![]() КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
КОГДА ПРОЙДЕТ ПЯТЬ ЛЕТперевод Н. Малиновской (проза) и А. Гелескула (стихи)
ЛЕГЕНДА О ВРЕМЕНИ В ТРЕХ ДЕЙСТВИЯХ И ПЯТИ КАРТИНАХ
Д Е Й С Т В У Ю Щ И Е Л И Ц А Ю н о ш а. С т а р и к. С т е н о г р а ф и с т к а. Д р у г. М а л ь ч и к. К о ш к а. С л у г а. В т о р о й д р у г. Н е в е с т а. И г р о к в р е г б и. С л у ж а н к а. О т е ц. М а н е к е н. А р л е к и н. Д е в у ш к а. П а я ц. М а с к а. С л у ж а н к а. П е р в ы й и г р о к. В т о р о й и г р о к. Т р е т и й и г р о к. Э х о.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Библиотека. Сидят Ю н о ш а в голубой пижаме и С т а р и к. У него белая борода, огромные золотые очки, серый костюм.
Ю н о ш а. Ничего удивительного. С т а р и к. Простите, но... Ю н о ш а. Со мной всегда так было. С т а р и к (как будто выпытывает, но любезно). Правда? Ю н о ш а. Да. С т а р и к. Итак... Ю н о ш а. Помню... С т а р и к (смеется). Всегда «помню». Ю н о ш а. Я... С т а р и к (подбадривая). Говорите. Ю н о ш а. Прятал сласти, чтобы съесть их потом. С т а р и к. Потом... Правда? Так вкуснее. Я тоже. Ю н о ш а. Я помню, однажды... С т а р и к (нетерпеливо перебивая его). Как я люблю это слово – помню. Оно зеленое, сочное и разливается холодными ручейками. Ю н о ш а (весело и как бы убеждая себя). Да, да. Вы правы. Нужно бороться со всем, что несет в себе разрушение, с этими жуткими облупленными стенами. Я часто встаю ночью, чтобы вырывать бурьян. Я не хочу ни бурьяна в саду, ни ветхой мебели в доме. С т а р и к. Ни ветхой мебели, потому что надо помнить, но... Ю н о ш а. Но помнить живое, с горячей кровью, не тронутое тленом. С т а р и к. Да, так. То есть (понижая голос) надо помнить, но помнить надо заранее. Ю н о ш а. Заранее. С т а р и к (таинственно). Надо помнить завтрашнее. Ю н о ш а (ошеломленный). Завтрашнее.
Часы бьют шесть. В полной тишине по сцене, плача, проходит С т е н о г р а ф и с т к а. С т а р и к. Шесть часов. Ю н о ш а. Да, уже шесть, а так жарко. (Встает.) Прекрасное небо перед грозой. Все в сизых тучах... С т а р и к. Итак, вы... Я был другом их семьи, особенно отца. Он астроном. Как хорошо – астроном, правда? А она? Ю н о ш а. Я мало ее знаю. Но это неважно. Думаю, она меня любит. С т а р и к. Наверное. Ю н о ш а. Они уехали в долгое путешествие. Я почти обрадовался. С т а р и к. Вернулся ее отец? Ю н о ш а. Что вы! Сейчас это невозможно! Я не могу объяснить почему. Пока не пройдет пять лет... С т а р и к (радостно). Прекрасно! Ю н о ш а (серьезно). Почему вы говорите – прекрасно? С т а р и к. Потому что... Вам нравится здесь? (Показывает на комнату.) Ю н о ш а. Нет. С т а р и к. Вас не угнетают отъезды, происшествия, то, что вот-вот должно случиться?.. Ю н о ш а. Да, да. Не надо об этом. С т а р и к. Что там, на улице? Ю н о ш а. Шум, всегда шум, пыль, жара, зловоние. Я боюсь, что все это проникнет сюда.
Слышится долгий стон. Пауза. Хуан, закрой окно.
Слуга неслышно идет на цыпочках к окну и закрывает его.
С т а р и к. Она... молода? Ю н о ш а. Очень. Ей пятнадцать. С т а р и к. Пятнадцать прожитых лет – вот и вся она. А почему не сказать – пятнадцать снегов, пятнадцать ветров, пятнадцать закатов? И вы не решаетесь бежать, лететь, все небо заполнить своей любовью? Ю н о ш а (закрывает лицо руками). Я слишком ее люблю! С т а р и к (встает, с воодушевлением). Или иначе – пятнадцать роз, пятнадцать крыльев, пятнадцать песчинок. И вы боитесь собрать всю свою любовь в сердце, боитесь сделать ее маленькой, уязвимой? Ю н о ш а. Вы хотите отъединить меня. Но я знаю ваш способ. Стоит только начать разглядывать на ладони живую букашку или смотреть на вечернее море, вглядываясь в каждую волну, как все исчезает – и образ, который в сердце, и рана. Но я люблю и хочу любить, любить так же, как она, и поэтому я могу пять лет ждать той ночи, когда все огни погаснут, а ее косы обовьют мои руки. С т а р и к. Позволю себе напомнить, что у вашей невесты... нет кос. Ю н о ш а (раздраженно). Я знаю. Она обрезала их, без разрешения, конечно, и это (с тоской) меняет ее облик. (Резко.) Я знаю, что у нее нет кос. (Почти в бешенстве.) Зачем вы мне об этом напоминаете? (Печально.) Но они вырастут за эти пять лет. С т а р и к (с воодушевлением). И станут еще красивее. Эти косы будут... Ю н о ш а (радостно). Нет, они есть! С т а р и к. Эти косы так душисты, что можно жить только их ароматом – без воды, без хлеба. Ю н о ш а. Я столько думаю! С т а р и к. Вам столько снится. Ю н о ш а. Что? С т а р и к. Вы столько думаете, что... Ю н о ш а. С меня словно содрали кожу. Все ранит. Сплошной ожог. С т а р и к (протягивает ему стакан). Выпейте. Ю н о ш а. Спасибо. Когда я начинаю думать о ней, о моей девочке... С т а р и к. Назовите же ее невестой! Отважьтесь! Ю н о ш а. Нет. С т а р и к. Но почему? Ю н о ш а. Невеста... Вы же знаете, когда я говорю – невеста, я вдруг вижу ее в саване на небе, перевитом огромными снежными лентами. Нет, она мне не невеста (делает такой жест, как будто хочет освободиться от образа, который преследует его), это моя девочка, моя подруга. С т а р и к. Продолжайте же. Ю но ш а. А когда я начинаю думать о ней, воображать, как она двигается, светлая, живая, вдруг кто-то меняет ее лицо – она становится морщинистой, беззубой, как в ярмарочном кривом зеркале, и уже не она, а нищенка в лохмотьях топчет мои мысли. С т а р и к. Кто-то? Поразительно, что вы говорите – кто-то. Видимое глазом еще изменчивей, чем скрытое в мыслях. Вода, текущая в реке, уже не та, что текла только что. А кто помнит карту песчаных пустынь... или лицо друга? Ю н о ш а. Да, да. Скрытое, хоть и меняется, все же дальше от смерти. Последний раз когда мы виделись, я не мог смотреть на нее вблизи, потому что увидел на лбу две морщинки, и как только я переставал следить за собой – вы понимаете? – они заполняли все ее лицо, она становилась дряхлой, старой, как будто долго страдала. Я должен был уйти, чтобы вглядеться и различить ее облик в своем сердце. С т а р и к. А когда она казалась вам старой, она была полностью вашей? Ю н о ш а. Да. С т а р и к (возбужденно). А если бы именно тогда она призналась, что обманула вас, что не любит, морщины исчезли бы и она снова стала бы прекрасней розы? Ю н о ш а (возбужденно). Да. С т а р и к. И вы стали бы любить ее еще больше – именно поэтому? Ю н о ш а. Да, да. С т а р и к. В таком случае... ха-ха! Ю н о ш а. В таком случае... жить очень трудно. С т а р и к. Оттого и кидаются от одного к другому, пока не сгинут. Ей пятнадцать лет, а может, пятнадцать сумерек или пятнадцать небес. Внутри все живее, чем снаружи, где только ветер и смерть. Поэтому надо... не идти... а ждать. Потому что прийти значит умереть сразу, а как прекрасно думать, что завтра мы увидим сто золотых рогов, вонзенных солнцем в облака. Ю н о ш а. (протягивает руку). Спасибо. Спасибо. За все. С т а р и к. Я вернусь. Появляется С т е н о г р а ф и с т к а.
Ю н о ш а. Ты отправила письма? С т е н о г р а ф и с т к а (почти плача). Да, сеньор. С т а р и к ( Юноше). Что с ней? С т е н о г р а ф и с т к а. Я хочу уйти отсюда. С т а р и к. Так в чем же дело? Ю н о ш а (в смятении). Сами видите. С т е н о г р а ф и с т к а. Я хочу уйти и не могу. Ю н о ш а (мягко). Я не удерживаю тебя. Ты знаешь, я ничего не могу сделать. Я говорил тебе, чтобы ты подождала, но... С т е н о г р а ф и с т к а. Что значит ждать? Я не жду. С т а р и к. А, собственно, почему? Ждать – это верить и жить. С т е н о г р а ф и с т к а. Я не жду, потому что не хочу ничего ждать, не хочу и... не могу уйти отсюда. Ю н о ш а. Ты никогда не можешь разумно объяснить. С т е н о г р а ф и с т к а. Что я могу объяснить? Есть только одно объяснение, то, что... я люблю тебя. Не бойтесь, сеньор! То же, что и всегда. Когда он был маленьким (Старику), я смотрела с балкона, как он играет. Он упал и разбил коленку, ты помнишь? (Юноше.) До сих пор эта кровь красной змейкой бьется у меня в груди. С т а р и к. Не надо. Кровь высыхает, а прошлое проходит. С т е н о г р а ф и с т к а. Разве я виновата, сеньор? (Юноше.) Прошу тебя, дай мне расчет. Я хочу уйти. Ю н о ш а. Конечно. Я тоже ни в чем не виноват. Кроме того, ты знаешь, я себе не принадлежу. Ты можешь идти. С т е н о г р а ф и с т к а (Старику). Вы слышите? Он гонит меня. Он не хочет, чтобы я здесь оставалась. (Уходит, плача.) С т а р и к (таинственно, Юноше). Это опасная женщина. Ю н о ш а. Я хотел бы любить ее, как хотел бы испытывать жажду у источника. Хотел бы... С т а р и к. Ни в коем случае! А что бы вы стали делать завтра? А? Подумайте. Завтра! Д р у г (шумно вбегает). Почему в этом доме так тихо, а? Дай мне анисовой со льдом. Старик уходит. Или коктейль. Ю н о ш а. Надеюсь, ты не переломаешь мебель? Д р у г. Он серьезен, он в одиночестве – в такую жару! Ю н о ш а. Может, ты сядешь? Д р у г (хватает Юношу за руки и кружит его). Тин, тин, тан, со свечою Сан Хуан. Ю н о ш а. Перестань. Я не расположен шутить. Д р у г. Ух! Кто этот старик? Твой знакомый? А где ты держишь фотографии девушек, с которыми спишь? Слушай (подходит ближе), дай-ка я встряхну тебя как следует, нарумяню эти восковые щеки... или вот – разотру их. Ю н о ш а (раздраженно). Оставь меня. Д р у г. И палкой выгоню тебя на улицу. Ю н о ш а. Что мне там делать? Оставь это удовольствие для себя. Она у меня в ушах навязла с ее машинами и беготней. Д р у г (растянувшись на диване). Ах! Ух! А я так наоборот... Вчера – три победы, позавчера – две и сегодня одна, но выходит так, что вообще ни одной, потому что не хватает времени. Одна девушка... Эрнестина. Хочешь познакомлю? Ю н о ш а. Нет. Д р у г (вставая). Нет, и все! А если бы ты видел – какая талия! Нет, талия гораздо лучше у Матильды. (С жаром.) Господи боже мой! (Сделав прыжок, растягивается на диване.) Слушай, такая талия, что сама просится в руки, и такая хрупкая, что хочется взять серебряный топорик и расколоть ее. Ю н о ш а (не отвечая ему, рассеянно). И поднимусь по лестнице. Д р у г (ложится на диван лицом вниз). Нет времени, ни на что нет времени, все впопыхах. Сам посуди. У меня свидание с Эрнестиной. Вот такие косы, тугие, черные... а потом...
Юноша в нетерпении постукивает пальцами по столу.
Ю н о ш а. Ты мешаешь мне думать! Д р у г. Но о чем тут думать? Я уже иду. По меньшей мере... (смотрит на часы) я опоздал на... это ужасно, опять то же самое. У меня нет времени, и это ужасно. Я должен был увидеться с совершенно некрасивой, но очаровательной женщиной. О таких тоскуешь летним полднем. Она смуглая и нравится мне, (подбрасывает подушку) потому что похожа на жокея. Ю н о ш а. Хватит! Д р у г. Ну послушай, что тебе не так? Женщина может быть совершенно некрасива, а жокей прекрасен. И наоборот... что мы вообще понимаем? (Наливает себе коктейль.) Ю н о ш а. Ничего. Д р у г. Может, ты все-таки скажешь, что с тобой? Ю н о ш а. Ничего. Ты что, меня не знаешь? Д р у г. Я тебя не понимаю. Я не могу быть таким серьезным. (Смеется.) Давай поздороваемся по-китайски. (Трется носом о его нос.) Ю н о ш а (улыбаясь). Отстань. Д р у г (щекочет его). Да засмейся же! Ю н о ш а (смеется). Дикарь! Борются.
Д р у г. Не вышло. Ю н о ш а. Посмотрим! Д р у г. Готово! (Усаживается на него верхом и погоняет.) С т а р и к (входит, еле передвигая ноги). Вы позволите...
Они встают.
Простите... (Отчетливо, обращаясь к Юноше.) Я забуду здесь свою шляпу. Д р у г. Что? С т а р и к (в исступлении). Да, сеньор. Я забуду здесь свою шляпу... (Сквозь зубы.) Я хотел сказать, я забыл здесь шляпу. Д р у г. Ааа! Слышен звон стекла.
Ю н о ш а (громко). Хуан. Закрой окна. Д р у г. Будет гроза. Если бы сильная! Ю н о ш а. Мне нет до этого дела. (Громко.) Здесь все закрыто. Д р у г. Гром загремит, и ты услышишь. Ю н о ш а. Навряд ли. Д р у г. Наверняка. Ю н о ш а. Я не хочу знать, что там, снаружи. Это мой дом, и сюда никто не войдет. С т а р и к (в негодовании, Другу). Эту истину нельзя отрицать.
Раскаты грома вдали.
Д р у г. Войдет всякий, кому вздумается, и не только сюда, захочет – и влезет к тебе на кровать. Раскаты грома ближе.
Ю н о ш а. (кричит). Только не сейчас, не сейчас! С т а р и к. Браво!.. Д р у г. Открой окно! Мне жарко. С т а р и к. Само откроется! Ю н о ш а. Не сразу. Д р у г. Так вот... Вы говорили...
Новый раскат грома. Свет гаснет, и голубоватые отсветы грозы заливают комнату. Все трое прячутся за черной ширмой в серебряных звездах. Из левой двери выходит мертвый М а л ь ч и к с К о т е н к о м. Он в белом, словно одет для первого причастия, и в венке из белых роз. На восковом лице резко выделяются глаза и лиловые, как сухие ирисы, губы. В руке витая свеча и длинная пелена в золотых цветах. Котенок голубой, с большими пятнами крови на пепельной грудке и на голове. Мальчик держит Котенка за лапку.
К о т е н о к. Мяу. М а л ь ч и к. Тс-с-с... К о т е н о к. Мяу. М а л ь ч и к. Возьми платок мой белый. Возьми венок мой белый. Но только не плачь! К о т е н о к. Мне больно. Когда эта боль уймется? М а л ь ч и к. И мне. Болит мое сердце. К о т е н о к. Болит? М а л ь ч и к. Оттого, что не бьется. Задрожало вчера и смолкло, соловьенок моей постели... Ты бы видел! Закрыли окна и венок на меня надели. Столько было переполоха... К о т е н о к. Ну, а ты? М а л ь ч и к. Мне чудились пчелы и ручей. И так было плохо! Для чего-то связали мне руки. А в окна глядели мальчишки. И кто-то картонные звезды крепил на дубовой крышке... (Скрестив руки.) Ждал я ангелов, кот. Не дождался. К о т е н о к. Не зови меня так. М а л ь ч и к. Не буду. Но скажи, почему? К о т е н о к. Я кошка. М а л ь ч и к. Разве кошка? К о т е н о к. Не знал? М а л ь ч и к. Откуда? К о т е н о к (лукаво). Мог бы знать! А серебряный голос? М а л ь ч и к (галантно). Не присядешь ли? К о т е н о к. Голодна я. М а л ь ч и к. Погляжу-ка, нет ли где мышки.
Заглядывает под стулья. Кошка, сидя на табуретке, дрожит.
Всю не ешь, ты ведь очень больная. Только лапку. К о ш к а. Камнями, мальчик, Десять ран нанесли мне дети. М а л ь ч и к. Десять тяжких, как эти розы, восковые и на рассвете. (Отрывает розу от венка.) Хочешь белую розу? К о ш к а (радостно). Хочу! М а л ь ч и к. Воскового лица бездыханней, розы белые, лунные слезы, вы похожи на загнанных ланей. (Кладет розу.) К о ш к а. Что, бывало, ты делал?
М а л ь ч и к. Играл. К о ш к а. О, я тоже! Слонялась по крышам, побирушка, нос как полушка! На заре наловлю пескарей, на денек забираюсь в тенек. М а л ь ч и к. А ночами? К о ш к а (значительно). Ночами бродила. М а л ь ч и к. В одиночку. К о ш к а. По темному лесу. М а л ь ч и к (весело). Я ведь тоже там был, мурлыка,– эх, приблуда, нос как полуда!– и была в лесу ежевика, а еще у дверей собора мы играли в козлят... К о ш к а. Как жалко, я в козлят не умею. М а л ь ч и к. Просто! Гвозди толстые там, как палка,– и у них мы сосали шляпки. К о ш к а. Это вкусно? М а л ь ч и к. Не очень, киска. Все равно что лизать монету.
Далекий гром.
Ай! Ты слышишь? Они уже близко! Я боюсь. Я сбежал ведь из дома. (Плачет.) Не хочу, чтоб меня закопали! Ни к чему мне мой гроб нарядный! В камышах бы и краснотале мне лежать! Убежим отсюда! Не хочу, чтоб меня закопали! (Хватает Кошку за лапу.) К о ш к а. Разве нас закопают? М а л ь ч и к. В ямы. Ямы темные – ни просвета. Все стихают, и все вздыхают. Но уходят. Я видел это. А потом... ты знаешь. К о ш к а. Не знаю. М а л ь ч и к. Нас съедят. К о ш к а. Но кто, ради бога? М а л ь ч и к. Ящер с ящеркой и семейством – а детей у них, киска, много! К о ш к а. Что же будет? М а л ь ч и к. Съедят лицо, каждый палец, и руку тоже. И еще... (Понизив голос.) ... отгрызут орешки. К о ш к а (сердито). У меня их нет. М а л ь ч и к (с силой). Ну и что же? Так усы отгрызут и хвост!
Глухие раскаты грома.
Убежим! Убежим скорее! Доберемся до той долины, где пасутся дожди в кипрее. Не на небо уйдем. На землю. И услышим опять цикаду и увидим, как вьются травы и плывут облака к закату, как летят из рогаток камни, как сражаются ветры в поле. Я хочу быть опять мальчишкой, я хочу... (Идет к правой двери.) К о ш к а. Но дверь на запоре. Выйдем лестницей. М а л ь ч и к. Там увидят. К о ш к а. Не увидят – небо беззвездно... Ай! М а л ь ч и к. Пришли закопать нас, киска. К о ш к а. Прыгнем в форточку, мальчик! М а л ь ч и к. Поздно! Не видеть нам больше света. Не нам запоет цикада. Не будет ни ветра в поле, ни облака, ни заката. (Скрестив на груди руки.) Цвет-горицвет! Солнышко, алый подсолнух! Где же рассвет? К о ш к а. Где ты, цветок-огнецвет? М а л ь ч и к. Заблудился рассвет, заблудился. Только ночь, только море кругом, только мертвая чайка на камне и цветок в ее клюве немом.
Поют.
И на нем олива, а на ней лимон. А потом я забыл... Как потом? К о ш к а. Цвет-горицвет, солнышко, алый подсолнух! М а л ь ч и к. Где же ты, где ты, рассвет?
Свет меркнет. Мальчик и Кошка, прижавшись друг к другу, пробираются ощупью.
К о ш к а. Ты где? Я не вижу. М а л ь ч и к. Тише. К о ш к а. Пришел уже ящер? М а л ь ч и к. Нет. К о ш к а. Нашел ты дорогу?
Кошка подходит к правой двери, оттуда появляется рука и хватает ее.
Мальчик! (Все глуше.) Мальчик, мальчик! ( С тоской.) Мальчик, мальчик! Мальчик продолжает идти, в ужасе замирая на каждом шагу.
М а л ь ч и к (шепотом). Пропала. Взял ее кто-то. Наверно, божья рука. Подожди хоть минутку! Покуда оборву лепестки у цветка!
Отрывает розу от венка и гадает, обрывая лепестки.
Я пойду один. Тихо-тихо. Ты ведь дашь мне взглянуть на свет... Только лучик – и мне бы хватило... (Обрывая лепестки.) Да, нет, да, нет, да... Г о л о с. Нет. М а л ь ч и к. Так и знал я, что нет!
Рука тянется к мальчику. Он падает. После исчезновения Мальчика свет становится обычным. Из-за ширмы выходят т р о е. Они оживленны, им жарко. У Юноши голубой веер, у Старика – черный, у Друга – ярко-красный. Обмахиваются.
С т а р и к. Это еще не все. Ю н о ш а. Да, не все. Д р у г. И этого довольно. Ты все равно не спрячешься от грозы. Г о л о с (за сценой).Сын мой! Сын мой! Ю н о ш а. Господи, что за день! Хуан, кто это кричит? С л у г а (входит, как всегда, на цыпочках и говорит тихо). У консьержки умер сын, сейчас его хоронят. Мать плачет. Д р у г. Это естественно. С т а р и к. Да, конечно. Прошлое проходит. Д р у г. Но не прошло! Спорят. Слуга идет к противоположной двери.
С л у г а. Сеньор, не могу ли я взять ключи от вашей спальни? Ю н о ш а. Зачем? С л у г а. Дети забросили на крышу веранды мертвого котенка, я должен убрать. Ю н о ш а (устало). Возьми. (Старику.) Вам его не переспорить. С т а р и к. Я и не собирался. Д р у г. Неправда. Собирались. Не собирался я, потому что знаю точно, что снег холодный, а огонь жжет. С т а р и к (с иронией). Соответственно. Д р у г (Юноше). Тебя обманывают.
Старик, вертя в руках шляпу, пристально смотрит на Первого Друга.
Ю н о ш а (с силой). Это ничего не меняет во мне. Так я устроен. Но тебе не понять, как можно ждать пять лет, и любовь все крепче, а ты все истерзанней и богаче. Д р у г. Незачем ждать. Ю н о ш а. Ты думаешь, я могу справиться с реальными вещами, с препятствиями, которые возникают и которых становится все больше, не причинив боли другим? Д р у г . Сначала – ты, потом другие. Ю н о ш а. Ждешь, и узел развязывается, а плод созревает. Д р у г . Лучше я съем его зеленым, а еще лучше – сорву цветок и суну в петлицу. С т а р и к. Неправда. Д р у г. Вы слишком стары, чтобы это понять. С т а р и к (сурово). Всю жизнь я боролся за то, чтобы зажечь свет в самых темных закоулках. А когда люди хотели свернуть шею голубке, я схватил их за руку и дал ей улететь. Д р у г. И, натурально, охотник умер с голоду! Ю н о ш а. Благословен голод!
Из двери слева появляется В т о р о й Д р у г. На нем белоснежный шерстяной костюм, белые туфли и перчатки. Если для этой роли не найдется очень молодого актера, ее может играть девушка. Костюм должен быть весьма странного покроя – огромные голубые пуговицы, жилет, кружевное жабо.
В т о р о й Д р у г. Благословен, когда есть черный хлеб, оливки и затем – сон. Долгий сон. Без пробуждения. Я все слышал. Ю н о ш а (удивленно). Как ты вошел? В т о р о й Д р у г. Как вздумалось, через окно. Мне помогли двое детей, мои большие друзья. Мы с ними подружились, еще когда я был маленьким, и они меня подсадили. Сейчас будет ливень, но чудесный, тот же, что лил в прошлом году. Было так сумрачно, что у меня пожелтели руки. (Старику.) Вы помните? С т а р и к (желчно). Я ничего не помню. В т о р о й Д р у г (Другу). А ты? П е р в ы й Д р у г (серьезно). И я. В т о р о й Д р у г. Я был еще маленьким, но помню все. П е р в ы й Д р у г. Видишь ли... В т о р о й Д р у г. Этот дождь мне видеть уже незачем. Дождь – это так прекрасно. В школу он вбегал со двора и разбивался о стены на крохотных голых женщин, которые жили в каплях. Неужели вы их не видели? Когда мне было пять... нет, когда мне было два... нет, нет, мне был год, только год. Чудесно, правда? Так вот тогда я поймал одну из этих капельных женщин и два дня держал ее в аквариуме. П е р в ы й Д р у г (насмешливо). И она подросла? В т о р о й Д р у г. Нет, она стала еще меньше, совсем девочкой, как и должно быть, как всегда и бывает, и становилась все меньше и меньше, пока не стала каплей воды. И пела она песню... О, верните крылья, мне пора. Умереть, как умерло вчера. Умереть задолго до утра.
Поднимусь на крыльях по реке. Умереть в далеком роднике. Умереть от моря вдалеке. И теперь я пою ее все время. С т а р и к (зло, Юноше).Он совершенно сумасшедший. В т о р о й Д р у г (услышав). Сумасшедший? Потому что не хочу сделаться больным и морщинистым, как вы? Потому что я хочу прожить свою жизнь, а у меня ее отбирают? Я не хочу вас знать. Я не хочу видеть таких, как вы. П е р в ы й Д р у г (пьет). Все это – только страх смерти. В т о р о й Д р у г. Нет. Сейчас, когда я шел сюда и только начинался дождь, я видел, как хоронили мальчика. Я хочу, чтобы и меня так похоронили, в таком же гробике, и чтобы вы шли за ним наперекор грозе. Но мое лицо... оно мое, а у меня его крадут. Я был маленьким и пел, а теперь внутри меня бродит такой же старик, как вы, держа наготове две или три маски. (Вынимает зеркало, смотрит.) Нет, все-таки нет, все-таки я еще вижу, как я сижу на черешне... в серой матроске... в серой матроске с серебряными якорями... Боже мой! (Закрывает лицо руками.) С т а р и к. Платья рвутся, якоря ржавеют, и так без конца. В т о р о й Д р у г. Пожалуйста, не говорите так! С т а р и к (с воодушевлением). Рушатся дома. П е р в ы й Д р у г (с силой, как будто защищается). Дома не рушатся. С т а р и к (невозмутимо). Гаснут глаза, и острый серп срезает прибрежные камыши. В т о р о й Д р у г. Конечно! Все это случится. С т а р и к. Нет. Все это уже случилось. В т о р о й Д р у г. Прошлое спокойно. Как вы можете этого не знать? Только будить его надо очень нежно. Иначе через четыре или пять лет возникает провал, куда мы все падаем. С т а р и к (в ярости). Молчите! Ю н о ш а (весь дрожа, Старику). Вы слышали? С т а р и к. И даже слишком. (Быстро идет к двери справа.) Ю н о ш а (вслед). Куда вы? Почему вы уходите? Подождите! (Идет за ним.) В т о р о й Д р у г (пожав плечами). Ну что же, Старик не мог иначе. А вы не возражали. П е р в ы й Д р у г (он все время пьет). Да. В т о р о й Д р у г. Вам бы только пить. П е р в ы й Д р у г (серьезно и с достоинством). Я делаю то, что мне по вкусу, и считаю, что так и надо. А в вашем мнении я не нуждаюсь. В т о р о й Д р у г (смутившись). Да, конечно. Я ничего и не говорю. (Влезает на кресло с ногами.)
Первый друг торопливо осушает рюмку за рюмкой и, хлопнув себя по лбу, как будто вспомнив о чем-то, быстро выходит через левую дверь. Второй друг откидывается на спинку кресла. Справа появляется С л у г а, как всегда неслышно, на цыпочках. Начинается дождь.
В т о р о й Д р у г. Дождь. (Смотрит на свои руки.) Какой ужасный свет. (Засыпает.) Ю н о ш а (входя). Он завтра вернется. Мне это необходимо. (Садится.)
Появляется С т е н о г р а ф и с т к а. У нее в руках чемодан. Пересекает сцену, но на середине вдруг резко оборачивается.
С т е н о г р а ф и с т к а. Ты звал меня? Ю н о ш а (закрывая глаза). Нет. Я тебя не звал.
Стенографистка идет к двери, не сводя с него глаз и ожидая, что он позовет.
С т е н о г р а ф и с т к а (в дверях). Я нужна тебе? Ю н о ш а (закрывая глаза). Нет, ты мне не нужна.
Стенографистка уходит.
В т о р о й Д р у г (во сне). О, верните крылья, мне пора. Умереть, как умерло вчера. Умереть задолго до утра.
Начинается дождь.
Ю н о ш а. Уже поздно. Хуан, зажги свет. Который час? Х у а н (с особым значением). Ровно шесть, сеньор. Ю н о ш а . Хорошо. В т о р о й Д р у г (во сне). Поднимусь на крыльях по реке. Умереть в далеком роднике. Умереть от моря вдалеке.
Юноша негромко постукивает пальцами по столу.
Медленный з а н а в е с
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Спальня в стиле начала века. Вычурная мебель. Длинные пышные шторы с кистями. Стена разрисована ангелами и облаками. В центре кровать под пологом. Слева туалетный столик, на нем светильники в виде ангелов с гирляндами электрических лампочек в руках. Балкон открыт – комнату заливает лунный свет. Где-то настойчиво гудит автомобильный рожок. Н е в е с т а вскакивает с кровати. На ней роскошный пеньюар со шлейфом, весь в кружевах и розовых лентах, прическа с локонами.
Н е в е с т а (высовываясь на балкон).Иди сюда. (Слышен гудок.) Сейчас придет мой жених, тот, прежний, – поэт, и мне надо, чтобы ты был рядом.
Через балконную дверь входит И г р о к в р е г б и, он в шлеме и наколенниках. В руках у него коробка сигар, он без конца закуривает их и гасит.
Н е в е с т а. Иди же. Два дня тебя не видела.
Обнимаются. Игрок в регби вообще ничего не говорит, только закуривает и тушит сигары об пол. Он полон жизни. Порывисто обнимает Невесту.
Н е в е с т а. Сегодня ты целуешь иначе. Ты всегда такой разный, любимый мой. Вчера я тебя не видела – подумать только! Зато видела твоего коня. Какой красивый! Он стоял в загоне – белый, а копыта в соломе блестели, как золотые.
Садится на диван, стоящий возле кровати.
Но ты красивее. Ты – как дракон. Ведь ты мог бы растерзать меня, такую слабенькую, такую маленькую, совсем как снежинка, как крохотная гитара, горячая от солнца, а ты щадишь меня.
Игрок в регби пускает дым ей в лицо.
Н е в е с т а (проводя рукой по груди Игрока). В этих потемках – паутина серебряных мостиков, она стягивает меня и прячет меня, такую маленькую, меньше бусинки, меньше пчелы, залетевшей в тронный зал. Ведь так? Да? (Склоняет голову на грудь Игрока.) Дракон мой! Сколько сердец у тебя? А в груди как будто быстрая река, и я в ней тону. Я утону, а ты ускачешь и бросишь меня мертвую на берегу.
Игрок в регби берет в рот сигару, Невеста зажигает ее.
О! (Целует его.) Раскаленный мрамор! Белое пламя льют твои зубы! У моего жениха зубы были как лед. Он целовал меня, и его губы покрывались крохотными сухими листочками, они были как мертвые. Я обрезала косы, потому что они нравились ему, а сейчас я хожу босиком, потому что это нравится тебе, ведь так? Да?
Игрок в регби целует ее.
Надо идти. Сейчас придет мой жених. Г о л о с (у самых дверей). Сеньорита! Н е в е с т а. Иди. (Целует его.) Г о л о с. Сеньорита! Н е в е с т а (отходит от Игрока, у нее сразу становится растерянный вид). Иду. (Тихо.) Прощай!
Игрок возвращается, берет ее на руки и целует.
Г о л с. Откройте! Н е в е с т а (уже другим тоном). Что за нетерпение!
Игрок в регби, насвистывая, уходит через балкон.
С л у ж а н к а (входя). Ах, сеньорита! Н е в е с т а. Что – сеньорита? С л у ж а н к а. Сеньорита! Н е в е с т а. Что?
Зажигается верхний свет. Он еще голубее, чем лунный свет с балкона.
С л у ж а н к а. Ваш жених приехал! Н е в е с т а. Я знаю. А тебе-то что? С л у ж а н к (почти плача). Ничего. Н е в е с т а. Где он? С л у ж а н к а. Внизу. Н е в е с т а. Один? С л у ж а н к а. С вашим отцом. Н е в е с т а. Больше никого? С л у ж а н к а. Еще сеньор в золотых очках. Они все спорят. Н е в е с т а. Сейчас оденусь. (Садится у туалетного столика и с помощью Служанки приводит себя в порядок.) С л у ж а н к а (почти плача). Ах, сеньорита! Н е в е с т а (раздраженно). Что – сеньорита? С л у ж а н к а. Сеньорита! Н е в е с т а (сухо). Что? С л у ж а н к а. У вас такой красивый жених. Н е в е с т а. Вот и выходи за него. С л у ж а н к а. Пришел такой счастливый... Н е в е с т а. Вот как? С л у ж а н к а. Принес букет цветов. Н е в е с т а. Я не люблю цветов, тебе это известно. Пойди на балкон и выброси. С л у ж а н к а. Такие красивые! Совсем свежие! Н е в е с т а (властно). Выброси!
Служанка выбрасывает букет с балкона.
С л у ж а н к а. Ах, сеньорита! Н е в е с т а (в ярости). Что – сеньорита? С л у ж а н к а. Сеньорита! Н е в е с т а. Чтооо? С л у ж а н к а. Подумайте все же, что вы делаете. Подумайте, вспомните – мир большой, а мы, люди, маленькие. Н е в е с т а. Много ты знаешь! С л у ж а н к а. Да, я знаю. Мой отец два раза был в Бразилии, а такой он тогда был крохотный, что мог в чемодане поместиться. Все проходит, а плохое остается. Н е в е с т а. Я же сказала – замолчи! С л у ж а н к а. Ах, сеньорита! Н е в е с т а (резко). Платье! С л у ж а н к а. Что вы хотите сделать? Н е в е с т а. Что сделаю, то и сделаю. С л у ж а н к а. Такой хороший человек. Столько ждал. Столько мечтал о вас. Пять лет. Целых пять лет. Н е в е с т а. Он подал тебе руку? С л у ж а н к а (радостно). Да, он подал мне руку. Н е в е с т а. А как он тебе ее подал? С л у ж а н к а. Так нежно, чуть дотронулся. Н е в е с т а. Вот видишь, чуть дотронулся. С л у ж а н к а. У меня был жених, солдат, так он до того стискивал мне руки, что кольца врезались, и я отказала ему. Н е в е с т а. Вот как? С л у ж а н к а. Ах, сеньорита! Н е в е с т а. Что мне надеть? С л у ж а н к а. Вам так красиво в красном. Н е в е с т а. Я не хочу быть красивой. С л у ж а н к а. Зеленое. Н е в е с т а. Нет. С л у ж а н к а. Оранжевое? Н е в е с т а (очень резко). Нет. С л у ж а н к а. Кружевное? Н е в е с т а (еще резче). Нет. С л у ж а н к а. Цвета осенних листьев? Н е в е с т а (раздраженно, резко). Я же сказала – нет. Для него – платье серое, как земля, как голая скала, и вместо пояса – веревку.
Слышен автомобильный гудок. У Невесты меняется выражение лица; полузакрыв глаза, она продолжает.
Но жасминовую ветку на грудь и мокрый от моря шелк, прилипший к телу. С л у ж а н к а. Только бы ваш жених не догадался! Н е в е с т а. Рано или поздно придется. (Выбирает обычное, простое платье.) Это. (Одевается.) С л у ж а н к а. Вы не понимаете! Н е в е с т а. Чего? С л у ж а н к а. Он ждал совсем другого. В деревне у нас был парень, он залезал на колокольню, чтобы лучше разглядеть луну, и невеста ему отказала. Н е в е с т а. Правильно сделала! С л у ж а н к а. А он говорил, что на луне видит ее портрет. Н е в е с т а (резко). И тебе это нравится? (Убирает что-то со столика и зажигает лампы с ангелами.) С л у ж а н к а. Когда я рассорилась с рассыльным... Н е в е с т а. Ты с ним рассорилась? С таким красавцем? С л у ж а н к а. Конечно, рассорилась. Я подарила ему платок, на котором сама вышила «Любовь, Любовь, Любовь», а он его потерял. Н е в е с т а. Иди. С л у ж а н к а. Балкон закрыть? Н е в е с т а. Нет. С л у ж а н к а. Вы сгорите на солнце. Н е в е с т а. Пускай. Я хочу сделаться черной. Чернее мальчишки. Чтобы падать, не расшибаясь, и рвать ежевику, не раздирая рук. Все с закрытыми глазами идут по проволоке. Я хочу твердой земли. Ночью мне чудилось, что дети вырастают по чистой случайности... Что силы поцелуя достаточно, чтобы умертвить их. Клинок и нож вечны, а моя грудь – это всего лишь мгновенье. С л у ж а н к а (прислушивается). Идет ваш отец. Н е в е с т а. Сложи в чемодан все мои цветные платья. С л у ж а н к а (задрожав от испуга). Сейчас. Н е в е с т а. И достань ключ от гаража. С л у ж а н к а (в ужасе). Слушаюсь.
Входит рассеянный старик – О т е ц Н е в е с т ы – с большим полевым биноклем на шее. Белый парик. Румянец. Белые перчатки и черный костюм. Заметно, что он близорук.
О т е ц. Ты готова? Н е в е с т а (раздраженно). К чему я должна быть готова? О т е ц. Он приехал. Н е в е с т а. Ну и что? О т е ц. Вы помолвлены, и, поскольку речь идет о твоей жизни, о твоем счастье, вполне естественно, что теперь ты должна быть рада и уверенна. Н е в е с т а. Ничего я не должна. О т е ц. То есть? Н е в е с т а. Мне радоваться нечему. Тебе – есть? О т е ц. Но, дочь моя... что он скажет? Н е в е с т а. Все, что ему будет угодно. О т е ц. Он приехал жениться на тебе. Ты писала ему все пять лет, пока мы путешествовали. На пароходе ни с кем не танцевала, никем не интересовалась. Что случилось? Н е в е с т а. Я не хочу его видеть. Я хочу жить. А он только говорит. О т е ц. Ах! И почему ты не сказала раньше? Н е в е с т а. Раньше меня самой не было! Было море, земля. А я сладко спала на вагонных подушках. О т е ц. Как я перед ним виноват, боже мой! А все так хорошо шло. Он подарил тебе прекрасное свадебное платье. Оно там, на манекене. Н е в е с т а. Довольно об этом. Я не хочу. О т е ц. А я? С меня не довольно? Почему меня не оставят в покое? Сегодня будет лунное затмение, а я ничего не увижу. Когда я нервничаю, кровь стучит у меня в висках, и я ничего не вижу. Что нам теперь с ним делать? Н е в е с т а. Делай что хочешь. Я не хочу его видеть. О т е ц (с силой, собрав всю свою волю). Ты должна выполнить обещание! Н е в е с т а. Я не исполню. О т е ц. Это необходимо. Н е в е с т а. Нет. О т е ц. Да. (Хочет ударить ее.) Н е в е с т а (решительно). Нет. О т е ц. Все против меня. (Смотрит на небо через балконную дверь.) Сейчас будет затмение. (Идет к балкону.) Уже погасили огни. (С тоской.) Как это будет прекрасно! Я столько ждал, а теперь не вижу. Почему ты его обманула? Н е в е с т а. Я не обманывала его. О т е ц. Пять лет, изо дня в день. Боже мой!
Торопливо входит С л у ж а н к а, она бежит к балкону. За сценой слышны голоса.
С л у ж а н к а. Они там спорят. О т е ц. Кто? С л у ж а н к а. Он уже здесь. (Быстро уходит.) О т е ц. Что такое? Н е в е с т а. Куда ты? (С тоской.) Закрой дверь. О т е ц. Зачем? Н е в е с т а. Ах!
Появляется Ю н о ш а в дорожном костюме. Он поправляет волосы. Когда он входит, сцена сразу освещается; в руках ангелов зажигаются лампы. Все трое стоят и молча смотрят друг на друга.
Ю н о ш а. Простите.
Пауза.
О т е ц (в замешательстве). Садитесь.
Входит С л у ж а н к а и останавливается, нервно стиснув руки.
Ю н о ш а (протягивает руку Невесте). Такое долгое путешествие... Н е в е с т а (пристально глядя на него, не отнимая руки). Да. И такое холодное. Много выпало снега за последние годы. (Отнимает руку.) Ю н о ш а. Простите, я немного взволнован, от суеты, от спешки, и еще... там на улице мальчишки кидали камнями в котенка, я их разогнал.
Отец предлагает ему сесть.
Н е в е с т а (Служанке). Какая холодная рука. Как восковая. С л у ж а н к а. Тише, он услышит! Н е в е с т а. И тот же взгляд, рассыпающийся, как крыло мертвой бабочки. Ю н о ш а. Нет, я не могу сидеть. Мне хочется говорить. Сейчас, когда я поднимался сюда, мне вспомнились все песни, которые я давно забыл, и мне хотелось спеть их все разом. (Подходит к Невесте.) Твои косы... Н е в е с т а. У меня никогда не было кос. Ю н о ш а. То был лунный свет. То были губы ветра, целовавшие тебя.
Служанка уходит в глубь сцены. Отец, высунувшись с балкона, смотрит в бинокль.
Н е в е с т а. Разве ты не был выше ростом? Ю н о ш а. Нет. Н е в е с т а. И не было у тебя улыбки, грозной, как тень сокола? Ю н о ш а. Нет. Н е в е с т а. И ты не играл в регби? Ю н о ш а. Никогда. Н е в е с т а (страстно). И у тебя не было коня и ты не убивал за день три тысячи фазанов? Ю н о ш а. Никогда. Н е в е с т а. Тогда зачем... Зачем ты пришел? Все руки в кольцах! И хоть бы капля крови. Ю н о ш а. Кровь прольется, если захочешь. Н е в е с т а (с силой). Не твоя! Моя кровь! Ю н о ш а. Никакая сила теперь не оторвет от тебя мои руки. Н е в е с т а. Это не твои, а мои руки. Это я хочу сгореть в чужом огне. Ю н о ш а. Есть только один огонь – мой. (Обнимает ее.) Потому что я ждал тебя, и теперь сбываются мои сны, и уже не сон твои косы, я сам заплету их, и не сон твое тело, в нем поет моя кровь, это моя кровь, так долго я шел к ней сквозь дожди, и этот сон – мой. Н е в е с т а (высвобождаясь). Оставь меня. Ты можешь говорить о чем угодно, только не о снах. Здесь не видят снов. Я не хочу их видеть. Ю н о ш а. Но здесь любят! Н е в е с т а. И не любят. Уходи! Ю н о ш а (пораженный). Что ты сказала? Н е в е с т а. Найди себе другую и заплетай ей косы. Ю н о ш а (как бы просыпаясь). Нет. Н е в е с т а. Как же я пущу тебя в спальню, где был другой? Ю н о ш а. О! (Закрывает лицо руками.) Н е в е с т а. Двух дней хватило, чтобы заковать меня в цепи. За зеркалами, в шорохе простыней и кружев я слышу плач ребенка, и он преследует меня. Ю н о ш а. Я строил дом. Я сам складывал стены. И пусть там гуляет ветер? Н е в е с т а. Чем я виновата? Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой? Ю н о ш а (он очень подавлен, садится). Да, да, пойдем. Н е в е с т а. Зеркало, стол будут ближе тебе, чем я. Ю н о ш а. Что мне делать теперь? Н е в е с т а. Любить. Ю н о ш а. Кого? Н е в е с т а. Ищи. На улице, в поле. Ю н о ш а (в порыве). Я не стану искать. У меня есть ты. Ты здесь, со мной, ты со мной сейчас, и ты не закроешь передо мной двери, потому что я вымок под пятилетним дождем. Потому что потом не будет ничего, потому что потом я не смогу любить, потому что потом кончится все... Н е в е с т а. Пусти! Ю н о ш а. Мне больно не потому, что ты обманула. Ты не злая. Ты ничего не значишь. Это мое потерянное счастье. Моя любовь, я не знаю к кому. Но ты пойдешь! Н е в е с т а. Не пойду. Ю н о ш а. Чтобы я не начинал все сначала. Я чувствую, что уже забываю буквы. Н е в е с т а. Не пойду. Ю н о ш а. Чтобы я не умер. Слышишь? Чтобы я не умер. Н е в е с т а. Оставь меня. С л у ж а н к а (входя). Сеньорита! Сеньор!
Юноша отпускает Невесту.
О т е ц (входя). Что случилось? Н е в е с т а. Ничего. О т е ц. Вы... Ю н о ш а Мы разговаривали. (Он подавлен.) Н е в е с т а. Нужно вернуть подарки.
Юноша делает какое-то движение.
Все. Иначе будет несправедливо... только вот веера... сломались. Ю н о ш а (припоминая). Два веера. Н е в е с т а. Голубой... Ю н о ш а. С тремя потонувшими гондолами. Н е в е с т а. И белый. Ю н о ш а. С головой тигра. Они... сломались? С л у ж а н к а. Обломки отдали сыну угольщика. О т е ц. Это были хорошие веера, но... Ю н о ш а (улыбаясь). Неважно, что их нет. От них и сейчас такой ветер, что обжигает лицо. С л у ж а н к а (Невесте). А свадебное платье? Н е в е с т а. Конечно. С л у ж а н к а (почти плача). Оно там, на манекене. О т е ц (Юноше). Я хотел бы... Ю н о ш а. Не стоит. О т е ц. Как бы то ни было, здесь вы у себя дома. Ю н о ш а. Благодарю. О т е ц (все время смотрит на балкон). Уже, должно быть, началось. Простите. (Невесте.) Ты идешь? Н е в е с т а. Да. (Юноше.) прощай! Ю н о ш а. Прощай! (Уходят.) Г о л с (за сценой).Прощай! Ю н о ш а. Прощай... что же дальше? Надвигается час, которого я не знаю... что мне с ним делать? Куда идти?
На сцене темнеет. Лампы с ангелами начинают светиться голубым. Лунный свет с балкона к концу акта становится все ярче. Слышится стон.
Ю н о ш а (смотрит на дверь). Кто это?
Появляется М а н е к е н в свадебном платье. Брови и губы у него позолочены, как у манекенов с дорогих витрин.
М а н е к е н (поет и плачет). Не одеть серебром моим руки темноглазой и гибкой подруги. Белый шлейф поглотили трясины, у луны мой цветок апельсинный, а колечко, сеньор мой, колечко в зеркалах потонуло навечно. Не согреться шелкам моим тканым. В них венчаться реке с океаном. Ю н о ш а. О чем ты поешь? М а н е к е н. О смерти, которой не знала прежде, о сирой фате ненужной, о слезной моей одежде. О той кружевной рубашке, от инея задубелой, которой не взмыть на солнце, как облако пены белой. Шелка вместо теплой плоти достанутся мертвой глине. И шорох горячей крови заменят осколки ливней. Не одеть моим шелком упругим темноглазой и гибкой подруги. Ю н о ш а. Раздарит ветер наряды: зарю невестой оденет, луне – чулки и подвязки, а с терном ленты поделит. А свой убор подвенечный отдай в паучьи гнездовья – пускай силки для голубок плетут себе на здоровье. Его никто не наденет, и шелк, холодный, как иней, не станет больше, не станет живой упругостью линий. М а н е к е н. Белый шлейф мой хоронят трясины. Ю н о ш а. Рвет луна твой цветок апельсинный. М а н е к е н (гневно). Но я не хочу! Ты слышишь? Шелка мои каждой складкой зовут, чтобы их ласкали и мучили зло и сладко. Но где они, эти руки, обугленные от зноя? Ю н о ш а. Не знаю. Молчи. Не знаю. М а н е к е н. Ты лжешь. Это ты виною. Каким ты ко мне приходишь? Как бешеный конь с разгона – закушен зубами ветер, из пены морской попона? И звонкое эхо зова ты вдаль не послал ни разу? Ты сонный затон под тиной, где гнить моему атласу. А колечко, сеньор мой, колечко... Ю н о ш а. В зеркалах потонуло навечно... М а н е к е н. Зачем не пришел ты раньше? Так долго она, нагая, Ждала – словно змейка ветра, тянулась, изнемогая. Ю н о ш а (вставая). Довольно! Ступай отсюда. Иначе я вырву с мясом твои вензеля из нардов, задернутые атласом. Замолкни! Ступай на площадь искать невинные плечи, и пусть ночные гитары тебе заплачут навстречу. Никто твой шелк не наденет. М а н е к е н. Тебя я настигну снова. Я буду твоею тенью. Всегда. Ю н о ш а. Никогда. М а н е к е н. Два слова, еще только два!.. Ю н о ш а. Пустое, не тронут меня нимало. М а н е к е н. Гляди же. Ю н о ш а. Что это? М а н е к е н. Видишь? Тайком у швеи украла. (Показывает розовое детское платьице.) Молочный ручей сбегает по талому снегу шелка, и грудь болит от ожогов – и боль как белая пчелка. Где сын мой? Дайте мне сына! Мой сын. Как нежно и властно его черты проступают под опояской атласной! Он твой. Это сын твой. Ю н о ш а. Сын мой. Тот самый предел последний, где спят на цветах сознанья безумные птицы бредней. (С тоской и тревогой.) А если не будет сына? Гонимая бурей птица не может парить. М а н е к е н. Не может. Ю н о ш а. А если не будет сына? Гонимая бурей барка не может доплыть. М а н е к е н. Не может. Ю н о ш а. Молчат дождевые струны. И вдруг каменеет море под гаснущий смех лагуны. М а н е к е н. Кто же в шелк мой оденется тканый? Ю н о ш а (воодушевленно, с уверенностью). Та, что ждет на краю океана. М а н е к е н. Всегда она ждет. Ты вспомнил? Часы, и дни, и недели. Уходит немо – как любит. Твой сын поет в колыбели. Но он холоднее снега, он ждет твоей крови жадно. Иди же скорей за нею, нагой приведи обратно и дай мне ее, нагую, чтоб розой зашелестели шелка моего наряда на розовом теплом теле. Ю н о ш а. Я должен жить! М а н е к е н. Но не медли. Ю н о ш а. Мой сын поет в колыбели, но он холоднее снега и ждет, чтоб его согрели. М а н е к е н. Дай платьице. Ю н о ш а (мягко). Нет. М а н е к е н (отнимая детское платье). Отдай мне. Пока вернешься с победой, я буду петь ему песни. (Целует его.) Ю н о ш а. Но где мне искать? М а н е к е н. Разведай. Иди на площадь! Ю н о ш а. И прежде, чем выйдет месяц багряный, омытый кровью ночною, к тебе вернусь я с любимой, с моей нагою женою.
Сцена залита синим светом. Слева входит С л у ж а н к а со свечой, и постепенно освещение становится обычным, хотя лунный свет по-прежнему проникает через балкон. Когда входит Служанка, Манекен застывает, как на витрине, – голова наклонена, руки изящно подняты. Служанка оставляет свечу на туалетном столике. Она все время с состраданием смотрит на Юношу. Справа появляется С т а р и к. Свет становиться ярче.
Ю н о ш а (удивленно).Вы? С т а р и к (очень волнуется, прижимает руки к груди, в руках – шелковый платок).Да, я. Ю н о ш а (сухо). Вы мне не нужны. С т а р и к. Больше, чем когда-либо. Ах, в самое сердце ты меня ранил! Ну зачем ты пошел? Ведь я знал, что так будет... Ах! Ю н о ш а (мягко). Что с вами? С т а р и к (собравшись с силами). Ничего. Так, ничего. Только вот рана... но кровь высыхает, а прошлое проходит.
Юноша хочет уйти.
Но куда ты? Ю н о ш а (весело). Искать. С т а р и к. Кого? Ю н о ш а. Ту, что любит меня. Вы ее видели – там, помните? С т а р и к. Не помню. Но подожди. Ю н о ш а. Нет. Я пойду.
Старик хватает его за руку.
О т е ц (входя). Дочь моя! Где ты? Дочь моя!
Слышен автомобильный рожок.
С л у ж а н к а (на балконе). Сеньорита! Сеньорита! О т е ц (идет на балкон). Дочь моя! Подожди! Подожди! (Выходит.) Ю н о ш а. И я иду. Я тоже пойду искать новый цветок моей крови. (Быстро уходит.) С т а р и к. Подожди! Подожди! Не оставляй меня, я умираю. Подожди! Подожди! С л у ж а н к а (быстро входит, берет свечу и идет к балкону). О господи! Сеньорита! Сеньорита!
Вдали автомобильный рожок.
М а н е к е н. А колечко, сеньор мой, колечко...
Пауза.
в зеркалах потонуло навечно. Не согреться шелкам моим тканым.
Пауза. Плачет.
В них венчаться реке с океаном. (Падает на диван.) Г о л о с (вдали). Подожди-и! Быстро опускается з а н а в е с.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Лес. Тяжелые стволы. В театральный помост, причудливо задрапированный, с опущенным занавесом. Лесенка соединяет его со сценой. При поднятии занавеса за деревьями сходятся две фигуры в черном с белыми гипсовыми лицами и белыми руками. Вдали звучит музыка. Входит А р л е к и н. Он в черном и зеленом, в руках у него по маске, которые он прячет за спину; движения пластичны, как у танцора.
А р л е к и н. Сны рассекают время лунным серпом челна. Кто распознает семя, скрытое в сердце сна? (Надевает смеющуюся маску.) О, как заря поет! Как застилает сумерки синий лед! (Снимает маску.) Сны рассекает время гребнем подводных гряд. В траурной пене гребня обе зари горят. (Надевает спящую маску.) О, как закат поет! Как холодны анемоны у синих вод! (Снимает маску.) Стоя на пьедестале, время целует сон. Вторит седой печали новорожденный стон. (Надевает первую маску.) О, как закат поет! (Надевает вторую маску.) Как холодны анемоны у синих вод!
Если знамена развеет сон на валу крепостном, время слукавить сумеет, что рождено оно сном.
О, как заря поет! Как застилает сумерки синий лед!
С этого момента и до конца картины в глубине звучат, попеременно приближаясь и удаляясь, глухие охотничьи рога. Прыгая через гирлянду цветов, появляется Д е в у ш к а в ч е р н о й т у н и к е.
Д е в у ш к а. Ах, чей это голос? На дно, в синеву, зовет меня милый. А р л е к и н (шутливо). Во сне. Д е в у ш к а. Наяву. Скатилось колечко, упало с руки. Нашла я колечко в лесу у реки. А р л е к и н (насмешливо). Веревочка, вейся – моря глубоки! Д е в у ш к а. Там соль и акулы, коралл и вода. А р л е к и н. Он там? Д е в у ш к а. Еще глубже. А р л е к и н. Он спит? Д е в у ш к а. Никогда! Зеленое знамя, морскую траву несет капитан мой. А р л е к и н (громко и насмешливо). Во сне. Д е в у ш к а. Наяву. Скатилось колечко, никак не найдем. Вернулось колечко окольным путем. А р л е к и н. Минутку, минутку! Д е в у ш к а. Чего еще ждать? А р л е к и н. Дорогою с моря, дорогою вспять вернется твой милый. Д е в у ш к а (испуганно). Во сне. А р л е к и н. Наяву. Д е в у ш к а. Ему не вернуться. А р л е к и н. Сейчас позову. Д е в у ш к а. Туда не дозваться. Никто из людей туда не заглянет. А р л е к и н (оглушительно, словно на цирковой арене). Сеньор лицедей!
Появляется разодетый П а я ц, весь в блестках. Напудренное лицо создает впечатление черепа. Он раскатисто хохочет.
А р л е к и н. Ей нужен жених, доставай хоть с дна! П а я ц (засучивая рукава). За лестницей дело! Д е в у ш к а (испуганно). На что вам она? П а я ц (Девушке). Сподручней. (К публике.) Сеньоры, приятного сна! А р л е к и н. Блестяще! П а я ц (Арлекину). Разиня! Взгляни-ка на них!
Арлекин, смеясь, оборачивается.
Сыграл бы! (Бьет в ладоши.) А р л е к и н. Охотно! О, где ты, жених?
Арлекин играет на белой скрипке, большой и плоской, с двумя золотыми струнами, покачивая в такт головой.
А р л е к и н (меняя голос). Вдогонку медузам плыву и плыву в соцветия соли, в морскую траву. Д е в у ш к а (пугаясь яви). Не надо! П а я ц. Замолкни.
Арлекин хохочет.
Д е в у ш к а (Паяцу, со страхом). Сперва на лугу в траве поиграю и в лес забегу. А после и к морю. А р л е к и н (с издевкой). Во сне. Д е в у ш к а (Паяцу). Я не лгу. (Удаляется, плача.) Скатился венок, и найти не могу. Пропало колечко, пропало опять. А р л е к и н (грустно). Дорогою с моря, дорогою вспять.
Девушка уходит.
П а я ц. И вся недолга! (С повелительным жестом.) За дело! А р л е к и н. Какое? П а я ц. Начнем балаган. Как малые дети на сизую сталь свой пряник меняют, сеньорам представь. А р л е к и н. Во сне. П а я ц (сурово). Это явь. Потеряны кольца, и выжата гроздь, и розы сменяет слоновая кость. А р л е к и н (принимая цирковую позу, кричит, словно зовет ребенка). Ау! П а я ц (громким голосом, приближаясь к Арлекину и глядя в лес). Что за крики? Приветствуем вас! (Тихо.) Играй. А р л е к и н. Начинаю. П а я ц (громко). Пожалуйста, вальс!
Арлекин начинает играть.
П а я ц (тихо). Быстрей. (Громким голосом.) Мы представим... А р л е к и н. Как костью слоновой мертвеет былое... П а я ц. Сейчас мы представим... (Уходит.) А р л е к и н (уходя). Как море и ветер играют юлою.
Вдали охотничьи рога. Выходит С т е н о г р а ф и с т к а в костюме для игры в теннис и ярком берете, на плечи накинут длинный плащ. Она разговаривает с М а с к о й, одетой по моде начала века в ослепительно желтое платье с длинным шлейфом; волосы цвета желтого шелка до плеч, белая гипсовая маска, белые перчатки до локтя, желтая шляпа, грудь усыпана золотыми блестками. На фоне голубых и лунных пятен и ночного леса она похожа на язык пламени. Говорит с легким итальянским акцентом.
М а с к а (смеясь). Это прелестно. С т е н о г р а ф и с т к а. Я ушла от него. Помню, в тот вечер была ужасная гроза, и умер сын консьержки. Он сказал: «Ты звала меня?» – а я ответила не глядя: «Нет». А потом, уже в дверях, он спросил: «Я нужен тебе?» – и я ответила: «Нет, не нужен», М а с к а. Прекрасно. С т е н о г р а ф и с т к а. Ночами он стоял под окнами и ждал... М а с к а. А вы, сеньорита Стенографистка? С т е н о г р а ф и с т к а. Я задернула шторы. Но... в щель было видно... он стоял (вынимает платок), а глаза его... Ветер полосовал ножом, но я не могла с ним говорить. М а с к а. Почему? С т е н о г р а ф и с т к а. Он слишком любил меня.
|