Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника


Глава 13. Невинная.




- Мы все сдохнем. Кто раньше, кто позже – не важно. Сейчас ты лежишь тут, невинный, чистый, незнающий ничего об этом дерьме, в которое ты вляпался, когда высунул голову из чрева матери, и от того счастливый. У тебя все впереди: и первая боль, и первые удары, и первые предательства, и первые дозы. Все в твоих крошечных руках, которые сейчас не могут сжать даже мой палец. Ты можешь стать великим, подмять под себя это стадо и повести за собой – безвольных и тупых, готовых из страха выполнить любую твою прихоть, даже самую идиотскую. Ты можешь стать тем, по кому это стадо пройдется сотни раз, пока не раздробит все твои кости. Или можешь остаться в стороне - загадочным и одиноким, тем, кого побоятся лишний раз задеть, и будут льстиво скалить зубы, желая твоего расположения. Но в своих кругах тебя будут просто ненавидеть. И тогда я буду гордиться тобой. Если ты не опустишься на гребаное дно, полное разврата, дешевой теплой выпивки и наркоты. Но когда-то даже тебя, такого влюбленного в жизнь, любимые родственники рано или поздно заколотят в деревянном ящике, бросят в яму и бросят сверху горсть земли и пару затрепанных цветов. И, поверь мне, тебе будет уже наплевать, кто будет там, несколькими метрами выше, поливать свежую грязь соленой водой и завывать в фальшивом отчаянии. Тебе будет абсолютно по хуй на тех, кто бросал тебе в спину угрозы и оскорбления, кто толкал тебя с обрыва, кто обещал тебе жестокую расправу. Ты знаешь, сколько раз я видел это в глазах собеседников и прохожих? Это вполне объяснимое и обоснованное пожелание мучительной и долгой смерти… Непередаваемое ощущение… восторга? Когда ты понимаешь, что ты выше всех, что ты портишь им кровь, что до тебя им еще расти и расти, что ты – не незначительный элемент этой толпы… что ты лучше - в сотни, в тысячи раз. Если ты когда-нибудь поймаешь этот момент, хотя бы за самый край – будь готов к одиночеству. К тому самому, от которого желание жить становится ничтожным на фоне рвения выйти в окно, которое придавит тебя гребаным прессом к земле, выдавит из тебя весь дух, всю любовь к жизни… И тогда… Ты слушаешь меня…? Тогда ты вспомни, зачем ты вообще существуешь. Вспомни, как обрадуются все те, кто готов ткнуть тебе в глотку нож (если увидят, что ты связан или пьян), вспомни, как скрипят зубы этих ублюдков, когда ты обходишь их раз за разом, оставляя им лишь глотать пыль из-под твоих ног. Вспомни их всех. Вспомни того, кто кусал твои губы в порыве страсти, не боясь получить заслуженный удар меж ребер. Вспомни того, кто ненавидит тебя за то, что ты любишь его, и любит тебя за твою ненависть. Вспомни его. Вспомни, и цепляйся за свою жизнь, кроши зубы, ломай пальцы, но цепляйся. Живи. Назло, ради, вопреки – как хочешь. Живи, ублюдок… Живи до самого конца… - В моем голосе проскользнули слезы, и я замолчал, хватая ртом воздух и оглядываясь по сторонам. Черт подери, за всю жизнь я не говорил так много и так искренне, как сейчас. Перед внутренним взором промелькнула хитрая улыбка и зелено-карие глаза с безумным блеском. Я жадно, будто в последний раз, набрал в себя кислорода: – Живи даже тогда, когда тебя похоронили заживо, когда все думают, что с тобой все кончено. Ты понял меня? Просто живи…

Малыш Джим, третий сын моей старшей сестры, внимательно смотрел на меня ярко-синими глазами, словно понимая своим крошечным мозгом каждое мое слово. Я всхлипнул и утер рукавом влажное лицо. Именно сейчас я был готов отдать руку или ногу, чтобы он понял меня, и не совершил моих ошибок. Чтобы с неба спустился ангел и дал мне обещание, что протащит этого щенка через всю жизнь по правильной дороге, защитит от грязи и научит всему, чему научился я, только без моей боли и потерь.

Во мне мгновенно проснулась безотчетная ненависть к Джиму - к этой крошечной лысой мартышке с огромными голубыми глазами, замотанного по пояс в грязные фиолетовые детские тряпки. Я возненавидел всей душой эту мерзкую вонь, которая исходила от его хрупкого тела, только что смазанного каким-то косметическим маслом умелыми руками заботливой шлюхи-сестры. Я уже видел, как сползают ошметки его мозгов по стене, как ломаются детские кости, как вопят родители и падает в обморок сестра, как с моих рук капает свежая теплая кровь младенца, а тяжелые капли разбиваются о пол детской комнаты, которая совсем недавно принадлежала мне. Родители, изнывая от отеческой любви, собрали (сбросили) все мои вещи в две коробки и оставили на чердаке. Теперь мне некуда было приткнуться, и я уже третий гребаный день ходил по дому, не зная, куда деть себя. Ночевал я в гостиной, на узком жестком диване, и не видел смысла требовать вернуть обратно свою комнату и вещи, понимая, что, скорей всего, в конце недели я просто соберу самое нужное из своих коробок, и уйду отсюда - навсегда.

Я метнул последний ненавидящий взгляд на детский манеж и вышел из комнаты, чувствуя, как подрагивают руки. Родители не будут жалеть о моем решении - Джим, эта мерзкая мартышка, вполне заменит им меня, такого неправильного и испорченного собственными ошибками.

Я выбежал на задний двор, достал трясущимися, словно после шоковой терапии, руками пачку сигарет и зажигалку, глубоко затянулся... Дым обжег губы и язык, но я продолжал стоять, затаив в легких никотин.

Я так скучал. Скучал по Джерарду, и обманывал самого себя, медленно умирая бессонными ночами. Я хотел ему позвонить, но его телефон был отключен. Номеров Берта или Майка у меня не было, но я назойливо набирал заветные цифры каждые несколько часов. Мелодичный голос оператора не на шутку меня злил, и я опасался за сохранность своего телефона, который уже подозрительно скрипел в моих руках. Я скучал по своему парню - почти сходя с ума от безысходности. Конечно, я мог сорваться из дома и направиться в колледж, но тогда вопросов точно не избежать - побег в Нью-Джерси мы запланировали на середину июня, и портить план своей вспыльчивостью я совсем не хотел.

Между нами были сотни километров, а мне до судорог не хватало его рук - бледных, с выступающими венами, постоянно холодных, но рядом был только мерзкий ребенок, жизнь которого сейчас висела на волоске, безмозглая сестра и упрямые, словно бараны, родители. Я выдохнул дым, когда глаза начали слезиться. Руки дрожали, но не так сильно. Я сел на крыльцо и сделал очередную затяжку.

Он нужен мне. Прямо сейчас. Я вынул мобильник, набрал почти автоматически цифры и прижал к щеке.

Гудок? Неужели он удосужился включить телефон?

Второй. Ммм, почему у меня дрожат колени, как у девственницы на первом свидании?

Третий. Сердце сжалось в дурном предчувствии.

- Алло? - раздался женский мягкий голос.

Я поперхнулся. Это был не Джи. Он же не мог за три дня найти мне замену?! Вряд ли он доверит свой мобильник кому-то чужому...

- Простите, кажется, я ошибся номером, - пробормотал я. Хах, а уже обрадовался, что Джи мне ответит!

- Бывает, - хохотнула девушка. - Милый, представляешь, кто-то ошибся номе... - И оборвала вызов.

Я медленно отнял телефон от щеки и уставился на потухший экран. Затем вздохнул и открыл список последних вызовов...

Сердце... Оно пропустило четыре удара - не меньше. Потому что самый первый вызов был помечен именем Джерарда.

Почему так сильно дрожат руки? Нет, конечно, мне было глубоко наплевать. Плевать больно и кровью.

Где-то наверху, из дома, раздался детский писк. Я метнул разъяренный взгляд на окно своей комнаты, телефон хрустнул в моей руке, и я, настежь распахнув дверь, направился мимо суетящейся у плиты матери к источнику шума, перешагивая через ступеньку.

Кому-то сегодня будет больно.

_________

Тонкая кисть Лин покоилась в моих уродливых бледных пальцах. Я сжал ее чуть настойчивей и потянул вниз, заставляя девушку занервничать. Она поерзала на моих коленях, прижимаясь горячей спиной к моей груди, и с ее полных губ сорвался чувственный стон. По гибкому телу пробежала подозрительная волна дрожи, и она прижалась крепче ко мне, задевая меня своим острым локтем и облизывая губы. Я чувствовал запах ее клубничной жвачки и невольно вдыхал его, наслаждаясь мгновением. Рука Линдси сопротивлялась моему давлению. Я улыбнулся под нос и, склонившись над ее тонкой шеей, выдохнул сквозь зубы, отпуская еще одну волну, пробежавшую по ее телу слабой судорогой. Линдси охнула и позволила своей руке опуститься.

- Это не так страшно, верно? – пробормотал я ей на ухо.

Острый кончик карандаша прикоснулся к бумаге и, слегка дрогнув в наших пальцах, сделал первый штрих. Грифель все уверенней скользил по листу, и Лин постепенно расслаблялась, позволяя мне водить ее рукой, вырисовывая все новые линии. Она улыбнулась.

- Это потому что ты рисуешь, а не я, - улыбнулась она. Я криво ухмыльнулся в ответ и разжал ладонь. Карандаш царапнул бумагу, Лин тихо пискнула, но быстро собралась и продолжила линию, оставив позади, за своей рукой, только крошечный, но глубокий крючок, как напоминание о моем маленьком предательстве. Людям свойственно спотыкаться после предательства, а затем приходить в себя, подниматься и двигаться дальше.

Я уткнулся носом в ее волосы, пока девушка, громко сопя, продолжала выводить все новые и новые линии. Она такая теплая… и чертовски хрупкая. Меня приворожила с самого начала эта необъяснимая хрупкая женственность, скрывающаяся в каждом ее движении. Даже сейчас, когда она сидела рядом со мной, в полной безопасности, мне казалось, что ее тонкая кожа пойдет мелкими трещинами, и она рассыплется в пыль.

Внезапно карандаш отлетел в сторону, Линдси поднялась на ноги, отошла в сторону и неловко улыбнулась.

- В чем дело? – недоуменно спросил я. Без нее стало внезапно холодно… Черт…

- Не так близко… - пробормотала она. Я виновато опустил голову.

Линдси вздохнула.

- Прости, просто…

- Все нормально, - опередил я ее.

Разлуку с Фрэнком я переживал очень близко к сердцу. Наверное, даже слишком близко. Мне не хватало его. Не хватало его запахов и звуков, его исступленных истерик, его слов, его голоса. Даже сейчас мне кажется, что он дышит совсем рядом, когда между нами шесть часов и двадцать пять минут. Мне ежесекундно не хватало его пламени – обжигающего и дающего силы, чтобы жить. Поэтому я цеплялся за Лин, как умирающий цепляется за антибиотики. Она была лишь заменой, красивой, но ненастоящей заменой. Это все равно, если огонь заменить горячей водой - вроде, обжигает, но не то. Но, тем не менее, я продолжал ее преследовать, иногда забываясь и позволяя себе переходить границу дозволенного. Как сейчас.

Майки отнесся к Лин весьма однозначно: он твердо дал мне понять, что это только мое дело, и лезть он не будет, но если Фрэнку не понравятся мои попытки его заменить, то Майки будет последним, кто будет меня оправдывать. А Берт лишь пожал плечами: делай, что хочешь, если это не касается Майка. Что ж, хотя бы за брата теперь я спокоен, МакКрэкен не даст его в обиду.

- Может, прогуляемся? – предложила Лин. Я равнодушно дернул плечом, но встал и набросил на плечи куртку. Освежиться не помешает.

Мы вышли из здания и направились в сторону парка – небольшого клочка территории, не захламленного мусором. Уже начинало темнеть. Мы шли молча, я сжимал ее теплую ладонь в своей руке. Этот жест был мне физически необходим, с ним я чувствовал, что не один, что мое собственное сердце до сих пор бьется внутри меня. Но я не мог обмануть себя до конца, по-прежнему понимая, что Фрэнк, мой милый Фрэнк так далеко от меня, и я не могу прижаться к нему или получить подзатыльник. Он был чертовски нужен мне даже сейчас, когда рядом со мной шла Лин, источая сладкий запах духов и едва уловимое тепло.

Ты знаешь… все имеет свойство заканчиваться и терять свой смысл. Последние крошки растворимого кофе, последние капли воды в кране, последняя искра зажигалки, слабеющий с каждой секундой аромат, последние лучи солнца – всего этого не вернуть, никогда. Человеческие чувства - слишком ненадежные и непостоянные, чтобы быть искренними. Сегодня они есть, завтра их нет. Но я знал, продолжая шагать по мерзлой земле, что то, что я чувствую к нему, не закончится. Никогда. Даже если я перестану дышать, если сердце перестанет биться, я верю в жизнь после смерти, я вернусь к нему, я буду оберегать его, и пусть он не будет чувствовать моего присутствия в воздухе, я все равно буду рядом с ним.

- Этот… Фрэнк… - начала Лин, нахмурив высокий красивый лоб, - он дорог тебе, верно?

- Да, - ответил я, едва шевельнув губами.

Представление Лин о наших отношениях было весьма расплывчатым. Я лишь сказал ей, что я готов отдать за него все, что угодно, и она послушно кивнула, мгновенно поняв ситуацию, за что я ей был бесконечно благодарен. Она не пыталась занять его место и часто позволяла мне переходить границы, но отталкивала меня мягко, но уверенно. Невероятный человек – один из немногих, кого я бы вынес из горящего дома. После Фрэнка и Майки, конечно.

- Расскажешь мне о нем? – протянула она неуверенно, понимая, что эта тема для меня слишком болезненна.

Что ей рассказать о нем? Рассказать, как мне нравится, когда он оставляет на моем теле синяки и кровоподтеки? Или рассказать, как мне нравится щекотать его кожу лезвием ножа? Может быть, попытаться объяснить, что любовь к Фрэнку опьянила каждую клетку моего тела? Или описать, как горят наши глаза, когда мы встречаемся взглядами? Наши отношения до сих пор висят на острие ножа – немного шевельнись, только попробуй, и все оборвется, рухнет вниз, увлекая нас с ним за собой. Мы полетим в бездну – но уже не вместе. Ей не понять эту тонкость отношений, не понять, почему нам нельзя ошибаться в этой игре, которая давно уже перестала быть честной. Ей не понять.

- Нет. Прости.

Линдси кивнула, давая понять, что все в порядке.

- Любишь снег? – спросила она прежде, чем я успел облегченно вздохнуть.

- Ненавижу, - отозвался я, поежившись.

- Почему? – удивилась девушка. – Это же так… красиво.

________________

Ресницы, тяжелые от инея, с трудом поднимаются, и я смотрю на звездное ночное небо, пытаясь определить – сплю я или нет. Не чувствуя своего тела, я стараюсь поднять руку, чтобы согреть другую.

Ничего. Никакой реакции.

Где-то справа от меня одиноко воет волк. Наверное, у меня бы перехватило от страха дыхание, если бы я мог дышать замерзшими легкими.

Сделав нечеловеческое усилие, я прикасаюсь холодным языком к ледяным губам, покрытым коркой замерзшей крови. Снег, упавший во время моих похорон на мое лицо, так и не растаял. Холодно. Но не больно.

Волчий вой раздается гораздо ближе, чем я ожидаю. Я бы вздрогнул, если бы мог.

Холодные звезды равнодушно смотрят с неба. Видимо, люди решили, что от моих принципов и веры можно избавиться, закопав под слой снега. С одной стороны, они правы. Не пройдет и двух часов, как я умру от переохлаждения. И пускай они не будут чувствовать угрызений совести, моя смерть в любом случае останется на их совести. Может быть, они избавятся от моего тела – такого ничтожного и слабого, но они не избавятся от правды.

Что за дурацкие мысли? Пора уже домой, меня, наверное, ждут родители.

Я бы расхохотался, если бы мог пошевелиться. Что за бред? Они будут только рады, если сэкономят на моих похоронах.

От этой мысли хочется расхохотаться еще сильнее. Но сейчас даже моргать было сложно.

Снова раздается волчий вой. Интересно, он один? Если да, то ему повезло. Конечно, я не потяну на лося. Но он и этому обрадуется.

Интересно, как это – ощущать, как от твоего тела отрывают куски мяса? Наверное, это будет странно, почувствовать своим онемевшим телом хоть какие-то прикосновения. Почему-то мне хочется, чтобы волк подошел именно сейчас. Быть съеденным гораздо приятней, чем замерзнуть, ведь придет весна и начнется разложение. А так я стану перекусом для волка и, может быть, даже его волчат. Приятно осознавать, что ты помогаешь не людям, верно?

Интересно, почему перед смертью люди зовут маму? Наверное, я бы тоже звал ее, если бы не знал, что мать давно махнула на меня рукой.

________________

- И… как ты выжил? – спросила Лин дрогнувшим голосом, глядя на меня широко распахнувшимися глазами.

- Я разозлился, - пожал плечами я. – Я понял, как сильно ненавижу их. Ненавижу всей душой их всех и каждого лично. Я понял, что не должен сдаваться, что мне нужно жить дальше. Потому что они не заслужили такой щедрости. Я едва не умер, это я признаю, я был к этому очень близок. Но я выжил. – Я улыбнулся, обнажив зубы. – И отомстил.

Лин нахмурилась и остановилась, спрятав замерзший носик за высоким воротником пальто.

- А ты не думал, что…

- Эй, голубки!

Мы обернулись. Мой взгляд упал на парней с третьего курса – тех самых, которых не принимают ни в какие тусовки. Слишком тупые, чтобы быть ботаниками, слишком мерзкие, чтобы быть элитой, слишком наглые, чтобы быть серой массой. Слишком жестокие, чтобы быть людьми. Животные? Может быть. А знаете, чем отличался от них Фрэнк? Он не был животным, никогда. Он был зверем – одиноким, гордым, сильным. Он не унижался, как эти подонки, он был выше этого стада, он был выше серой массы, он был выше гребаной элиты. И я рад, что смог стать близким для него, что он пустил меня в свой мир, лишенный отопления…

Насмешливые улыбки, нетрезвые взгляды – лица не были обезображены интеллектом. Но, тем не менее, они были достаточно умны и сильны, чтобы причинить вред.

- А куда делся твой педик? – прокудахтал самый низкорослый. Компания зашлась в хохоте.

Моя рука самопроизвольно скользнула в карман, нащупывая лезвие. Лин перехватила мой локоть.

- Идем отсюда, - прошептала она. Я взглянул на ее бледное лицо, и позволил увести себя прочь, до крови сжимая в кармане нож, под пьяный хохот и улюлюканье.

Мне нужен Фрэнк, тоскливо думал я, пока Лин волочила меня по коридорам. Мне нужен он. Очень сильно нужен.

Я позволил девушке приволочь меня в спальню и пообещал ей, что не пойду разбираться с этими засранцами. Уже закрыв за ней дверь и упав на кровать, я понял, как в ней одиноко. И как сильно я хочу спать.

Уже теряя ход мыслей, внезапно я решил одну важную вещь. Я сбегу к нему этой ночью, под самое утро, пока все будут спать. Нужно будет лишь зайти к Берту, взять у него немного денег и забрать личное дело Фрэнка, чтобы найти его домашний адрес.

И я заснул, предвкушая встречу. Я даже не знал, что совсем скоро случится трагедия, которая перечеркнет мои планы.

 

Глава 14. Истерзанный.

Холодный воздух обжигал тощее тело Майка, и парень задыхался, хватаясь за рану на плече и тщетно пытаясь остановить кровь. Густая тяжелая жидкость горячими каплями пробивалась сквозь тонкие пальцы и падала на снег, оставляя крупные розовые пятна. Ногти скребли бледную кожу, легкие разрывались после долгого бега. Майки с ужасом захрипел, увидев приближающиеся силуэты. Очки он выронил, сбегая от погони, поэтому видел переулок слишком смутно, чтобы опознать преследователей. Единственный источник света, уличный фонарь, был давно разбит, но Майки явственно слышал, как в десяти метрах от него захлебывается собственной кровью Берт. Его живот был глубоко распорот, парень придерживал края раны, пытаясь остановить кровь, словно стараясь сохранить внутренности под кожей, и Уэй не мог понять, как Берт вообще смог бежать вместе с ним. Издавая пугающие булькающие звуки, он прохрипел:

- Майки... беги...

Майки перевел изможденный взгляд на силуэт Берта, привалившегося к стене. Он был бы рад бежать дальше и заодно утащить МакКрэкена из этого ада, в безопасное место, но сейчас он не чувствовал своих ног, безжалостно и глубоко истерзанных ножами. Он истекал кровью, ему было чертовски холодно и больно, а левая рука уже начинала неметь от большой кровопотери. Сердце билось в горле, высохшем после длительного бега, вызывая рвотные позывы, которые становилось все сложнее контролировать.

Силуэты подошли уже вплотную. Майки слышал их шаги и понимал, что уже не успеет сбежать, даже если внезапно сможет почувствовать конечности. Ему оставалось лишь лежать здесь, дожидаясь своей участи. Может быть, он ничего не почувствует?

Наивный…

Ему так холодно…

Шаги все ближе…

Если бы не было так страшно…

Майки откинул голову назад, ударившись затылком о кирпичную стену, продолжая инстинктивно цепляться за плечо, закрыл глаза и выдохнул сквозь зубы, желая поскорее отключиться и не чувствовать боли.

Он сдался.

Он больше не может терпеть.

- Майки, нет! Что ты делаешь?!

Майки нехотя приподнял веки, повернул голову и, прищурившись, смог разглядеть знакомый силуэт.

Джерард? Что он тут делает? Разве он не...

Джерард бросился к ним. Майки хотел крикнуть, чтобы он остановился, развернулся и спасал себя, но брат только ускорялся с каждым шагом, и его невозможно было остановить, Майк это знал. Эхо его шагов гулко отталкивалось от стен, и Майки паниковал все сильнее.

Берт странно захрипел, издавая последние булькающие звуки.

- Берт! - крикнул Майки. Его голос ему показался слишком слабым и чужим. Берт не подавал признаков жизни.

От МакКрэкена его отвлек яркий холодный блеск стали. Майки зажмурился, увидев острое лезвие, сжался в комок и замер, ожидая удара. Последнего удара.

Но удара не последовало. Лишь рядом с ним с глухим стуком упало что-то тяжелое, а затем наступила звенящая тишина, пугающая до ледяной дрожи.

Майки нерешительно открыл глаза. Ослепительно яркий свет фонаря освещал грязный пустынный переулок. Силуэты исчезли, словно их и не было; Берт по-прежнему молчал, нелепо привалившись к стене, расплескав собственную кровь вокруг себя. Его рука лежала в темно-красной луже, протянутая в последнем рывке в сторону Майка. Глаза слепо смотрели в одну точку.

Майки отвел взгляд, будучи не в силах поверить в происходящее…

И рядом с Майки, у его ног, лежал Джерард. Из груди торчала стальная рукоятка ножа, по рубашке расплывалось свежее темно-алое пятно. Майки захрипел, словно астматик, заскулил, и в ужасе попытался выдернуть нож из тела Джерарда. Но сталь не поддавалась, рукоятка ножа выскальзывала из пальцев, зато его руки мгновенно обагрились братской кровью…

Майкл тихо заскулил, падая на грудь покойного, обвивая слабыми окровавленными руками остывшее тело. Его скулеж превратился в тихий стон, горькие слезы падали на безмятежно спокойное лицо. Парень замолк на пару секунд, раскачиваясь вперед-назад.

А затем громко взвыл. Отчаянно, безутешно, совсем по-волчьи, продирая случайных прохожих до костей своим воем, вкладывая в этот вопль всю свою боль и страдания…

Черные волосы Джерарда были беспорядочно разбросаны по безмятежному лицу.

Потускневшие глаза невидяще смотрели в небо.

В небо, которое он больше никогда не увидит.

_______________________________________

- Майки, проснись! Мне нужна помощь! Майки!...

Майки распахнул глаза и в непонимании уставился на размытые черты парня, который продолжал его тормошить. Ресницы младшего отчего-то были мокрыми и тяжелыми, и парню пришлось моргнуть пару раз, а затем нашарить на прикроватном столике очки. Лишь нацепив их на нос и включив ночник, он увидел, в чем дело.

Джерард дрожал. От него исходили почти ощутимые кожей волны отчаяния, глаза странно блестели, его сильно трясло. Но, несомненно, он был жив. Никакого ножа в груди, никакой кро...

Майки опустил взгляд и замер. Некогда белоснежные кроссовки Джерарда были покрыты кирпично-красной липкой дрянью. Тонкие бледные руки с выпирающими венами сильно дрожали. Белая кофта была перемазана кровью почти до локтей.

- Джерард? - хрипло прошептал Майки. - Ты в порядке? Что случилось?

Он слез с кровати и, бесцеремонно задрав безнадежно испорченную кофту, которая наверняка совсем скоро отправится на свалку, принялся изучать его тело, выискивая повреждения.

- Майки...

- Чья это кровь, Джи? - прошептал Майки, сильно нахмурившись, когда не обнаружил ни одной свежей царапины. - Ты кого-то...?

- Майки... Иди за мной... Мне нужна помощь...

Майки молча достал из-под кровати кеды, обулся, и позволил Джерарду обвить холодными, окровавленными и липкими пальцами его запястье.

- Куда мы идем? - спросил он, когда они оказались на главной лестнице и направились вниз. Джерард лишь судорожно вздохнул в ответ. За окном шел мелкий снег, только-только начинало светлеть, и Майки недоумевал, где Джерард умудрился найти неприятности в такую рань. Его до сих пор трясло после сна, особенно сейчас, когда он видел мертвенную белизну лица и алые разводы на одежде. Но Джерард был жив, он сильно стискивал пальцами его кисть, и Майки, едва-едва различая пульс брата, постепенно успокаивался.

Это был сон... Просто до жути реалистичный сон...

Джерард протащил его по темному коридору спящего женского крыла и распахнул чью-то дверь. Майки не успел возмутиться его наглости. Слова умерли на губах, а в горле встал плотный ком, не пропуская безумного вопля. Младший почувствовал, как оседает на пол, и поспешно прислонился к стене.

Вся комната была забрызгана кровью, будто густой краской всех оттенков красного; золотистый свет ночника словно со злой иронией отражался от мелких лужиц на полу. Окно было распахнуто настежь, в комнате стоял невыносимый холод. Сквозняк играл с рассыпанными листами и перьями из разодранной подушки. В холодном воздухе витал удушливый запах металла и пота. Мебель не была тронута, нет, на своем месте стоял стол, пара стульев, кресло. Лишь на полу комком валялось небрежно скинутое одеяло. И на кровати лежало обнаженное юное тело.

Во рту торчал грубо смотанный кляп, тушь расползлась по бледным щекам после долгих часов глухих рыданий, черные волосы превратились в один клок, залитый липкой запекшейся кровью. Казалось, на коже девушки не осталось ни одного живого места: всю территорию занимали ссадины, кровоподтеки, глубокие раны и (Майки едва сдержал тошноту) местами не хватало плоти. На столе, возле ночника, аккуратным рядом лежали отрубленные тонкие пальцы. И белый лист бумаги, забрызганный кровью девушки.

Джерард сел у кровати, упав коленями в кровавую лужу на полу, без отвращения прижимая к себе тело, тихо поскуливая и что-то приговаривая, тщетно пытаясь привести Линдси в чувства.

Лишь через несколько Майки переборол ужас и направился к нему, шлепая по крови и стараясь дышать ртом, не вдыхая тяжелый металлический запах. Он поднял одеяло, чудом оставшееся чистым, набросил на тело и сжал плечи брата, стараясь не смотреть на изуродованную девушку.

- Джи... Нам нужно вызвать копов…

- Нет! Вызови врачей!

- Джи, она мерт...

- ОНА-НЕ-МЕРТВА! - крикнул Джерард, чеканя каждое слово и не отпуская подругу. За стеной, в соседней комнате, послышалась возня.

Майки вздохнул, провел руками по лицу и огляделся. Господи, что пришлось пережить девушке, если кровь разбрызгана по всей комнате? Видимо, она долго мучилась – у противоположной стены, куда, видимо, ее швырнули насильники, на обоях остались кровавые борозды – девушка раздирала ногти, пытаясь привлечь внимание соседок шумом. Тщетно.

Его взгляд зацепил лист бумаги, прислоненный к ночнику. Он подошел к столу и склонился, стараясь не смотреть на тонкие длинные пальцы, чувствуя, что его вот-вот вывернет наизнанку. На белой бумаге было написано все тем же грубым почерком, обведено несколько раз и размашисто подчеркнуто всего несколько слов.

"It’s the last notice, scums".

Майку показалось, что земля ушла из-под ног. Он продолжал стоять, разглядывая лист и не различая ни буквы, слыша за спиной дыхание Джерарда, а в коридоре – дикий женский крик. Сейчас, стоя в комнате, забрызганной чужой кровью, перед отрубленными пальцами, он понимал, что жизнь его брата висит на волоске. И теперь не Джерард должен спасти Майка, а он, Майк, должен защитить брата.

____________________________

- . . .

- Ты всегда был ненормальным!

- . . .

- В семье не без урода!

- . . .

- Что с тобой не так, Фрэнк?!

- . . .

- Такие, как ты, заканчивают в тюрьмах!

- . . .

- Тебя все ненавидят! Посмотри, у тебя даже друзей нет!

- . . .

- Думаешь, ты другой, да?!

- . . .

- Ты отвратительный, мерзкий, грязный кретин!

- . . .

- Ты урод!

- . . .

- Тебя никто и никогда не будет любить!

- Может быть…

- Ты бессердечная мразь!

- А вот тут ты ошибаешься, мама.

____________________

Фрэнк отворил дверь, вошел в комнату и огляделся. Его мрачный уставший взгляд остановился на Джерарде. Он прищурился и открыл рот, чтобы высказать все, что накопилось за все это время, но слова упрека застряли в горле, и парень недоуменно уставился на Уэя.

Джерард сидел на подоконнике, свесив ноги в джинсах, покрытых бурыми засохшими пятнами. Пальцами с запекшейся под ногтями кровью он сжимал чашку давно остывшего кофе. Его взгляд, именно взгляд остановил гнев Фрэнка. Чашка выпала из слабых пальцев, с грохотом разбилась на тысячу крошечных осколков, расплескав холодный горький кофе во все стороны и забрызгав стены, и Джерард протянул к нему руки.

- Фрэнк... - прошептал он жалобно, даже не пытаясь скрыть слезы в голосе. Соленые капли покатились по впалым щекам сплошным потоком, размывая подводку, оставляя красно-черные разводы.

Фрэнк помедлил лишь секунду, затем отбросил сумку в сторону и бросился к нему, разбрасывая осколки в стороны.

Он видел, как незнакомые хмурые люди выносили из корпуса закрытый гроб из красного дерева. Майки стоял неподалеку, хмуро наблюдая за процессией. Из-за Берта Джерард так убиваться бы не стал. Значит, в нем лежит... она?

Фрэнк стиснул зубы, но позволил Джерарду обвить себя руками и уткнуться носом в плечо.

- Это была она, да? - спросил он тихо, когда Джерард судорожно всхлипнул, сжимая в пальцах его футболку. Уэй кивнул, теснее прижимаясь к парню. Фрэнк почувствовал сквозь тонкую ткань одежды, как замерз Джерард, как сильно он дрожит, и невольно накрыл острые лопатки своими ладонями, пытаясь согреть.

- Джи, малыш... - пробормотал он тихо, поглаживая парня. - Все будет хорошо. Я обещаю тебе.

Фрэнк понимал, как бесполезно сейчас расспрашивать его или пытаться обвинить - Джерард был подавлен. Он чувствовал, как слезы парня впитываются в его одежду, чувствовал, как он дрожит, пытаясь сдержать всхлипы, как гулко бьется сердце Джерарда, и как сжимается от жалости его собственное. Он понимал, что просто не сможет добить его сейчас, когда он висит на нем, такой раненный и уязвимый. Поэтому он тяжело вздохнул, позволив ладоням сползти вниз, подхватил его под колени, заставляя Джерарда обвить свой пояс ногами, затем крепко прижал к себе и поднял с подоконника, чтобы подойти к кровати и опуститься на нее спиной, позволяя Уэю оказаться сверху. Потом прижал его к груди и закрыл глаза, позволяя выпустить в слезах всю горечь, которая хранилась в его хрупком сердце.

Фрэнк не мог обвинять его, и сейчас ему было все равно, чей голос ответил ему с телефона Джерарда, ему было все равно, что связывало покойную и Уэя. Он лишь хотел, чтобы Джерард перестал плакать. Он лишь хотел вернуть его кривую улыбку. Поэтому он перевернулся на бок, теснее прижимая к себе парня.

. . . . . . . . . . . .

Джерард успокоился через несколько часов. Он плакал долго, изливая всю боль и грусть, пропитав слезами футболку Фрэнка насквозь. Уже давно он понимал, как опасно привязываться к хрупкому и слабому, и сейчас не мог простить себе собственную наивность и глупость. Но теперь он лишь икал, время от времени потирая покрасневшие от слез глаза, продолжая инстинктивно прижиматься к теплому телу. Фрэнк молча смотрел в потолок, разглядывая трещины и неровности. Тишина не давила на них. Фрэнк сильно устал, и чувствовал, что засыпает, но понимал, что им обоим стоит освежиться и принять душ перед сном. Может быть, завтра, за чашкой крепкого кофе Джерард расскажет ему все, что произошло за эти несколько дней. Сейчас им обоим нужно просто прогуляться и прийти в себя.

Фрэнк поднялся с кровати, заставляя Уэя подняться следом, крепко сжал его кисть и повел за собой. На улице уже стемнело, поэтому Фрэнк решил не заставлять Джерарда менять перепачканные джинсы. Он лишь боялся, что Уэй был причастен к убийству (несомненно, зверскому). Пожалуй, стоит наведаться к МакКрэкену, когда Джерард заснет, верно?

В молчании они вышли из корпуса и, держась за руки, направились к парку. Джерард тихо икал, потирая глаза рукавом, чувствуя, как его клонит в сон, но продолжал перебирать ногами вслед за Фрэнком. Фонарь тускло освещал деревянную скамейку, сырую после долгих дождей и снега, щедро усыпанную пошлыми надписями и карикатурами. Фрэнк устало зевнул, уселся и усадил Джерарда себе на колени, чтобы обвить руками его талию и уткнуться носом в его плечо.

Шел снег. Он падал на плечи и волосы, путаясь в ресницах, скрипя под ногами, накрывая землю легким покрывалом. Фрэнка передернуло от воспоминаний, когда он представил на снегу алые узоры. Поэтому он крепче сжал теплую руку и ускорил шаг.

Некоторые кошмары лучше навсегда запрятать в себе.

- Я скучал, - прохрипел Фрэнк тихо, крепче прижимая к себе парня.

- Я тоже, - простуженным голосом отозвался Джерард. Он положил голову на плечо Фрэнка и теперь смотрел, как бьются снежинки о лампу уличного фонаря. – Знаешь… я рад, что ты рядом, - добавил он после недолгого молчания. – Мне не хватало тебя. Очень сильно.

Фрэнк прикусил язык, чтобы удержаться от соблазна и не съязвить, понимая, как нелепо и неуместно сейчас будут выглядеть его саркастичные замечания. Он просто хмыкнул под нос и закрыл глаза, слушая, как бьется сердце Джерарда у его щеки. Сильно, уверенно, чертовски обманчиво. Он слишком хрупкий, несмотря на всю свою показную дерзость, он нуждается в защите. В защите Фрэнка.

Хрупкий, но способный показать зубы.

Фрэнк усмехнулся, вспомнив, как влетел в дверь, когда пытался размозжить череп Джерарда стальной ножкой стула, как Джерард полоснул его ножом по руке, когда Фрэнк попытался схватить его за грудки… Неужели он когда-то пытался навредить ему этими самыми руками, которые сейчас так крепко и нежно обвивают его тело?! Ведь совсем недавно он просто бредил мыслями о размазанных по стене мозгах, о раскрошенных костях и выдранных сухожилиях, а сейчас… Сейчас он скорее перегрыз бы глотку любому, кто попробует прикоснуться к этому хрупкому созданию, чем… Что за мысли!?

- Попались…

Фрэнк поднял голову и сонно посмотрел на подошедших.

Мясо. Другого слова Айеро подобрать бы не смог даже при сильном желании. Мясо. Озлобленное на весь мир, уничтожающее все, к чему прикоснется, безвольное, мерзкое, трусливое в одиночку, смелое стадом, имеющее лишь одну цель: разрушать. Человек десять, не меньше. Фрэнк поморщился и аккуратно спустил задремавшего Джерарда на скамью со своих колен. Затем поднялся на ноги и запустил руку в карман, нащупывая цепь.

Сердце пропустило удар. Карман был пуст. Абсолютно пуст. Пальцы шарили по уголкам, выискивая дырку или хоть какой-то намек на металлические звенья. Мысль ударила по сознанию тяжелым молотом: куртка несколько дней провисела в коридоре его дома, и кто угодно мог вынуть цепь, проходя мимо. Даже гребаный почтальон, который зашел сообщить, что кто-то должен зайти на почту и забрать посылку от старой тетки из Австрии.

Хотя бы раз за свою жалкую жизнь ты ощущал желание защищать. Неважно, что или кого – важно это желание, которое наполняет тебя до макушки, заставляя трепетать, кусает кончики пальцев, вызывая нервное покалывание, отравляет здравые мысли, не дает нормально соображать… И ты уже теряешь самого себя в водовороте инстинктов, захлебываешься эмоциями, бросаешь все, ставишь на кон самого себя, плюешь на самосохранение и рвешься – спасать, защищать, убивать, закрывать собой от пуль и ударов. Именно поэтому Фрэнк сжал пустые кулаки и шагнул в сторону, закрывая собой полусонного и еще плохо соображающего Джерарда.

- Только тронь, - прошипел Фрэнк, принимая позу. Раздался ехидный гогот, Фрэнк напряг все тело, готовясь броситься в атаку. Джерард приподнялся со скамьи.

- Фрэнк, не стоит…

Его слова заглушил пьяный хохот. Фрэнк нахмурился от отвращения.

- Вы только посмотрите!

- Они заступаются друг за друга!

- Фу, бля, где тут унитаз, а?!

Фрэнк скрипнул зубами; его тело сжалось в гибкую пружину, и он напряг мускулы, готовясь броситься в бой. Пальцы сжались так сильно, что казалось, что еще чуть-чуть, и костяшки разорвут кожу. Снег уже заскрипел под кроссовками, как…

- Отличный вечер, правда? – словно по закону жанра раздался холодный голос из полумрака.

Все обернулись, глядя на приближающийся из темноты силуэт. Свет фонаря выхватил сначала кроссовки, затем потрепанные, но аккуратно заштопанные джинсы, и только потом серую толстовку и изможденное лицо МакКрэкена. Он ледяным взглядом окинул небольшой участок, освещенный фонарем, затем спрятал ладони в карманы толстовки и недовольно прищелкнул языком. Затем склонил голову набок, хрустнув шеей, и криво улыбнулся, обнажив чуть кривые зубы в отнюдь не доброй улыбке.

Толпа зашушукала, затолкала друг друга локтями, и постепенно стала рассасываться. Фрэнк благодарно кивнул – на большее он просто не был способен, приобнял пошатывающегося Джерарда и направился вслед за Бертом в корпус.

Нужно выспаться. Ему просто нужно выспаться.

 

 

Глава 15. Приманенный.

POV FRANK.

Мои губы мягко прикоснулись к внутренней стороне запястий Джерарда. Уэй закатил глаза, когда почувствовал, как сбивается его дыхание, опустил дрожащие ресницы и откинулся спиной к стене. Я сидел перед ним на коленях, мягко, почти невесомо целуя тонкие кисти, покрывая легкими поцелуями тонкие синеватые полосы вен. Мои грубые пальцы бережно, словно что-то хрупкое и бесценное, держали его запястья на весу; а губы раз за разом прикасались к чуть покрасневшей коже, напоминающей шелк, оставляя все новые и новые поцелуи.

Мы оба задыхались от страсти, находя в этих легких, невинных поцелуях нечто более интимное, чем самый грязный секс. Чувства друг к другу, чувство восторженности друг другом, взаимная гармония – это сводило нас с ума, вытесняя из сознания все проблемы и тяжелые мысли. Каждый из нас двоих ценил такие моменты, когда время останавливалось, и мы могли часами наслаждаться друг другом, забывая обо всем на свете. Я знал, что Джерард особенно ценил эти минуты, когда я не пытался оставить на нем болезненные метки, заявляя этим на него свои права, а действовал ласково и заботливо, словно обращаясь с самым хрупким хрусталем.

- Ммм… Фрэнки, нам пора… - внезапно выдохнул Джерард, всем своим видом давая понять, что ему совсем не хочется уходить. Он скрестил ноги за моей спиной, не позволяя отстраниться.

- Еще немного… - простонал я, не отрывая губ от бледной кожи. Джерард вздохнул, а затем мягко, но уверенно высвободил кисти из моих рук, потрепал жесткие волосы и встал на ноги, вынуждая подняться с колен.

Я тяжело вздохнул, но позволил ему протащить себя по коридору, вниз по лестнице, по заснеженному двору, в учебный корпус. Мы незаметно проскользнули в кабинет, пользуясь отсутствием учителя, и уселись за последнюю парту за широкой спиной Боба. Брайер спал, развалившись на всю парту, поэтому едва обратил на нас внимание.

Едва мы приземлились на жесткие стулья, мои пальцы мгновенно оказались на бедре Уэя. Джерард не сдержал улыбку и попытался оттолкнуть мою руку. Тщетно.

Продолжая улыбаться, я направил свою руку выше, пока она не оказалась на промежности Джерарда, зацепил ногтями его молнию и медленно потянул вниз.

- Итак, начинаем урок, - прошепелявил старый преподаватель, открывая свои затертые до дыр конспекты. – Малые тела Солнечной системы. Записываем тему!

Я закатил глаза, когда увидел, что Джерард потянулся к блокноту, открыл наобум посередине и принялся строчить.

- Только не говори, что тебе это пригодится! – фыркнул я, но Джи шикнул на меня, продолжая царапать стержнем бумагу. Я фыркнул и, немного помявшись, понял, что Уэя лучше не трогать, поэтому скрестил на столе руки и уткнулся лбом в локоть, проваливаясь в дрему.

Я ожил только через четверть часа, когда услышал, что скрип шарикового стержня сменился на скрип грифеля. Я поднял голову и наткнулся на внимательный, чуть прищуренный взгляд Джерарда.

- Ты рисуешь меня? – хрипло спросил я. Джерард пожал плечами, делая вид, что вопрос был задан не ему.

Я приподнялся, заглядывая в блокнот Уэя. Последний то ли ненароком, то ли специально положил руку поверх листа, не давая разглядеть набросок.

- Дай посмотреть, - попросил я. - Джи, пожалуйста…

Джерард упрямо помотал головой, продолжая разглядывать изгиб моих бровей. Я скрипнул зубами, вытянул руку и одним резким движением выдернул скетчбук из-под локтя парня. Джерард шипел, как сердитый кот, пока я листал альбом на вытянутой в другую сторону руке.

- Отдай! - шипел он отчаянно, пытаясь вернуть блокнот. Я закатил глаза и одной рукой мягко отстранил его от себя.

- Успокойся, Джи, это просто рисунки, я ничего не испорчу.

Любопытство зашкаливало - за все то время, что я был знаком с Уэем, я видел этот блокнот почти ежедневно, потому что Джерард никогда с ним не расставался. Но я видел лишь эту черную обложку, покрытую царапинами и чернилами, но никогда не заглядывал внутрь. И сейчас я собирался удовлетворить свое любопытство.

На первых страницах (Джерард продолжал неразборчиво шипеть и ругаться громким шепотом) красовалась какая-то ерунда - зарисовки, наброски, детали, замысловатые узоры и завитушки. Я с особым интересом разглядывал всю эту мелочь, вглядываясь и замечая, что в спутанных линиях угадывается мое имя. Затем я увидел портрет Майка. Точная копия, полностью завершенная, если не считать безликий силуэт за его спиной, в котором угадывался Берт. Я хмыкнул, перевернул несколько страниц сразу, и уставился на самого себя, чуть приоткрывшего рот и опустившего ресницы в несдерживаемом экстазе.

Джерард устал бороться и приник виском к моей руке, прикоснулся губами к основанию большого пальца и сжал зубы так, что кисть захрустела под его давлением. Настала моя очередь шипеть. Я чувствовал, что Джерард старается действовать мягче, постоянно поглаживая чуть шершавым языком укусы, и это только мешало мне сосредоточиться и перевернуть страницу.

- Айеро, Уэй, чем вы заняты? - прогремел голос профессора. Мы подскочили на своих местах, Джерард отпустил мою руку, оставив на ней приличный засос, альбом вернулся к его владельцу, и мы сели ровно, пристыженно глядя в парту.

- Айеро, сядь с Рэем, - потребовал преподаватель. Я едва сдержал смешок, поднялся и стал медленно, нарочно оттягивая время, сбрасывать тетради в сумку.

- Мне кажется, мы вылетим отсюда раньше, чем закончится учебный год, - глубокомысленно заметил Джерард, когда профессор вернулся к лекции.

- Я был бы только рад, - фыркнул я мрачно.

- Если так, почему бы не ускорить момент отчисления? - нехорошо усмехнулся Уэй.

- Тогда отсосешь мне прямо сейчас? - улыбнулся я, наклонившись к его уху, делая вид, что застегиваю сумку.

- И поживее! - прикрикнул профессор. Мы переглянулись и хихикнули, и затем я направился к Рэю, бросил сумку рядом с ним и уселся рядом. Торо бросил на меня косой взгляд и улыбнулся.

- Ну, как дела? - как можно дружелюбнее спросил я. Ругаться сейчас хотелось меньше всего.

- Нормально... - протянул Рэй, не отрываясь от тетради. - Тебя почти не видно последнее время.

- Ммм... - протянул я, думая над ответом. Я действительно отвлекся от постоянных стычек и уже сам не мог вспомнить, когда и на ком разминался. Я уставился на свои руки, будто впервые увидев, изучающе разглядывая выпирающие костяшки. Прикоснулся пальцем, оттягивая кожу. Нахмурился. Гладко. Никаких шершавостей, никакой ободранной кожи, никаких царапин. На теле нет ни одного свежего пореза или синяка – только заживающие засосы и царапины, случайно оставленные Джерардом.

- Пожалуй, я пересмотрел приоритеты, - пробормотал я задумчиво. Рэй тонко хихикнул.

- Это правда, что ты с Джерардом…?

Я посмотрел на него так холодно и жестко, что Рэй мгновенно умолк, так и не закончив предложение. Я вздохнул, уставился на преподавателя, монотонно рассказывающего по всякую ерунду, засоряющую Солнечную систему, затем лег на парту, уткнувшись носом в сгиб локтя и закрыл глаза.

Несколько дней назад, когда Джерард смог начать самостоятельно есть, не дожидаясь моих настойчивых просьб, Майки передал мне записку с короткой, но вполне ясной угрозой, и я с удовольствием скомкал ее и забросил в угол своей спальни, пообещав использовать макулатуру по прямому назначению и подтереть задницу. Но теперь я был всегда начеку, не выпуская Уэя из поля зрения, и искренне надеялся, что Берт поступает аналогично, потому что просто физически я не смог бы разорваться и сидеть в двух концах интерната одновременно, даже при очень сильном желании.

За эту неделю, что Джерард приходил в себя после похорон Линдси, каждую ночь просыпался, трясясь от глухих рыданий, вздрагивал от любого шороха и напряженно переносил любые прикосновения, словно заново привыкая к моим рукам и поцелуям, я порядком вымотался. Я старался быть предельно аккуратным и нежным, не позволяя даже Майку находится с братом наедине, и сам был удивлен своим поведением, потому что никогда прежде я не заботился ни о ком и ни о чем, тем более, так скрупулёзно и ревниво. Ровное бормотание профессора усыпляло меня, и я решил, что не помешает вздремнуть – я до сих пор никак не мог выспаться.

Я завис где-то между сном и реальностью, чувствуя под собой жесткий стул, но понимая, что мое сознание где-то очень далеко отсюда. Мне снилось что-то… тревожное. Словно над сердцем кто-то держал свечу, кровоточащую воском, и я буквально чувствовал, как раскаленные тяжелые капли наполняют мою грудную клетку…

Я проснулся от того, что что-то ударилось о крышку парты прямо у самого уха. Лениво повернул голову и увидел грубо скомканный комок бумаги. Нехотя вытащив из-под себя руку, я перекатился на бок и развернул лист.

Какого цвета кровь твоего щенка, Фрэнки?

Может, проверим?

Я обернулся так резко, что что-то хрустнуло в шее. Тяжелым взглядом я исследовал равнодушные лица однокурсников, пока не понял, что последняя парта пустует. Блокнот Джерарда лежал на месте, рядом лежало несколько карандашей (я никогда не понимал, зачем ему столько нужно, если они и отличаются только выгравированными на них серебряной краской буквами), на стуле лежала его куртка – но самого Джерарда не наблюдалось.

Я выдохнул тяжело, со свистом. Метнул последний взгляд на постные физиономии одноклассников и, стиснув зубы, вскочил на ноги.

- ГДЕ ОН!? – рявкнул я, сжимая кулаки так, что ногти продрали ладони и выступила кровь.

- О чем ты? – непонимающе произнес Рэй.

- Айеро, в чем дело? Хочешь сходить к директору? – взревел профессор, чьего имени я даже не знал.

- Где Джерард?! – прорычал я, глядя на удивленные лица однокурсников. Затем пинком оттолкнул стул и снова оглядел студентов, пытаясь обнаружить лжеца и автора короткой записки. Я был уверен, что сейчас мне ничего не будет стоить разорвать засранца на мелкие клочья, а затем развеять по ветру. – Где, мать вашу, Джерард?!

- Он… он вышел… только что… - растерянно прошептал Торо, не понимая, что случилось со мной буквально за десять секунд.

- Айеро, в чем дело? Немедленно объяснитесь, пока я не отправил вас к директору! – надрывался профессор. Я отмахнулся от него, сжал в руке лист бумаги, засунул в карман и бросился к выходу. Лишь у двери я затормозил, вцепившись пальцами в косяк.

- Если с его головы упадет хоть один волосок, вы, суки, пожалеете, что вообще высунули свои головы из материнских влагалищ, - прошипел я и бросился прочь, полный решимости выполнить свою угрозу.

_________________

POV GERARD.

Сквозь ресницы я наблюдал, как Фрэнк, перебросившись парой фраз с Рэем, улегся на парту и, кажется, задремал. Сердце защемило от нежности, я улыбнулся, чувствуя благодарность. За последние дни он спал чертовски мало, постоянно находясь рядом со мной. Если я был привыкшим к частому бодрствованию, то для него это было немного сложнее: контролировать происходящее вокруг и следовать за мной трехмерной тенью двадцать два часа в сутки.

Я опустил взгляд на блокнот, пролистал до последнего наброска и взялся за карандаш повышенной твердости, собираясь закончить контур бровей. Пожалуй, не стоило издавать столько шума: теперь нас разлучили. Ненадолго, конечно, но все же…

Едва кончик грифеля прикоснулся к бумаге, я почувствовал, как в кармане вибрирует телефон.

Тихонько ругнувшись, я запустил руку в карман джинсов и открыл принятое сообщение от незнакомого номера. Несколько секунд я разглядывал набор цифр - такой номер можно приобрести в любом магазине, даже самом вшивом, за один доллар. Затем я опустил взгляд на текст, и мои внутренности покрылись тонкой корочкой льда, вытеснив холодным прессом все настороженные мысли.

"Майки в опасности, нам нужна помощь. Мы на заднем дворе общежития. Берт".

Сердце провалилось куда-то вниз, до уровней коленей, будто я только что пропустил ступеньку в лестнице. Моя рука взметнулась вверх, привлекая внимание преподавателя. Взглядом я указал на дверь и, получив одобрительный кивок, бесшумно вылетел прочь. Не чувствуя ног, я выбежал из здания и помчался к жилому корпусу, то и дело оскальзываясь на снегу и едва не падая. В висках билась обезумевшей от страха бабочкой одна единственная мысль: Майки нужна помощь. Я не разбирал дороги, позволяя памяти вести тело, и лишь старался подавить ледяную панику, волнами накрывающую меня с головой.

Лишь бы успеть, лишь бы успеть, лишь бы успеть…

Меня едва не стошнило от мысли, что я опоздаю, будучи так близко от брата. Я упал, потому что попытался ускориться, сквозь джинсовую ткань проявились темно-бордовые пятна, но я поднялся, не обращая внимания на боль, и помчался дальше.

Я залетел на задний двор, оскальзываясь на углу и цепляясь пальцами за лед.

- Майки, я...

Меня оглушил злорадный хохот, раздавшийся со всех сторон. Я выпрямился и, нахмурившись, огляделся.

- Вы посмотрите, он прибежал! Идиот, тебя развели!

Человек... десять. Высокие, крупные, мускулистые ублюдки – как на подбор. Я сделал шаг назад, быстро дыша и понимая, что спастись бегством для меня гораздо реальней, чем отбиться от этой оравы.

Они продолжали хохотать, давая мне крошечный шанс на спасение. Я сделал еще один шаг назад, пятясь спиной, надеясь, что смогу развернуться и побежать через несколько секунд, когда решусь на еще один шанс. Но уткнулся спиной в чью-то твердую грудь, шею обожгло мерзким дыханием, грубая рука схватила меня за шиворот и швырнула вперед, в объятия человекоподобных тварей.

Мне не выжить, как-то отстраненно подумал я, когда меня повалили на землю и каменный носок чьего-то ботинка врезался в мою грудную клетку, ломая ребра. Хрустели мои кости, они плевали прямо мне в лицо, а я, скорчившись на земле, пытаясь защитить от ударов голову разбитыми руками, успокаивал себя единственной мыслью: зато Фрэнк и Майки сейчас в безопасности.

Снег.

Снег окропился кровью.

Моей кровью.

Он стал совсем розовым, словно сладкая вата из детства.

Тормозные шипы на чьих-то ботинках исполосовали мои щеки и руки, и кровь стекала постоянным ручейком по моей коже, с едва слышным шипением впитываясь в снег.

А я слышал.

Слышал, как тают снежинки от тепла моей крови.

Я видел, как расползается кровь невероятными узорами по льду, на долю секунды превращаясь в цветы перед моим воспаленным взором.

Да, было дьявольски больно, я не спорю. Но в какой-то момент, поддавшись запаху озлобленного безумия, я засмеялся. Засмеялся назло этим уродам, крошащим с такой яростью мои кости только за то, что я другой. Они замерли, перепуганные моей реакцией. Я не боялся. Мне нечего бояться. Я продолжал веселиться, харкая кровью и с превосходством глядя в их тупые физиономии. Я другой. Другой. Не такой, как они.

Мир исчез, и меня затянуло в пропасть, когда в мой висок врезался чей-то ботинок.

 

Глава 16. Пробудившийся.

Пробуждение было резким и мучительным. Реальность вспорола виски острой бритвой, вырывая из теплых объятий сна и морфия. Свет бил прямо в глаза, пробиваясь сквозь ресницы, пробуждая меня и мою боль. Болело все, наверное, даже волосы. Я не чувствовал своих ног, но боль… Меня тошнило. Тошнило от собственного состояния, тошнило от боли, накрывающей меня с головой, тошнило от собственной беспомощности… Болели даже ногти и пальцы, которых я не чувствовал. Кажется, чем сильнее я просыпался, тем больше боли становилось в крови.

Чья-то рука осторожно прикоснулась к моей щеке. Я приоткрыл глаза и уставился на смутный силуэт перед собой.

- Фрэнки? – прохрипел я. Воздух мгновенно разодрал грудь стальным скальпелем.

- Джи, это я, - отозвался Майки. Я сморгнул пару раз (даже моргать было больно), и увидел хмурого Майка.

- Где Фрэнк? – прохрипел я и сделал попытку встать.

Через мгновение я рухнул обратно, завывая от боли, разорвавшей все мое тело. Майки бесполезно суетился рядом, поправляя подушки.

- Они допрашивают его, - произнес он, едва я затих и стиснул свои ребра, замечая, что грудь обмотана тугими бинтами. Затем Майки опустил взгляд и с какой-то особенной злостью, которую я никогда не замечал за ним, сжал кулаки, так сильно, что его пальцы разом хрустнули.

- Что?! Почему? – Я едва не вскочил снова, но меня начало тошнить, и я решил дать себе еще минуту, чтобы прийти в себя. В любом случае, далеко я не уйду в таком состоянии.

Майки сел у моей ноги и принялся загибать пальцы.

- У двоих сотрясение мозга, у четверых по несколько переломов, у троих выбиты зубы, у одного оторвано ухо. Фрэнк не успел уйти, он только попросил, чтобы тебя не отправляли в общий госпиталь вместе с этими ублюдками.

Я закрыл глаза и застонал. На этот раз не от боли.

У Фрэнки неприятности из-за меня, потому что я опрометчивый кретин, который, подобно своим диким предкам, повинуется инстинкту, не думая о последствиях, за которые в итоге нужно отвечать. И Фрэнк ответил за мою ошибку. На его месте я бы поступил точно так же – порвал бы любого, кто тронет его или Майка. Но как я собираюсь это сделать, если даже за себя постоять не могу?

- Тот, который мог говорить, - снова заговорил Майки, с трудом сдерживая отвращение в голосе, – заявил, что вы вдвоем выясняли отношения на заднем дворе, и когда они пришли, ты уже был избит. По их версии, Фрэнк набросился на них, когда они попытались его успокоить. – Майки заскрежетал зубами. – Он успел только предупредить Берта, а кто-то из них вызвал полицию. Фрэнк пытался тебя привести в себя, когда мы пришли. Копы не стали разбираться, когда увидели, что он сидит рядом с тобой по локти в крови.

Чтобы не заорать от злости, я огляделся и попытался унять дыхание. Это моя комната. Та самая, где утром Фрэнк целовал мои запястья, и мы принадлежали друг другу. Фрэнк доказал это, верно? Так почему я не могу поступить аналогично? Мне нужно увидеть его…

- Где Берт? – прошептал я, приподнимаясь на локтях и стараясь игнорировать жуткую боль, разъедающую мышцы.

- Он пытается договориться с копами, - отозвался хмуро Майки, наблюдая, как я пытаюсь сесть. – Врач обработал самые крупные царапины и наложил повязку. У тебя сломано два ребра, и тебе лучше не шевелиться.

- Заткнись и отведи меня к Фрэнку, - прошипел я сквозь зубы, упрямо сбрасывая непослушные ноги на пол.

Майки нахмурился, но забросил мою перетянутую бинтом руку себе на плечо и медленно, дрожа под моим весом, поплелся в коридор. Мы шли долго, не останавливаясь, чтобы передохнуть. Дьявольскую боль, горящую в груди и сломанных ребрах, заглушали только мысли о Фрэнке, которого собирались арестовать за то, что он спас меня, и я продолжал переставлять ноги, пыхтя и отдуваясь. Майки вспотел почти мгновенно, потому что я явно превосходил его в весе, но молчал, зная, что я не отступлюсь.

Мы пришли в кабинет директора, и я, отпустив брата, толкнул дверь. Пальцы Майки стиснули мой локоть – парень боялся, что я упаду.

- Я НИКОГДА НЕ СТАЛ БЫ ЕГО БИТЬ! – крикнул Фрэнк. Он был смертельно бледен и неплохо потрепан. Мой взгляд застыл на его разбитой губе и глубокому порезу на скуле, который продолжал кровоточить. Из его носа капали тяжелые алые капли, который он постоянно подтирал разорванным рукавом. Он стоял у книжного шкафа, сжимая и разжимая кулаки с разбитыми костяшками.

Три копа сидели на диване, один из них держал в руке блокнот – составлял протокол. Директора в кабинете не наблюдалось, зато в кресле, в самом углу, сидел Берт. Он сверлил хмурым взглядом копа, который сидел ближе к нему. За окном уже стемнело – как обычно темнеет поздней осенью, поэтому комнату освещала настольная лампа. В ее грязно-желтом свете Фрэнк выглядел по-особенному болезненно.

- Студенты не раз замечали, как агрессивно ты настроен по отношению к Уэю, - упрямо твердил жирный коп, продолжая строчить.

Фрэнк оскалил окровавленные зубы.

- Это в прошлом. Я скорее сдохну сам, чем причиню ему боль, - рявкнул он так, что по моей коже пробежало стадо мурашек. Я кашлянул, привлекая к себе внимание.

- Фрэнки, ты… - начал я тихо, высвобождаясь из хватки брата и хромая в сторону Фрэнка.

- Джи, что ты тут делаешь? – Фрэнк двинулся в мою сторону. Как раз вовремя – перед глазами потемнело, и я почувствовал, как земля уходит из-под ног.

Сильные руки обвили мою талию, тихим рыком Фрэнк согнал копов с дивана, и я почувствовал, что меня опустили на что-то мягкое. К губам прикоснулось влажное стекло, и я жадно глотнул воды, впитывая в себя запах Фрэнка, по которому так соскучился. Растворяясь в горячих объятиях, таких желанных и нужных до дрожи в коленях, я забывал о боли.

- Он твой… - начал тихо коп где-то далеко от меня, пока я прижимался к груди Фрэнка, прячась от всего мира и вдыхая его тепло.

- Он мой парень, - сухо отозвался Фрэнк. Я почувствовал, как вибрирует его грудь, и только сильнее стиснул его руку.

Внезапно подал голос забытый мною Майки:

- Сэр, вы видите, Фрэнк бы не причинил ему зла. Джерард… доверяет ему.

- У меня на руках семь заявлений на имя Айеро, - отозвался коп. Я чувствовал по его голосу, что он не был готов к такому повороту событий, и совсем не рад тому, что ему придется повозиться с делом дольше, чем предполагалось.

- Телефон, - прошелестел я едва слышно. Все затаили дыхание.

- Малыш? – шепнул Фрэнк.

- Мой телефон, - громче прежнего произнес я. – Они прислали мне фальшивое сообщение и заманили на задний двор жилого корпуса. Они напали на меня и… - Я закашлялся, почувствовав сильное давление на легкие. Фрэнк мгновенно разжал руки, но я, давясь кашлем, снова приник к нему, представляя, как скривилось от отвращения лицо копа.

- Ты сможешь дать показания? – видимо, пересилив себя, спросил он.

Я кивнул и, повернув голову, взглянул на копа, который с самым недовольным видом выдирал из блокнота исписанные страницы.

- Айеро, ты свободен, - объявил он.

- Я никуда не уйду! – огрызнулся Фрэнк. С пореза на его скуле на мои губы упала тяжелая горячая капля. Я автоматически слизнул ее и приподнялся на его руках.

- Пусть останется, - попросил я, едва ворочая языком. Коп поморщился, но, помявшись, согласно кивнул. Берт довольно усмехнулся и поднялся со своего кресла. Он обошел копов и, приобняв за плечо Майка, вышел из комнаты. Я проводил их уставшим взглядом, краем глаза заметив, как передернуло мужчин. Затем, потянувшись, прижался к Фрэнку и прикрыл глаза.

- Будьте добры, посмотрите точное время получения сообщения на моем мобильнике, - шепнул я куда-то в кофту Фрэнка. – Майки – мой младший брат. С этого все и началось…

________________________

POV AUTHOR.

Их оставили в покое только через три часа. За эти три часа Фрэнк двенадцать раз повысил голос на копа и получил столько же предупреждений, Джерард повторил всю историю – от начала до самого конца, по меньшей мере, шесть раз, и теперь они лежали в комнате Уэя – вымотанные, уставшие и влажные после легкого и осторожного душа. Переломанные ребра противно ныли, и Джерарду оставалось только тихо хныкать в крепких объятиях Фрэнка. Последний никак не мог смириться с тем, что не смог его защитить, и потому дышал слишком тяжело для человека, который хочет заснуть.

Берт принес еды, фруктов и немного газировки. И пару фальшивых справок от медсестры. Он приходил с Майком и заверил Джерарда, что не оставит его ни на секунду, даже на ночь, и заявил, что ему больше нельзя поддаваться на такую дешевую провокацию и срываться неизвестно куда. Фрэнк полностью его поддержал и пообещал устроить Джерарду нагоняй, как только снимут повязку. Майки лишь хмуро молчал, вопреки обыкновению не пытаясь вырваться из объятий Берта.

- Фрэнк? - позвал Джерард через четверть часа после того, как дверь за Бертом захлопнулась.

- Что?

- Ты... Ты любишь меня? - с запинкой, неуверенно просил Уэй. Фрэнк промолчал, позволяя тишине опуститься на комнату и накрыть их обоих удушливым пледом.

- Ты серьезно думаешь, что я умею? - спросил он с хриплой усмешкой через несколько бесконечно долгих минут.

Джерард прикусил нижнюю губу.

- Ты бы не стал избивать их, верно? - прошелестел он. - Значит...

- Ничего это не значит, - грубо отозвался Фрэнк. Его пальцы разжались, и он отстранился на Уэя. - Точно так же я бы поступил, если бы они испортили что-то из моих вещей. Так что не придумывай ерунду, заткни свой рот, пока я не нашел ему более практичное занятие, и спи.

Джерард молчал достаточно долго, чтобы Фрэнк начал засыпать. Он больше не обнимал его, и вообще начинал подумывать о том, чтобы уйти в свою спальню.

- Если бы я полюбил Лин, ты бы отпустил меня? - спросил Джерард едва слышно. Фрэнк оцепенел, едва понял суть вопроса.

Смог бы он простить его? Смог бы сдержаться и не убить их обоих? Смог бы... отпустить?

Айеро прикрыл глаза, боясь сойти с ума от безумных мыслей, которые поселил Джерард в его голову своим диким вопросом. Он никогда никого не любил. Он не умеет любить. И не будет любить. Любовь - это слишком попсово и банально для того, чтобы описать те чувства, которые он испытывает к Джерарду. Любовь - это слишком просто, как дешевый бестселлер недели, интерес к которому пропадает через пару дней, или легкая наркотическая зависимость, от которой можно излечиться. Это нечто приходящее и уходящее, то, о чем легко забыть и упустить; Фрэнк просто чувствовал разницу между ерундой под названием "любовь" и тем чувством к Джерарду, которое он пронесет через года. То, что он чувствует к Джерарду гораздо... сильнее? Этого не забыть - это врезалось в него так глубоко и четко, что он не сможет избавиться от этого даже через тысячи лет; от этого не излечиться – он болен насквозь, окончательно, бесповоротно, по уши.

Фрэнк уверен, что он бы смог прожить без сопливых признаний и глупых подарков, даже без поцелуев в запястья и безумного секса; гораздо важнее ему было слышать, как бьется сердце в груди Джерарда, как он дышит, видеть его глаза, полные искристого блеска, видеть такую необходимую улыбку. Фрэнк знал это, как люди знают свое имя и пол - он не должен был ничего доказывать себе или подтверждать это словами. То, что он чувствовал к Джерарду, он мог назвать фактом или аксиомой. Он не знал, что такое любовь, он просто хотел видеть Джерарда


Поделиться:

Дата добавления: 2015-09-13; просмотров: 38; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав





lektsii.com - Лекции.Ком - 2014-2024 год. (0.006 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав
Главная страница Случайная страница Контакты