Часть первая. Колониальная драма в двух частях

Елена Гремина

Сахалинская жена

Колониальная драма в двух частях

Посвящается столетию выхода книги А.П. Чехова "Остров Сахалин"

1996 г.

Заинтересовало 16305 читателей с 22 февраля 1999 г.

Действие происходит на среднем Сахалине, во время переписи А.П. Чеховым каторжного населения

"Может быть, нельзя сказать,
как думали многие,
что именно за эту поездку
он расплатился раннею смертью...".

Биография А.П. Чехова
из серии
"Жизнь замечательных людей"

Действующие лица:

Иван, ссыльнокаторжный. Унтер, полицейский надзиратель. Марина, гилячка. Доктор, тюремный врач. Степан, ссыльнопоселенец. Ольга, ссыльнокаторжная.

Часть первая

Изба ссыльного поселенца на Сахалине.
Дом новый, но построен неумелыми, непривычными руками: крыльцо кособокое, бревна сходятся криво и т. п.

Бревенчатая стена с тремя окошками, К ним, этим окошкам, огибая угол дома, подходит тропинка. Сперва к окнам, потом к кривому крыльцу со ступеньками. Каждый, кто подходит к дому, сперва в окошки заглядывает, а потом уже всходит на крыльцо.

Еще на сцене горница. Внутри изба состоит из одной комнаты - неуютной, как нынешняя коммунальная кухня. Нет хозяина. Все случайное, общее. В горнице у окна сидит пожилая крепкая гилячка Марина, курит трубку, смотрит на молодого красивого Ивана.

Иван каторжный. Полголовы обрито. На ногах кандалы. На тюремном халате сзади красный бубновый туз - каторжная отметина. К крыльцу на цепочку за ногу прикован петух, единственное яркое пятно здесь.

Иван (гладит петуха, поет самозабвенно). Счастливая моя доля, что досталась мне страдать... И на ручках, и на ножках, и оковушки носить...
Марина. Оковушки - это что такое?
Иван (выводит проникновенно). Отца рано я лишился... Отца своего прошу... Государь ты мой отец, сделай горюшку конец...

Пауза.

Где Степан Андреич?
Марина (пожимает плечами). К речке поехал, однако. За дровами.

Смеется. Иван качает головой.

А ты не поехал. Работник, а не работаешь.
Иван (горестно). За дровами! Ну зачем это?
Марина. А у вас в России нынче траву косят. Трава высокая.
Иван. Замолчи.

Поет.

Дорогой ты мой малютка, тебе писано страдать. И во тюрьмах, и во нуждах, и во клеточке сидеть...

Голос его дрожит.

И на ручках, и на ножках, и оковушки носить...

Гладит петуха.

Марина. И все ты врешь. Все врет он, однако.
Иван (гладит петуха). Одного тебя мне только жаль, Петя, а больше никого. Потому что сварят тебя во щах и - ау, брат.
Марина. Жалей, жалей себя.
Иван. Я не себя, я петуха.
Марина. Себя жалеть нечего. Не убивала бы я мужа, а ты бы не поджигал, не сидели бы мы вместе здесь с петухом. У вас в России нынче траву уже косят.
Иван. Слушай, баба! Замолчи. Не мешай.
Марина. Да ты без дела сидишь.
Иван. Чем мне особенно Сахалин мерзок, это что женский пол здесь силу взял. Пользуетесь, подлые, что на двух самых настоящих мужиков одна какая- нибудь драная юбка...
Марина (любуется тем, как он сердится). Ты мне четыре копейки должен, красивый Иванушка.
Иван. У, бабы! Низший пол. Ненавижу.
Марина. Да ты иди сюда, потолкуем.
Иван (гладит петуха). Пропали мы с тобой, Петя. Пропала твоя маслена головушка.

Марина идет к Ивану на крыльцо, садится. Жмется к нему.

(Мрачно.) Я тебе еще с того раза четыре копейки должен.
Марина (нежно). Ничего. Сразу все отдашь.
Иван. Стыдно тебе, старуха ты.
Марина. А четыре копейки задолжал, Иванушка.
Иван. Проклятый остров.
Марина. Ты бы работал. Ты ж на каторге. Степан вот работает.
Иван. А горячая ты какая, Марина! Тьфу! Руки горячие, все вообще горячее... Тьфу! Через бабу на каторгу попал. Через бабу пропала моя жизнь.

Входит Степан с охапкой тонких кривых поленьев. Не удивляясь, смотрит на Марину и Ивана.

Степан. Туман опять с моря ползет. Если пшеница взойдет, туман съест всходы. Обидно придется.
Иван. Всходы! Смешно вас слушать, Степан Андреич! В насмешку! Здесь почва вся просоленная! Туман ползет.
Степан. Казенное зерно. Дали казенное зерно. Пришлось посеять.
Иван. Будь оно все проклято!
Марина. А в России сейчас траву косят. Высокая трава.

Иван заплакал.

Степан. Сырые дрова. Не разгорятся.
Иван (с отвращением). Лиственница. Провались она. Провались все. В России лиственницы нет!
Степан. Ну почему ж лиственница. Вот березовое полешко...
Иван (всплеснул руками). Береза! Разве такая должна быть береза!
Степан. Березовое полено. От него, говорят, тепла больше.
Марина. Думали вы, Степан Андреич, у себя в Петербурге, что вам самим печку топить придется?
Степан (спокойно). Вопрос твой, Марина, глупый вопрос. Как ни посмотри, глупый донельзя.

Кладет поленья у печки.

И чего ж никто из вас не работает. Глупо, право. Я хозяин, вы работники, а работаю я один. Глупо.
Марина. А в Петербурге у тебя свой дом огромадный был, однако.
Степан. Делай что-нибудь, Марина. Так нельзя. Пойди всходы прорыхли.
Марина. Всходы. Смешно сказать. Ничего не растет.
Степан. Смешного, если разобраться, ничего здесь нету.
Марина. Сперва четыре копейки отдай. Потом командуй.
Степан. Твоя правда.

Отдает ей деньги.

Иван (вскакивая). Тошно мне смотреть на вас, Степан Андреич! Человек вы важный, образованный... А как вы можете со старухой с этой, с инородкой! Она трех мужей уморила!
Марина. Ну, ну. Зачем так говоришь, однако? Вовсе не трех. Двух.

Идет по сцене. Доверительно.

И вовсе не уморила. Уморить - это когда голодом. Или угаром. Печка, однако. А если ядом извести - другое дело получается. Одного там, в России. Я в России тоже жила.

Все посмотрели куда-то вдаль.

Иван. В России сейчас траву косят.
Марина. Другого здесь, на айнинской пойме...
Иван. И врешь ты все, Марина. Еще третий был. С третьим ты жила. С татарином. В Дугинской станции.
Марина. Двоих. Татарин своей злой татарской смертью помер. Двух мужей - да, извела. Да и то сказать? Что с ними, мужьями, еще делать? Трава борец растет здесь, синенькая... Да и то сказать - зачем ее здесь столько? Пшеница не растет. Овес не растет. Ячмень не растет.
Степан. Если по науке, то все вырастет.
Марина. Аконит-борец синенький, голубенький. Свинья съела - подохла... махонький листик откусила...
Иван. Где ты здесь видела свинью-то? Свинья - животное цивилизованное. Оно здесь, на острове, не приживается.
Марина. Птичка клюнет - и готова. Бабочка сядет - и ап! - упала. Для чего ее столько здесь на острове растет - синенького, голубенького? Человек выпил отварцу... и умер... Кто ж ему этот отварен подлил? И кто во всем виноват? Для чего тогда его столько здесь повырастало? На что эти указания?
Иван. А вот накажут тебя.
Марина. Дальше Сахалина русские не пошлют, однако... А мы уже на Сахалине.
Иван. А вот посадят тебя на том свете на сковородку. Зачем, скажут, ты, Марина, трех мужей уморила?
Марина (быстро). Не трех, а двух.
Иван. На сковородку посадят на том свете!
Марина. Тот свет - это где?
Иван. Это там.
Марина. Дальше Сахалина русские не пошлют.
Иван. Надоело мне все как. Как же мне все надоело! Там, в Дугинской, в кандальной тюрьме, одного к тачке приковали. Куда тачка, туда и он, за ногу приковали. Так все мне кажется, что тачка моя всегда за мной тащится. Куда я, туда и она... Куда она, туда и я.

Бросает петуха. Тот кукарекает.

(Встает.) Степан Андреич!
Степан. Хорошие дрова. Вовсе не лиственница. Береза попадается. Ольха. Ольха в России тоже растет. Хорошие дрова.

Разжигает печку. Она никак не занимается. Хлопочет он один. Марина и Иван смотрят как зачарованные.

Хорошие дрова. Хорошие.

И тут Иван хватает головешку из печи, кидает ее на пол. Марина ухмыляется. Степан отпихивает Ивана, гасит огонь.

Иван (падает, трет ушибленный лоб). Степан Андреич! Подожжемте избу и убежимте!

Степан гасит огонь.

У меня среди гиляков есть знакомые. Среди инородцев. Вот Марина поможет. Поможешь, Марина?
Марина. Русски не понимай. Совсем не понимай.
Иван. Татарский пролив этот узкий. В ясную погоду берег видать. А в Сибири люди живут. Можно до России добраться.

Пауза.

Вдалеке слышна тихая песня:
"Летавши по воле орел молодой... "

Ну хорошо. До России не доберешься. Но в Сибири люди живут.
Степан. Здесь тоже люди живут.
Иван. Ну хорошо. Не убежать. Но подожжемте эту избу? Нас в город возьмут, в слободу. В слободе нам каждый день похлебку дадут.
Степан. Тебе дадут, потому что ты каторжный. А я на поселении, мне не дадут.

Пауза.

(Горячо.) И с чего это я свой дом жечь буду? Свой дом? Мы его строили-строили. Каждое полешко из дали принесено. Каждая ласточка нами обстругана. Ты, Иван, эти шутки брось. Караулить тебя стану. Брось эти затеи - поджигать.
Марина. Он за поджог сюда и пришел. Семь человек пожег, однако.
Иван. Ах ты, ведьма? Каких семь? Каких семь? Одного сжег. Старого князя. Так тот сам меня убить хотел.
Марина. А ты его с женой разлучил.
Иван. Ах ты! Ненавижу вас, женский пол проклятый!
Марина. Четыре копейки сперва отдай.
Степан. Хорошие дрова. Дом хороший. Скоро ячмень сеять пора.

Молчат.

Марина. А что тот человек сделал, которого к тачке приковали?
Иван. Убил кого-то, не иначе. Если к тачке приковали. Убил кого-то, если...
Марина. Убил? Каждый убил. Каждого, что ли, к тачке?
Степан. Замолчите!

Замолчали. Степан страшен. В руках его топор.

Разговоры самые глупые. Убил - не убил. Кого убил, за что. Что за тачка, куда тачка, почему. Глупо все это. Молчите.
Марина (вкрадчиво). Степан, а правда, однако, что ты троих топором зарубил? Жену зарубил? Полюбовника ее зарубил? Еще кого-то зарубил?

Степан потемнел лицом. Размахнулся топором. Иван и Марина раздались в сторону. Степан овладел собой, топор в колоду вонзил.

Убил - не убил. Подумаешь. Наши старики говорят, один есть грех - землю дырявить. Кто продырявил землю, тот умрет.
Иван. Дура. В России сейчас траву косят.

Двое подошли к дому, заглядывают в окошки.

Степан (сел). Дом хороший. Дрова хорошие - ольха, береза. Скоро ячмень сеять. Зерно казенное.
Иван. Петя, Петя... Пропала твоя маслена головушка.

Двое поднимаются на крыльцо. Входят в дом. Унтер - молод и брав. Доктор - часто задумывается и насвистывает.

Унтер (с гордостью). Лучший дом во всей Дугинской долине! Видите разницу?
Доктор. Что ж углы такие кривые, косые?
Унтер. Углы! Углы - это что? Знаете, как у них говорится? Не красна изба углами... В народе говорится!
Доктор. Что-то здесь гарью пахнет? А? Горело что?
Степан. Никак нет. Дрова сырые. Вот и все.
Доктор. Все ли?
Унтер. А что вы, ребята, не радостные такие, невеселые? А? Больные есть? Иван! Посмотри-ка сюда. Каково твое поведение?
Марина (доктору). Вся нутренность болит, ваше благородие.
Доктор (ласково). Нутренность - на то она и нутренность. Чтоб ей болеть. У меня, скажем, тоже болит.
Унтер (Степану). Да, каково поведение вашего работника?
Марина. Нутренность болит, однако.
Степан (приняв решение). Поведение примерное.
Доктор (Унтеру). Вот, изволите видеть... Образованный человек, в дикой глуши... За убийство. Вы ведь топором жену убили, Степан Андреич?
Степан. Поведение у Ивана, осмелюсь доложить, примерное. Работник исправный. Я давно просить хотел... Отчего со мной на вы? Лучше бы со мной на ты, как с остальными. Лишен всех прав состояния. Всех прав!
Доктор. Привилегированное сословие. Образованный человек сразу виден. А жену топором убил.
Степан. Работник хороший. Работает усердно. Богу молится.
Унтер. Ну вот, видите? Что значит. Я же говорю, лучшее место во всей долине. Зерно-то взошло?

Общее замешательство.

Иван. Здесь сроду ничего еще не выросло.
Унтер. Циркуляр нам спущен? То-то же. Не наше дело рассуждать. И ты, каналья, не смеешь рассуждать, если начальство, если лучшие умы сказали тебе заняться здесь земледелием. Для того тебя сюда, каторжная шкура, послали! И ты умей чувствовать, поскольку раз твой хозяин, ссыльнопоселенец Степанов, отозвался о тебе с похвалою, отныне ты, шкура, переводишься в разряд исправляющихся и подлежишь, чтоб кандалы с тебя бы сняли. Чтоб вы все чувствовали, подлецы! Три новости большие для вас: Ивана в разряд исправляющихся, бабу вам присылают в жены, а также из самой Москвы едет таинственная ревизия!
Степан. Ревизия? Это какая такая ревизия?
Унтер. Дело тонкое, таинственное. Недругов много. Интриги самые тонкие и необычайные. Якобы едет к нам сюда литератор Чехов, но того быть не может: ибо что здесь литератору?
Доктор. Этого не может быть, оттого что не может быть никогда.
Унтер. Сами посудите: отчего образованному человеку ехать сюда на Сахалин, где все утопает в невежестве? Разве, чтобы сверкнуть перед нами своей важностью, ослепить нас? Но кто мы такие, если смотреть оттуда, из самого Петербурга?
Иван. Бабу нам присылают в жены? Кому это нам?
Унтер. Высочайший циркуляр: ввиду малой численности преступных ссыльнокаторжных женщин на двух ссыльнокаторжных разряда исправляющихся присылать одну поселку для скорейшего основания Сахалинской колонии.
Иван. Нас со Степаном двое, а баба одна? Что же это?
Унтер. Она и выберет промежду вас. Так для земледелия будет полезно. И с честью встретим таинственную литературную комиссию из Петербурга.
Степан. Как ее зовут? Бабу, то есть?
Унтер. Ольга. Она за мужа сюда пришла. Хорошая бабочка. Вам за примерное поведение.
Степан. За мужа пришла?
Унтер. Ну да, за мужа.
Доктор. Одной бабой больше, одной меньше. Не правда ли, унтер?

Степан берет топор, склепывает кандалы с Ивана.

Унтер (краснеет). Если представить себе, что снова в России. Некоторые придумают руки не подавать. Дальше Сахалина не пошлют, ниже полиции не упадешь. А я ведь, господин доктор, полтора года в университете учился.
Доктор. Не все ли равно? Раз все мы умрем? Одним унтером больше, одним меньше. Моя супруга просила передать, что, мол, давно у нее не побывали.
Унтер. Вас? Вас просила передать?
Доктор. Ну а кого ей еще просить, в нашей этакой сахалинской глуши? Ежели вы - вдруг - бывали да потом перестали?

Пауза.

Да что ты, Марина, все варишь?
Марина. Чай лечебный, однако.
Доктор (понюхал кастрюльку). Аконит, что ли?
Марина. Чай лечебный. От грудей.
Доктор. Да-с. Этим чайком целую роту на тот свет отправить можно.
Марина. Синенький такой цветик, однако.

Молчание.

Унтер. А сколько такого надо выпить, что... того-этого... чтоб самому... того-этого?
Иван. Смертный грех.
Унтер. Молчи, каторжная шкура!
Марина. Без греха нельзя. Потому как Сахалин.
Доктор. Этакий звук. Что-то он мне напоминает. Слышите, как замирает? То ли кадушка сорвалась... слышал однажды, в России... То ли звук лопнувшей струны... А это просто один неумелый каторжник стучит по оковам другого.
Унтер. Оковы тяжкие падут... оковы тяжкие падут... Как там дальше? Я в университете полтора года учился. Ну? Каково тебе, Иван, без цепей без кандальных? Ну? Каково тебе?
Иван (ходит неуверенной походкой). Да как-то оно этого... Ну хорошо. Бабу, значит, когда прислать изволите? Жену, то есть?
Унтер. Баба! Да зачем тебе баба! Ты умей чувствовать, что, мол, ты ходишь вполне свободно. Это же какое дело!
Доктор. Так что супруге велите передать? Нервы, знаете, женские. Что передать?
Унтер. Так вы же лечить можете, раз вы доктор, образованность у вас. А я всего полтора года... Ну что, Иван? Каково тебе? Ты умей чувствовать! Ты чувствовать умей, что, мол, три года в кандалах, и все!
Доктор. Так зайдете, значит. И не все ли равно?
Унтер (декламирует).
Растет...
тра-та-та...
над рекой...
На болотистом месте в лощине...
Листик синий-синий, синий такой,
Аконитом слывет в медицине...
Доктор. Аконитум напеллюс. Семейство лютиковых. На Сахалине растет повсеместно, смертельно ядовит.
Унтер.
Этот корень борца...
посаженный рукой творца,
часто народ соблазняет...
в могилу кладет...
рифмы одной не хватает.
Добро пожаловать на Сахалин, доктор и литератор Чехов! Нам нечего скрывать! Иван, ты без оков отныне, умей это чувствовать?

Все смотрят на Ивана с умилением.

Марина (она одна в другом настроении). Степан! Красивый Степан! Ты с топором поосторожнее!

Под вечер того же дня, Иван и Степан идут с поля, с лопатами,
Степан таков же, как всегда. Иван устал, тяжело дышит. Пьет из ведра, стоящего в сенях, воду.

Иван (отплевываясь). Тьфу? Сахалин. Вода и та сахалинская.
Степан. Хорошая вода.
Иван. Нет, отчего, ты скажи - красноватая она? Отчего такой цвет?
Степан. Состав почв особый. Такова химия здешних мест.
Иван. Красная, красная вода... Тьфу...
Степан. Научный факт.
Иван. В России вода голубая. Светлая. Серебряная вода в России. Из самого последнего болота - серебряная!
Степан. Главное, колодец смогли выкопать. Это главное. Там, если севернее... у нас Средний Сахалин, а там - северный... Там воды нет, плохо с водой... Если, скажем, еще северней сошлют жить, а воды там нет.
Иван. Отчего это тебя, Степан Андреич, еще сошлют? Работаешь ты хорошо. Начальство само тебя уважает.
Степан. А если вдруг убить еще кого.
Иван. Кого тебе здесь убивать? Меня? Марину старую? Кого?
Степан. Мне - вот что, Иван. Мне жена больше не нужна. Бабу эту забирай себе. Ее пришлют сегодня, а ты забирай.

Пауза.

Работал ты сегодня хорошо. Парень ты хороший. Поджигать более не станешь. Бабу забирай себе.
Иван. Степан Андреич... Я как раз хотел сказать... Мне об жизни надо думать... Тридцать лет скоро...
Степан. Молодой ты, хорошо...
Иван. Забирай ты лучше ее себе... эту бабу... от греха подальше...
Степан (смеется). От греха подальше... Я вот тут земледелием занимаюсь. Хорошо сегодня поработали. Новое поле освободили.
Иван (со стоном). Поле! Это же какая земля! Галька одна, а что есть земли - все просолено! Издеваются они над нами, вот что. Мол, сослали убийц, стройте себе деревню. Деревня убийц. Может ли такое быть?

Пауза.

Да еще какую бабу пришлют. Так, дрянь какую-нибудь пришлют. Хороших они себе оставляют. Все знают, что унтер к докторше ходит. Повадился кувшин!
Степан. Не думай об этом. О себе думай. Ты семерых поджег.
Иван. Вовсе не семерых, четверых!

Пауза.

(Страстно, умоляюще). Ты меня, Степан Андреич, от кандалов избавил... поручился за меня... Я для тебя все сделаю! Мы одни здесь совсем. Учи меня, говори со мной. Был у меня там, в России, брат... Господи, как же хорошо сейчас в России!

Степан гладит его по плечу, успокаивает.

Будь моим братом, Степан Андреич, до самой смерти! Бабу эту себе забери.
Степан. Нет-нет. Ты - молодой. Возьми ее себе.
Иван (с увлечением). Слыхал я там, в России... там песню пели... Что ежели двое крестами поменяются, то братство их нерушимо!
Степан (усмехается). Молодой ты еще, вот что...

Однако вслед за Иваном снимает с себя нательный крест, меняется крестом. Иван и Степан, поменявшись крестами, обнялись.

И тут вдали тропинки появились и Ольга. Она тащит узел: то на плечо взвалит, то на локоть подденет.

Степан и
Иван, замерев, в немом восторге смотрят на Ольгу. И видят не надрывающуюся от непосильной ноши усталую бабу, а прекрасную женщину.

Унтер. Медленно как с тобой. Засветло прийти надо. Уже пришли.

Ольга села на узел, не может отдышаться

Да чего ты такая?
Ольга. С непривычки...
Унтер. Там, в России - муж твой купец был? Тот, что потонул?

Ольга молчит.

Какая непривычка может быть, если ты по этапу шла.

Ольга не отвечает.

Привыкнуть ко всему можно. Мне, к примеру, если бы сказали... что вот я на лошади еду, а рядом по грязи женщина идет и узел тяжелый тащит... Многие знакомые барышни в Петербурге ни за что не поверят. Особенно с кем я женский вопрос обсуждал. Да что ты этакая. Скажи спасибо, что тебя в мою ведомость прислали. А я человек, жаждущий образования. В университете учился. Баба ты еще молодая и не очень страшная. Такой товар у нас на вес золота. А я честно веду тебя к мужу, на поселение...
Ольга (в ужасе). К мужу?
Унтер. К новому мужу. Сама выберешь. Между этих двух.

Иван и Степан идут к ним. Не сводят глаз с Ольги.

Ольга. Не хочу больше мужа! У меня был уже муж!
Унтер. Я человек, склонный к образованию. Я заставлять силком не буду. Не хочешь - обратно в каторжные работы.
Ольга. Нет, нет.
Унтер. И - двадцать ударов кнутом за неповиновение властям и нежелание жить новой честной жизнью.
Ольга. Нет, нет, нет.
Унтер. Ну конечно. В централе каждый тебя пощупает. А тут сможешь честно жить с одним, вот твоя женская выгода. И интересы и пользы земледелия соблюдены.

Пауза.

Выбирай! Вот тебе Иван, вот тебе Степан. Степан Андреич.

Иван подходит ближе к ней, зачарованно разглядывает. Она тоже смотрит на него. А Степан, поняв, что проиграл, взял у Ольги из рук узел, положил его на лавку. Отошел к окну.

Выбирай. Не задерживай меня при исполнении обязанностей службы.
Иван (трогает Ольгу за руку, заглядывает в лицо). Баба... живая, настоящая... рука теплая... Рыбой не пахнет, как гилячки. Своя настоящая баба.
Унтер. Ну, Ольга, я вижу, тебе Иван понравился .
Ольга. Кого я в России любила, на того он очень похож.
Унтер. Ну и хорошо. Записываю тебя с Иваном на поселение. К нему в поселки.
Ольга (смотрит в лицо Ивану, отнимает свою руку... Подходит к Степану, стоящему безучастно в стороне). Если... вот он... не против... я бы с ним... на честное поселение... Потому что ни на кого он не похож, первый раз такого вижу.
Степан (бессвязно). Я... за жену сюда пришел... там, в России, жена... могилка ее...
Ольга. Вот с ним.
Степан. Почему я? Иван красивый. Ивана женщины любят.
Иван. Что ж... Я рад. Нет, правда, я рад.

Ольга берет Степана за руку.

Степан. Изволите видеть - дом. Первый дом здесь мной построен. Неладно построен, с непривычки. Зато проконопачен с усердием. Самое каторжное дело стены конопатить, и ребята там, в централе, в остроге, учили меня, как каторжность эту облегчить. А я им отвечал, что, мол, придет зима и нам же здесь жить, а ветер гуляет. Сама себя, ребята, говорю, раба бьет, коль нечисто жнет...

Уходит с Ольгой в дом. Иван садится на крылечко, гладит петуха.

Унтер (один на авансцене). Дальше Сахалина не пошлют. Ниже, чем в полицию пойти служить, человеку, мечтающему об университете, о студенческой жизни, падать невозможно. Вот я уж на том свете, таким образом. Помните ли вы меня там, в великолепной России, где нет моря, где так весело и тепло? Хоть один человек пусть помнит меня! Когда меня сюда служить послали, я надеялся написать записки дальнего путешественника. Мол, это не я здесь живу, среди этого подлого народа... с ними нельзя по-хорошему! Я пробовал! Не я Здесь живу, а некий дальний путешественник посещает разные города, чтоб писать заметки и записки. Когда первый раз при мне кнутом мужика наказывали... э, да что там! Интересно другое: я каждый день что-нибудь забываю, чему меня учили. Вчера забыл три французских предложения. Я их всегда говорю дамам. Вчера хотел произнести комплимент супруге доктора - и не смог. Забыл. И Пифагоровы штаны, что во все стороны равны, непременно сегодня позабуду. А в России у меня был знакомый учитель, он даже Лессинга собирался прочитать! И теперь вопрос: господин Чехов Антон Павлович приедет в неясных целях. И вдруг спросит меня о чем-нибудь? Как держать себя? А если вдруг я заговорю с ним, не упускать такого случая. Какова, мол, литература в столице? А он как закричит на меня: пошел вон, болван! Ничего не читал! Пифагоровы штаны, и те забыл! Погонит меня в толчки... Как пережить это? Пропала жизнь! Пойду-ка я к супруге доктора. Давно она ожидает меня.

Ночь.

Марина у костра. Сушит рыбу. Поет песню.

Марина.
Ах ты быр тын сэ те ке ван,
Бежал один человек далеко
Ту бы ры ку дан су тар
Берег был плохой море холодное.

Выходит Иван.

Иван. Не спишь? Рыбой как воняет.
Марина. Туман ночью будет. Земля соленая будет. Степан зря работал. Ай-яй-яй.
Иван. Я говорил ему... Степану... Брат, говорю...
Марина. Брат! Ты черный, он белый. Бывает разве так? Брат бывает совсем одинаковый.
Иван. Тебе непонятно это.
Марина. Иван... красивый Иванушка... Ты иди сюда... погрейся.
Иван. Рыбой очень пахнет.
Марина. Что же? И пахнет.
Иван. У меня денег нет. Я тебе четыре копейки должен.
Марина. Сегодня денег не надо. Ночь хорошая. Рыба хорошая. Марина хорошая.
Ах ты быр пыл нур тотэл,
Бежал быстро далеко один человек,
Ту бу кор унур зэн,
Увидел женщину большую красивую красивую.
Иван. Нет, Марина. Отстань.
Марина. Не хочешь? Почему сегодня не хочешь?
Иван. У меня душа болит.
Марина. Душа? Это как?
Иван. Это тебе неведомо. Потому как ты баба да еще и здешняя.
Марина. Если красивую большую теплую женщину любить, душа поболит и перестанет.
Ах ту бу нык тык рон,
Женщина большая, рыбы много.
Иван. Вся душа болит. О жизни своей думаю. Прости меня. Господи святый Боже! Спаси меня, светлая Матушка пресвятая Богородица! Душа болит. Вся.
Марина. Ты не хочешь со мной, потому что другая женщина. Про другую иную женщину думаешь, красивый Иванушка.
Иван (вскочил). Глупая ты, старая баба! Да какая такая другая женщина! Где здесь? Здесь же пустыня! Сахалин, одно слово!
Марина. Про Ольгу думаешь. Ей бы ты четыре копейки заплатил. А Марине не хочешь.
Иван. Врешь ты все! Рыбой все провоняло!
Марина. Марина рыбой пахнет, а Ольга что в этот час делает? Ольга с мужем спать легла. Со Степаном. Поди, загляни в окошко, все видно.
Иван. Степан мне брат. Мы крестами поменялись. Я сам от нее отказался. Зачем мне жена, сама посуди? Я через бабу на каторгу попал.
Марина (поет).
Ах ты бул тур музук тусун
Бежал один человек далеко быстро...
Иван. Марина! Крещеная ли ты?
Марина. Крестили меня, однако.
Иван. А как же ты колдуешь?
Марина. А?
Иван. Как ты колдуешь? И что ты вдруг по-русски не понимаешь? А, Марина?
Марина. Твоя моя не понимай.

Пауза.

А чего колдовать? Колдовать совсем нечего.
Иван (решившись). Дай мне зелья твоего, Марина. Дай мне такого, чтоб не любить чужой жены.
Марина. Как тебе не любить. Ты через чужую жену на каторгу пошел.

Вдалеке звучит тихая песня.

Иван. Мне, Марина, скоро тридцать лет. Мне о душе думать надо. Мне об чужих женах думать некогда.
Марина.
Бежал один человек далеко быстро
Берег был плохой, море холодное,
Один человек стал совсем плохой,
Совсем больной...
Всегда любил чужой жена, теперь, однако, не будешь? Солнце всходит, рыба ловится, туман ползет. Так всегда будет.
Иван. Клянусь не любить никогда чужой жены. В глаза ее ясные не смотреть, за руку за теплую не трогать. Сказано сделан. Клянусь чужой жены не любить, на брата благодетеля не умышлять, ничего не поджигать никогда! Иначе пропади навеки моя душа, пропади моя жизнь!..

На крыльцо выходят Ольга и Степан, обнявшись. Степан подходит к Марине, Ольга с Иваном стоят, смотрят друг на друга, так что Степан не видит.

Марина.
Бежал один человек далеко быстро,
Плохой берег, холодное море,
Один человек теперь совсем больной.
Степан. Что, Маринушка, ты не спишь?
Марина. Что, красивый Степан, хорошо тебе?
Степан. Хорошо.
Марина. Хорошая Ольга? Теплая? Мягкая? Хорошая Ольга? Марина старая, Ольга хорошая?
Степан. Страшно мне, Марина. Отчего, когда мне хорошо, то страшно делается?
Марина. Если рыбы много насушить? То зима теплая будет.
Степан. Еще весна, а ты уже о зиме думаешь. Почему ты, Марина, говоришь, что ничего здесь не вырастет?
Марина.
Ах ту бу нур кул тык
Человек был совсем один,
Совсем больной, плохой...
Степан. Почва здесь, конечно, галечная. Галька, и только два вершка плодородного слоя. Но если по правилам науки, то отчего не вырастить хоть здешнее просо? В ста милях к югу растет, а здесь не растет. Там, к югу, природа богаче, климат благодатный. Это вполне справедливо, что туда отправляют осужденных за более легкие преступления. Это справедливо, там у них растет и картофель, и овощи другие, даже капуста. Там пшеница вызревает сам-три! Нет греха страшнее убийства. Когда человек, скажем, топором, и слабую женщину убивает.
Марина. Топором - это хорошо. Это сразу.
Степан. Слабую женщину только за то, что когда-то она тебя любила, а теперь любит другого? Как это возможно, Марина?
Марина. Ты скажи. Ты убил. Жену убил. Полюбовника ее убил. Еще кого-то убил.
Степан. Дай мне такого питья, Марина... Чтоб больше мне никого не убить никогда!

Пьет.

Пусть иначе на том и на этом свете погибнуть мне и гореть вечно!
Марина. Зря ты стараешься, красивый Степан. Не вырастет здесь никогда ничего.
Степан. Вырастет. Мне семью теперь кормить надо. У меня теперь жена, Ольга. Жена. Неужто от такой малости, как сто миль к югу, жизнь человеческая зависеть может?

Пауза.

Ей хорошо сейчас.

Пауза.

Страшно мне, Марина. Люблю я ее очень. Пропади моя душа, если я какой вред причиню.

Пьет. Уходит.

Марина развешивает рыбу.

Марина.
Ул тур мусей трук,
Зачем человек ты бежишь далеко быстро,
Суп тур бул ку сык,
Злая судьба злая большая болезнь...

Выходит Ольга.

Ольга. Ты не любишь меня, Марина? Ты сердишься. Ах, как мне тревожно.
Марина. Твоя моя не понимай. Русски плохо.
Ольга. Тяжело мне. Как мне тяжело. Не могу заснуть, не могу глаза закрыть - все моя жизнь передо мной проносится. Обо всем подумаешь.
Марина. Степан большой мужчина, хороший мужчина, красивый мужчина.
Ольга. Зачем только я его увидела! Зачем только я ему в глаза посмотрела. Зачем я его встретила?
Марина. Степана? Мужа твоего?
Ольга. Нет, другого. Ивана.
Марина (без выражения). Иван большой мужчина, хороший мужчина, красивый мужчина.
Ольга. Грех ведь это.
Марина. Без греха здесь нельзя. Здесь всякий не зря прислан.
Ольга. Ну а начальство? Доктор? Господин унтер?
Марина. Сюда тот едет, кого грех гонит. Здесь один есть грех. Зачем землю продырявили, семечки побросали? Зачем? Была хорошая земля, гладкая земля.
Ольга. Дай мне такой травы выпить, чтоб мужа любить. Только мужа, до смерти. Только его одного. Буду любить его, мужа моего доброго, хорошего, Степана Андреича, его одного и никого другого. Иначе пусть я пропаду, пусть погибну навсегда.
Марина. Ну, ну. Этого знать нельзя, кого любить.
Ольга. Я знаю, я.

Пьет. Уходит.

Марина смеется.

Марина.
Ай тур бусул кусун,
Плывет один человек, совсем один.
Зачем ты плывешь, берег плохой, море холодное.
Болезнь плохая, ты заболеешь, умрешь.
Зачем плывешь, тебе никто не ждет здесь,
Зачем хочешь все души записать в свою книжку?
Зачем ты сюда идешь,
Плохой берег, холодное море.
Или ты думаешь, что зимой
Будет много сушеной рыбы?

Кричит петух. Марина смеется.