XXXI. О БОЖЕСТВЕННОЙ ЛЮБВИ

1. О том, сколь велики и многочисленны подвижни­ки добродетели и какими сияющими венцами увенчаны они, ясно говорят повествования, запечатленные нами в письменах. Хотя и не все их подвиги упомянуты, но и немногих из этих подвигов вполне достаточно, чтобы по­казать всю их жизнь. Ибо камень, используемый для про­бы золота, не истачивает всё это золото, но, потерев им немного металл, можно узнать, чистое ли оно или с при­месями. Подобным же образом испытывается и лучник: достаточно ему пустить в цель несколько стрел, чтобы всем стало ясно, меткий ли он стрелок или же еще неискусен в своём ремесле. То же можно сказать и о других мастерах своего дела, не перечисляя всех их: атлетах, бегунах, актё­рах, кормчих, кораблестроителях, врачах, земледельцах и всех тех, которые занимаются каким-либо ремеслом. Ибо небольшого опыта достаточно для того, чтобы отличить подлинных знатоков своего дела от тех, которые только называются таковыми, на деле же являя свое невежество. Поэтому нет нужды в пространных повествованиях о свер­шениях святых мужей, но немногого хватает, чтобы пред­ставить весь образ жизни, добровольно избранный ими. Ныне же нам следует исследовать и изведать, дабы точно узнать это, откуда исходило побуждение, заставившее сих святых мужей с любовью принять такой образ жизни и какими рассуждениями руководствовались они в дости­жении вершины любомудрия. Ибо опыт ясно научает, что не на крепость тела уповали они, возлюбив дело, превы­шающее человеческое естество, преступая пределы, поло­женные этому естеству, и выходя за границы, установлен­ные для борцов благочестия284.

2. Ибо никто из тех, которые не причастны этому любомудрию, не могут являть подобного мужественного терпения. Хотя и пастухи бывают застигнуты снегопадом, но не всегда: они и в пещерах укрываются, и домой воз­вращаются, чтобы там отдохнуть немного, и на ноги надевают подобающую обувь, а остальные части тела оку­тывают теплыми одеждами; дважды, а то и трижды и че­тырежды в день вкушают они пищу. А ведь добрый кусок мяса и хорошая чаша вина, как известно, согревают тела лучше всякого очага. Ибо когда эта пища, изменившись и будучи как бы процеженной сквозь сито, достигает пече­ни, то там она превращается в кровь и по кровеносной вене поступает в сердце; оттуда, нагревшись, распростра­няется кровеносными сосудами, словно некими водопро­водными каналами, по всем частям тела, не только питая, но и разгорячая их, подобно огню, а тем самым согревает тело лучше всяких мягкошерстных одежд. Ибо тело со­гревают не хитоны, верхняя и нижняя одежды, как ду­мают некоторые (иначе бы дерево или камень, облачен­ные в них, также бы согревались, но никто никогда не видел, чтобы они, покрытые одеждами, делались бы бо­лее теплыми), — они только сохраняют теплоту тела, ог­раждают его от доступа холодного воздуха и принимают в себя исходящие от него испарения, сами нагреваясь ими и, уже нагретые, покрывая тело. Свидетельством этого является опыт: ведь часто, ложась на холодное ложе, мы прикосновением тела делаем тёплой постель, которая не­задолго до этого была холодной. Поэтому пища лучше всякой одежды согревает тело: вкушающие её досыта об­ретают в ней достаточную защиту от натиска стужи, ибо этой пищей они вооружают тело и делают его способным переносить холодное время года. Но те, которые не каж­дый день вкушают пищу и питие, но обуздывают свои позывы голода и жажды, да и едят не то, что может согре­вать тело, а питаются либо травой, подобно бессловесным животным, либо бобовыми растениями, смоченными в воде, — разве могут они из такой пищи получить тепло, согре­вающее тело! Разве может такая пища выработать не­сколько капель крови или хотя бы даже одну каплю её?

3. Поэтому образ жизни подвижников ничем не напо­минает образ жизни других людей. Ибо ни одежда у тех и других не является одинаковой, поскольку подвижники носят одеяние самое грубое и менее всего способное согре­вать, ни пища у тех и других не является одинаковой, а даже противоположная. Ведь, например, пастухам и им подобным любое время годно для вкушения еды, потому что оно определяется только их желанием: если рано ут­ром на них нападает голод, то они немедленно принима­ются за пищу и едят то, что послал им Бог, поскольку для них не установлено, что можно есть, а чего нельзя, и они безбоязненно вкушают пищу, какую пожелают. А здесь всё определено: и дни, и часы, и времена, и вид, и мера пищи, а насыщение ею не положено. Поэтому ни один из тех, кто упрекает нас за похвалы жизни монашеской,выставляя на вид земледельцев, пастухов и моряков, не может умалить борений великих подвижников. Ибо зем­леделец, утрудившись за день, ночью обретает покой дома, окруженный заботой своей жены; пастух подобным же образом обладает всем тем, о чем мы уже говорили; что же касается моряка, то, хотя его тело и опаляется солнеч­ными лучами, но облегчение он находит в воде, ибо купа­ется сколько захочет, и прохладой воды пользуется как целебным лекарством от солнечного зноя. А подвижники ни от кого не получают облегчения, ибо не живут они вместе с женами, придумывающими всякие утешения му­жьям; опаляемые солнечными лучами, не ищут они облег­чения в воде; в зимнюю пору не защищают они себя от холода с помощью пищи и не пользуются ночным отды­хом в качестве лекарства от дневной усталости, посколь­ку ночные труды их тяжелее и продолжительнее днев­ных. Ведь ночью они вступают в борьбу со сном, не по­зволяют ему одержать над ними своей сладкой победы, но одолевают его приятнейшую тиранию, совершая всенощ­ные песнопения Владыке. Поэтому никто из тех, кто чужд их любомудрия, не смог привести свидетельства их стой­кого терпения.

4. А если никакой другой из людей не может выдер­жать такие труды, то ясно, что любовь к Богу делает по­движников способными выходить за пределы человечес­кого естества. Сожигаемые горним огнём, радостно пере­носят они нападки стужи, а небесной росой смягчают зной солнечных лучей. Любовь питает, поит, одевает и окры­ляет их; она научает их летать, подготавливает воспарять превыше неба, являет им, насколько это возможно, Воз­любленного, разжигая их духовное желание созерцанием вида Его, пробуждает привязанность к Нему и воспламе­няет в душах их небесный огонь. Как одержимые телес­ной любовью в зрении любимого находят пищу для своей одержимости и, тем самым, всё сильнее поражаются стре­лами её, так и уязвляемые Божественной любовью, пред­ставляя себе ту Божию и чистую Красоту, делают стрелы любви всё более острыми, и чем более они жаждут насла­диться Ею, тем более далеки бывают от насыщения. Ведь за телесным удовольствием следует пресыщение, а лю­бовь Божественная не подчиняется законам насыщения.

5. Таков был великий законодатель Моисей, кото­рый, многажды сподобившись, насколько это доступно че­ловеку, божественного созерцания, неоднократно насла­дившись Божественным Гласом, сорок дней пробыв в бо­жественном мраке и приняв Божие законоположение, не только не испытал сытости, но обрёл еще более сильное и горячее желание Бога. Ведь словно оцепенев от упоения этой любовью и впав в самозабвение, не ведал он уже собственного естества, желая видеть то, что не дозволено видеть; словно забыв о владычестве Божием и помыш­ляя об одной только любви, изрек он Богу всяческих: «Се Ты мне глаголеши: ... благодать имаши у Мене, и вем Тя паче всех. Аще убо обретох благодать пред То­бою, яви ми Тебе Самого, да разумно вижду Тя» (Исх. 33,12-13). В такое упоение приведён он был Божествен­ной любовью, и упоение это не угасило в нём жажды, но сделало её более сильной. Чем больше Моисей пил боже­ственное вино, тем больше алкал его, и вкушение этого напитка лишь увеличивало его желание. Как огонь, чем больше в него подбрасывают горючего вещества, тем силь­нее проявляется его действие (ведь с умножением этого вещества он не гаснет, а всё более разгорается), так и любовь к Богу распаляется созерцанием божественных вещей и действие её от этого становится всё более силь­ным и горячим. И чем более человек посвящает себя Бо­жественному, тем ярче разгорается в нём пламень любви. И не только один Моисей научает нас этому, но и та Свя­тая Невеста, о которой говорит боговдохновенный Павел: «я обручил вас Единому Мужу, чтобы представить Богу чистою девою» (2 Кор.1 1,2). А в "Песни песней" эта невеста взывает к жениху: «Яви ми зрак Твой и услы­шан сотвори ми глас Твой: яко глас Твой сладок, и образ Твой красен» (Песн.2,14). Преисполнившись люб­ви к жениху только по слухам, она не довольствуется ими, но желает услышать и голос Его. Рассказы о красоте жениха окрылили невесту, и Она стремится лицезреть его, выражая свою любовь приведёнными славословиями: «Яви ми зрак Твой, и услышан сотвори ми глас Твой: яко глас Твой сладок, и образ Твой красен».

6. Возлюбив эту Красоту, посредник, соединяющий брачными узами жениха и невесту, — имею в виду боговдохновенного Павла — изрек такое преисполненное любви слово: «Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или на­гота, или опасность, или меч? как написано: за Тебя умерщвляют нас всякий день, считают нас за овец, обреченных на заклание» (Пс.43,23) (Рим.8,35-36). За­тем Апостол показывает и причину их стойкого терпения: «Но все сие преодолеваем силою Возлюбившего нас Бога» (Рим.8,37). Поэтому, рассматривая, кто мы такие и каких вкусили благ, можно сказать, что не мы первые возлюбили, но были прежде возлюблены Богом, а потом уже воздали любовью (1 Ин.4,10 и 19); ненавидящие, мы были возлюблены, и, «будучи врагами, мы примирились» (Рим.5,10). И не мы сами умолили сподобить нас это­го примирения, но получили, как Ходатая за нас, Едино­родного Сына; обидевшие, мы были утешены обижен­ным. А кроме того, подумаем о Том, Кто был распят за нас, о Его спасительных страданиях, о смерти, ставшей отдохновением, и о дарованной нам надежде Воскресе­ния.

7. Принимая во внимание эти и подобные им благо­деяния Божий, мы преодолеваем случающиеся с нами скорби и, сравнивая память о благодеяниях с временным злостраданием тела, радостно переносим удары невзгод. Ибо, соизмеряя все печали житейские с любовью к Вла­дыке, мы находим их весьма легкими. А если соберём все вместе мнимые удовольствия и приятности жизни сей, то, противопоставленные Божественной любви, они по­кажутся нам слабой тенью и мимолетным цветением ве­сенних цветов. Об этом ясно говорит Апостол и в при­ведённой выше, и в следующей за ней фразе: «Ибо я уве­рен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем» (Рим.8,38-39). Поскольку выше, представляя только одно печальное, Апостол говорил о скорби, тес­ноте, гонении, голоде, наготе, опасности и мече, то есть насильственной смерти, то здесь он вполне справедливо к горестному присовокупляет и радостное: к смерти жизнь, к чувственному — умопостигаемое, к видимому — незримые Силы, к настоящему и преходящему — бу­дущее и постоянное, а сверх того — глубину геенны и высоту Царства Небесного. Но противопоставив всё это любви и найдя, что оно — и печальное, и радостное -уступает ей, и что утрата любви мучительнее наказания в геенне, а также показав, что он (если бы только это было возможно), при наличии Божественной любви, пред­почел бы грозящее наказание обетованному Царству Не­бесному без любви, Апостол в упоении любви взыскует даже несуществующего ныне и, сравнивая это с Божест­венной любовью, настаивает: «ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем».

8. Ведь, как говорит он, не только всему в совокуп­ности, видимому и невидимому, предпочитаю любовь к Спасителю и Творцу, но если бы даже обнаружилась ка­кая-нибудь иная тварь, более великая и прекрасная, чем эта, то и она не убедила бы меня изменить сей любви. И если мне кто-нибудь предложит нечто доставляющее ра­дость, но без любви, то я не приму этого; если ради любви постигнут меня невзгоды, они покажутся мне приятными и весьма вожделенными, ибо ради любви голод для меня приятнее роскошных пиров, гонения сладостнее мира, нагота милее пурпурных и златотканых одежд, опасность любезнее безопасности, насильственная смерть желаннее всякой жизни. Потому что сама причина страданий ста­новится для меня отрадой, поскольку шквал невзгод при­емлю за Возлюбившего и, одновременно, Возлюбленного. «Ибо не Знавшего греха Он сделал для нас жертвою за грех, чтобы мы в Нем сделались праведными пред Богом» (2 Кор.5,21); «Он, будучи богат, обнищал ради нас, дабы мы обогатились Его нищетою» (2 Кор.8,9); Он «искупил нас от клятвы закона, сделавшись за нас клятвою» (Гал.3,13); «смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной» (Флп.2,8); «Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками» (Рим.5,8). Размышляя над этими и подобными им слова­ми, я подумал, что не смог бы обрести Царства Небесного без горней любви; не стал бы избегать и наказания в геен­не, если бы было возможно, обладая этой любовью, тер­петь мучение адское. Этому ясно научает Апостол и в дру­гом месте: «Ибо любовь Христова объемлет нас, рас­суждающих так: если один умер за всех, то все умер­ли. А Христос за всех умер, чтобы живущие уже не для себя жили, но для Умершего за них и Воскресше­го» (2 Кор.5,14-15). Поэтому живущие уже не для себя, но для Умершего за них и Воскресшего, радостно прием­лют все деяния и страдания ради Него.

9. И сравнивая с этой любовью те страдания, кото­рые велики и тяжки для естества человеческого, Апостол называет их легкими и удобоносимыми: «Ибо кратковре­менное легкое страдание наше производит в безмер­ном преизбытке вечную славу» (2 Кор.4,17). А потом учит, как следует производить сравнение: «когда мы смот­рим не на видимое, но на невидимое: ибо видимое вре­менно, а невидимое вечно» (2 Кор.4,18). Ибо, говорит, надлежит сравнивать будущее с настоящим, вечное с вре­менным, славу со скорбью, поскольку слава — вечна, а скорбь — мгновенна; поэтому скорбь — легковесна и удобоносима, а слава — дорога и трудноносима. Вследствие этого выражение «в безмерном преизбытке» Апостол от­носит и к легкости скорби, и к весомой ценности славы: одна — безмерно мала, легка и преходяща, а другая — также безмерно знаменита, дорога, многоценна и вечна. И в другом месте Павел взывает: «Посему я благодуше­ствую в немощах, в обидах, в нуждах, в гонениях, в притеснениях за Христа, ибо, когда я немощен, тог­да силен» (2 Кор.12,10).

10. Также и великий Петр, уязвлённый этой любо­вью, зная заранее о своём будущем отречении, не решил­ся скрыться, но признал лучшим отречься от Господа, последовав за Ним, чем бежать, исповедовав Его. И дея­ния этого Апостола свидетельствуют, что его следование за Господом было плодом любви, а не безрассудной сме­лости. Ведь и после отречения он не решился покинуть Учителя, но, как научает Евангельское повествование, «плакал горько» (Мф.26,75) и сетовал о своём поражении и гемощи, еще сильнее будучи приверженным Господу и удерживаемый узами любви. Затем, услышав благовестие о Воскресении, Петр первым достиг гроба. Также, ловя потом рыбу в Галилее, он, узнав, что стоящий на берегу и беседующий с ними есть Сам Господь, не стал ждать, ког­да лодка медленно пересечет разделяющее их пространст­во моря, но восхотел обрести крылья, чтобы по воздуху скорее достигнуть берега. Однако лишенный по природе крыльев, он вместо них использовал руки и, вместо того чтобы лететь по воздуху, поплыл по воде (Ин.21,1-8). Переплыв же и обретя Возлюбленного, он в награду за иоспешание получает предпочтение пред другими учени­ками Господа. Ибо когда Господь повелел им сесть и раз­делил оказавшуюся там снедь (Ин.21,9-14), то именно с Петром Он начал беседу, как бы спрашивая и выведывая относительно силы его любви, но, на самом деле, другим открывая любовь великого Петра: «Симон Ионии!» — ска­зал, — «любишь ли ты Меня больше, нежели они?» А Петр Его Самого призвал во свидетели своей любви, ответив: «так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя» (Ин.21,15). Он как бы подразумевал: "ведь Ты проника­ешь в души людей, ясно знаешь каждое движение мысли их и ничто человеческое не сокрыто от Тебя". «Ты познаша еси вся последняя и древняя» (Пс. 138,4-5). А Влады­ка присовокупил к сказанному еще слова: «паси овец Моих» (Ин.21,16), имея в виду следующее: "Я ни в чем не имею нужды, но считаю великим благодеянием заботу о Моих овцах, которую признаю попечением обо Мне Самом. Поэтому подобает тебе иметь такое же попечение о сорабах твоих, каким пользуешься сам, питать их так, как Я питаю тебя, пасти их так, как Я пасу тебя, и воздавать через них той же благодатью, какой обязан ты Мне".

11. И Владыка дважды вопрошал об этом великого Петра, а тот дважды ответствовал и дважды принял руко­положение от Пастыря. Но когда тот же самый вопрос был предложен ему в третий раз, то блаженный Петр опе­чалился, ответствовал не с такой смелостью и не так бес­страшно, но преисполнился он боязни, смятение вошло в душу его, начал он колебаться в решительности ответа своего и страшиться того, не предвидит ли Владыка его второго отречения и не смеётся ли Он над его смелыми высказываниями о своей любви. Умом своим Негр воз­вратился к прежним временам и вспомнил о том, как рань­ше он неоднократно настаивал, что даже до смерти не ос­тавит Учителя, а на это услышал от Него: «прежде неже­ли пропоет петух, трижды отречешься от Меня» (Мф.26,34); он обнаружил, что его обещание не исполни­лось, а пророчество Владыки осуществилось. Воспомина­ние об этом привело Петра в трепет и не позволило ему с прежней смелостью дать подобающий ответ. Острые и тяжкие жала скорби уязвили его, ведение уступил он Вла­дыке и не сопротивлялся он, как прежде, говоря: «хотя бы надлежало мне и умереть с Тобою, не отрекусь от Тебя» (Мф.26,35), но сказал, что свидетелем своей любви имеет Самого Владыку, исповедовал только, что точное ведение обо всём принадлежит Одному Творцу вся­ческих, и изрёк: «Господи! Ты все знаешь; Ты знаешь, что я люблю Тебя» (Ин.21,17). Подразумевал: "что люблю, Ты знаешь и свидетельствуешь, но пребуду ли в любви, Ты знаешь лучше меня, а я ничего не скажу о будущем и не буду спорить о том, чего не знаю, ибо на­учен опытом, что не следует противоречить Владыке. Ты - Источник Истины, Ты - Бездна Ведения, и научен я пребывать в пределах, Тобою положенных".

12. Владыка же, видя трепет, объявший Петра, и в совершенстве зная его любовь, предсказанием о мучени­ческой кончине расторгает его страх (Ин.21,18), свиде­тельствует о его любви, подтверждает исповедание Петра и это лекарство исповедания накладывает на рану отрече­ния. Поэтому, как думаю, Господь и требовал троекрат­ного исповедания: чтобы к трём ранам отречения прило­жить такое же число раз лекарство и чтобы открыть при­сутствующим там ученикам пламень любви. Своим пред­сказанием о кончине Петра Он и его самого утешил, и других научил, что отречение его произошло по Божию Домостроительству, а не по воле первоверховного Апос­тола. И на это указывает Сам Спаситель и Господь наш, говоря: «Симон! Симон! се, сатана просил, чтобы се­ять вас как пшеницу, но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя; и ты некогда, обратившись, ут­верди братьев твоих» (Лк.22,31-32). Говорит: "как Я укрепил тебя, поколебавшегося, так и ты будь опорой ко­леблющимся братиям твоим, оказывай им помощь, какой пользуешься сам, и не отталкивай поскользнувшихся, но поднимай на ноги подвергающихся опасности. Для того и попускаю тебе преткнуться, но не позволяю тебе оконча­тельно пасть, поскольку чрез тебя приготовляю опору ко­леблющимся".

13. Так сей великий столп укрепил колеблющуюся вселенную, не допустил её полного падения, но поддер­жал и соделал её непоколебимой; получив повеление пас­ти овец Божиих, он терпел поношения за них и веселил­ся, когда били его. Выходя вместе с сотоварищем своим из лукавого синедриона, он радовался, «что за имя» Вла­дыки «удостоился принять бесчестие» (Деян.5,41). Бро­шенный в темницу, он и там радовался и веселился. И когда при Нероне был осуждён принять смерть на кресте за Распятого, то просил палачей пригвоздить его к бру­сьям не так, как Владыку, но распять наоборот, боясь, как кажется, чтобы его равенство с Господом в страдании не заставило неразумных воздавать ему и одинаковую честь. Поэтому умолял пригвоздить его руками вниз, а ногами вверх. Ведь Петр научился избирать последнее место не только в почести, но и в бесчестии. И если бы возможно было бы десять или пятьдесят раз претерпеть такую смерть, то он, сожигаемый Божественной любовью, принимал бы её каждый раз с великим удовольствием. Об этом же возглашает и божественный Павел: «Я каждый день умираю: свидетельствуюсь в том похвалою ва­шею, которую я имею во Христе Иисусе» (1 Кор .15,31); «Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал.2,19-20).

14. Поэтому приявший Божественную любовь пре­небрегает всеми земными вещами, попирает все телесные удовольствия, презирает богатство, славу и почесть че­ловеческую; в его глазах царская порфира ничем не от­личается от паутины, а драгоценные камни подобны обыч­ным камешкам, рассыпанным по берегам реки. Телесное здравие он не считает блаженством, а болезнь не на­зывает несчастьем; бедность не именует бедой, а богатст­во и роскошь не признаёт счастьем; всё это, как он справедливо думает, подобно речным потокам, которые протекают мимо посаженных по берегам деревьев, но не задерживаются ни у одного из них. Равным образом кра­сота, бедность и богатство, здоровье и болезнь, честь и бесчестие и всё другое, что течет по естеству человечес­кому подобно речным потокам, не пребывает, как это можно наблюдать, всегда у одних и тех же, но постоянно переходит от одних к другим. Многие живущие в до­статке впадают в крайнюю бедность, а многие из нищих вступают в число богачей. А болезнь и здоровье путеше­ствуют, так сказать, по всем телам — томятся ли они голодом или же роскошествуют.

15. Только добродетель, или любомудрие, является постоянным благом. Оно препобеждает и руки грабителя, и язык клеветника, и град неприятельских стрел и дроти­ков; не бывает добычей горячки, игрушкой волн и не тер­пит ущерба от кораблекрушения. Время не умаляет силу его, но, наоборот, эта сила со временем возрастает. Веще­ством же любомудрия является Божественная любовь. Ибо невозможно преуспевать в любомудрии, не став горя­чим любителем Бога; более того, оно и называется "любо­мудрием" потому, что Бог есть Премудрость и "Премуд­ростью" именуется. Ибо блаженный Павел говорит о Боге всяческих: «нетленному, невидимому, единому, премуд­рому Богу» (1 Тим. 1,17); о Единородном изрекает: «Хрис­тос, Божия сила и Божия премудрость» (1Кор. 1,24) и «дана нам премудрость от Бога, праведность и освя­щение и искупление» (1 Кор.1,30). Поэтому подлинный любомудр справедливо может быть назван и "боголюбцем". А боголюбец презирает всё прочее, устремляя взор свой к Одному Возлюбленному, предпочитая служение Ему всему остальному: только то говорит, делает и мыслит, что угодно и благоприятно Возлюбленному, и ненавидит то, что Он запрещает.

16. Пренебрегши этой любовью и оказавшись небла­годарным к Благодетелю, Адам в воздаяние за свою не­благодарность пожал тернии, труды и беды (Быт.3,1 и далее). Авель же, сохранив незыблемой любовь к Подате­лю благ, презрев наслаждения чрева и предпочтя всему прочему служение Богу, был украшен неувядаемыми вен­ками, пожиная себе хвалу в памяти всех поколений (Быт.4,3 и далее). Также и Енох, стяжавший эту истин­ную и неподдельную любовь, хорошо посеял и еще лучше пожал, в награду за служение Богу будучи взят на небо, получив бессмертную доныне жизнь и славную и достопочтимую память в сердцах людей всего здешнего века (Быт.5,23-24). И что можно сказать о боголюбии Ноя, которого не одолел никакой напор беззаконных? Когда все уклонились и избрали любовь противную, он один шествовал прямым путём, предпочитая всему Творца; поэ­тому он один со своими детьми обрёл спасение, оставив семя естеству и сохранив искру жизни для рода челове­ческого (Быт. 14, 18-21). Также и великий архиерей Мелхиседек, возгнушавшись безумием идолопоклонников, священство своё посвятил Творцу всяческих (Быт. 14,18-21), за что и принял великую награду, став прообразом и сенью Того, Кто поистине есть «без отца, без матери, без родословия, не имеющий ни начала дней, ни кон­ца жизни» (Евр.7,3).

17. Ход рассуждения приводит нас к тому, кто на­зван "другом Божиим", кто добросовестно сохранил зако­ны дружбы и научил им других. Ибо кто из тех, которые получили хоть какое-нибудь воспитание в вещах божест­венных, не знает, как великий Авраам был послушен Бо­жию призванию, как оставил он отчий дом и отечеству предпочел чужбину? Раз и навсегда возлюбив Призвав­шего его, он признал всё другое второстепенным по отно­шению к дружбе с Ним и, несмотря на многие трудности, не оставлял Возлюбленного под предлогом неисполнения Его обетовании; но и томимый жаждой, -когда ему препят­ствовали испить воды из колодцев, им же самим выры­тых, он не досадовал на Призвавшего и не мстил обидчи­кам. Он терпел приступы голода, но не погасил в себе пламень любви; он лишился супруги, сияющей красотой, украшенной целомудрием и всегда делающей жизнь его приятной, однако вместе с женой не была отнята у него любовь к Богу — наоборот, с помощью Божией, упраж­нявшей его в долготерпении и попустившей удары неспра­ведливости, всегда пребывал одинаково любящим. Стал он старцем, но не сделался отцом, — и тогда не изменил своего благорасположения к Тому, Кто обещал его сде­лать отцом, хотя пока и не выполнил Своего обещания. Когда же позднее обетование исполнилось, естество Сар­ры было препобеждено, превзойдены пределы старости и он стал отцом Исаака, то недолго Авраам наслаждался этой радостью: едва дитя стало отроком, как повелевается принести его в жертву Давшему, возвратить дар Подате­лю, быть жрецом плода обетования, принести в жертву великий источник народов и обагрить руки кровью еди­нородного сына. Однако хотя всё это, и даже большее, заключалось в жертве, патриарх не воспротивился, не стал уклоняться под предлогом прав природы, не указал на данные ему обещания, не напомнил о том, что старость его нуждается в попечении и что кто-то должен позабо­титься о его погребении, но, отвергнув всякий помысел человеческий, любви противопоставил любовь, а закону — закон, то есть закону природы — закон Божий, а поэ­тому поспешил совершить жертвоприношение и нанёс бы, несомненно, удар, если бы Великодаровитый, видя его усердие, не помешал тотчас закланию. Но я не знаю, спо­собно ли какое-нибудь слово описать эту любовь. Ведь тот, кто не пощадил своего единородного сына, когда Воз­любленный повелел заклать его, разве не пренебрег бы чем-нибудь другим ради Него?

18. И великий Исаак стяжал такую же любовь к Вла­дыке, а также сын его — патриарх Иаков. Божествен­ные Писания воспевают боголюбие обоих и Сам Бог вся­ческих не отделяет ветвей от корня, но именует Себя «Бо­гом Авраама, Богом Исаака и Богом Иакова» (Исх.3,15-16). Благочестивым плодом был Иосиф — старец среди юношей, сильный среди старцев, боголюбие которого ни зависть не истребила, ни рабство не угасило, ни лесть гос­пожи не обокрала, ни угроза и страх не иссушили, ни клевета, темница и долгое время не одолели, ни власть, могущество, роскошь и богатство не исторгли из сердца; но он всегда и одинаково пребывал в этом боголюбии, устремляя очи к Возлюбленному и исполняя Его зако­ны. Стяжав эту любовь, и Моисей пренебрёг пребыва­нием в царских чертогах, «лучше захотел страдать с народом Божиим, нежели иметь временное грехов­ное наслаждение» (Евр. 11,25). Однако следует ли про­должать и сверх меры распространять рассуждение об этом? Ведь весь сонм пророков, предавшийся этой любви и украшенный ею, преуспел в совершеннейшей доброде­тели и оставил после себя приснопамятную славу. Также хор Апостолов и лики мучеников, приняв в себя огонь её, пренебрегли всем видимым и предпочли бесчисленные виды смертей всем сладостям жизни. Возлюбив Божественную Красоту, поразмыслив о Любви Божией к нам и подумав о тысячах благодеяний Божиих, они посчитали срамом для себя не желать этой Божественной Красоты, проявив неблагодарность к Благодетелю. Поэтому и сохранили свой завет с Ним вплоть до смерти.

19. И новые подвижники добродетели, жизнь кото­рых мы кратко описали, возлюбив ту же Красоту, вступи­ли в те же великие состязания, препобеждая человеческое естество. Наставниками их в этом были Божественные Пи­сания, ибо вместе с великим Давидом воспевают они: «Господи Боже мой, возвеличился еси зело, во исповеда­ние и в велелепоту облеклея еси. Одеяйся светом яко ризою, простирали небо яко кожу» (Пс. 103,1-2). И другие глаголы Писания наставляют относительно Пре­мудрости и Силы Его: «Господь воцарися, в лепоту облечеся: облечеся Господь в силу и препоясася» (Пс.92,1), ибо «исправи вселенную, яже не подвижится» (Пс.95,10). И здесь возвещается о Его Премудрости, Красоте и Силе. В другом месте говорится: «Красен добро­тою паче сынов человеческих» (Пс.44,3). Здесь псалмопевец восхвалил человеческую красоту Бога Слова. Вос­певает и премудрость Его: «излияся благодать во устнах Твоих» (Пс.44,3). Показывает И силу: «Препояши мечь Твой по бедре Твоей, Сильне. Красотою Твоею и добротою Твоею, и наляцы, и успевай, и царствуй истины ради и кротости, и правды» (Пс.44,4-5). И Исайя взывает: «Кто сей пришедый от Едома, червле­ны ризы Его от Воссора? Сей красен во утвари Его, зело с крепостию» (Ис.63,1). Ибо человеческие ризы не сокрыли Божественной Красоты Его, но, облаченный в них, Он блистал цветущей юностью-, чтобы побудить взи­рающих на Него подчиниться Божественной любви. Об этом говорит и святая невеста, беседующая с Ним в "Пес­ни Песней": «Миро излияное имя Твое. Сего ради от­роковицы возлюбиша Тя, привлекоша Тя, в след Тебе в воню мира Твоего потекли» (Песн.1,1-2). Ибо юные души, ощущая благоухание Твое, желают и стремятся постигнуть Тебя; удерживаемые этим благоуханием, они не хотят расторгнуть узы — сладостные и добровольно наложенные. Созвучны с этим и слова божественного Пав­ла: «Ибо мы Христово благоухание... в спасаемых и в погибающих: для одних запах смертоносный на смерть, а для других запах живительный на жизнь» (2 Кор.2,15-16).

20. Подвижники эти научаются Божественным Писа­нием, что Господь прекрасен, обладает неизреченным бо­гатством, что Он — Источник премудрости, в силах со­вершить всё, что пожелает, изливает на людей Своё без­мерное Человеколюбие, источает реки кротости и желает только одного — одарять людей Своими благодеяниями. Также научаются они и богоносными мужами относи­тельно бесчисленных видов этих благодеяний и, уязвляе­мые сладкими стрелами любви и будучи членами невесты, с нею вместе взывают: «уязвлены любовью и мы» (Песн.5,8). Ибо великий Иоанн изрекает: «вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира» (Ин.1,29). А пророк Исайя предвозвещал будущее, как уже совер­шившееся, говоря: «Той язвен бысть за грехи наша, и мучен бысть за беззакония наша, наказание мира на­шего на Нем. Язвою Его мы исцелехом» (Ис.53,5) и всё другое подобное, что сказано пророком о спасительных страданиях Господа. Провозглашает и Павел: «Тот, Ко­торый Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас, как с Ним не дарует нам и всего?» (Рим.8,32); и еще: «от имени Христова просим: примиритесь с Бо­гом. Ибо не знавшего греха Он сделал для нас жер­твою за грех, чтобы мы в Нем сделались праведными пред Богом» (2 Кор.5,20-21).

21. Обретая такие и подобные им глаголы у ставших служителями Слова Божия, новые подвижники доброде­тели со всех сторон побуждаются к Божественной любви и, пренебрегая всем, представляют в уме Возлюбленного и прежде чаемого нетления делают своё тело духовным. И мы также, восприняв эту любовь, очарованные красо­той Жениха, побуждаемые обетованными благами, усты­женные множеством благодеяний Божиих и убоявшись на­казания за свою неблагодарность, становимся любящими хранителями законов Его. Ибо определение дружбы тако­во: любить и ненавидеть то же, что любит и ненавидит друг. Поэтому Бог сказал Аврааму: «Благословлю благословящия тя, и кленущия тя проклену» (Быт. 12,3). А Давид говорит Богу: «Мне же зело честни быша друзи Твои, Боже» (Пс.138,17); также: «Не ненавидящыя ли Тя, Господи, возненавидя, и о вразех Твоих истаях? Со­вершенною ненавистию возненавидех я, бо врази быша ми» (Пс.138,21-22); и в другом месте: «Законопреступныя возненавидех, закон же Твой возлюбих» (Пс. 118,113), а также: «Коль возлюбих закон Твой, Господи, весь день поучение мое есть» (Пс.1 18,97). Поэтому очевидное доказательство любви к Богу есть соблюдение законов Божиих: «кто любит Меня, тот соблюдает заповеди Мои» (Ин.14,23), сказал Владыка Христос. С Ним сла­ва, честь и поклонение Отцу со Святым Духом ныне и присно и во веки веков. Аминь.