Д Е Й С Т В И Е П Е Р В О Е

ДАРИО ФО

НЕСЧАСТНЫЙ С Л У Ч А Й ?..[1]

Д Е Й С Т В У Ю Щ И Е Л И Ц А

СУМАСШЕДШИЙ

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ

ПЕРВЫЙ КОМИССАР

ВТОРОЙ КОМИССАР

ПЕРВЫЙ АГЕНТ

ВТОРОЙ АГЕНТ

ЖУРНАЛИСТКА

Д Е Й С Т В И Е П Е Р В О Е

Обычное помещение полицейского управления. Письменный стол, шкаф, несколько стульев, пишущая машинка, телефон, одно окно, две двери.

ПЕРВЫЙ КОМИССАР (листает папку с документами, обращается к СУМАСШЕДШЕМУ, с достоинством сидящему на стуле). А, так значит, ты не впервые выдаешь себя за кого-то другого... Здесь отмечено, что ты уже дважды выдавал себя за хирурга, однажды за капитана берсельеров... трижды за священника... один раз за морского офицера... А всего, значит, тебя приводили в полицию... ну-ка, подсчитаем... Два плюс три – пять... еще раз, еще и еще... (Считает про себя). Ага, всего одиннадцать приводов. А этот уже двенадцатый...

СУМАСШЕДШИЙ. Да, двенадцатый... Но обращаю ваше внимание, синьор комиссар, что меня ни разу не отдавали под суд. У меня совершенно чистая анкета!

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Да ну... Не знаю, что тебе помогало прежде выходить сухим из воды... Только на этот раз я твою анкету испачкаю! Клянусь всеми святыми!

СУМАСШЕДШИЙ. Ну, еще бы, синьор комиссар! Кто же откажет себе в таком удовольствии – испачкать чистую физиономию...

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Еще и остришь... В донесении говорится, что ты выдавал себя за психиатра, доцента Падуанского университета... А знаешь ли ты, что за такое мошенничество полагается тюрьма?

СУМАСШЕДШИЙ. Верно, тюрьма. За обман, который совершает нормальный человек. Но я-то сумасшедший, без обмана сумасшедший... Посмотрите в мою медицинскую карту: меня уже шестнадцать раз помещали в больницу... И всегда с одним и тем же диагнозом: мания перевоплощения – гистриономания, от латинского – гистрионис, иными словами – актер. У меня хобби такое – люблю играть разные роли и всякий раз новые. Но так как я адепт, то есть приверженец театра реалистического, мне необходимо, чтобы труппа состояла из подлинных, реальных людей... которые играли бы самих себя... И не на сцене, а в жизни. Вернее, вообще бы не играли. Кроме того, у меня нет средств, мне нечем платить профессиональным актерам... Я обращался за субсидией к министру зрелищ, но у меня нет поддержки во влиятельных политических кругах...

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. И потому заставляешь своих актеров субсидировать тебя. И надуваешь их как последний негодяй.

СУМАСШЕДШИЙ. Помилуйте, синьор комиссар, я никогда никого не надувал.

ПЕРВЫЙ КОМИССАР (показывает донесение). А это что? Вот, черным по белому: "Заставил заплатить двести тысяч лир за визит..."

ПЕРВЫЙ АГЕНТ (стоит за спиной подозреваемого). Вот это да! Ловкач!

СУМАСШЕДШИЙ. А что тут такого? Нормальная такса для уважающего себя психиатра... Для человека, который шестнадцать лет подряд изучал эту науку!

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Нормальная такса для специалиста, но ты – когда успел изучить эту науку?

СУМАСШЕДШИЙ. Я шестнадцать лет изучал психиатрию в шестнадцати различных сумасшедших домах... На тысячах сумасшедших, таких же, как я... День за днем... И даже по ночам. Потому что в отличие от дипломированных психиатров я даже спал с ними в одной и палате... Иногда и на одной койке, валетом, потому что кое-кто всегда не хватает. Разберитесь повнимательнее и убедитесь, что я поставил более чем великолепный диагноз этому шизофренику, из‑за которого на меня настрочили донос.

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Двести тысяч лир тоже великолепны.

СУМАСШЕДШИЙ. Но, синьор комиссар... Я был вынужден, ради его же блага!

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. А, ради его же блага? Это что же, входит в курс лечения?

СУМАСШЕДШИЙ. Конечно... Не потребуй я с него двести тысяч лир, вы думаете, этот бедняга, а самое главное, его близкие остались бы довольны? Спроси я у него только пять тысяч лир, они наверняка подумали бы: "Должно быть, это плохой врач. Может, и не настоящий профессор вовсе, а только начинающий какой-нибудь лекаришко". А тут они обалдели от такого удара и решили: "Да кто же он такой, в самом деле? Может, сам Господь Бог?" И ушли счастливые, сияя, как пасхальное яйцо... Даже руку мне поцеловали... "Спасибо, профессор..." и плакали от волнения.

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Черт побери, как же у тебя хорошо подвешен язык!

СУМАСШЕДШИЙ. И никакое это не надувательство, синьор комиссар... Даже Фрейд говорит: хороший чек – лучшая панацея и для врача, и для больного!

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Еще бы... Но все же взгляни на свою визитную карточку и реестр рецептов. Если меня не подводят глаза, тут написано: "Преподаватель Антонио Рабби. Психиатр. Бывший доцент Падуанского университета..." Это разве не вранье?

СУМАСШЕДШИЙ. Во‑первых, я действительно преподаватель – преподаватель рисования, учитель, одним словом... бесплатно обучаю детей в одной католической школе...

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Ну, ладно. Поздравляю! Но здесь-то говорится – психиатр. Да еще с большой буквы.

СУМАСШЕДШИЙ. Конечно, с большой. Потому что после точки. Вы вообще-то знаете итальянскую грамматику?

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Но ведь тут написано "бывший".

СУМАСШЕДШИЙ. Да вы, оказывается, по-итальянски и читать не умеете?!

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Я не умею?!

СУМАСШЕДШИЙ. Вы меня удивляете, комиссар... Тут же ясно написано "бывший доцент". А это значит доцент настоящий.

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Как так?

СУМАСШЕДШИЙ. Бывший – значит в отставке. Как, скажем полковник в отставке. Хоть он и бывший, но все равно полковник. Точно так же бывший доцент – это настоящий доцент.

ПЕРВЫЙ КОМИССАР (незаметно для себя переходя на "вы"). Ну, знаете! Вы, наверное, и в самом деле сумасшедший. Но хватит дурить меня... Что я наших порядков не знаю, что ли?

СУМАСШЕДШИЙ. Выходит, не знаете! А потом отправляете на каторгу невиновного человека!

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Получается, я – дурак?

СУМАСШЕДШИЙ. Что вы, синьор комиссар!.. Вы просто не знаете итальянской грамматики... Хотите, могу дать несколько уроков... Я недорого с вас возьму... Я даже посоветовал бы прямо сейчас и начать занятия, с места в карьер... Вам многое надо выучить... Назовите-ка местоимения места и времени!

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Прекратите валять дурака! Я начинаю думать, вы и в самом деле страдаете этой вашей гистриономанией, изображаете тут передо мной сумасшедшего... А на самом деле здоровее меня, готов поспорить!

СУМАСШЕДШИЙ. Не уверен. Хотя, конечно, ваша профессия приводит к серьезным психическим издержкам... Но покажите-ка мне ваш глаз! (Опускает большим пальцем веко комиссару).

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Хватит! Кому я говорю! Кончим мы, наконец, этот допрос или нет?

СУМАСШЕДШИЙ. Хотите, могу напечатать вам его на машинке. У меня диплом профессионала: сорок пять ударов в минуту...

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Сидите спокойно, а не то велю одеть наручники?

СУМАСШЕДШИЙ. Не имеете права! Или смирительную рубашку или ничего. Я – сумасшедший, и если оденете на меня наручники, вступит в силу статья 122 Уголовного кодекса: "Тот, кто для задержания душевнобольного применит при исполнении служебных обязанностей не медицинские методы или во всяком случае не психиатрические инструменты и тем самым вызовет обострение болезни, подвергается наказанию сроком от пяти до пятнадцати лет, а также лишается пенсии и чинов".

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Я вижу, вы и в законах поднаторели!

СУМАСШЕДШИЙ. В законах... О, все знаю! Вот уже двадцать лет как я изучаю законы!

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Так что же тебе, выходит, триста лет, что ли? Где же ты изучал законы!

СУМАСШЕДШИЙ. В сумасшедшем доме! Вы бы знали, как там хорошо учиться! У нас был там один секретарь суда, параноик, он-то и давал мне уроки. Какая голова! Я знаю все: римское право, современное право, государственное, церковное... кодекс Юстиниана... фридериканский... лонгобардский, ортодоксально–греческий... Все, какие существуют на свете! Можете проэкзаменовать меня!

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Мне некогда... Вот еще! Здесь однако, в твоей биографии, не отмечено, что ты был судьей... и тем более адвокатом?!

СУМАСШЕДШИЙ. Э, нет, никогда бы не стал заниматься адвокатурой. Не люблю защищать, это пассивное искусство. Мне больше нравится судить... осуждать... подавлять... преследовать! Я один из ваших людей... дорогой комиссар! Давайте будем на "ты"!

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Эй, полегче на поворотах, психопат!.. И вообще перестань валять дурака...

СУМАСШЕДШИЙ. Будем считать, что я ничего не говорил...

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Ну, так выдавал ты себя за судью или нет?

СУМАСШЕДШИЙ. Еще нет, к сожалению, у меня не было случая! Ах, с каким бы удовольствием я это сделал! Судья – лучшая из профессий! Во-первых, судьи почти никогда не уходят на пенсию... Возьмите любого работягу. В пятьдесят пять – шестьдесят лет его уже вышвыривают за ворота, потому что он стал хуже работать – медленнее, не такая реакция... А для судьи, напротив, в эти годы начинается самый пик карьеры. Для рабочего на конвейере или у станка после пятидесяти уже все кончено. Из-за него остановки, несчастные случаи –вышвырнуть! У шахтеров в пятьдесят – пятьдесят пять лет уже силикоз... выгнать, уволить, да побыстрее, нечего ждать пенсионного возраста... То же самое и с банковским служащим... Как только начинает делать описки в счетах, забывать фамилии клиентов, названия фирм, тарифы, ему сразу же – отправляйся, братец, домой... освободи место... ты стар... поглупел!.. А для судей, извините, пожалуйста – для судей все иначе. Чем они старее и глупее, тем больше их хвалят, на более выгодные посты назначают, и более важные дела поручают... самые громкие! И ты видишь этих картонных старичков, еле держащихся на ногах, совсем дряхлых, с лицами, похожими на сморчки, увешанных золотыми цепями, в горностаевых мантиях, видишь эту толпу фигурок, похожих на те, что выпекают венецианские булочники... Носят две пары очков на цепочках, чтобы не дай Бог не потерялись... Ведь они постоянно забывают, куда кладут их. Так вот эти хлюпики обладают властью в один миг уничтожить человека или спасти его от тюрьмы... Выносят приговор "Отправить на каторгу" с такой же легкостью, с какой иной говорит: "Да, завтра, наверное, ожидается дождь..." Пятьдесят лет тюрьмы тебе... Тридцать тебе... Тебе только двадцать, потому что ты мне симпатичен! Указывают, предписывают законы, выносят приговоры, повелевают... И они же при этом святые! К тому же не следует забывать, что у нас есть и такое преступление, как оскорбление суда. Попробуй только дурно отозваться о магистратуре... У нас да еще в Саудовской Аравии! Да-а... Судья – это профессия! Это фигура! Ох, я что угодно отдал бы, только бы хоть раз в жизни сыграть этот персонаж... Кассационный судья высшего класса... "О, Ваша честь... Будьте любезны... Пройдите... Встать! Суд идет!"

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Слушай, может, ты кончишь наконец эту болтовню? У меня уже уши болят от тебя! Хватит! Сиди и помалкивай! (Толкает его к стулу).

СУМАСШЕДЩИЙ (истерически смеясь). Эй, руки прочь, а то укушу!

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Кого укусишь?

СУМАСШЕДШИЙ. Тебя! Кого же еще! Укушу за горло, до самой глотки доберусь... ням-ням... А будешь драться, так на то есть статья 122-бис: провокация и насилие во вред беззащитному больному, не отвечающему за свои поступки. От шести до девяти лет с потерей пенсии!

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Сиди, а то у меня кончится терпение! (Агенту). А ты чего стоишь там, как истукан! Посади его на стул!

АГЕНТ. Да, но он кусается!

СУМАСШЕДШИЙ. Конечно, кусаюсь! Гррр... Гррр... И предупреждаю, я – заразный! Меня покусала бешеная собака... злющая дворняга... Откусила мне пол–ягодицы. Сама сдохла, а я вылечился. Вылечился, но еще заразный. (Издает дикие вопли).

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Черт подери! Только заразного психа нам тут не хватало! Короче, дашь ты мне наконец провести допрос или нет? Ну, будь молодцом! И я сразу же отпущу тебя… Обещаю!..

СУМАСШЕДШИЙ. Нет, не гоните меня, синьор комиссар! Мне хорошо тут у вас… в полиции. Тут я чувствую себя под защитой. А на улице столько опасностей... Люди злые, гоняют на машинах, ревут сирены, тормозят перед самым носом... Устраивают забастовки! В автобусах и в метро двери внезапно закрываются... Хорошо, если синяком отделаешься... Оставьте меня здесь... Я помогу вам допрашивать задержанных... и бунтарей. Я умею ставить классные фингалы...

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Короче, хватит! Ты мне до смерти надоел!

СУМАСШЕДШИЙ. Синьор комиссар, оставьте меня здесь или я выброшусь из окна... На каком мы этаже? На четвертом?.. Годится. Брошусь! Брошусь, а когда окажусь на асфальте, стану долго хрипеть в предсмертной агонии... Буду долго умирать, буду долго хрипеть... Тут сбегутся журналисты, и я скажу им сквозь страшный хрип, что это вы выбросили меня из окна! Смотрите, бросаюсь!

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Ради Бога, перестань! (Агенту). Закрой окно! (Агент выполняет распоряжение).

СУМАСШЕДШИЙ. Тогда брошусь в лестничный проем. (Направляется к двери).

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Бога ради, кончай паясничать, наконец! Сядь! (Толкает его на стул. Агенту). А ты запри дверь на ключ... вынь его...

СУМАСШЕДШИЙ. И брось в окно... (Обалдевший агент направляется к окну).

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Да, брось в окно... Нет, что я! Положи в ящик стола... Запри на ключ... Достань ключ...

(Агент машинально выполняет все указания)

СУМАСШЕДШИЙ. Положи в рот, проглоти!

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Нет, нет, да нет же! Никому еще не удавалось надуть меня! (Агенту). Дай сюда ключ! (Отпирает дверь и распахивает ее). Вон! Убирайся... Можешь бросаться с лестницы... Делай, что хочешь... Только прочь отсюда!.. А то я сам скоро выйду отсюда психом!

СУМАСШЕДШИЙ. Нет, синьор комиссар... нельзя! Не имеете права... Это произвол... Не толкайте меня... Прошу вас... Зачем заставляете выходить? Это не моя остановка!

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Вон отсюда! (Ему удается вытолкать Сумасшедшего за дверь). О наконец-то!

АГЕНТ. Синьор комиссар, должен Вам напомнить, что у синьора Боллати совещание... Мы опаздываем уже на пять минут.

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Как? Сколько сейчас? (Смотрит на часы). А, черт! И все из‑за этого проходимца... Идем быстрее...

(Выходят в левую дверь, а из правой, то есть оттуда, куда вышел, вновь появляется Сумасшедший).

СУМАСШЕДШИЙ. Разрешите? Синьор комиссар... Не помешаю? Не сердитесь на меня, я вернулся за своими документами... Не отвечаете? Ну, не сердитесь на меня... Давайте мириться... Ах, тут никого нет! Тогда я сам возьму свои бумаги... Вот моя медицинская карта... Мои рецепты... А тут еще и донесение на меня! Ну, это мы порвем, вот так... И забудем навсегда. А это на кого? (Читает). "Ограбление, отягощенное..." Ничего, это не страшно, это не страшно... Освобождаю тебя от ответственности. (Рвет и это донесение). А ты? Что ты натворил? (Читает). "Необоснованное присвоение... Оскорбление..." Брехня... Иди, парень, ты свободен! (Рвет бумаги). Все свободны! (Задерживает внимание на одной бумаге, вчитывается в нее). О, нет, ты – нет... Ты – сволочь... Ты останешься... Сядешь... (Кладет бумагу на видное место на стол, разглаживает ее, потом открывает шкаф, полный папок с документами). Ни с места! Правосудие пришло! Неужели это все доносы? Сжечь все... на огромном костре! (Достает зажигалку и собирается поджечь стопку папок, на первой из них читает) "Следствие по делу". (Читает на другой). "... сдать в архив..." (Звонит телефон. Сумасшедший снимает трубку и отвечает с достоинством). Алло! Кабинет комиссара Бертоццо. Кто говорит? Нет, прошу прощения пока не скажете, кто говорит, не передам ему трубку! Кто?... Комиссар... Лично... Да нет... Да что вы? Я очень рад... Комиссар, что сидит в кабинете напротив! Нет, ничего, ничего... Откуда же вы звоните?.. Ах да, как же я глуп... Конечно, с нашего же четвертого этажа... Откуда же еще! Как кто я? Ты слышал, Бертоццо, гроза бунтарей спрашивает, кто я такой... Угадай... Некогда? Ну что же так? Для коллеги всегда должно найтись время... Ну, давай – или угадаешь или не передам трубку Бертоццо! Кто я? Ангьяри? (В сторону). Я – Ангьяри?.. (В трубку). Ну да, угадал... Я действительно комиссар Пьетро Ангьяри. Молодец! Что делаю в Милане... Слишком много хочешь знать... Лучше скажи, что тебе нужно от Бертоццо? Нет, он не может подойти к телефону, говори мне. Верховный судья? Специально приезжает... из Вашингтона? Да, что я, я хотел сказать – из Рима. А, значит, что-то вроде "ревизора"... Да, очевидно в Министерстве не согласны с мотивировками, по которым это дело сдано в архив. Ты уверен в этом? Ах, все дело только в этих "говорят"... Мне казалось, все в порядке, Поначалу их все устраивает, а теперь они, видите ли, передумали... Ах, из-за общественного мнения, которое нажимает? Ну, уж извини... Общественное мнение... Да кто нажимает... Совершенно верно... Бертоццо тут рядом и смеется... (Смеется, отодвинув трубку). Ха-ха – и еще делает неприличные жесты – ха-ха. (Притворяется, будто зовет Бертоццо). Бертоццо! Тут наш друг с четвертого этажа говорит, будто ты можешь себе позволить смеяться, так как не имеешь к делу никакого отношения... А для него и для его начальника это пренеприятнейшая история... Ха-ха-ха, Бертоццо сказал, чтобы ты почесался, где следует! Ха-ха... Нет, сейчас это я смеюсь! Нет, я и вправду был бы рад, если б начальник полиции влип в эту историю... Ну да, это правда, можешь даже сказать ему... "Комиссар Ангьяри был бы рад..." И Бертоццо тоже. Слышишь, как он смеется? (Отодвигает трубку и смеется). Ха-ха-ха, слышал? А кому какое дело до того, что нас отправляют в унитаз... Да, можешь передать ему: Ангьяри и Бертоццо наплевать... (Издает неприличный звук). Да, это он пернул. Да не горячись ты, согласен, ты большой друг начальника полиции в Устике и Вентотене... Только не надо сердиться! Ну вот, молодец, мы еще поговорим с тобой об этом с глазу на глаз. Хорошо, хорошо, так что тебе нужно от Бертоццо, какие документы? Диктуй, я запишу. Копия решения о закрытии и сдаче в архив дела о смерти анархиста... Ладно, он пришлет тебе... И еще копии протоколов допросов... Да, да, они все здесь, в архиве... Думаю, вы хорошо подготовитесь – ты и этот твой бывший начальник с острова. Если судья, который вот-вот должен приехать, большая сволочь, как говорят... Как где говорят? В Риме. Я ведь оттуда приехал, разве не так? А что они готовят эту ревизию, так это всем давно известно. Конечно, знаком с судьей! Малипьеро его зовут. Никогда не слышал? Ну, так еще услышишь! Он десять лет провел в ссылке... Впрочем, можешь спросить у своего шефа-надсмотрщика этих зеков, что убирают купальни... Хотя нет, лучше не спрашивай, а то его еще кондрашка хватит, тогда уж не развлечешься тут… Ха-ха! О, да как же ты обидчив, мой дорогой визави с четвертого этажа... Уж и пошутить нельзя в этой тоскливой полиции! Ладно, договорились, пришлем все сразу. Приветствую тебя... Подожди, подожди! Ха-ха, тут Бартоццо говорит одну очень забавную вещь... Не рассердишься, тогда скажу... Не рассердишься? Ну ладно, скажу, он говорит, что... ха-ха... что после визита судья-ревизор отправит тебя на юг, скорее всего в Вибо–Валентина, в Калабрию...Там квестура ютится в одноэтажном здании, а комиссар сидит в полуподвале... Ха-ха! Понял, к чему он клонит – в полуподвале…Ха-ха! Ха-ха! Доволен? Не доволен? Ну, ладно, в другой раз... (Притворяется, будто слушает то, что говорят в трубке). Ладно... Сейчас передам ему. Послушай, Бертоццо, этот комиссар, которого скоро отправят в Калабрию, говорит, что как только встретит нас, набьет нам морду! Принято – передано! (Издает неприличный звук). Обеими сторонами. Разговор окончен. (Кладет трубку и сразу же принимается торопливо искать нужные материалы). "За. работу, синьор судья, время поджимает!" Ха-ха! Такой представляется случай показать самому себе и всему миру, как широко я образован, и сколь достоин войти в клан "высочайших", непогрешимых и святых... Куда же она запропастилась? Боже, как я волнуюсь! Как будто предстоит экзамен, нет, больше, чем экзамен – защита высочайшего звания! Сумею убедить всех, будто я и есть тот настоящий судья–ревизор... не догадаются кто я на самом деле, значит, займу кафедру. Но если ошибусь, – беда! Итак, прежде всего попробуем подобрать походку... (Слегка прихрамывает). Нет, это не годится. Так ходят судейские секретари. Тут нужна походка ревматика, но с достоинством! Вот так, немного вытянув шею... как цирковая лошадь на пенсии... (Пробует, но отвергает). Нет, пожалуй, лучше походка "скользящая", слегка дергающаяся при каждом шаге. (Пробует). Неплохо! А может, "ватные ноги"? (Пробует). Наверное, лучше всего легкая, подпрыгивающая. (Пробует, делая легкие, быстрые короткие шажки с каблука на носок). Черт возьми, а очки... Нет, никаких очков! Правый глаз прикрыт… Вот так, читать сквозь зубы, подчеркивая отдельные слова... Слегка покашливать – кхе, кхе… Нет, не надо никакого кашля... Какой-нибудь тик? Ладно, решим на месте. Разговаривать льстиво, гнусаво? Добродушно, с внезапными всплесками эмоций: "Нет, дорогой начальник полиции, вы должны прекратить это! Вы уже не начальник фашистской тюрьмы... Не забывайте об этом!" Нет, лучше совсем другой тип – холодный, сдержанный, безапелляционный тон, бесцветный голос, взгляд немного печальный, как у близорукого... носит очки, но смотрит только через одно стекло – вот так! (Пробует и в то же время листает бумаги). Смотри-ка! Вот же эти документы, какие я искал! Ну ладно, успокойся... Что это еще за вольности? Марш немедленно в образ! (Повелительным тоном). Все собрались? Итак, посмотрим постановление миланского суда о сдаче дела в архив... А, тут еще и запрос об анархистах из римской группировки, возглавляемой танцором... Хорошо! (Сует все бумаги в папку, но прежде убеждается, что она пуста – переворачивает ее и трясет). Минутку, вдруг тут затерялось какое-нибудь стеклышко... С этими судейскими папками все может быть, никогда не знаешь... Всегда лучше все проверить... (Сумасшедший снимает с вешалки и надевает темное пальто, затем черную шляпу. В этот момент входит Первый комиссар, поначалу не узнает его в таком виде и на мгновение теряется).

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Здравствуйте, что вам угодно? Вы кого-то хотели видеть?

СУМАСШЕДШИЙ. Комиссар, я вернулся за своими документами...

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Как, опять вы?! Вон!!

СУМАСШЕДШИЙ. Если у вас неприятности, то зачем же вымещать досаду на мне?

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Вон! (Подталкивает Сумасшедшего к двери).

СУМАСШЕДШИЙ. Да ради Бога! Вы что здесь все такие неврастеники? Начиная с того буйно-помешанного, который бегает тут и ищет вас повсюду, чтобы набить вам морду.

ПЕРВЫЙ КОМИССАР (на минутку останавливаясь). Кто это ищет меня повсюду?

СУМАСШЕДШИЙ. Какой-то тип в сверхмодном свитере "сладкая жизнь". Он еще не набил вам морду?

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Набил морду? Мне?

СУМАСШЕДШИЙ. Да, вам и вашему коллеге... какому-то Ангьяри... Ангарио...

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Ангьяри... комиссар из Рима... из политической полиции?

СУМАСШЕДШИЙ. Откуда мне знать?

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. А почему этот тип "сладкая жизнь" ищет меня да еще хочет набить морду?

СУМАСШЕДШИЙ. Потому что вы пернули.

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Пернул?

СУМАСШЕДШИЙ. Ну да, даже два раза, по телефону... К тому же ехидно смеялись... Ха-ха-ха... Не помните – вот так: ха-ха... (Показывает, как отодвигал трубку, когда разговаривал по телефону).

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Да что вы такое городите? Это что – еще один ваш персонаж?

СУМАСШЕДШИЙ. Не отрицаю. А что это за персонаж, вы поймете, когда получите фингал под глазом... И я даже не берусь осудить его за это – несчастного визави с четвертого этажа...

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Кого?

СУМАСШЕДШИЙ. Вашего коллегу, кого вы так хотите отправить в Калабрию, в полуподвал... Вместе с шефом, бывшим охранником в фашистской тюрьме...

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Это вы про начальника полиции? Про того самого...

СУМАСШЕДШИЙ. Который руководит и управляет вами.

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Знаете что, хватит! Вы и так отняли у меня столько времени... Пожалуйста, уходите! Уходите!

СУМАСШЕДШИЙ. Навсегда? (Посылает прощальный воздушный поцелуй). Чмок, чмок! (Комиссар делает гневный жест). Ладно, согласен, ухожу. Но если хотите полезный совет... Только потому, что вы мне симпатичны... Как только встретите "сладкую жизнь" – вашего визави, сразу же пригнитесь. Послушайте меня! (Выходит.)

(Комиссар глубоко вздыхает и направляется к вешалке, замечает, что она пуста).

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Ах, негодяй! Изображает сумасшедшего да еще и пальто ворует... Эй, ты! (Хватает Агента, который в этот момент входит в комнату). Догони этого психопата... Ну, который тут был на допросе... Он унес мое пальто... шляпу... И наверное дипломат... Конечно, и дипломат... Быстро... Одна нога здесь, другая там... Пока не удрал далеко...

АГЕНТ. Один момент, комиссар! (Бежит к двери, но останавливается на пороге, говорит кому-то, стоящему в коридоре). Мое почтение, синьор... комиссар здесь... пожалуйста.

ПЕРВЫЙ КОМИССАР (роясь в бумагах). Да куда же подевались эти донесения?..

АГЕНТ. Синьор Бертоццо, вас хочет видеть комиссар из политической полиции.

(Бертоццо встает из-за стола и направляется к правой двери).

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. О, дорогой мой... Я как раз только что говорил о тебе с одним сумасшедшим... Он уверял меня... ха-ха... Представляешь... будто ты, как только увидишь меня... набьешь... (Из-за двери стремительно вылетает кулак и сильно бьет Бертоццо, тот падает, но все еще по инерции пытается закончить свою мысль) мне морду...

(В дверь заглядывает Сумасшедший).

СУМАСШЕДШИЙ. Я же предупреждал, что нужно пригнуться!

(Полное затемнение. Музыкальный антракт – можно использовать марш, которым в цирке обычно сопровождают выход клоунов. Он длится столько времени, сколько нужно, чтобы сменить обстановку. Зажигается свет, и мы оказываемся в помещении, очень похожем на то, что видели раньше. Примерно та же мебель, только расставлена по-другому. На стене, в глубине стены, висит довольно большой портрет президента. Хорошо обозначен и акцентирован прямоугольник распахнутого окна. Сумасшедший стоит недвижно у окна, спиной к входу, откуда появляется Второй комиссар в спортивной куртке и модном свитере "Сладкая жизнь").

ВТОРОЙ КОМИССАР (тихо Второму Агенту, который стоит недвижно сбоку у двери). А это кто такой? Что ему надо?

ВТОРОЙ АГЕНТ. Не знаю, синьор комиссар. Он вошел так уверенно... решительно... Ну, прямо Господь-бог... Говорит, что хочет побеседовать с вами и начальником полиции.

ВТОРОЙ КОМИССАР (продолжая массировать правую руку). А, хочет побеседовать? (Приближается к Сумасшедшему с некоторой осторожностью). Добрый день, что вам угодно? Мне доложили, вы хотите меня видеть?

СУМАСШЕДШИЙ (невозмутимо оглядывает его, жестом обозначает, будто приподнял шляпу). Добрый день. (Задерживает взгляд на руке, которую комиссар продолжает массировать). Ударились?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Да нет... Кто вы такой?

СУМАСШЕДШИЙ. Ах, не ударились? Тогда зачем массируете? Чтобы успокоить дрожь в пальца? Наверное, тик?

ВТОРОЙ КОМИССАР (продолжая нервничать). Возможно... Я хотел бы узнать, с кем имею удовольствие?..

СУМАСШЕДШИЙ. Когда-то я знал одного священника, который точно так же массировал руку, как вы. Иезуит.

ВТОРОЙ КОМИССАР. Если не ошибаюсь, вы?..

СУМАСШЕДШИЙ. Конечно, ошибаетесь! Несомненно, ошибаетесь, если думаете обвинить меня в том, будто я хотел намекнуть на пресловутое лицемерие иезуитов. Я, с вашего позволения, начал свою карьеру с того, что учился у иезуитов. Но это еще ничего не значит. Можете возразить мне?

ВТОРОЙ КОМИССАР (растерянно, ошеломленно). Нет... что вы... ради Бога... но... я...

СУМАСШЕДШИЙ (мгновенно меняя тон). Однако тот священник, о котором я вам сказал, действительно был настоящим лицемером... большим вралем... так вот, он тоже все время массировал руку...

ВТОРОЙ КОМИССАР. Послушайте, а вы...

СУМАСШЕДШИЙ (пропуская его слова мимо ушей). Вам бы следовало сходить к психиатру. Ведь такое постоянное потирание руки – симптом неуверенности... комплекса вины... и половой неудовлетворенности. У вас что, трудности с женщинами?

ВТОРОЙ КОМИССАР (теряя терпение). Ну, знаете! (Стучит кулаком по столу).

СУМАСШЕДШИЙ (указывая на этот жест). Импульсивный! И это доказывает обратное. Скажите лучше правду, это не тик... Вы кому-то крепко влепили в морду не позднее чем четверть часа назад! Признайтесь!

ВТОРОЙ КОМИССАР. Что значит –признайтесь? Лучше вы мне признайтесь наконец, с кем имею честь... И доставьте мне удовольствие – извольте снять шляпу!

СУМАСШЕДШИЙ. Вы правы. (С подчеркнутой медлительностью снимает шляпу). Однако поверьте мне, я не снимал ее не потому, что плохо воспитан, а только из-за этого открытого окна... Я не переношу сквозняки... Особенно голова страдает... А вы нет? Послушайте, нельзя ли закрыть окно?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Нет, нельзя!

СУМАСШЕДШИЙ. Будем считать, что я ничего не говорил. Я профессор Марко Мария Малипьеро, первый советник Кассационного суда...

ВТОРОЙ КОМИССАР. Судья?! (Едва не теряет сознание).

СУМАСШЕДШИЙ. Да-да... приват-доцент Римского университета...

ВТОРОЙ КОМИССАР. Понимаю...

СУМАСШЕДШИЙ. Что понимаете?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Ничего, ничего.

СУМАСШЕДШИЙ. Вот именно. (Снова агрессивно). Иными словами – действительно ничего! Кто вам сообщил, что я должен прибыть сюда для ревизии дела, которое было закрыто?

ВТОРОЙ КОМИССАР (как на угольях). Но по правде говоря... я...

СУМАСШЕДШИЙ. И лучше не лгать. Это чудовищно раздражает меня... У меня ведь тоже есть тик... вот здесь на шее... Как только кто-нибудь начинает мне заливать... смотрите! Видите, тик... Так как же, знали вы о моем приезде или нет?

ВТОРОЙ КОМИССАР (глотая слюну, растерянно). Да, знал... Но мы не ждали вас так скоро... вот...

СУМАСШЕДШИЙ. Да, именно потому что "вот", Верховный совет и решил ускорить... У нас тоже есть свои каналы информации. И вот мы опередили вас! Сожалеете, да?

ВТОРОЙ КОМИССАР (уже под колпаком). Нет, понимаете... (Сумасшедший показывает на шею, где у него тик). То есть, да... очень... (Указывает на стул). Садитесь, пожалуйста, дайте вашу шляпу... (Берет шляпу, потом передумывает). А может, хотите оставить возле себя?..

СУМАСШЕДШИЙ. Да ради Бога, уберите ее, куда хотите... Тем более, что она все равно не моя.

ВТОРОЙ КОМИССАР. Как? (Направляется к окну). Хотите, чтобы я закрыл окно?

СУМАСШЕДШИЙ. Нет, не нужно. Не беспокойтесь. Лучше позовите сюда начальника полиции... Я бы хотел начать поскорее.

ВТОРОЙ КОМИССАР. Конечно, конечно... А не лучше было бы пройти в его кабинет... там удобнее.

СУМАСШЕДШИЙ. Да, но именно в этом кабинете произошла эта история с анархистом, не так ли?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Да, здесь.

СУМАСШЕДШИЙ (разводя руками). Так о чем разговор! (Садится, достает из дипломата какие-то бумаги. Мы замечаем, что он принес с собой еще и большую сумку, очень большую, из которой достает уйму всяких вещей: монокль, пинцет, скрепки, деревянный судейский молоток, "Уголовный кодекс". Комиссар подходит к двери и что-то тихо говорит Агенту).

СУМАСШЕДШИЙ (продолжая приводить в порядок бумаги). Я бы предпочел, чтобы в моем присутствии разговаривали только громко!

ВТОРОЙ КОМИССАР. Да, извините! (Обращаясь к Агенту). Попросите синьора начальника полиции придти как можно быстрее сюда, если может...

СУМАСШЕДШИЙ. Даже если не может!

ВТОРОЙ КОМИССАР (сразу же поправляясь). Да, даже если не может.

АГЕНТ (выходя). Слушаюсь.

ВТОРОЙ КОМИССАР (некоторое время наблюдает за Сумасшедшим, который развешивает бумаги. Кнопками прикрепляет несколько листов на стене сбоку, на ставни у окна, на шкаф. Внезапно Комиссар вспоминает). Ах, да! Допросы! (Берет трубку, набирает номер). Алло, дайте мне комиссара Бертоццо... Куда ушел?.. К начальнику полиции? (Кладет трубку и собирается набрать другой номер).

СУМАСШЕДШИЙ (прерывая его). Простите, что я вмешиваюсь, синьор комиссар.

ВТОРОЙ КОМИССАР. Слушаю вас, синьор судья.

СУМАСШЕДШИЙ. Комиссар Бертоццо, которого вы разыскиваете, разве имеет какое-нибудь отношение к ревизии?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Видите ли... то есть... поскольку у него все документы...

СУМАСШЕДШИЙ. Все бумаги уже здесь... Нужны ли нам копии? К чему?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Ни к чему.

(Из-за кулис доносится разгневанный голос Начальника полиции, который, словно катапультированный, влетает на сцену, за ним вбегает ошалелый Второй Агент).

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Послушайте, комиссар, что это еще за идиотские новости? С каких это пор я должен являться к вам, даже если не могу?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Да... нет... Вы правы, синьор начальник... Но так как... Понимаете...

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. И понимать не хочу! Вы что вдруг стали моим начальником? Заявляю категорически – я не потерплю больше такого оскорбительного поведения с вашей стороны... Особенно по отношению к коллегам... Куда это годится... Что будет дальше, если вы даже кулаки начали пускать в ход!

ВТОРОЙ КОМИССАР. Видите ли, синьор начальник... Бертоццо наверное не доложил вам про пук-пук и про шутку по поводу калабрийского полуподвала...

(Сумасшедший под предлогом, будто приводит в порядок рассыпавшиеся по полу бумаги, почти скрылся за письменным столом).

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Какой еще к дьяволу калабрийский пук-пук! Короче, пора кончать этот детский сад! Вместо того, чтобы жить спокойно, только и делаем, что привлекаем к себе внимание проклятых журналистов... А они потом начинают делать разные намеки и разносить по свету Бог знает какие сенсации... И прекратите затыкать мне рот!.. Я говорю то, что... (Второй комиссар показывает на мнимого судью, который притворяется, будто не слышит их разговора). Этот? Черт побери! Кто такой? Журналист? Почему же сразу...

СУМАСШЕДШИЙ (не отрываясь от бумаг). Нет, синьор начальник, не беспокойтесь, я не журналист... И никаких сплетен в газетах не будет, уверяю вас.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Премного благодарен.

СУМАСШЕДШИЙ. Понимаю и разделяю вашу озабоченность. Помимо того, я сам, раньше, чем это сделали вы, упрекнул вашего молодого сотрудника.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ (обращаясь к комиссару). В самом деле?

СУМАСШЕДШИЙ. У этого молодого человека, насколько я успел заметить, довольно раздражительный и сумасбродный характер, а теперь, судя по вашей беседе, у него еще и аллергия на калабрийский пук–пук, а ведь он, между нами говоря, один из самых деликатных, если его сравнивать с соррентийским или капуанским. Вы ведь знаете толк в этих вещах? (По-приятельски приближает к себе начальника полиции, тот ошалело следует за ним).

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Нет, я, откровенно говоря...

СУМАСШЕДШИЙ (шепчет ему почти на ухо). Послушайте меня, синьор начальник... Я вам как отцу родному советую – этому парню необходим хороший психиатр... Держите! (Вкладывает ему в руку визитную карточку). Отправьте его к моему другу... Он гений. Профессор Антонио Рабби... бывший доцент Падуанского университета.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ (пытаясь освободиться от него). Спасибо, но если позволите, я...

СУМАСШЕДШИЙ (внезапно меняя тон). Безусловно, я безусловно позволю вам... Присаживайтесь... И давайте начнем... Кстати, ваш сотрудник сообщил вам, кто я...

ВТОРОЙ КОМИССАР. Нет... Простите, просто не успел еще... (Начальнику). Профессор Марко Мария Малипьеро, первый советник кассационного суда...

СУМАСШЕДШИЙ. Ну, что вы! Зачем же так высокопарно – "первый советник"... Я не люблю этого. Скажите просто – "один из ведущих" и вполне достаточно!

ВТОРОЙ КОМИССАР. Как вам будет угодно.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ (с трудом приходя в себя). Ваша честь... Я даже не знаю...

ВТОРОЙ КОМИССАР (приходя ему на помощь). Синьор судья приехал провести ревизию по делу...

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ (с неожиданным взрывом). Ах, ну да, да, конечно, мы ждали вас!

СУМАСШЕДШИЙ. Видите, видите, насколько честнее ваш начальник? Сразу раскрывает все карты! Учитесь! Но это, конечно, другое поколение, иная школа!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Да, иная школа...

СУМАСШЕДШИЙ. Послушайте, позвольте уж я скажу вам сразу – я чувствую, что вы... как бы это поточнее выразиться... почти родной мне человек... Ей-богу, мне кажется, мы с вами где-то встречались много лет тому назад... Вы случайно не были в ссылке?

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ (еле выговаривая). В ссылке?

СУМАСШЕДШИЙ. Ай, что я говорю! Начальник полиции – и в ссылке! Нонсенс! Быть этого не может!.. Займемся лучше нашими делами!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Займемся нашими!

СУМАСШЕДШИЙ (мрачно уставившись на него). Вы! (Тычет в него пальцем). Да нет, этого не может быть! Ладно! Покончим с галлюцинациями. (Протирает глаза, в это время комиссар очень быстро что-то шепчет на ухо начальнику полиции, и тот медленно оседает на стуле). Итак перейдем к делу. Вот здесь, согласно протоколу допроса... (Листает бумаги) номер 25, 26, 27 и 28... (Комиссар кашляет, так как дым от папиросы попал ему в лицо) вечером... когда это было? Впрочем, дата не интересует нас... анархист, по профессии стрелочник на железной дороге, находился в этой комнате на допросе для выяснения его причастности или непричастности к взрывам бомб в банках, послуживших причиной смерти шестнадцати ни в чем неповинных граждан! Тут дословно записано, что сказали тогда вы, синьор начальник: "На ваш счет имелись серьезные подозрения". Это ваши слова?

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Да, но это было в самом начале допроса, синьор судья... а потом...

СУМАСШЕДШИЙ. Мы как раз и находимся в самом начале... Пойдем по порядку: около полуночи анархист в состоянии раптуса – это все ваши слова, синьор начальник – в состоянии раптуса выбросился из окна и разбился насмерть. Так вот, что такое раптус? Бандье утверждает, что раптус – крайняя форма проявления страха и тревоги, способная привести к самоубийству. Неистовое возбуждение, которое внезапно, подобно взрыву, разрушает заторможенность или ступор. Раптус бывает и у совершенно здоровых психически людей, если у них насильственно вызван этот предельный страх и отчаяние. Верно?

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Верно.

СУМАСШЕДШИЙ. Теперь посмотрим, кто вызвал или что вызвало у допрашиваемого страх и отчаяние. Нам не остается ничего другого, как наглядно воспроизвести событие. И теперь ваш черед выходить на сцену, синьор начальник.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИЙ. Мой?

СУМАСШЕДШИЙ. Да, ваш. Вас не затруднит исполнить ваш знаменитый выход?

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Простите, какой выход? Почему знаменитый?

СУМАСШЕДШИЙ. Тот, который вызвал раптус.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Ваша честь... тут какая-то ошибка, я не делал никакого выхода... Это был мой заместитель...

СУМАСШЕДШИЙ. Ай-ай-ай, нехорошо перекладывать ответственность на подчиненных, нехорошо, даже очень скверно... Ну, реабилитируйте себя, синьор начальник, и сыграйте свою роль...

ВТОРОЙ КОМИССАР. Но, синьор судья, это ведь был один из приемов, к каким нередко прибегают... в любой полиции, чтобы заставить подозреваемого признаться...

СУМАСШЕДШИЙ. А вас кто спрашивает? Не мешайте говорить своему начальнику! Вы просто плохо воспитаны! Отныне и впредь отвечайте только когда вас спросят... ясно? А вы, синьор начальник, исполните ваш выход лично.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Ладно... Дело было примерно так: подозреваемый анархист находился там – как раз где сидите вы. Мой заместитель... то есть я… вошел сюда довольно возбужденным...

СУМАСШЕДШИЙ. Молодец!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. И ударил его!

СУМАСШЕДШИЙ. Браво! Вот это мне нравится!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Я сказал: "Дорогой мой стрелочник, а также террорист... Хватит, наконец, смеяться надо мной..."

СУМАСШЕДШИЙ. Нет, нет... придерживайтесь, пожалуйста, сценария (Указывает на протокол допроса). Цензора у нас тут нет... Вы не так сказали, уважаемый!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Ладно, я сказал: "Перестанешь, наконец, хватать меня за задницу!"

СУМАСШЕДШИЙ. Вы ограничились задницей?

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Да, клянусь вам!

СУМАСШЕДШИЙ. Верю. Продолжайте. Как же вы закончили свою мысль?

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. "У нас есть доказательства, что бомбы на вокзале подкладывал ты".

СУМАСШЕДШИЙ. Какие бомбы?

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ (понижая голос, скороговоркой). Я говорю о диверсии двадцать пятого...

СУМАСШЕДШИЙ. Нет, отвечайте мне теми же самыми словами, какие вы произнесли в тот вечер. Представьте себе, что я – анархист-стрелочник. Ну, смелее, какие бомбы?

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. "Не прикидывайся дурачком! Ты прекрасно знаешь, о каких бомбах я говорю: о тех самых, которые ты подложил в вагоны на центральном вокзале восемь месяцев назад".

СУМАСШЕДШИЙ. У вас действительно были неопровержимые доказательства?

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Нет, но как вам уже объяснил комиссар, это был обычный обман, к какому часто прибегают в полиции...

СУМАСШЕДШИЙ. Ха-ха-ха... Какой крючок... (Так крепко хлопает по спине начальника полиции, что тот обалдевает).

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Но у нас имелись подозрения... Раз подозреваемый был единственным анархистом из числа железнодорожников в Милане, то нетрудно предположить, что именно он...

СУМАСШЕДШИЙ. Ну, конечно, это же ясно как дважды два... Это очевидно. И потому, раз нет никакого сомнения, что бомбы в состав подложил именно железнодорожник, можно без труда догадаться, что во Дворце правосудия в Риме те знаменитые бомбы подложил судья, к монументу Неизвестного солдата – часовой, а в сельскохозяйственный банк – какой-нибудь банкир или фермер – на выбор. Ясно как Божий день. (Вдруг взрывается). Я прибыл сюда, синьоры, чтобы провести серьезное расследование, а не играть в идиотские силлогизмы! Продолжим! Здесь зафиксировано: "Обвинение не встревожило анархиста, он недоверчиво улыбался". Кто сделал это заявление?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Я, синьор судья.

СУМАСШЕДШИЙ. Ради Бога, не будем играть на полутонах... Вы ведь не скрипачи какие-нибудь... Идем дальше. Все на свете полицейские идут к своей цели прямиком – и в этом видят все удовольствие – и я не понимаю, почему вы одни должны пользоваться вазелином? Но это же ваше право вести себя так! Или, может, все это было сказано в шутку?

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ И ВТОРОЙ КОМИССАР. О, спасибо, синьор судья.

СУМАСШЕДШИЙ. Пожалуйста. С другой стороны, известное дело, иной раз идти прямо к цели рискованно. Кто-нибудь скажет, например, анархисту: "Тебе это невыгодно, кто знает этих начальников железной дороги, откроем им, что ты анархист, а они возьмут и вышвырнут тебя на улицу... уволят!" И тот сдается... Ведь анархист, будем откровенны, больше всех цепляется за свое место... В сущности, анархисты почти всегда мелкие буржуа... Очень дорожат своими удобствами: фиксированным ежемесячным окладом, премиями... тринадцатой получкой, пенсией, страховкой медициной, спокойной старостью... Никто больше анархиста не думает об обеспеченной старости, поверьте мне. Я имею в виду наших анархистов, разумеется, сегодняшних обывателей... Они ничего общего не имеют с теми, что были когда – ... которых ссылали куда Макар телят не гонял... Вы, конечно, разбираетесь в ссыльных, синьор начальник? Ой, да что я такое говорю?! Итак, делаем вывод: вы морально убиваете анархиста, доводите до предела, и он бросается...

ВТОРОЙ КОМИССАР. Если позволите, ваша честь, по правде говоря, это произошло не сразу... тут недостает еще одного моего вмешательства.

СУМАСШЕДШИЙ. Да, да, вы правы... Прежде, чем все произошло, вы, комиссар, выходили, потом вернулись и после искусно выдержанной паузы сказали... ну, давайте, комиссар, исполните нам этот пассаж... давайте вашу реплику... и не забывайте, что анархист – это я...

ВТОРОЙ КОМИССАР. Несомненно. "Мне звонили сейчас из Рима... Есть прекрасная новость для тебя: твой приятель, пардон, товарищ, танцор признался... признался, что это он подложил бомбу в Миланский банк".

СУМАСШЕДШИЙ. А железнодорожник как отнесся к этому?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Очень болезненно. Весь побледнел... попросил сигарету... закурил...

СУМАСШЕДШИЙ. И выбросился из окна?

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Нет, не сразу...

СУМАСШЕДШИЙ. В первоначальной версии вы сказали: "сразу", не так ли?

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Да, так.

СУМАСШЕДШИЙ. К тому же в интервью с журналистами и на телевидении вы заявили, что анархист прежде, чем совершить этот трагический поступок, уже был не в себе... "заклинился". Так вы сказали?

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Да, я именно так и сказал – заклинился.

СУМАСШЕДШИЙ. Ну, а дальше, что вы еще сказали?

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Сказал, что его алиби, уже второе по счету согласно которому он провел все время, играя в карты в остерии, рухнуло, и на него уже бесполезно было опираться.

СУМАСШЕДШИЙ. Из чего следовало, что анархиста можно весьма основательно подозревать и в преступлении в Миланском банке, не только в поезде. И вы добавили, в довершение, что самоубийство анархиста – это "очевидный акт самообвинения".

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Да, именно так я и выразился.

СУМАСШЕДШИЙ. Вы, комиссар, когда анархист был жив, кричали, что он преступник, негодяй! А спустя несколько недель, вы, синьор начальник полиции, заявили – вот документ – что "естественно", повторяю – "естественно" никаких конкретных подозрений на несчастного стрелочника у вас не имелось. Верно? Значит, его вина не была доказана, и вы, комиссар, даже как-то обронили: "Этот анархист был славным парнем".

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Что ж, согласен... Ошиблись...

СУМАСШЕДШИЙ. О чем разговор... Все могут ошибаться. Но вы, извините, ошиблись довольно грубо, уж позвольте вам это сказать. Сначала без всяких оснований задерживаете свободного гражданина, затем злоупотребляете своей властью и держите его под арестом дольше положенного законом срока, далее вы травмируете психику этого несчастного стрелочника, заявляя ему, что у вас имеются доказательства, что именно он основной террорист на железной дороге, потом умышленно вызываете у него стресс, угрожая потерей работы, сообщаете, что его алиби (игра в карты) рухнуло, и наконец, как обухом по голове: его друг, римлянин, этот омерзительный убийца, признал себя виновным в миланской мясорубке! И в результате стрелочник в отчаянии кричит: "Это крах анархии" и выбрасывается из окна! Что же получается, вы все с ума спятили? Чего ж тут удивляться, что после всех этих издевательств человек оказывается в состоянии раптуса?! Э, нет, нет, мне очень жаль, но вы, на мой взгляд, виновны и еще как! Вы в полной мере ответственны за смерть анархиста! Настолько, что можно немедленно обвинить вас в подстрекательстве к самоубийству!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Но, синьор судья, это же несправедливо! Наша профессия, наш долг, вы сами это признали – допрашивать подозреваемых, да так, чтобы они заговорили. И нам волей-неволей иной раз приходится прибегать к каким-то уловкам, приемам, а иногда и к некоторому насилию...

СУМАСШЕДШИЙ. Э, нет, тут речь идет не о "некотором", а о постоянном насилии! Ответьте мне для начала хотя бы на вопрос, были ли у вас бесспорные доказательства, что этот несчастный железнодорожник придумал себе алиби? Отвечайте!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Нет, у нас не было бесспорных доказательств... но...

СУМАСШЕДШИЙ. "Но" меня не интересуют! Найдутся ли два или три пенсионера, которые и сегодня подтвердят его алиби?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Да, найдутся.

СУМАСШЕДШИЙ. Выходит, вы лгали по телевидению и в прессе, утверждая, что алиби рухнуло и у вас имеются веские предположения? Выходит, ловушки, всякие приемы, издевки, мистификацию вы используете не только с целью заставить подозреваемых заговорить, но и для того, чтобы надуть, обмануть доверие слишком легковерного и слепого народа! (Начальник полиции хочет вставить слово). Дайте мне закончить, пожалуйста. Вы разве не слышали, что распространять ложные или хотя бы тенденциозные сведения – это тяжелое преступление?

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Но это мой сотрудник заверил меня...

СУМАСШЕДШИЙ. Ах, ну вот опять перекладываете свою вину на кого-то другого... Тогда ответьте мне, комиссар, откуда взялась версия, что анархист–танцор признался? Я познакомился со всеми протоколами допросов, проведенных полицией и римским судьей... (Показывает бумаги присутствующим). Из них отнюдь не следует, что вышеназванный анархист хотя бы однажды признался в своей причастности к гибели людей от взрыва в банке. Что же получается? И это признание придумали вы? Отвечайте!

ВТОРОЙ КОМИССАР. Да, это придумали мы.

СУМАСШЕДШИЙ. О, какая богатая фантазия! Вам обоим следовало бы стать писателями. И наверное у вас будет для этого возможность, поверьте мне. В тюрьме очень хорошо заниматься сочинительством. Ну, что, подавлены? Тогда я прямо скажу вам, что в Риме имеются неопровержимые доказательства вашей виновности и оба вы конченые люди: министры юстиции и внутренних дел решили отправить вас в отставку, дабы другим дать пример и восстановить кредит доверия, который полиция уже давно потеряла!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Нет, этого не может быть!

ВТОРОЙ КОМИССАР. Да как же они смеют...

СУМАСШЕДШИЙ. Конечно – две загубленные карьеры! Это политика, дорогие мои. Сначала вас использовали для определенной игры: нужно было успокоить профсоюзы, создать благоприятную обстановку для лозунга "Смерть террористам!" А теперь все обернулось иначе... Народ слишком недоволен гибелью анархиста... требует две головы... И государство отдает их!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Именно наши!

ВТОРОЙ КОМИССАР. Наши!

СУМАСШЕДШИЙ. Есть такая старая английская притча: Если крестьяне жалуются королю на своего хозяина, что тот натравливает на них сторожевых псов, то феодал, чтобы не гневить государя убивает свою псарню".

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. И вы думаете... в самом деле... убеждены?..

СУМАСШЕДШИЙ. А кто же я, как не ваш палач?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Проклятая профессия!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Знаю, кто подложил мне эту свинью.. Дай срок, он мне за все заплатит!

СУМАСШЕДШИЙ. Конечно, найдется немало людей, которые обрадуются вашему падению... и будут довольно ухмыляться.

ВТОРОЙ КОМИССАР. Да, начиная с наших коллег... Вот что меня больше всего бесит!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Не говоря уж о газетах.

ВТОРОЙ КОМИССАР. Представляю, как они обрушатся на нас! Чего только не понапридумывают журналисты!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. И кто знает, чего еще навешают эти слизняки, которые еще недавно лизали тебе руки... "Гнать в шею полицейскую собаку!"

ВТОРОЙ КОМИССАР (подхватывая). "Этого садиста и насильника! Ату, его!"

СУМАСШЕДШИЙ. Не говоря уже об уничижениях... насмешках...

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. И все отвернутся от тебя, втопчут в грязь... Даже сторожем на стоянке автомашин не устроишься!

ВТОРОЙ КОМИССАР. Сволочной мир!

СУМАСШЕДШИЙ. Ошибаетесь, сволочное правительство!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. В таком положении, синьор судья, что нам остается делать? Посоветуйте!

СУМАСШЕДШИЙ. Я? А что я могу посоветовать?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Умоляю, посоветуйте!

СУМАСШЕДШИЙ. Я бы на вашем месте...

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. На нашем месте?

СУМАСШЕДШИЙ. Выбросился бы из окна!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ и ВТОРОЙ КОМИССАР (вместе). Как?

СУМАСШЕДШИЙ. А вот так... Вы попросили моего совета.. В такой аховой ситуации, чтобы не терпеть подобное унижение... Послушайте меня, бросайтесь! Ну, смелее!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Как же так? Причем здесь это?

СУМАСШЕДШИЙ. Как раз притом. Пусть вас охватит раптус, и вы броситесь! (Подталкивает их к окну).

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ и ВТОРОЙ КОМИССАР. Да нет, подождите! Подождите!

СУМАСШЕДШИЙ. Что значит "подождите"? Чего ждать? Что вам еще остается делать на этой гнусной земле? Разве это жизнь? Сволочной мир, сволочное правительство... Кругом одни ублюдки! Выбросимся! (Силой тащит их к окну).

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Ну, что вы, синьор судья, что вы делаете? Я еще не потерял надежду!

СУМАСШЕДШИЙ. Нет больше никакой надежды, вы кончены... Оба... Кончены! Вниз шагом марш!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ и ВТОРОЙ КОМИССАР. Караул! Не толкайте... пожалуйста! На помощь!

СУМАСШЕДШИЙ. Это не я толкаю. Это – раптус. Да здравствует раптус–освободитель! (Хватает их обоих за ремни и вынуждает подняться на подоконник).

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ и ВТОРОЙ КОМИССАР. Нет, нет, на помощь, караул, спасите!

(Входит Агент, который вышел в начале разговора).

ВТОРОЙ АГЕНТ. Что здесь происходит, синьор начальник?

СУМАСШЕДШИЙ (отпуская ремни). Ровным счетом ничего, да, да, ничего не происходит... ничего, не так ли, комиссар? Не так ли, синьор начальник? Ну, успокойте своего агента. (Начальник полиции, дрожа, слезает с подоконника).

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Ну, ладно, успокойся... это был только...

СУМАСШЕДШИЙ. Раптус.

АГЕНТ. Раптус?

СУМАСШЕДШИЙ. Да, они пожелали выброситься из окна.

АГЕНТ. И они тоже?

СУМАСШЕДШИЙ. Да, только не говорите, Бога ради, журналистам!

АГЕНТ. Нет, нет...

ВТОРОЙ КОМИССАР. Но это ложь, это вы, синьор судья, это вы хотели...

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Да, да, именно так!

АГЕНТ. Вы хотели выбросить их из окна, ваша честь?

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Да, это он меня толкал.

СУМАСШЕДШИЙ. Да, это правда, я толкал их. А они и в самом деле едва не вывалились вниз... в таком отчаянии. Ведь достаточно пустяка, когда находишься в таком отчаянии...

АГЕНТ. Это верно – достаточно пустяка!

СУМАСШЕДШИЙ. Посмотрите, они до сих пор еще не пришли в себя... Видите, какие у них похоронные физиономии!

АГЕНТ (польщенный доверием судьи). Да, честно говоря, я подумал, что они на горшке сидят.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Да ты что, с ума свихнулся?

АГЕНТ. Я хотел сказать, на унитазе...

СУМАСШЕДШИЙ. Ну, ну, поживей, и не забудьте воду спустить... как советует табличка в туалете. Веселее, господа!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Э, вам-то хорошо говорить... А в нашем положении. Уверяю вас, был момент, когда... я и в самом деле чуть не выбросился!

АГЕНТ. Вы хотели выброситься? Вы?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Да, и я тоже!

СУМАСШЕДШИЙ. Видите, видите, синьоры, что значит раптус?! А кто был бы виноват в этом?

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Как кто? Это сволочное правительство... Сначала тебя заставляют "возбуждать народ, создавать обстановку терроризма, нарастающего беспорядка"...

ВТОРОЙ КОМИССАР. "Необходимости сильной власти!" Ты бросаешься очертя голову, а потом...

СУМАСШЕДШИЙ. Ничего подобного, виноват был бы только я!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Вы? Почему?

СУМАСШЕДШИЙ. Потому что все это неправда, я все придумал!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. То есть как это? Неправда, что в Риме хотят отправить нас в отставку?

СУМАСШЕДШИЙ. Им это даже в голову не приходило.

ВТОРОЙ КОМИССАР. А неопровержимые доказательства?

СУМАСШЕДШИЙ. Никаких доказательств не было и в помине.

ВТОРОЙ КОМИССАР. А министр, которому нужны наши головы?

СУМАСШЕДШИЙ. Все вымысел. Министр обожает вас, вы – свет его очей. А глава полицейского ведомства, когда, слышит ваши имена, аж слезу пускает и маму зовет!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Вы не шутите? Это правда?

СУМАСШЕДШИЙ. Истинная правда. Все правительство души в вас не чает! И английская притча ‑ тоже липа. Ни один хозяин ни за что не убьет своих сторожевых псов на радость крестьянину! Скорее наоборот. А если пес погибает в драке, то король тотчас же шлет хозяину телеграмму соболезнования. И венки с хоругвями! (Комиссар хочет вставить слово, начальник полиции хмурится).

ВТОРОЙ КОМИССАР. Если не ошибаюсь...

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Конечно, ошибаетесь… Дайте мне сказать, комиссар...

ВТОРОЙ КОМИССАР. Извините, синьор начальник.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Не понимаю, зачем вы, ваша честь, вздумали нагородить всю эту гору вымыслов...

СУМАСШЕДШИЙ. Вымыслов? Вовсе нет, это только ловушки и приманки, к каким судебное ведомство тоже прибегает иногда, чтобы показать чинам полиции, насколько нецивилизованны подобные методы, если не сказать – преступны!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Выходит, вы по–прежнему убеждены, что это мы вынудили стрелочника выброситься из окна?

СУМАСШЕДШИЙ. Но вы же сами только что подтвердили это... потеряв голову!

ВТОРОЙ КОМИССАР. Но нас не было в комнате, когда он выбрасывался! Спросите у агента!

АГЕНТ. Да, ваша честь, их не было в этот момент.

СУМАСШЕДШИЙ. Выходит, если кто-то подкладывает бомбу в банк, а сам скрывается, то он невиновен, потому что его не было на преступлении в момент взрыва! Далеко же мы уйдем с такой логикой!..

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Да нет, синьор судья, тут какое-то недоразумение... Агент имел в виду первую версию... а мы переходим ко второй.

СУМАСШЕДШИЙ. Ах, да... потому что было нечто вроде отречения от прежней версии.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Ну, я бы не назвал это отречением, простая поправка.

СУМАСШЕДШИЙ. Верно. Послушаем, что же вы подправили?

(Начальник делает знак комиссару).

ВТОРОЙ КОМИССАР. Ну, мы...

СУМАСШЕДШИЙ. Предупреждаю вас, что и для вашей новой версии у меня подобраны все протоколы допросов. Итак, послушаем...

ВТОРОЙ КОМИССАР. Мы подправили время... как бы это сказать... время обмана...

СУМАСШЕДШИЙ. Как время обмана?

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Именно так. Мы объявили, что обманули анархиста не в полночь, а в восемь часов вечера.

ВТОРОЙ КОМИССАР. В двадцать часов, короче!

СУМАСШЕДШИЙ. А, значит, сдвинули все назад на четыре часа, и полет из окна тоже! Нечто вроде перехода на летнее расписание.

ВТОРОЙ КОМИССАР. Нет, полет, не тронули... Он произошел действительно в полночь... Были свидетели.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Среди прочих как раз журналист, что случайно оказался во дворе. Помните? (Судья делает отрицательный знак). Тот, что услышал удары по карнизу и о землю и первым подбежал к телу... Он же сразу и отметил время.

СУМАСШЕДШИЙ. Ну, хорошо, самоубийство произошло в полночь, а одурачивание стрелочника в двадцать часов... А куда же мы тогда поместим раптус? Я хочу сказать, ведь именно на раптусе строилась ваша первая версия самоубийства, пока не появились другие аргументы и доказательства... Вы все, начиная со следователя и кончая главным прокурором, все время настаивали на том, что этот бедняга выбросился из-за раптуса "внезапно"... А теперь в самый кульминационный момент расследования отбрасываете прочь этот самый раптус.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Нет, нет... мы вовсе не отбрасываем его напрочь, этот раптус...

СУМАСШЕДШИЙ. Нет, отбрасываете! Сдвигаете время самоубийства на целых четыре часа от того момента, когда вы или ваш заместитель вошел и крепко пошутил, заявив: "У нас есть доказательства!" Куда же в таком случае девался этот внезапный раптус? За четыре часа анархист мог переварить не только вашу брехню. С таким же успехом вы могли наплести ему, что Бакунин был стяжателем и полицейским осведомителем Ватикана!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Но мы именно этого и хотели, синьор судья!

СУМАСШЕДШИЙ. Хотели наплести ему про стяжателя Бакунина?

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Нет, мы хотели доказать, что раптус не был вызван нашей мистификацией, нашими ложными заявлениями... Короче, именно потому, что с этого момента до самоубийства прошло целых четыре часа!

СУМАСШЕДШИЙ. Ну да, да, вы правы! Как же однако хорошо придумано... Какой молодец!!!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Спасибо, ваша честь.

СУМАСШЕДШИЙ. Разумеется, тогда уже никто ни в чем не может обвинить вас: скверный обман имел место, но его нельзя считать решающей причиной самоубийства.

ВТОРОЙ КОМИССАР. Совершенно верно. Вот почему мы ни в чем не виноваты.

СУМАСШЕДШИЙ. Молодцы! Непонятно только, почему бедняга стрелочник выбросился из окна. Но это не имеет значения, пока нам важно установить, что вы оказываетесь ни в чем не виновными.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Еще раз спасибо, синьор судья. Скажу откровенно, я опасался, что вы приехали к нам с предвзятым мнением...

СУМАСШЕДШИЙ. С предвзятым мнением?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Да, нам казалось, будто вы хотите обвинить нас во что бы то ни стало.

СУМАСШЕДШИЙ. Ну что вы... Скорее наоборот. Признаюсь, я довольно резко обошелся с вами, но только для того, чтобы спровоцировать вас, заставить привести такие доводы и доказательства, благодаря которым я смог бы как можно успешнее помочь вам выйти из этой истории победителями.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Я глубоко тронут этим... Как прекрасно сознавать, что судебное ведомство – лучший друг полиции!!!

СУМАСШЕДШИЙ. Скажем точнее – помощник.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ и ВТОРОЙ КОМИССАР. Да, скажем так.

СУМАСШЕДШИЙ. Но вы должны помочь мне довести дело до конца… и сделать вашу позицию неуязвимой.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Несомненно.

ВТОРОЙ КОМИССАР. С удовольствием.

СУМАСШЕДШИЙ. прежде всего нам надо неопровержимо доказать, что за эти четыре часа анархист совершенно успокоился, у него не осталось и следа от подавленности и отчаяния, от "психического надлома", как определил это судья, закрывший дело.

ВТОРОЙ КОМИССАР. В деле есть свидетельство агента и мое тоже, где отмечено, что анархист, выразив поначалу недовольство, потом пришел в себя...

СУМАСШЕДШИЙ. В протоколе допроса?

ВТОРОЙ КОМИССАР. И я думаю...

СУМАСШЕДШИЙ. Да, да, есть – во второй версии событий... вот нашел. (Читает). "Железнодорожник успокаивается и говорит, что у него с бывшим танцором не было дружеских отношений". Превосходно!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Это значит, новость о том, что тот подкладывал взрывчатку, мало взволновала анархиста.

СУМАСШЕДШИЙ. Конечно, стрелочник не очень-то уважал его ни как анархиста, ни как танцора.

ВТОРОЙ КОМИССАР. Возможно, он и анархистом-то его не считал.

СУМАСШЕДШИЙ. Я же говорю – он его презирал.

ВТОРОЙ КОМИССАР. Однажды, поссорившись, наш железнодорожник даже запустил в него солонкой.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. А ведь это плохая примета!

СУМАСШЕДШИЙ. И не будем забывать: стрелочник знал, что в римской секции анархистов имелось немало провокаторов и осведомителей полиции... Он ведь даже сказал танцору: "Полиция и фашисты используют вас для создания беспорядков… у вас там полно подкупленных провокаторов... которые тащат вас, куда им прикажут... А расплачиваться за все это придется вам, эк