Часть вторая. Горница изменилась. Видна женская рука , А главное - теперь между сундуком, на котором спит Иван, и постелью Степана и Ольги - дощатая перегородка

Горница изменилась. Видна женская рука , А главное - теперь между сундуком, на котором спит Иван, и постелью Степана и Ольги - дощатая перегородка. Ольга вешает завершающие ширму лоскутные занавески.

Иван (входит, смотрите что она делает. Мрачнеет. Развязно). Салфет вашей милости. Чисто ходишь, где берешь, дай подписку, с кем живешь.
Ольга. Ты меня испугал. Ах, как ты меня испугал.
Иван (с горечью). Что же ты делаешь, а? Что же ты делаешь?
Ольга (шепчет). Занавесочки вешаю. Степан Андреич сказал.
Иван. Зачем? Зачем ты их вешаешь? Зачем ширмы поставили? От кого городитесь? Мне так неинтересно, что вы здесь делать станете...
Ольга. Не прикасайся ко мне, не вздумай.
Иван. Очень нужно мне.

Ходит по комнате.

Я сам от тебя отказался. Он мне предлагал. Пусть будет, мол, твоя жена? Зачем мне жена, если я над своей жизнью думать решил? И жена, с позволения сказать! Только что начальство циркуляр спустило, раздать вас, дуры каторжные, в сожительницы поселенцам.
Ольга (тихо). Три года должно выйти, тогда венчаться разрешат.
Иван. Три года! Три года, ты думаешь, ты с ним проживешь? Страшный он. Молчит, худого не говорит, а какой же он страшный. Что он пришел сюда? За жену пришел. Троих зарубил топором - жену, полюбовника и еще кто подвернулся. Другое дело - не подворачивайся! Только он страшный. Я семерых поджег, а все же он страшный, а я нет.
Ольга. Я сперва тебя хотела выбрать, но уж очень ты на мужа моего прежнего похож.

Идут друг к другу. Остановилась, отошла.

Степан Андреич велел занавесочки повесить. Здесь, говорит, мы колыбельку поставим.
Иван. Ко-лы-бель-ку? Откуда? Уже? Вы ж только жить начали.
Ольга. Нет-нет. Я - неродящая. Тот мой муж... Он тоже все детей хотел. Потом издеваться стал. Все мне отбил.
Иван (осторожно). А как он умер... тот твой муж? Печка? Угар? Или... животом заболел да не выздоровел... Как дело было?
Ольга (шепотом). Утонул... поехали прокатиться по Неве... в праздник... Лодка... перевернулась...
Иван. И все?

Пауза.

А - кто... предложил кататься?
Ольга (нехотя). То-то и оно, что я. Следствие это и установило первым делом. И что буря начиналась, что знала я, тоже вызнали...

Смотрят друг на друга.

Хор тихо поет песню "Окрасился месяц багрянцем"...

Не подходи ко мне, милый мой. Не смотри на меня. Я мужа любить буду. Моего мужа, Степана Андреича... Только не смотри на меня, не ходи за мной...

Уходит. Он идет за ней, ухарски пригладив каторжный свой переполовиненный чуб.

Через некоторое время появляется Степан. Он несет доску, которой укрепляет ширму у их с женой кровати. Работает он весело, с энтузиазмом. Но вот руки его слабеют, он задумывается... Бросает работу, ходит по горенке нахмурившись.

Степан (с удивлением). Не хорошо здесь... Отчего здесь теперь нехорошо?

Выходит из избы, озирается. Садится на крылечко. Петух бьет крыльями.

Хор поет песню "Хуторок", две-три строфы.

К избе подходит Доктор. Заглядывает в окно. Садится рядом со Степаном.

Доктор. Доброе утро, Степан Андреич.

Степан встает, кланяется. Продолжает стоять.

Да вы садитесь.
Степан. Я свое нынешнее положение умею понимать. Мы постоим.
Доктор. Как хотите. Только все это, в сущности, очень скучно. Потому как нет никакой разницы. Вы сосланы сюда на поселение, после отбытия каторжных работ, а я здесь, потому как больше служить мне негде. Сахалин для русского человека - конец света. Вот мы с вами и на конец света попали. Завтра здесь уже приедет перепись доктора Чехова... Хотя какой он, в сущности, доктор? У литераторов все понарошку. А унтер, этот мальчишка, ходит вокруг этого доктора, в глаза ему заглядывает... Смешно? Не все ли равно, в сущности, если все мы умрем? Здесь, на Сахалине все забывается быстро. Два-три года - и самой памяти нет. Это там, в России, все помнят долго. И подумайте только, какой необыкновенной, великолепной будет лет через пятьсот или сто - какой прекрасной станет жизнь в нашей России! Дух захватывает, когда думаешь об этом.

Пауза.

Вы, Степан Андреич, со мной никогда не поговорите. Унтер послал меня предупредить вас и всех ваших, чтоб не говорили лишнего, когда сюда придет перепись. Вам будут задаваться вопросы - они уже известны. Вы должны дать определенные ответы. Чем он сам занят, проклятый унтер, что посылает с такими поручениями?

Степан ходит по горнице, плохо слушая Доктора. Внимательно осматривает все, будто видит невидимые следы.

Не иначе, как сидит и пьет вино с моей супругой. Порядок у них один. Я вот все хотел у вас спросить, Степан Андреич, как это вы убили свою жену и ее любовника?
Степан (прищурился). Что-с?
Доктор. Нет, я понимаю... Не потому, что вот, мол, вы отбываете наказание, а я здесь в чиновниках. Ну как это вы смогли?
Степан (глухо). Пришел я домой однажды... И понял - здесь нехорошо.

Озирается, как что-то почуявший зверь.

Доктор. Да, да! Как это верно! Еще ничего не знаешь и не хочешь знать... А вы ее любили, вашу жену?
Степан. Помилуйте-с. Как же можно любить неверную женщину. Которая, может быть, в глаза вам смеется.
Доктор. Ах, как это верно! Неверная жена похожа на большую холодную котлету, где-то я читал это... Все верно... Но ведь жаль.
Степан. Ничего не жаль. Не обманывай мужа.
Доктор (в возбуждении). Но ведь с другой стороны... Кровь человеческая... и не все ль равно, раз все мы умрем... В конце концов, одним унтером больше, одним унтером меньше? А?
Степан (медленно). Сразу-то за топор я хвататься не стал... Это адвокат мой потом рассуждал про помрачение рассудка... А какое же помрачение, если я все прекрасно сознавал? Аблакат - купленная совесть, так в народе говорится...
Доктор (кивает). Несовершенство судебной реформы! Погибло все дело! Все реформы! Что делать и кто виноват?
Степан (медленное иллюстрируя свои слова). И стал я искать доказательств. Надо быть очень внимательным. Это очень легко. Обманутые мужья стараются быть невнимательны, потому что кому охота хватать топор и идти потом на каторгу? Доказательства всегда являются.

Ходит по горнице.

Доказательства всегда грубы.

Останавливается возле сундука Ивана. Поднимает подушку. Медленно, как змею, берет синюю ленту Ольги. Пошатнулся, чуть не упал.

Доктор (увлеченно). Это вы для примера? Женская лента в чужой постели?

Молчание.

Хор тихо пропел куплет "Хуторочка".

И что тогда? Сразу за топор?

Степан машинально берет топор. Стоит с ним.

Расскажите, как было дальше. Я человек, отравленный рефлексией, заеденный средой, лишний человек, я на подвиги с топором не способен. Одним унтером больше, одним меньше. Мне жаль ее, супругу.
Степан (смотрит на ленту, будто ждет, что она ему что-то расскажет, Спрятал ее в карман.) За топор? Ну нет. Туг важно все рассчитать. Это потом для суда присяжных - про внезапность потрясения. Сначала я стал особенно ласков с женой... Чтоб не спугнуть... И - говорю - езжай, голубка, на дачу, я приеду через три дня... Тут важно дать ей время, чтоб она его смогла предупредить... И потом... на следующую ночь после ее отъезда... ночью... прийти к лому... подкрасться... посмотреть в окошко... Топор всегда лежит в сенях, для хозяйственных нужд... И вот ты у окошка... и видишь все как есть... и вот дверь распахивается...

Размахнулся и с одного удара снес голову петуху. Кровь обрызгала Доктора.

Доктор (закричал). Какая дикость! Какая дикость!

Схватил останки петуха, рыдая, убежал прочь. Степан хохочет. Появилась
Ольга. Увидев мужа, отпрянула назад.

Степан (кладет топор на место, с улыбкой). Что ты, голубка?
Ольга (в растерянности). Я... ленту где-то потеряла. Синюю. Обидно.
Степан. Синюю ленту? Найдется. Непременно найдется.

Пауза.

Доносится песня "Хуторок".

Я, знаешь ли, голубка, нынче ночью уезжаю... на три дня... Поручение мне дали. Тут перепись к нам завтра приедет... Надо быть готовыми. Нужно в два места съездить, предупредить... А то без предупреждения наш брат каторжник такого столичному литератору наскажет! Ухо востро держи с нашим братом.

Ольга вешает занавески.

Звучит "Хуторок".

Вечер того же дня.

Ольга в доме, хлопочет по хозяйству. Степан собирается в дорогу. Связывает котомку. Ольга смотрит на него, когда Степан не видит, тоже и Степан. Туман постепенно сгущается.

Марина (появляется, неся корзину рыбы). Туман приходит. Туман хороший, совсем соленый. Зерно расти не станет. Зря землю мучали, дырку делали. Степан плохой мужчина, злой мужчина, дырки в земле делал, семечки бросал, нехорошо. Кто землю раскопает, тот умрет.
Степан (устало). Нас сюда по милосердию закона прислали, чтоб стала здесь русская земледельческая колония. Не казнили за страшные грехи наши, не в рудники под землю на веки вечные, а сюда. Дом строить разрешили, все разрешили. Живи, радуйся!

Закрыл лицо руками.

Марина. Ты же знаешь, красивый Степан, не бывало здесь такого, чтобы что-то вырастало, что посеешь.

Пауза.

И куда ты идешь сейчас, красивый Степан?
Степан (глухо). Казенное поручение у меня, глупая Марина. Отстань.
Марина (оглядывается на Ольгу, тихо). Не езди никуда. Здесь останься. Сторожи свое добро.
Степан (тихо). Ты - знаешь?
Марина. Здесь честно жить русским нельзя. Хорошо жить нельзя. Потому как Сахалин. Нарочно всех таких присылают, чтоб не обидно жить вместе. А ты, Степан, землю дырявил.
Степан (нетвердо). Я... не буду больше. Я уеду... потом вернусь через три дня. Только через три дня, не раньше, запомни это! Вернусь... и не буду больше.
Марина. Чего не будешь, красивый Степан?
Степан (отворачиваясь). Отстань от меня!
Марина. Рыбу надо сушить, однако. А как сушить, когда туман?

Уходит с корзиной.

Появляется Иван. ОН несет за лапы мертвого петуха.

Степан (медленно). Петя, Петя, пропала твоя маслена головушка.
Иван. Хватило же подлости убить эту бедную птицу.

Пауза. Кладет петуха на землю, смотрит. Кричит.

Если кто, скажем, на меня сердит, так мне и руби голову!
Степан. За что же мне, скажем, на тебя сердиться? Мы с тобой крестами менялись. Или забыл?

Оба смотрят в окно, в дом, где ходит, не поворачиваясь к ним, Ольга.

Ольга! Жена!

Ольга выходит на крыльцо, смотрит.

Ощипай-ка птицу да и в щи. Раз уж так.
Ольга (тихо). Не умею я... Там, в России... мы кухарку держали... одну черную кухарку, другую чистую...
Степан (мягко). Тяжело тебе.

Пауза.

Не можешь, ну и не надо. Я тебя заставлять ни в чем не буду.

Ольга, потупившись, хочет идти.

Постой! Вот, ты ленту искала. А я нашел.
Ольга. Где же?
Степан. Где-то - взял и нашел. Я удачливый. Ну прощай. Исполню поручение и вернусь. Ты же не скучай.

Пауза.

Нет-нет. Не прощайся со мной, не целуй меня. А не то еще останусь. А мне непременно надо.

Ольга скрывается в доме. Степан берет топор, вонзает его в колоду у двери. Идет по тропинке. Его догоняет Иван. Трогает его за рукав, хочет что-то сказать, но молчит.

Работаешь ты теперь хорошо, усердно. Сколько земли вспахал да засеял. А что всходы опять погибли, так это туман, закон природы. Соленый туман, оттого что море близко, да еще и почва галечная. Место непригодное для земледелия. Начальство наше никуда не годится.
Иван. Степан Андреич... бежать я решился.
Степан. Кругом море, поймают. Сторожат всюду.

Пауза.

Да и куда тебе бежать, Ванька-Ключник? Всюду тебе одно.
Иван. Если я здесь останусь, что-нибудь будет. Уж очень я тебя возненавидел, Степан Андреич. Знаю все: и благодетель ты мой, от кандалов меня избавил, поручился за меня... И справедлив ты, да, пожалуй, и добр, крестами мы с тобой поменялись. А как я тебя ненавижу! Нет, убегу я! Пусть поймают, пусть стреляют... часовые.

Пауза.

(С мольбой.) Поговори со мной, брат. Дай я тебе все расскажу. Поговори со мной.
Степан. Не о чем мне с тобой разговаривать, потому как - тороплюсь я. Бывал ли ты там, в России, в трактире?
Иван. Как не бывать.
Степан. Так вот, сперва надо по счету денежки сполна уплатить, а потом уж бежать. А не то скандал. Сперва уплати, потом уходи. А не когда сам захочешь.
Иван. Об чем ты?
Степан. Ни об чем. Вот вернусь через три дня, никак не раньше, тогда вот и поговорим. Ольга одна остается, уж ты ее посторожи.

Уходит.

Туман все сгущается. Вечер клонится к ночи. Ольга в доме зажигает свечи. Иван входит в дом, стоит в дверях.

Ольга (оборачиваясь). А я думаю - где ты, где?
Иван. Так... по берегу речки погулял... Думал все...
Ольга. Думал?
Иван. Да и речка, прости Господи - что за речка! Разве у нас в России такие речки! Какая прекрасная жизнь сейчас у нас в России! Ну, посуди сама: может ли быть, чтоб там был кто несчастный! В Рязани, в Тамбове, в Пензе! Эх! Бывал я в Пензе, и в Смоленске бывал! Там речки, там поля, там деревья, там люди. Там мужчины, женщины. Там кошки. А здесь одно: Сахалин! Сахалин! Сахалин!
Ольга. Не понять тебя. Здесь тоже все: деревья, люди... Ну, кошек нет, так разведутся и кошки.
Иван (плачет). Сахалин! Сахалин!
Ольга. А как же я? Как же наша любовь?
Иван. Сама любовь наша сахалинская...
Ольга. Если б не Степан, зажили бы мы хорошо. Ничего. Он - Степан - приедет, мы с ним на лодке поедем кататься?
Иван (в ужасе). Да что ты задумала?
Ольга. Одна судьба, не уйдешь.

Тихо на тропинке появляется Степан. Тихо подходит к окошками осторожно заглядывает, смотрит и слушает.

Иван. Да что ты хочешь, проклятая ты?
Ольга. Если б не Степан, зажили б хорошо.
Иван (подумав). Да здесь и в море выйти на лодке не получится. Потому как сторожат. И такими мыслями ты только напрасно губишь свою душу.
Ольга. А мы по речке... Бурные здесь речки, опасные.
Иван. А я думал, ты его любишь.
Ольга. Что уж тут, когда все одно к одному. Не пойму его. Добрый он ко мне. Чего, спрашивается, он ко мне такой добрый?
Иван. И не жаль тебе его совсем будет?
Ольга. Да что ты все слова разговариваешь. Три ночи только у нас и есть. Марина ночами рыбу ловит. Одна ночь кончается уже, только две остаются. А ты все за разговоры. Иди сюда.
Иван. Что ж такое женщина? Что ж это такое? Опять кругом я завяз. И зачем мне женщина, если я о душе думать должен, о том, как жить дальше?

Страстное объятие. Они падают на сундук.

Хор поет из "Хуторка":

Степан, двигаясь расчетливо и тихо, входит в сени. Берет топор. Деловито пробует, достаточно ли он остер. И - ударом ноги распахивает дверь в горницу. Ольга кричит от ужаса. Иван встает.

Степан (смеется). Вот он я, вернулся. Не ждали. Всему поверили. Как маленькие, ей-Богу.

Идет к ним. Иван заслоняет Ольгу.

Прочь с дороги, Ванька-Ключник! Это тебе не жен чужих сманивать! Тут разговор другой. А ему-то ты не научен. Убирайся прочь, пока цел.
Ольга. Уходи, Ваня. Уходи.
Степан. Уходи. Цел останешься.
Иван. Не могу - на тебя... Ты же братом назвался, не могу!

Степан вышвыривает Ивана за дверь. Тот летит кувырком, падает, лежит.

Ольга. Прости меня, если можешь.
Степан. Простить тебя! Да как же мне тебя простить! Нельзя этого. Ты сама ко мне в жены пошла, сама выбрала. Шалишь, брат. Молись, если хочешь, потому что конец тебе пришел.

Пауза.

(Садится.) Нельзя тебя простить, сама посуди.

Кладет топор.

Если я ту жену не пощадил, отчего тебя жалеть должен?

Пауза.

Сахалин. Будь ты проклят. В России траву косят. Как же хорошо сейчас в России! Какое небо! Какое солнце! Какой воздух! Какие люди!

Пауза.

Прощай, Ольга. Живите как знаете. Утром начальство приедет. Попрошусь на новое место. Слышал, еще северней они хотят колонию распространить. Ну что ж. Там тоже люди живут. Дом этот я тебе оставляю. Неумело построен, зато дом.
Ольга. Нет-нет, ты же убить меня собирался.
Степан. Прощай, Ольга.
Ольга. Я ж не только опозорила тебя за всю твою доброту... Я на жизнь твою умышляла. Помнишь, звала тебя на лодке кататься? Нет-нет, не уходи. Тогда, на Неве, лодка перевернулась... Он сразу под воду ушел...

Хватает его руки, целует...

Не уходи... Я тебя прошу, не уходи. Захочешь ли ты теперь жить со мною?
Степан. Ты - моя жена, Ольга...

На дворе очнулся Иван, встал, заглядывает в окно.

Ольга (обнимает Степана). Одно плохо - я неродящая... Детей не может быть...
Степан. Друг друга только и станем любить... Это ничего... Вот увидишь. Мы спокойно заживем, хорошо. Ты отдохнешь, бедная сахалинская жена моя.
Иван (за окном, смотрит на объятия). Вот вы как... Ах вы...

Судорожно обкладывает дом пучками сена. Чиркает спичками...

Не сразу, но огоньки занимаются в нескольких местах. Бежит прочь, поет хрипло.

Скрывается.

Туман рассеивается, светлеет. Шатаясь, как сомнамбула, идет Марина с корзиной рыбы. Роняет рыбу на ходу. Потом отшвыривает корзину, входит в дом.

Степан. Заходи, Маринушка... Да что с тобой случилось?
Марина. Взошло... просо...
Степан. Взошло, ну и хорошо. Много взошло?
Марина. Нет, немного... вот столько... но взошло. Взошло просо.
Степан. Отчего ж не взойти, если все по науке.
Марина. Просо взошло. Никогда такого не было.
Степан, Что ж, хорошо. Пройдет лето... мы будем работать... Я выпишу еще агрономическую книжку... соберем урожай.
Марина. Взошло просо. Что же теперь будет?

Садится на пол, задумывается.

Степан. Кругом море, а посереди горе. Это про что говорится, про остров наш, про Сахалин. Нам здесь жить. Что ж, проживем мы и здесь.

Обнимает Ольгу.

Не горюй о нем. Он бежит уже, бежит от нас... Он переплывает узкий и опасный пролив... Он сможет. Даже если не добежит он до России... Что ж, в Сибири люди живут...

Пламя вокруг дома растет, потрескивает. А люди в доме заняты собой, своей новой жизнью.

И тут появляются возбужденные Унтер и Доктор. Подходят к дому.

Доктор. Горит! Поджег кто-то! Да как еще поджег! Если б не туман, давно б уже все сгорело.
Унтер. Кому здесь поджигать! Нет-нет! Это чтоб огороды спасти от тумана... В пользах земледелия... Лучший дом во всей здешней долине. Оттого сюда и перепись привозят.
Доктор. Огороды? Разве здесь бывают огороды?

Затаптывает языки пламени, заливает водой. Появляется Марина, которая, не сказав ни слова, тушит огонь.

Унтер (проходит в дом. Становится в позу. Декламирует). Конфиденциально. Кое-что из нашего захолустья. Сочинение Анонима. Последняя репетиция. Ибо ведомо, что перепись и доктор Чехов уже направился сюда. И с минуты на другую будет здесь.
Марина (подняв голову). Он заболел, начальник этот, который в книжку всех переписать приехал. Нынче плохо заболел. Десять лет живет, потом умрет. Море холодное, берег плохой, болезнь плохая большая. Ничего не поделаешь. Зачем приехал.
Унтер. Да что ты понимаешь, дура! Это великий человек! Какая бодрость! Какая образованность! Я его до смерти не забуду!
Марина. Не десять. Двенадцать, четырнадцать лет живет - и все. Молодому плохо умирать. Просо взошло.
Унтер (снова стал в позу, чтоб декламировать. Опустил вдруг руку, Марине смущенно). Ты, Марина, извини, что я тебя дурой сейчас обругал. С вашим братом нельзя иначе, потому как - Сахалин, но я уж обещал доктору Чехову... Нужно изящно выражаться образованному человеку, а я в университете полтора года учился... Итак, самая последняя репетиция перед приездом чудесного гостя. Конфиденциально. Кое-что из нашего захолустья. Великодушному и благосклонному литератору господину Ч., осчастливившему посещением о-в Сахалин.
Горделиво растет над рекой
на болотистом месте в лощине
листик тот синий - красивый такой
аконитом слывет в медицине.
Этот корень борца
посаженный рукою творца
часто народ соблазняет,
в могилу кладет,
к Аврааму на лоно ссылает...

Степан и Ольга стоят обнявшись. Марина сидит у их ног. Слышен приближающийся топот лошадиных копыт.

Доктор (бормочет). Все равно, все равно...
Унтер (в восторге). Добро пожаловать на Сахалин, в этот скромный сахалинский каторжный дом... доктор Чехов.

Топот копыт все громче.

Занавес

Перед занавесом - Доктор один.

Доктор. Все равно, все равно... Главное - жить. И вот я живу. Прошло три года. Это в России - три года долго, а здесь все мелькает, три года в один день проходят. Сахалин. Из меня мог получиться великий врач, философ, Шопенгауэр или Пирогов. Но я живу. Друг мой унтер, представьте себе, уехал в Москву. Поступил снова в университет. Были у него там какие-то юношеские неприятности, отчего и уехал он сюда, на край света. А вот же вернулся? Чуть ли не Чехов и хлопотал за него в столице. Во всяком случае, супруга моя так считает. Жена есть жена, это всем известно. С ней не поспоришь. Она, бедная, все болеет. Иногда мы с ней вместе говорим о том, какая чудная настанет жизнь в России лет этак через сто. Жаль, что мы ее уже не увидим.

Занавес открывается.

Все та же изба. Но есть перемены: стоит детская колыбелочка, да не одна, а целых три. Дети агукают, плачут, поют. По дому ходят две пушистые кошки. Марина качает колыбельки. Нарядная Ольга читает вслух письмо Степану.

Ольга....рад до самой смерти, что все у вас хорошо. А про ваш урожай, Степан Андреич, даже в газетах писали. Мне показывали заметочку товарищи. Ибо у меня новые теперь товарищи, мы вместе крепко думаем, как новую жизнь построить, где все по справедливости. Отречемся от старого мира, одним словом. Простите меня за все, а ваш бывший Ванька-Ключник до смерти вас не забудет. И прошу передать Ольге Александровне, что...

Занавес
уже окончательный...