельцев Казахстана.

Судя по всему, возникновение первых крупных очагов Восточной цивилизации надо связывать с историческими процессами внутри континента. Первоначальные, исходные толчки шли из степных регионов, обитателями которых были коневодческие этносы. На наш взгляд, проблема эта связана с вопросом о возможной степной прародине индоевропейцев. Правда, этот вопрос чрезвычайно запутан и иногда противоречит самой простой логике.

Таковым является гипотеза о переднеазиатской прародине индоевропейцев /Гамкрелидзе-Иванов/. Эта гипотеза предполагает двойное /иногда и тройное/ движение племён с первоначальной территории распространения до исторических мест их обитания. «Носители «древнеевропейских» диалектов направляются с первоначальной территории их обитания в Передней Азии, очевидно, через Центральную Азию и далее на запад повторными миграционными волнами и расселяются в промежуточном ареале Причерноморья и Приволжья, где образуют в течение определённого периода особую диалектную общность», - пишет Т.В.Гамкрелидзе /75. – С.363/.

Затем, по мнению авторов этой гипотезы, индоевропейцы со своей второй родины /её обрели они в III тыс. до н.э./ в конце II тыс. до н.э. отправляются в путешествие в западном направлении, оттесняя местное доиндоевропейское население. В ходе этих миграций возникли отдельные языковые группы как дальнейшее развитие общего индоевропейского праязыка. Такая сложная судьба была уготована также индоариям и тохарам. «Прототохары» обитали на Ближнем Востоке уже в III тыс. до н.э. откуда они мигрировали в исторические места расселения /76. - С.16/.

В данной гипотезе уязвимо само отождествление тохаров с гутиями /гути-кути-токри/ Ближнего Востока. Это гипотетическое тождество и высказанное ими предположение о возможном движении тохар с Передней Азии, через Восточную Европу, а затем в приволжские и прикаспийские степи в III-II тыс. до.н.э. не укладывается в реальную картину и противоречит многим фактам. Очевидно, что между Передней Азией /прародина/ и местами исторического расселения их /Европа, Восточный Туркестан /тохары/, Индия и Иран/ лежали территории и культуры многих неиндоевропейских народов. Как можно было просочиться между ними, сохранив свои культурные и антропологические, а самое главное языковые основы ?!

Более объективны в своих поисках индоевропейской прародины М.Гимбутас и её последователи, которые говорят о необходимости поиска прародины в восточном направлении, в регионе Северного Причерноморья. Этот регион совпадает с ареалом распространения древнеямной /курганной/ археологической культуры ранних коневодов. Эта гипотеза хорошо согласовывается с утвердившимся мнением о том, что ранние индоевропейцы были скотоводами-пастухами, а не оседло-земледельческим населением. Гипотеза М.Гимбутас, подтверждается материалами по энеолиту Северного Причерноморья и Поволжья. Следует только дополнить эту убедительную в целом гипотезу материалами по восточным регионам, в частности, по Казахстану.

К настоящему времени из-за не изученности памятников позднего камня /неолит/ и медно-каменной эпохи /энеолит/ мы не можем однозначно связывать ранние миграции индоевропейских народов с территорией Казахстана. Однако, очевидно, что энеолитическое население Казахстана было связано, с одной стороны, со среднеазиатским очагом древней цивилизации, а с другой - с Северным Причерноморьем и Поволжьем. Последний регион вообще необходимо рассматривать как маргинальную окраину степного мира, только в контексте с восточными степями.

Открытие серии энеолитических памятников на территории Северного Казахстана изменило наше общее представление о ходе историко-культурного процесса в данной территории /и в более широких ареалах/, в IV-III тыс. до н.э. Благодаря открытию Ботая и др. памятников стало возможным выделить в степной части Казахстана, наряду с Поволжьем и Северным Причерноморьем, ещё одного древнего очага пастушеской /отчасти земледельческой/ культуры. Эти материалы в этноисторическом плане требуют более обширной интерпретации особенно, когда дело касается освоения новых пространств, в расширении связей с внешним миром, в распостронении прогрессивных достижении степного энеолитического хозяйства.

Расселение индоевропейских народов проходило в форме экспансии степных племён в Юго-Восточную Европу и в Анатолию в период энеолита и ранней бронзы. Вполне возможно, что эти передвижения носили перманентный характер. В начальном периоде в ходе движения индоевропейцев на юг и запад с коренных мест обитания, вероятно, были вытеснены шумеры и другие народы. Постепнно занимая самые выгодные плацдармы /в маргинальных зонах/ индоевропейцы в III тыс. до н.э. и сами включились во все вторжения в оседлые регионы. Ранними индоевропейцами в Передней Азии были миттанийцы, хетты и др. К более поздним относятся переселения германских, кельтских, балтийских и славянских групп в западном направлении, иранцев и индийцев /ариев/ - в восточном. Локализация прародины индоевропейских народов в довольно узкой полосе степной Евразии в IV-III тыс. до н.э. позволяет объяснить существование общей лексики для обозначения домашних растений, животных, а также терминов, связанных с древней металлургией бронзы, терминов обозначающих колесный транспорт Об индоевропейских прародинах: «За период, чем в 150 лет поиски индоевропейской прародины не привели к решению, которое было бы принято за пределами группы сторонников конкретной концепции… Нет сомнений по поводу того, что прародина была в конце концов обнаружена, ведь её искали повсюду – от Северного полюса до Южного и от Атлантического океана до Тихого. С точки зрения хронологии прародину помещали как угодно – начиная с 100000 г. до.н.э. и до 1600 г до.н.э.» /с.60. Дж.П.Мэллори. Индоевропейские прародины // ВДИ. 1997.№1/.

Одними из ключевых слов в общем индоевропейском праязыке являются родственные слова обозначающие лошадь /peku/. Примечательно, что это информативное общеиндоевропейское слово «лошадь» берёт начало со степного «алаша ат», семантика которого связана с широко распространёнными понятиями в среде степных народов с самых древнейших времён /алаша-ат, алашык /лачуга/, алаша, аламан и т.д./. В казахском историческом фольклоре, как и у многих центрально-азиатских, тюрко-монгольских народов сохранилось значительное количество терминов яфетического прошлого.

«Яфетичекое прошлое» - производное от «яфетической теории». Автор этой теории академик Н.Я.Марр доказывал дальнее родство индоевропейских языков с тюркскими и семитскими языками. От первоначального яфетического единства вначале отделились тюрки и финны /т.е. урало-алтайская языковая семья/. Они сохранили древние основы единого языка. Индоевропейцы и семиты по пути своего движения /расселения/ претерпели серьёзную трансформацию. «Яфетическое» от имени Яфета младшего сына пророка Ноя /173. – С.93/.

Говоря о Великом степном поясе Евразии, вероятно, следует связывать его не только с индоевропейской прародной, но и еще с более широким кругом проблем. Возможно, ключ к объяснению общеностратической (яфетической) основы Евразийской культуры следует искать в степных просторах.

Насколько мы можем судить, расселение индоевропейских народов было многоэтапным и постепенным процессом, охватывающим все новые районы Европы и Центральной Азии. Вероятно, самые активные переселения шли в конце IV - начале III тыс. до н.э., после чего в Великой степи наступает период относительного затишья и стабильности. В социальном плане это привело к укреплению таких форм общежитья как племена или же союзы племён. Племена состояли из нескольких родовых общин, объединённых не только родством, но и территориальной близостью, генеалогическими узами, однородным хозяйством, диалектом и культурно-бытовыми особенностями. Одновременно происходит усиление потестарной структуры, основанной на этносоциальной организации.

Каково было окружение складывающегося в бескрайних степях Евразии раннего союза пастушеских народов - общности Алаш? Это в первую очередь, оседло-земледельческие общины на территории Двуречья /Месопотамия/, Египта, Китая, Индии и Ирана. Производственный потенциал неолитического земледельческого населения этих регионов был значительным, особенно в районах речных долин. Еще в VIII-VI тыс. до н.э. начали осваиваться плодородные долины Тигра и Ефврата, Инда и Ганга, Нила и Хуанхэ. В первом из перечисленных регионов еще в конце V тыс. до н.э. складывается своеобразная культура /Убайд/, представленная крупными поселениями земледельцев, освоивших начало ирригационной техники. Для этого населения характерно развитое ремесло, гончарный круг, ткачество и монументальное строительство.

Переход к производящему хозяйству в долине Нила осуществляется несколько позднее и датируется второй половиной VI тыс. до н.э. «различные группы земледельцев и скотоводов уже обитали на обширной территории от дельты до Верхнего Египта» /259. – С.101/.

До недавнего времени процесс возникновения производящего хозяйства в Египте представлялся как заимствование переднеазиатского комплекса. «Сейчас считается, что импульсы исходившие из Азии не привели к коренной перестройке местную хозяйственую систему», – пишет Г.Чайлд /251. - С.89-91/.

Картина формирования древних оседло-земледельческих общин на территории Китая до сих пор окончательно не выяснена. Этот вопрос в значительной мере связан с вопросом о происхождении культуры Яншао в Северо-Западном Китае. В нашей исторической науке господствовало и сейчас ещё действует убеждение, что истоки культуры Яншао следует искать на западе /69. - С.146-151/.

Л.С.Васильев связывает генезис культуры Яншао с влиянием переднеазиатского очага. Как бы то ни было, эта ранняя земледельческая культура Восточной Азии датируется второй половиной V - первой половиной IV тыс. до н.э. По мнению В.А.Шнирельман, в среднем течении Хуанхэ обитало «относительно развитое население, которое уже выращивало просо и разводило свиней и собак». «Ареалы известных в Евразии диких просяных культур тяготеют к поясу степей, протянувшихся от Европы до Тихого океана», - пишет В.А. Ширельман. Предполагается, что аридные условия лучше подходили для диких видов проса. В связи с чем одним из гипотетических центров доместикации проса возможно является и территория Казахстана.

Процесс распространения производящего хозяйства в Индостане изучен ещё недостаточно. Известно, что со второй половины V тысячелетия на территории Северной Индии /поселение Багор/ население занималось как земледелием, так и скотоводством. Современные археологические исследования позволяют в некоторой степени воссоздать картину возникновения прозводящего хозяйства на юге, где действительно культура шла из севера, с долины Инда. Проникновение производящего хозяйства в долину Инда связывается с северо-западными районами Азии. «Постепенный процесс проникновения земледельческо-скотоводческих групп через горные районы Белуджистана в долину Инда шел в течение VII - первой половины IV тыс. до н.э.» /259. – С.77-78/. Именно с этими ранними мигрантами, вероятно, связывается появление значительных поселений и городищ на севере Индии, известных под названием цивилизации Хараппы и Мохенджо-Даро.

Путь перехода от локальных и изолированных земледельческих общин к цивилизации /строительству культурно-исторических систем/ на всей территории Востока примерно совпадает в общих чертах. Этот путь лежит от первобытного эгалитаризма к сложным социальным организмам, со сложной этносоциальной иерархией внутри и соответственными коммуникативными узлами связи. В реальном приблежении в каждом из них обнаруживается, конечно, своя специфика. Общей для всех указанных регионов Востока является одна закономерность – спорадическое, но сильное /структурообразующее/ влияние со стороны пастушеских культур Великой Евразийской степи. В рассматриваемом этапе истории, пастушество представляло собой громадный скачок во всех сферах жизни - как в материальном, так и в духовном. В историографии сложился определенный опыт осмысления этого величайшего события. Обратимся к высказываниям А.Вебера: «Истории не имели и ступени ледникового периода третьего человека ориньякской, краманьонской культуры... она начинается тогда, когда присутствует понятный, внутренне продолжающийся процесс событий и одновременно сознание пребывания в нем. Момент, когда это произошло, конечно, как мы теперь знаем, не время основания Рима, однако, как бы мы его ни отодвигали вследствие раскопок и других данных, этот момент относится только к периоду возникновения первых высоких культур, сложившихся вследствие организации земледельческого населения самых ранних евро-азиатских плодородных областей скотоводческими кочевниками в форме государственных объединений» /71. – С.306/.

На наш взгляд, наиболее ранние миграции степных групп шли в страны Передней Азии /из Мавереннахрского плацдарма/ и далее в северную Африку /по долине Нила/. Несколько позднее миграциями были охвачены Северо-Западный Китай /долина Хуанхэ/, а затем и Индия /долина Инда/. Следует, вероятно, предположить существование нескольких плацдармов, где сосредачивалась и накапливалась сила степных подвижных групп. В таких центрах происходила дальнейшая концентрация сил, формировалась структура нового образования и оформлялась идеология дальнейшего движения. По отношению к юго-западу таким узловым пунктом, в раннем этапе, вероятно, служило Иранское нагорье, в дальнейшем - междуречье Аму и Сыра /Окс и Яксарт-Мавереннахр/, по отношению к юго-востоку - долины Афганских гор /современные южные районы Таджикистана и Узбекистана, эта территория и есть мифический Жидели-Байсын/, по отношению к Китаю - Восточный Туркестан, южные предгорья Алтая, верховья Иртыша и т.д., по отношению к Европе - степи северного Причерноморья и Северный Кавказ.

В результате миграции пастушеских племён в оазисах происходило слияние двух хозяйственно-культурных систем и формирование надобщинных социальных структур.

Основу этого партнерства составлял с одной стороны, избыточный продукт, создаваемый в оседло-земледельческих центрах, и политический механизм, выработанный пастухами с другой.

Пастушеские племена в общественном развитии несли интересные новшества: систему родового самоуправления, основанную на кровнородственных и генеалогических связях и базирующуюся на родовой организации. Эта организация обеспечивала равное право каждого в общественных делах, а также защиту интересов каждого с учетом достоинств личности, его прав и свобод. Родовая организация гарантировала развитие личности и его творческого потенциала.

Сформированные в пастушеских сообществах степной Евразии ценности гражданского общества в сочетании с общинными порядками оседлых обществ породили своеобразную структуру и порядок. Для него были характерны - сильная административная власть, государственная собственность, верховная власть, как собственник земли и прибавочного продукта, а также отсутствие частной земельной собственности.

Обычно в марксистской литературе такого рода отношения в древних обществах Востока называются «азиатским способом производства». «При таких обстоятельствах, - пишет К.Маркс, - отношение зависимости может иметь политический и экономический не более суровую форму, та, которая характеризует положение всех подданных по отношению к этому государству. Государство здесь – верховный собственик земли. Суверенитет здесь - земельная собственность, сконцентрированная в национальном масштабе. Но зато в этом случае не существовало никакой частной земельной собственности…» /172. – С.482/.

В этом и состоит главное отличие древних цивилизаций Востока, обреченных строить свое будущее с учетом на постоянные контакты с миром подвижных групп скотоводов.

Та политическая система, выработанная в обществах пастухов накладывалась на общинную систему Востока, и породила государственную цивилизацию.

Активную роль в этом симбиозе играла структурообразующая воля степных народов Евразии, которая действовала на протяжении многих тысячелетий /фактически до XV в./.

Другим результатом взаимодействия степных и земледельческих народов является урбанизация, т.е. появление крупных оседлых поселений. Первоначальные контакты двух социально-культурных систем на стыке /в маргинальных зонах/ привели к возникновению городских центров. В урбанизации были заинтересованы как земдледельцы, так и пастушеские народы, над ними довлели экономические интересы. Впоследствии города приобретали самостоятельное значение как центры торговли, ремесла, а затем только как культовые и административные центры. Подавляющее большинство городских центров появилось на стыке указанных двух хозяйственно-культурных укладов. В определенной мере ранняя урбанизация Востока есть следствие их прямого взаимодействия. Торговля, обмен и торговые контакты, спрос на ремесленные продукты со стороны пастушеских племён и их политической элиты послужили первоосновой ранних городских центров.

Казахстанский очаг обрел свою специфику в конце неолита и в энеолите, благодаря возникновению и распространению здесь коневодства. Отныне всякое проникновение со стороны Передней Азии исключается. Наоборот, весь комплекс археологических материалов /керамика и тд./ свидетельствует о движении с севера на юг /147. – С.137/.

В связи с изучением целого ряда памятников Великой степной зоны в археологической науке не раз высказывалось мнение «об общности и, может быть, одновременности доместикации лошади в степных районах Юго-Восточной Европы, Заволжья и Казахстана» /163. – С.131/.

Учеными замечена одна интересная особенность в памятниках неолито-энеолитического периода Евразийских степей, относящихся к зоне распростронения древних коневодов. Так, например, количество костных останков лошадей на неолитическом поселении Дереивка /IV тыс. до н. э./ составляет 60 % всех костей, на поселении Репин-Хутор – до 80%, а на Ботае до 99,9 %.

«Всего на Ботае найдено сотни тысяч костей», - отмечает В.Ф. Зайберт /108. - С.198/. В.И. Бибикова выделяет два ареала в развитии коневодства на территории Юго-Восточной Европы: западный и восточный. Последний ареал характерезуется более многочисленными костными останками лошадей, следовательно, «из восточного ареала, где лошадь как домашнее животное была освоена рано, она могла эпизодически проникать на смежные территории, занятые племенами с иным хозяйственным укладом…» /47. – С.42-43/.

Все авторы, занимавшиеся изучением костных останков из неолито-энеолитических поселений /В.И.Цалкин, В.И.Бибикова, Н.М.Ермолова, Л.А.Маркова, Т.Н.Нурумов/, сходятся во мнении, что юго-восточная часть Европы, а также степная территория Казахстана являются областями доместикации лошади. Л.А.Макарова и Т.М.Нурумов ставят вопрос несколько в иной плоскости, предполагая, что памятники типа Ботай могут «свидетельствовать о ранних формах коневодства, а также о более раннем времени доместикации лошади на территории республики». В любом исходе этого вопроса имеющиеся материалы позволяют говорить о господстве коневодства в структуре хозяйства степных жителей неолито-энеолитического периода.

Вполне вероятно, что Урало-Иртышское междуречье является не самым основным очагом развития древнего коневодства на территории Евразии. Многочисленные народные предания казахов связывают начало господства скотоводства, как основного вида хозяйственной деятельности с территорией Сары-Арка. «Қарқаралы, Қарақуыс, Едірей, Қу, Баянауыл тауын Бес Қазылық, дейді. Бұл мал кіндігі», - такую оценку Северо-Восточной части Сары Арки дал - А.Букейханов. / – С.165/.

В казахском фольклоре говорится: «Жылқы желден жаралады» буквально означает - «лошадь произошла из ветра», предполагается, что она изначально степное животное /в полном варианте: «сиыр судан, жылқы желден, түйе сордан, қой аудан, кісі топырақтан, ешкі» - корова - из воды, лошадь - из ветра, верблюд - из солончака, баран - из воздуха, человек - из земли, козел - от дьявола /– С.303/.

Мы, вероятно, можем предполагать о существовании нескольких хозяйственно-культурных регионов на территории Казахстана в неолито-энеолитическое время V-III тыс. до н.э. Первая – лесостепная - представлена в виде носителей Ботайской культуры, вторая - функционировала как меридиональная система, возникшая, скорее всего, на основе охотничьих традиций передвигавшихся за табунами диких лошадей. Эта последняя была тесным образом связана с оседло-земледельческим югом в широком смысле, а с Туркестанским /включая Ташкент/ регионом непосредственно.

Таким образом, мы можем предположить существование на территории Казахстана с неолито-энеолитического периода трех хозяйственно-культурных типов: полуоседлое - на севере, кочевое - в центральных районах, оседло-земледельческое - на юге. В целом экономическое развитие определялось гармоничным сочетанием хозяйственно-культурных типов однородных в этносоциальном и культурном плане племен.

Безусловно, основу хозяйственной деятельности скотоводческих племён составляло коневодство. Вместе с тем, оно не мешало иметь и другие виды животных. Судя по различным легендам и поверьям казахов, степные племена разводили коров раньше, чем лошадей. Возможно, именно на этих материалах можно проиллюстрировать влияние так называемого переднеазиатского центра доместикации. Обратимся к легенде с интересным названием «Легенда о состязании лошади и коровы»: «Прежде у казахов были одни коровы; лошадей люди вовсе не знали; быкам украшали рога и хвосты филиновыми перьями и ездили на них все - и тюре и богатые люди, не гнушаясь. У коров потекло что-то из носу, люди стали просить бога и он создал им тогда лошадь из ветра. Поднялся ветер с пылью – и прибежал табун. Люди пустили в бег корову и лошадь, корова опередила, конь остался сзади. Оба устали и хотели пить. Корова первая добежала до норы сурка и спросила его: «Суыр сасық, су қайда?» /Вонючий сурок, где вода?/. Обидевшись, сурок указал ей на вонючую, стоячую воду. Корова напилась и побежала далее. Лошадь прибежала после и спросила: «Суыр жұпар, су қайда?»/Сурок, пахнущий мятой, где вода?/. Сурок указал ей хорошую, чистую и прелестную воду. Корова, напившись дурной воды, не могла скоро бежать и лошадь опередила ее».

К числу древних этиологических мифов относятся легенды о «Быке», о «Корове» /в записях Г.Н. Потанина/, где сохранились отголоски древнейших представлений степных народов о первопричинах сотворения мира. Например, это повествование идет от имени жаворонка: «Бұрыңғы күнде жерде су жоқ екен. Көк өгізді екі кісі бағыпты. Екі адам да шөлдейді - өгіз су берді мүйізімен жер қазып, су қайнап шықты… Көк өгіз мүйізімен жер көтереді…» В другой легенде, прослеживаются отголоски древнего тотемного культа быка: «Не жалей, что меня съели, разбей мою голову, -говорит своему хозяину голова быка, растерзанного волком и лисицей, - в обоих рогах ты найдешь столько, что без милостыни проживешь шесть лет». /. – С.51/.

Индоевропейским эквивалентом слова (лошадь) является «to alogon», получивший специальное значение «лошадь» уже в папирусах в самом начале нашей эры. Э.Бенвенист считает, что форма to alogon является сингулятивом от to aloga «животные», «неразумные – о животных самых привычных, самых полезных, т.е. о лошадях» /- С.46/.

Интересно следующее его утверждение: «значительная часть названий животных являются именами собирательными», в связи с интерпретацией латинского термина «animalia».В индо-иранском, италийском и германском более употребляем термин «Peku» (Pekus) первоначально, означавший «личное движимое имущество», а затем «скот». «Peku» находится в семантическом тождестве с понятием «алаша ат», представляя его перевод - «пегий», «пегас» и т.д. /См. приложение к этому тому: «Пеголошадные пионеры степной цивилизации Евразии»/.

Таким образом, доместикация лошади и широкое развитие коневодства в эпоху неолита-энеолита в степных просторах Евразии дали начало формированию суперсистемы, своеобразного историко-культурного феномена известного в историографии, как пастушеские /номадические/культуры.

Анализ многочисленных источников приводит к выводу о том, что на территории Казахстана и близлежащих степных регионов в I тыс. до н.э. развивался самобытный очаг степной культуры. По своим историко-культурным особенностям он отличался, как от западного, так и от восточного культурных ареалов. Имеется значительное количество фактов, свидетельствующих, что исторические судьбы населения Казахстана, Западной Сибири, Средней Азии, Поволжья, Урала и Алтая, были в тесной взаимосвязи. Это был единый мир степных народов. В силу различных факторов, и в первую очередь природных, система ведения хозяйства, уклад жизни, претерпевают определенные корректировки /например, в эпоху бронзы и т.д./. В целом для Великой степи и здесь характерна цикличность /чередование/. В каждом случае населению Великой степи приходилось как бы заново начинать освоение экологической ниши. Поэтому правы те исследователи, которые говорят о том, что IX-VIII вв. до н.э. можно считать начальным этапом распространения номадизма на территории Казахстана /15. – С.45/.

Историко-антропологические исследования говорят об автохтонности населения Великой степи. Вместе с тем, образ жизни степного населения отличался от хозяйственно-культурных параметров племён эпохи бронзы /в особенности/ и скифо-сакского периода. С начала I тыс. н.э. идёт процесс усиления кочевничества. В составе стада, как и в эпоху энеолита, начали преобладать лошади. Но одновременно, идёт процесс укрепления и дальнейшее развитие в отдельных регионах земледелия и горной металлургии. «Дальнейшее развитие металлургии в Центральном Казахстане связано с историей племенных союзов гуннов, усуней, кангюй, от которых сохранился мощный пласт высокой культуры в виде орудий труда, предметов вооружения и прекрасных образцов украшений из металлов и цветного камня», - пишет А.Х.Маргулан /167. - С.14/. В целом для хозяйства эпохи гуннов характерна наметившаяся узкая специализация в масштабах степного хозяйственно-культурного комплекса, в структуре которого имело место кочевое скотоводство в степных районах, с доминирующей ролью коневодства, полукочевничество в северных и северо-восточных регионах, а также оседло-земледельческая - на юге.

В литературе порою встречается убежденность в том, что общество древних и средневековых степных народов демонстрируют не только однотипность, но и сходство многих конкретных форм социальной организации. А.М.Хазанов ссылаясь на Л.Крэдэра и на свои исследования пишет: «… по основным социально-экономическим структурам и формам эксплуатации, равно как и по основным тенденциям общественного развития, древние кочевники евразийских степей были весьма близки к кочевникам средневековья и даже нового времени» /245. - С.265/.

Этот вывод основывается, прежде всего, на консервативности /экстенсивный характер кочевого хозяйства, мало меняющийся во времени/ экономики Великого степного пояса. Однако, он пишет об обратимости социальных процессов: «у тех кочевников, которые знали в прошлом, и даже неоднократно, периоды государственной жизни». На наш взгляд, нельзя однозначно говорить о консервативном, застойном характере хозяйственно-культурных структур народов Великого степного пояса. Зачастую социально-экономические условия, на котором строятся социальные отношения, подвержены чередованию. На всем протяжении обозримой истории /с IV тыс. до н.э./ мы наблюдаем перманентное чередование комплексного хозяйства /с преобладанием пастушества/ с кочевым скотоводством. С другой стороны, окружающий степные народы мир тоже не стоит на одном месте. Восток, с которым тесно связан степной мир Евразии, постепенно развивался. Вероятно, в этом процессе высока роль тех же самых кочевников, время от времени нарушающих монотонный ритм жизни и вторгающихся в покои Востока.

На наш взгляд, действительно многие стороны быта казахов сходны и сравнимы по уровню развития с саками, гуннами, древними тюрками и т.д., но необходимо учесть и то, что они сохранились в виде реликтов грандиозной и яркой культуры народов Великого Степного пояса Евразии. Причина столь разительной перемены кроется не только в военной и экономической экспансии России и Китая в XVIII - XIX вв., она кроется гораздо глубже. Чтобы легче было понять, я предлагаю мысленно сконструировать треугольник, тернарную структуру с активным углом. Территория древних культур, имеются ввиду оседлые цивилизации древности, в те далекие времена была крохотной частью Евразийского материка. К.Ясперс своеобразно начертил границы этой культурной зоны. «Возникновение культуры территориально охватывает лишь узкую полосу всей земли от Атлантического до Тихоокеанского побережья, от Европы через Северную Африку, Переднюю Азию до Индии и Китая. Эта полоска, составляющая в длину около четверти, в ширину - меньше двенадцати частей всей земной поверхности, содержит плодородную почву, разбросанную между пустынями, степями и горными кряжами» /263. - С.5/. Эта узкая полоска материка довольно долго, фактически до Великих географических открытий, была подконтрольна пастушеским народам. Вдоль полосы постоянно сталкивались интересы семитских народов с юга и алтайских /в раннем периоде индоевропейских, арийских/ народов с севера.

Последние были гораздо сильнее и влиятельнее на всем протяжении последних 6-5 тысячелетий, исключение составляют лишь эпоха поздних династий в Шумере и эпоха мусульманского ренессанса в VI-XII вв.

Начало кризиса традиционных отношений в Старом Свете и социальных институтов степных народов датируется XV-XVI вв., когда Великая степная зона Евразии теряет свое былое значение доминанты в мировом пространстве. Впоследствии были нарушены и уничтожены существовавшие у них тысячелетиями жизненные коммуникации, производительные силы, политические институты и культура.

Список литературы:

Медоев А.Г. Гравюры на скалах. – Ч.1. – Алма-Ата, 1979. – С.8/.

Рашид ад-Дин. «Джами ат-таварих» XIV в.

Чайлд Г. Древнейший Восток в свете новых раскопок. - М.,1956. – С.58-61/.

Дж.П.Мэллори. Индоевропейские прародины // ВДИ. 1997.№1/.

А.Х.Маргулан /167. - С.14

А.М.Хазанов

Вопросы:

1. В чем проявляется сходство многих конкретных форм социальной организации у древних и средневековых степных народов?
2. Самобытный очаг степной культуры, по своим историко-культурным особенностям отличающийся, как от западного, так и от восточного культурных ареалов. Какую территорию он занимает и каковы его особенности?
3. Судя по различным легендам и поверьям казахов, степные племена разводили каких животных?
4. Каково было окружение складывающегося в бескрайних степях Евразии раннего союза пастушеских народов - общности Алаш?