Quot;ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ" М.Ю. ЛЕРМОНТОВА

(материалы Томского университета, 1984 г.)

I. 1. Проблема личности в романе.

“Герой нашего времени” – первый социально-психологический и философский роман в русской прозе, во многом определивший дальнейшее развитие русского классического романа, его гуманистических традиций и художественного мастерства.

В лермонтовском романе был поставлен, по словам Белинского, “важный современный вопрос о внутреннем человеке”. Это и определило его глубокую философичность и высокий нравственный пафос. Проблема личности, “история души человеческой” является центральной в романе.

Невозможность прямого социально-политического действия в последекабрьскую эпоху способствовала самоуглублению личности, возникновению напряженного интереса к философским нравственно-этическим вопросам о назначении человека, цели и сущности его деятельности. В этом смысле Печорин был эпохальным типом, отразившим характерные черты лермонтовской эпохи, когда на поверхности “видны были только потери, жестокая реакция”, внутри же “совершалась великая работа... глухая и безмолвная, но деятельная и беспрерывная” (А. И. Герцен).

В 30-е годы дисгармония личности и общества, “внешней жизни с внутреннею” составляла центральное противоречие эпохи. Невозможность осуществить вовне “мир внутренний”, воплотить “необъятное содержание” в конкретное социально-историческое действие порождала трагедию передовой русской интеллигенции 30-х годов. О характерной для переходной эпохи трагической дисгармонии между богатым опытом самосознания и опытом общественного деяния, между вешней и внутренней жизнью личности, формой и содержанием писал Белинский в одном из писем В.П. Боткину 1841 года: “Мы... люди, для необъятного содержания жизни которых ни у общества, ни у времени нет готовых форм... . Форма без содержания – пошлость, часто довольно благовидная; содержание без формы – уродливость, часто поражающая трагическим величием...” Именно это состояние человека переходной эпохи (“содержание без формы”) Л. , по мнению Белинского, запечатлел в образе Печорина. “Это переходное состояние духа, – писал критик в статье о романе, – в котором для человека все старое разрушено, а нового еще нет, и в котором человек есть возможность чего-то действительного в будущем...”. В герое Л. личное и социальное, “мир внутренний” и “мир внешний”, сущее и должное находятся в трагической дисгармонии, в остром и неразрешимом противоречии. Это противоречие порождает разлад “между глубокостию натуры и жалкостью действий одного и того же человека” (Белинский).

В облике Печорина форма не совпадает с содержанием. Совершая мелкие и недостойные его могучего духа поступки, он ощущает в себе “силы необъятные” и “назначение высокое”. Таким образом, в романе намечается двоякое понимание человеческой личности: с одной стороны, потенциальные возможности личности, а с другой – их реализация в конкретной социально-исторической среде. Эта среда – безгеройная, чиновническая действительность, лишающая Печорина возможности осуществить свое “назначение высокое”. “Гений, прикованный к чиновническому столу, – пишет он в своем дневнике, – должен умереть или сойти с ума”. В самом названии лермонтовского романа ирония поэтому касается не “героя”, а “нашего времени”, эпохи, которая наложила на характер Печорина свою печать.

Л. таким образом пытается мотивировать “порочность” своего героя, который нередко переступает грань, , разделяющую добро и зло (“Это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения...”). В статьях о Л. Б.М. Эйхенбаум убедительно показал соотнесенность Проблематики “Героя нашего времени” с социально-утопическими теориями тех лет и, в частности, с “теорией страстей” Фурье. Л. уже в середине 30-х годов знал об учении Фурье, которое получило в России особенное распространение. “Фурье рассматривал – и, разумеется, справедливо – страсти, как движущие пружины, управляющие человеком, а следовательно, и обществом. Эти страсти... не могут быть дурными сами по себе... По его мнению, только социальная среда, в которой проявляются страсти, делает их пагубными”, – писал Бальзак, для которого теория “возвращения страстей” была философской основой изображения “порочного” героя, осуществляющего идею деятельного зла.. Фурьеристы считали, что нормальные страсти (т.е. “деятельные способности” человека) не могут быть задавлены.: они “возвращаются”, но в искаженной форме. Л. была близка одна из основных тем бальзаковского творчества – тема огромных духовных возможностей человека и могущества его воли, которые под влиянием общественных условий превращаются в разрушительную силу, гибельную не только для окружающих, но и для их носителя. Именно эта проблема волновала Л. в романе. Общество, в котором Печорин пытается найти себя, устроено так, что “деятельное стремление к добру... неминуемо должно обернуться злом” (Эйхенбаум). “Зло” героя было “возвращенной” страстью, возникшей в ответ на “зло” общества. “Зло порождает зло; ...идея зла не может войти в голову человека без того, чтобы он не захотел приложить ее к действительности”, – размышляет Печорин.

Герой для Л. – это прежде всего деятель. Понятия “герой” и “действие” неотделимы друг от друга. Протестуя против дегероизации личности в современном обществе Л. писал в своем юношеском романе “Вадим”: В блаженном 18 и в год, описываемый мною, каждая жизнь была роман; теперь жизнь молодых людей более мысль, чем действие; героев нет, а наблюдателей чересчур много. ..”. Активность героя западного романа нередко сводилась к его буржуазной предприимчивости. Л. же в своем романе хотел показать активность потенциально героическую. Апполон Григорьев писал, что в лице Печорина “замаскирован не только Демон, но и люди иной титанической эпохи, готовые играть жизнью при всяком удобном и неудобном случае”. “Вот этими-то своими сторонами Печорин не только был героем своего времени, но едва ли не один из наших органических типов героического”. Под “людьми титанической эпохи” критик имел в виду декабристов. (О связи поведения и судьбы Печорина с декабристами пишут и исследователи романа).

В действенности Печорина нашла отражение одна из важнейших сторон лермонтовской концепции личности. Действие представлялось Л. основой существования человека уже в ранней лирике (“1831-года июня 11 дня”).

Проблема действия, соотношения необходимости (“судьбы”) и свободной активности человека (“воли”) составляет важную грань проблемы личности в “Герое нашего времени”. Она имела актуальный общественно-политический смысл. С ее решением был связан вопрос об активности человека, о возможности преобразования действительности.

Передовые русские люди 30-х г. при всей сложности их позиции в решении вопроса о соотношении “судьбы” и “воли”, о существовании “предопределения” сохраняют связь с традициями декабризма. В условиях общественной депрессии Станкевич и Белинский, Герцен, Лермонтов и Бестужев-Марлинский утверждают и прославляют деятельное, волевое, героическое начало в человеке.

Стремление передовых русских людей 30-х годов выработать детерминированное понимание личности сочеталось с волюнтаристическими тенденциями в понимании ее философской сущности, когда воля рассматривалась как основа личности, а волевая деятельность “я” – как творческий принцип бытия. Волюнтаризм лучших людей лермонтовской эпохи имел прогрессивный общественный смысл, так как он был связан с верой в человека, в его огромные духовные возможности.

Воля рассматривалась Лермонтовым как важнейший источник деятельности и творчества. В романе “Вадим” Л. утверждает: “... воля есть нравственная сила каждого существа, свободное стремление к созданию или разрушению чего-нибудь, отпечаток божества, творческая власть, которая из ничего создает чудеса...”

Однако ни “судьба”, ни “воля”, эти взаимоисключающие и взаимосвязанные начала, не содержали “в себе истины в полном объеме, ибо она, по убеждению поэта, в их противоречивом, развивающемся жизненном единстве”, – пишет литературовед Б.Т. Удодов. Идея “судьбы”, “предопределения” олицетворяла для Л. власть объективных обстоятельств, не подвластных субъективно-волевым устремлениям сильной личности. Однако идея предопределения не могла до конца быть принята Л., так как она в его глазах была несовместима с “волей”, с необходимостью “давать отчет в наших поступках” (“И если точно есть предопределение, то зачем нам даны воля, рассудок? Почему мы должны давать отчет в наших поступках?”) Ничем не ограниченная свобода воли, по мысли Л., гибельна не только для носителя воли, но и для окружающих, так как превращается в эгоизм и крайний индивидуализм. Печорин как личность, полностью противопоставившая себя обществу и не нашедшая никаких положительных основ для действия, единственным законом своего существования признает личную волю, ничем не ограниченную.

В “Беле”, “Тамани”, “Княжне Мери”, “Фаталисте” Печорин, испытывая идею предопределения, ставит своеобразные “эксперименты”, в ходе которых он пытается решить для себя вопрос, в каком соотношении находятся власть реальных обстоятельств и сила воли личности, “может ли человек своевольно располагать своею жизнью, или каждому из нас заранее назначена роковая минута...” Печорин, испытывая идею предопределения, экспериментируя над своей волей и волей окружающих, пытаясь постичь возможности человека, пускается в опасные приключения и авантюры. И всякий раз приключенческий интерес превращается в интерес философский и психологический.

При всей своей социально-исторической обусловленности, Печорин, как личность, с ее внесословной ценностью, гораздо выше и богаче окружающей его среды. В Печорине Л. показал не только обусловленность человека социальной средой, но и тенденции, способные преодолеть эту детерминированность. Лермонтовский герой не адекватен своей судьбе, невоплотим до конца в существующую социально-историческую плоть, он не только тот, каков он есть, но и тот, каким он может быть при определенном стечении обстоятельств. “Дух его созрел для новых чувств и новых дум, – писал Белинский, – но судьба еще не дает ему новых опытов”. Эта “незавершенность” героя и была тем новым, что вносил Л. в художественное изображение человеческого характера. Для Печорина, автора дневника, занятого самопознанием и самопостроением собственной личности, характерны высокая индивидуальность, философичность, поэтическое мироощущение, мечта о высоком идеале жизни, глубокая тоска и отчаяние от ощущения своей неприкаянности и одиночества. Странник Печорин умирает по дороге из Персии. Тема странствий, имевшая в русской литературе длительную традицию, приобрела особую значимость в лермонтовскую эпоху. После поражения декабристов перед поколением Л. остро и напряженно встал вопрос о выборе, о поисках новых “путей”, новых “дорог”. Тема странствий воплощала идею нравственных покаяний личности, отражала трагическую судьбу “заблудившегося в мире” поколения, его духовное скитальчество и неприкаянность. Мотив странничества, противопоставленный застою и мертвенной неподвижности николаевской эпохи, становится и идеологически значимым. Странничество было связано с отчуждением личности от норм и идеалов окружающей среды, ее конфликтом с обществом и одновременно страстным устремлением к идеалам внутренней, духовной свободы.

Таким образом, художественное внимание Л. сосредоточено на психологической разработке характера героя. Герой, его сознание, его умственная и духовная жизнь выступают в качестве “инструмента” художественного познания действительности, соотношения личности и общества.