Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника


Глава XXIII. РИЧАРД II И СОЦИАЛЬНЫЙ ПРОТЕСТ




 

Джон Гонт, герцог Ланкастерский, младший брат Черного Принца, дядя короля, стал главой Регентского Совета и управлял страной. Англия еще не оправилась от последствий Черной смерти, но в обществе уже происходили перемены. Боль от утраты близких людей по‑прежнему ощущалась, и в то же время заполнялись освободившиеся должности, людям казалось, что возможностей стало больше, а перспективы расширились. Общество оказалось глубоко потрясенным и ослабленным, но зачастую люди ощущали себя способными многого добиться в жизни.

Вера в то, что англичане непобедимы и непревзойденны в войне, что перед их оружием ничто не устоит, глубоко укоренилась в сознании всех слоев. Ликование от побед при Креси и Пуатье длилось дольше, чем огорчение от утраты всех материальных приобретений во Франции. Уверенность англичан в своей способности в любое время одолеть на поле боя шотландцев и французов отстраняла на задний план вопросы об исходе войны. Лишь немногие сознавали тогда разницу в победах на поле боя и прочном закреплении за собой завоеванных территорий. Юный пока еще парламент жаждал войны, однако не задумывался о подготовке к ней и не желал платить за нее. Пока шла война, от короны требовали только блестящих успехов и одновременно ее же осуждали за бремя налогов и то недовольство, которое оно вызывало в стране. Всю Англию охватило чувство победного торжества, контраст которому составляло недовольство перспективой заключения неумолимо приближающегося мира, доставшегося в наследство молодому Ричарду II.

В экономической и социальных сферах назревали большие проблемы. Черная смерть нанесла удар по тем отношениям в обществе, которые уже начали меняться. С того времени, когда корона ввела обычай нанимать солдат за деньги и отказалась от использования феодального ополчения, земельные узы стали ослабевать. Почему рыцарь не может брать пример со своего сеньора? Договоры, по которым мелкий землевладелец брал на себя обязательство служить могущественному соседу, «только не против короля», стали обычным – явлением. Однако вышеупомянутое ограничение не выступать против монарха соблюдалось не всегда. Старые узы взаимной верности исчезли, а вместо них появлялись частные армии – наемные защитники собственности, верные предвестники анархии.

В средневековой Англии процветание хозяев поместий часто основывалось на труде крепостных крестьян, чей статус и обязанности определялись обычаем и охранялись манориальными судами. Вокруг каждого поместья существовала сплоченная самодостаточная община. Хотя в XIII и начале XIV в. движение рабочей силы и товарообмен уже развивались, происходило это развитие относительно медленно, а распад деревенской общины шел постепенно. Теперь настало время, когда старые структуры общественной жизни и труда уже не могли быть сохранены. Черная смерть резко усилила этот естественный процесс. В условиях, когда почти треть населения внезапно вымерла, значительная часть земель перестала обрабатываться. Оставшиеся в живых перенесли свои плуги на более плодородные земли и перегнали свои стада на лучшие луга. Многие землевладельцы отказались от земледелия и, огородив свои, а нередко и захваченные чужие, пастбища, перешли к овцеводству. В это время, когда разбогатеть стало легче, когда цены пошли вверх и прибыли резко возросли, доступных рабочих рук оказалось почти вдвое меньше. Небольшие поместья были заброшены, во многих владениях совсем исчезли крестьяне, работавшие там с незапамятных времен. Спрос на пахарей и работников подскочил, на них началась настоящая охота. Они же, в свою очередь, стремились улучшить свое положение или по крайней мере поддержать уровень жизни при растущих ценах. Поэт Ленгленд интересно описывает их жизнь в поэме «Видение о Петре Пахаре»:

 

Рабочие, которые не имеют земли, чтобы жить ею, но только руки,

Не соглашались есть за обедом вчерашнюю капусту;

Не нравился им ни эль в пенни, ни кусок ветчины,

Требовали жарить им только свежее мясо или рыбу,

Ели лишь теплое или совсем горячее, чтобы не простудить себе желудка.

Рабочего можно нанимать только за высокую плату – иначе, он станет браниться

И оплакивать то время, когда он сделался рабочим,

А затем проклинать короля, а также весь его совет

За то, что они принуждают исполнять законы, которые угнетают рабочих.

 

Но их хозяева смотрели на вещи по‑другому. Отвергая несостоятельные требования повышения оплаты труда, они возобновляли старинные притязания на принудительный или крепостной труд. Тщательно изучались родословные крестьян, и малейшего повода бывало достаточно для того, чтобы какой‑нибудь местный магнат обосновывал свои права на них. Крестьяне, объявленные сервами, то есть крепостными, по крайней мере освобождались от новых притязаний. Утверждение прежней, давно ушедшей в прошлое власти, как бы ни обосновывал ее закон, встречало упорное сопротивление сельского населения. Для защиты своих интересов крестьяне образовывали союзы. Некоторые бежали из поместий, как это делали в 1850‑е гг. рабы в южных штатах Америки. Иногда лендлорды в смятении предлагали более мягкие условия исполнения требуемых ими работ или обещали участки для аренды мелким арендаторам. В отдельных поместьях крепостных крестьян массово освобождали, и они постепенно формировали класс свободных арендаторов. Но такое случалось редко. Самым крупным землевладельцем была церковь. Как правило, духовная власть успешно противостояла нападкам этой части своей паствы. Когда лендлорду ничего не оставалось, как сдавать в аренду пустующие участки – например, такое случилось с аббатом Бэттлским в поместье Хаттон, – договор составлялся на самый короткий срок и при первой же возможности переводился на годичную основу. Подобная попытка возрождения обветшалых феодальных требований во Франции в XVIII в. привела к революции.

Смута, охватившая всю Англию, повлияла на повседневную жизнь огромной массы народа и породила ситуацию, подобной которой в нашей истории не наблюдалось затем до индустриальной революции XIX в. В этих условиях парламент, основанный на собственности, мог ясно выразить свое мнение. В Англии, как и во Франции, корона в прошлом неоднократно вмешивались в вопросы регулирования заработной платы на местах, но Статут о рабочих 1351 г. стал первой важной попыткой установить размеры оплаты труда и уровень цен для страны в целом. В сложных условиях, сложившихся после эпидемии чумы, парламент постарался провести эти законы в жизнь в столь полной мере, насколько у него хватило смелости. Для суда над нарушителями назначались специальные «рабочие» судьи, избранные из сельских средних классов и получавшие фиксированную зарплату. В период между 1351 и 1377 гг. они рассмотрели 9 тысяч дел о нарушении контракта. Во многих местах уполномоченные, проявлявшие активность и пристрастность, подверглись нападениям местных жителей. Волнения распространились очень широко.

И все же после отступления чумы выжившие, несомненно, улучшили свое благосостояние. В странах, пораженных голодом, восстаний не бывает. Как говорит Фруассар, «крестьянское восстание было вызвано праздностью и достатком, в которых жил простой народ Англии». Люди имели средства для выражения протеста против несправедливостей, могли заявить свое несогласие с ними.

От Черной смерти жестоко пострадало низшее духовенство, имевшее скромные доходы. Только в Восточной Англии умерло 800 священников. Оставшиеся в живых обнаружили, что их жалованье осталось неизменным по сравнению с высокими ценами, а высшее духовенство совершенно безразлично к этой проблеме церковного пролетариата. Это требовало возмездия. Поместья епископов стали излюбленными целями восставших. На ярмарках, в торговые дни, агитаторы, особенно из числа монахов, собирали толпы слушателей, возбуждая их горячими речами. Ленгленд выразил возмущение этими христианскими общинниками, которое господствовало в правящих кругах:

 

Проповедуют по Платону и доказывают цитатами Сенеки

То, что все под небесами должно быть общим.

И все же лгут они своей неграмотной пастве.

 

Многие страстные агитаторы, наиболее известным из которых был Джон Болл, выдвигали весьма губительную доктрину. В стране хватало бывших солдат, оказавшихся без дела после войны, и все они только и умели, что хорошо владеть луком, и знали одно – как убивать знать. Проповеди революционных идей получили широкое распространение, а одна популярная баллада выразила мнение масс в таких словах:

 

Когда Адам пахал, а Ева пряла,

Кто дворянином был тогда?

 

Для XIV в. вопрос был в новинку, да и во все прочие времена он оставался неудобным для знати. Жесткая, закостеневшая от времени социальная структура средневековой Англии содрогнулась до основания.

Такое положение сложилось не только в Англии. И на континенте развернулось радикальное демократическое движение, лозунги которого во многом напоминают лозунги нашего времени. Однако в Англии все это привело к страшному восстанию 1381 г. – внезапному социальному перевороту, распространившемуся весьма широко и проистекавшему в разных частях страны из одних и тех же причин. Это движение стало прямым следствием Черной смерти, что доказано тем фактом, что наибольшей ожесточенности восстание достигало в Кенте и Средней Англии, где уровень смертности был наивысшим, а привычный порядок наиболее распространен. Это был крик боли и гнева, исходивший от поколения, выведенного из состояния покорности переменами в своей судьбе, породившими как новые надежды, так и новые несправедливости.

 

* * *

Восставшие крестьяне в Лондоне. В центре на коне – Джон Болл

 

Общее брожение продолжалось на протяжении всего лета 1381 г. Оно было организованным: по всем деревням Центральной Англии ходили агенты, связанные с неким «Великим Обществом», будто бы собиравшимся в Лондоне. В мае в Эссексе началось восстание. Поводом послужила попытка собрать подушный налог, введенный годом раньше, причем сделать это более строго и последовательно. Беспокойные элементы в Лондоне тут же отреагировали на это, и на помощь восставшим отправился отряд под командованием некоего Томаса Фарингдона. Мэр, Уолворт, столкнулся с сильной муниципальной оппозицией, симпатизировавшей восставшим и поддерживавшей с ними контакты. В Кенте, после нападения на аббатство Леснес, крестьяне прошествовали через Рочестер и Мейдстоун, сжигая по пути все манориальные и налоговые архивы. В Мейдстоуне они выпустили из епископальной тюрьмы агитатора Джона Болла, и здесь же к ним присоединился опытный военный авантюрист, обладавший задатками лидера, Уот Тайлер.

Королевский Совет был пассивен, не зная, что делать. В начале июня основные силы восставших из Эссекса и Кента двинулись на Лондон. Здесь они нашли поддержку. Торговец рыбой, некий Джон Хорн, предложил им войти в город; олдермен, отвечавший за Лондонский мост, не сделал ничего, чтобы защитить его, и, воспользовавшись предательством, отряд эссекских бунтовщиков проник в город через открытые перед ними ворота Олдгейт. В течение трех дней в Лондоне царила неразбериха. Иностранцев убивали; двух членов Совета, Саймона Сэдбери, архиепископа Кентерберийского и канцлера королевства, и сэра Томаса Хейлза, казначея, вытащили из Тауэра и казнили на Тауэр Хилл; Савойский дворец Джона Ланкастера был сожжен; Ламбет и Саутвок разграблены. Пришло время расплатиться по старым счетам. Томас Фарингдон составил проскрипционный список, и финансист‑вымогатель Ричард Лайонс был убит. Все эти события имеют вполне современное звучание. Но вокруг мэра сплотились преданные горожане, и на Смитфилде[53]перед бунтовщиками предстал король. Среди восставших, похоже, никто не ставил под сомнение лояльность монарху. Требования их были разумны, но не связаны между собой. Они просили отменить жестокие статуты, запретить крепостное состояние и разделить церковную собственность. В особенности восставшие настаивали на том, что никто не должен быть крепостным и никто не должен исполнять трудовых повинностей перед сеньором; каждый обязан выплачивать не больше 4 пенсов за акр земли в год, а работа на другого человека возможна только по соглашению. Пока шли переговоры, мэр Уолворт ранил Тайлера, а один из оруженосцев короля убил его. Когда вождь повстанцев на глазах у огромной толпы упал с коня замертво, молодой король не растерялся, а выехал вперед один и воскликнул: «Я буду вашим предводителем. От меня вы получите все, чего хотите. Следуйте за мной...». Но смерть Тайлера стала сигналом к началу реакции. Оставшиеся без руководителя отряды разошлись по домам, и по многим графствам прокатилась волна беззаконий. Власть оправилась от потрясения и начала преследовать крестьян, мстя за унижение.

Убийство Уота Тайлера

 

К этому времени восстание перекинулось на юго‑запад. Волнения произошли в Бриджуотере, Винчестере и Солсбери. В Хертфордшире крестьяне поднялись против могущественного, всем ненавистного аббатства Сент‑Олбанс и под предводительством Джека Стро выступили на Лондон. Всеобщее восстание охватило Кембриджшир, где оно сопровождалось сожжением документов и нападения; ми на церковные владения. Крестьяне также выступили против аббатства Рэмси в Хантингдоншире, хотя жители самого города Хантингдона закрыли перед ними ворота. В Норфолке и Суффолке, где крестьяне были богаче и более независимыми, чем в других частях страны, сильнее проявилось недовольство обращением в крепостное состояние по закону. Объектом ненависти стало аббатство Бери Сент‑Эдмундс; в Линне убили фламанских ремесленников‑ткачей. Волны восстания докатились до Йоркшира и Чешира на севере, до Сомерсета и Уилтшира на западе.

Но после смерти Тайлера сопротивление правящих классов приняло организованный характер. Из канцлерского суда были разосланы письма королевским чиновникам с требованием восстановить порядок, а судьи под началом Главного судьи Англии Тресильяна принялись чинить быструю расправу над инсургентами. Король, сопровождавший Тресильяна в его карательных выездных сессиях, требовал соблюдения всех правовых форм при определении наказания повстанцам. Воинственный епископ Деспенсер из Норвича использовал в восточных графствах вооруженную силу для защиты церковной собственности, и в Северном Уолшеме произошло настоящее сражение. Тем не менее реакция, по нынешним меркам, была довольно сдержанной. Зарегистрировано не более полутора сотен казней. Восстановление порядка направлялось законом. Даже в этой яростной классовой схватке ни один человек не был повешен без предания его суду присяжных. В январе 1382 г. король провозгласил предложенную парламентом амнистию. Но собственники одержали победу, и тут же последовали полная отмена всех уступок и решительная попытка возродись неприкосновенность манориальной системы в том виде, в каком она существовала в начале века. Тем не менее еще многие поколения правящих классов жили в страхе перед народным восстанием, а работники продолжали объединяться. Крепостной труд перестал быть основой экономической системы. Правовой аспект крепостничества утратил свою значимость, и после 1349 г. товарообмен развивался ускоренными темпами. Таковы были наиболее долговременные последствия Черной смерти. Восстание, которое историки сравнивают с внезапной вспышкой света, высветившей условия существования средневекового крестьянства, надолго поразило воображение его современников. Оно оставило ощущение горечи у беднейших классов и вызвало яростное сопротивление власти. С тех пор в Англии появилось твердое желание разделить церковную собственность. Распространение движения лоллардов после восстания вызвало враждебность напуганных победителей. На «бедных проповедников» Уиклифа поставили клеймо возбудителей мятежа, и преследование их стало местью пошатнувшейся системы.

В напряженной, гнетущей атмосфере Англии 1380‑х гг. широко распространились доктрины Уиклифа. Но, стоя перед лицом социальной революции, английское общество не было склонно проводить церковную реформу. Все доктрины, подрывающие основы власти, подвергались осуждению, и хотя Уиклиф не обвинялся в подстрекательстве и не нес прямой ответственности за бунтарские проповеди, результат, к которому они привели, оказался губительным для его дела. Земельные магнаты дали молчаливое согласие на то, чтобы церковь расправилась с неугодным проповедником. Все было сделано быстро и эффективно. После убийства Сэдбери архиепископом Кентерберийским стал старый противник Уиклифа Кортни. Он обнаружил, что друзья Уиклифа полностью контролируют Оксфорд. Кортни не стал медлить. Учения реформатора были официально осуждены. Епископам предписывалось задерживать всех, не имеющих лицензии проповедников, а сам архиепископ поспешно взялся за укрепление системы церковной дисциплины. Все это, вместе с активной поддержкой государства в трудные дни, в конце концов позволило церкви оправиться от нападок мирян. В 1382 г. Кортни внезапно появился в Оксфорде и созвал конвокации[54]на том месте, где сейчас стоит церковь Христа. От лидеров лоллардов резко потребовали отречься от своих взглядов. Протесты канцлера, напоминавшего о данных Оксфорду привилегиях, были отметены. Последователи Уиклифа попали под суровое осуждение. Они уступили и подчинились давлению. Уиклиф оказался в одиночестве. Его нападки на церковную доктрину и особенно на церковные привилегии привели к тому, что он потерял поддержку Джона Ланкастера. Народные проповедники Уиклифа и начало чтения Библии не могли привести к созданию сплоченной партии, способной противостоять господствующей в обществе духовной и светской знати. Уиклиф воззвал к совести своего века. Пусть в Англии его голос почти заглушили, его вдохновение затронуло далекую и малоизвестную европейскую страну и затем повлияло на всю Европу. Приехавшие в Оксфорд студенты из Праги увезли с собой в Богемию не только его учение, но и его рукописи. Из всего этого родилось движение, которое пробудило национальное сознание чешского народа и слава вождя которого, Яна Гуса, превзошла славу его учителя.

Своей фронтальной атакой на абсолютную власть церкви над людьми, идеей верховенства индивидуального сознания и вызовом церковной догме Уиклиф навлек на себя всевозможные репрессии. Но его протест привел к первому из оксфордских движений. Дело, проигранное при его жизни, вызвало после его смерти распространение Реформации. Движение лоллардов, то есть сторонников Уиклифа, было загнано в подполье. Церковь, укрепившая свои позиции за счет союза с государством, нагло отбила первый штурм; но ее духовный авторитет потерпел урон от этого конфликта.

Фуллер, писатель XVII в., так сказал о проповедниках Уиклифа: «Эти люди были дозорными, боровшимися с армией врагов, пока Бог не послал им на смену Лютера». В Оксфорде традиции Уиклифа поддерживались до Реформации изучением Библии, а в 1497‑1498 гг. ее возродил своими лекциями Колет[55]. В сельской местности на лоллардов смотрели как на антиправительственные элементы, хотя такое понимание не соответствовало учению Уиклифа. Его церковные оппоненты с жаром выдвигали обвинения против странствующих проповедников, и страстные, порой невежественные выпады лоллардов, нередко мирян, давали множество оснований для этого. Наступали суровые времена. При Генрихе V после злосчастного восстания сэра Джона Олдкасла все политические традиции будут попраны. И все же некий жизненно важный элемент сопротивления воинственной церкви сохранился в английском народе. В сердцах англичан прижился принцип, определивший судьбу страны. Крушение Уиклифа было полным, и луч его звезды померк в свете зари Реформации. «Уиклиф, – писал Мильтон, – был человеком, который хотел только... жить в более счастливом веке».

В Англии не было сломлено упорное стремление к свободе, и характер нашего народа являет разительный контраст с бессильной пассивностью французского крестьянства, удерживаемого в покорности войной, голодом и жестоким подавлением Жакерии. «Именно трусость и нехватка мужества и смелости, – писал сэр Джон Фортескью, видный юрист периода правления Генриха VI, – а не бедность, удержали французов от восстания; храбрости, подобной той, что была у англичан, недоставало французам».

 

* * *

 

Ричард II взрослел. Его способности преждевременно развились, а чувства обострялись под влиянием того, что он видел и делал. Во время кризиса, когда разразилось крестьянское восстание, на его плечи легла немалая ответственность, а в одном памятном случае Ричард своим личным вмешательством спас ситуацию. Именно королевский двор и королевские судьи сумели восстановить порядок, когда правящий класс потерял самообладание. Тем не менее король согласился на продление опеки. Джон Ланкастер, вице‑король Аквитании, покинул Англию, привлеченный выгодными перспективами в Европе, в число его интересов входили и притязания на Кастильское королевство. Вместо себя он оставил сына, Генриха, энергичного и способного юношу, на которого легли ответственность за соблюдение его интересов в Англии и руководство отцовскими поместьями.

Лишь только по достижении двадцати лет Ричард решился на то, чтобы стать полноправным хозяином Совета и в особенности уйти из‑под контроля своих дядей. Ни с одним королем прежде не обращались подобным образом. Его деду подчинялись уже с того времени, когда ему исполнилось 18 лет. Ричард в 16 лет играл важные роли. Его двор был глубоко заинтересован в том, чтобы он взял на себя власть. Узкий круг его приближенных составлял мозг правительства. Во главе его стояли канцлер королевства, Майкл де ла Поль, Главный судья Тресильян и архиепископ Йоркский Александр Невилл. Возможно, что руководителем этой группировки был находившийся за их спиной Саймон Берли, наставник и доверенное лицо Ричарда. С королевским двором связала свою судьбу и группа молодых представителей знати. Их возглавлял Роберт де Вере, граф Оксфордский, игравший роль, близкую к роли Гавестона при Эдуарде II, и в одном аспекте предвосхитивший роль Страффорда[56]. Король щедро раздавал милости своим приверженцам, и де Вере в скором времени сделался герцогом Ирландским. Это был явный вызов магнатам Совета. Ирландия была источником людских ресурсов и продовольствия, находившихся вне контроля парламента и знати, которые можно было использовать для господства над Англией.

Засилье приближенных короля и его изнеженных фаворитов, занимавших все важные придворные и правительственные должности, оскорбляло феодальную партию и было противно национальному духу. Как часто случается, повод для наступления оппозиции нашелся в области внешней политики. Отсутствие денег, боязнь просить их, а главное – слабость военного руководства подталкивали двор к проведению мирного курса. Знать объединилась с парламентом в осуждении неспособного руководить военной политикой канцлера Поля. Они порицали также буйный гедонизм двора: «Это скорее рыцари Венеры, чем Беллоны», – раздавались язвительные замечания. Война с Францией необходима – на базе этого лозунга в 1386 г. был сформирован союз против короны. Парламент убедили назначить комиссию из пяти министров и девяти лордов, возглавляли которую бывшие члены регентского совета. Началась чистка государственной службы, которая должна была бы являться источником власти короля, но стала причиной многих ошибок. Интересно отметить, что в это время Джеффри Чосер, его конюший, прославившийся, однако, в другой сфере, лишился двух постов на таможне.

Когда члены комиссии вынудили короля отстранить двух его личных друзей, Ричард в глубоком горе покинул Лондон. В Северном Уэльсе он консультировался с новым герцогом Ирландским, в Йорке – с архиепископом Невиллом, в Ноттингеме – с Главным судьей Тресильяном. Он пытался собрать силы для гражданской войны в том самом месте, где впоследствии Карл I развернет королевский штандарт. Ирландские ополченцы, валлийские копейщики и, самое главное, чеширские лучники из его собственною графства должны были составить королевскую армию. Опираясь на эту силу, Тресильян и четверо других королевских судей объявили, что давление, оказанное на короля лордами‑апеллянтами, как их стали называть, и парламентом, противно законам и конституции Англии. За этим решением, которое было невозможно оспорить с точки зрения права, со стороны противников Ричарда последовали решительные меры. Дядя короля, Глостер, вместе с другими вождями баронской олигархии заклеймил Главного судью и тех, кто действовал вместе с ним, включая де Вере и других королевских советников, назвав их предателями страны. Король – ему было тогда всего 20 лет – преувеличил возможности монаршего авторитета. Лорды‑апеллянты могли заручиться поддержкой парламента. Они обратились к оружию. Глостер во главе вооруженного отряда подошел к Лондону. Ричарда, прибывшего туда первым, тепло встретил народ. Став под красно‑белые цвета, лондонцы проявили преданность ему лично, но они были явно не готовы сражаться с наступающей баронской армией. В Вестминстер‑холле предводители оппозиции, лорды Глостер, Арундел и Уорвик, о силе которых красноречиво свидетельствовал тот факт, что за стенами здания оставался их вооруженный эскорт из трех сотен всадников, угрозами заставили короля подчиниться. Единственное, чего ему удалось добиться, – это обеспечить бегство своих сторонников.

Де Вере удалился в Честер и собрал там армию, стремясь отстоять права монарха. С нею в декабре 1387 г. он выступил в направлении Лондона. Однако лорды‑апеллянты вместе с сыном Ланкастера Генрихом успели встретить его у Рэдкот Бридж, в Оксфордшире, и нанесли ему тяжелое поражение. Фаворит поспешил укрыться за морем. Теперь король оказался в полной зависимости от группировки лордов, узурпировавшей его права. Внутри нее долго шли споры о том, следует ли избавиться от Ричарда и убить его. Те, кто постарше, выступали за крайние меры; более молодые сдерживали их. Ричарду серьезно угрожали, что его ждет судьба его прадеда, Эдуарда II. Однажды обсуждение было таким жестким, что лишь двое из лордов решились остаться с ним на ужин. Именно молодой и решительный Генрих настойчиво призывал к умеренности, возможно потому, что притязания его отца на трон стали бы неосновательными, если бы на английском престоле Ричарда сменил Глостер.

Так и не сумев объединиться, лорды‑апеллянты не стали убивать короля, но в остальном они ни в чем не уступили ему. Они заставили Ричарда пойти на уступки по всем пунктам. Приверженцы короля и лица из его окружения стали жертвами суровой мести. Для придания законности новому режиму был созван парламент. В назначенный день пять лордов‑апеллянтов в золотых одеяниях рука об руку вошли в Вестминстер‑холл. Началось заседание «Безжалостного парламента». Самыми упорными противниками новых властителей стали королевские судьи во главе с Тресильяном. В Ноттингеме Главный судья уже, провозгласил доктрину монаршего верховенства, с его судами и судьями, властвующими над знатью, контролирующей парламент. На это лордами был дан формальный ответ, суть которого сводилась к тому, что, утверждая факт феодальной власти короля, он также защищал принцип парламентского контроля. Само это событие осталось незамеченным в волнениях тех дней, но породивший его принцип дал о себе знать еще в XVII в.

Главный судья Тресильян и четверо других судей, ответственных за Ноттингемскую декларацию, были казнены в Тайберне. Не пощадили и наставника короля, Берли. Победа старого нобилитета была полной. Уважения удостоилась лишь личность короля, хотя гроза прошла совсем рядом. Вынужденный не только подчиниться, но и смириться со смертью друзей, Ричард совершенно отстранился от дел и предался уединению.

Следует предположить, что происшедшее произвело на него сильное впечатление. Мало кому из смертных судьба посылает подобные испытания. Он много размышлял о своих прошлых прегрешениях и ошибках. В торжествующих лордах ему виделись люди, способные стать тиранами не только над ним самим, но и над всем народом. Теперь планы мщения и восстановления своих королевских прав разрабатывались им с намного большей, чем прежде, изощренностью. На целый год воцарилось зловещее затишье.

 

* * *

 

Третьего мая 1389 г. Ричард совершил то, чего никак не ожидали от него его противники. Заняв свое место в Совете, король вежливо осведомился, сколько ему лет. Когда ему ответили, что уже 23 года, он объявил, что уже достиг зрелого возраста и не намерен более подчиняться ограничениям своих прав, с которыми не смирился бы ни один из его подданных. Он будет сам управлять страной; он будет сам выбирать себе советников; он будет настоящим королем. Удар, несомненно, был подготовлен с той жуткой, сверхъестественной ловкостью, которая отмечала многие замыслы Ричарда. Решительные действия тут же принесли успех. Епископ Томас, брат графа Арундела, а позднее архиепископ Кентерберийский, отдал королю по его требованию Большую государственную печать. Епископ Гилберт покинул казначейство, а сочувствовавшие королю Уильям Уайкхэм и Томас Брантингем вернулись на свои посты канцлера и казначея. На судейской скамье появились, в дополнение к уже заседавшим там лордам, назначенцы короля. В письмах короля шерифам объявлялось, что Ричард стал во главе правительства, и эта неожиданная новость была воспринята в обществе с удовлетворением.

Король воспользовался победой, проявив благоразумие и милосердие. В октябре 1389 г. из Испании возвратился Джон Гонт, герцог Ланкастер, и его сын Генрих, один из главных оппозиционеров, получил королевское прощение. Страшная коалиция 1388 г. распалась. Аппарат королевского управления, одержавший верх над группировкой знати, возобновил свою обычную работу, и в последующие восемь лет Ричард царствовал как конституционный монарх, пользующийся поддержкой народа.

Это был век, когда огромные массы населения полностью отстранялись от власти и когда правящие классы, включая новый средний класс, всегда, даже несмотря на самые смертельные распри, объединялись для их подавления. Ричард получил определенную оценку от тех влиятельных общественных элементов, которые свергли его, и его репутация была всем хорошо известна, но их мнение по поводу его характера можно принять лишь с оговорками. То, что он старался ниспровергнуть конституционные права, за которые решительно боролись соревнующиеся группировки, церковь и бароны, отрицать невозможно, но вот делалось ли это ради личного удовлетворения или в надежде исполнить обещание, данное в кризисный момент крестьянского восстания – «Я буду вашим вождем», – этот вопрос отбросить просто так нельзя. Верно то, что одной депутации повстанцев в 1381 г. он раздражительно бросил: «Вы вилланы и вилланами останетесь», добавив, что обещания, данные под принуждением, ничего не значат. Тем не менее несколькими жалованными грамотами он освободил многих крестьян от феодальных уз. Он торжественно пообещал запретить крепостничество и предложил парламенту сделать это. Над королем взяли верх. Он долго помнил оскорбления. Возможно, что свои обязательства Ричард тоже не забывал.

Поражают терпение и ловкость, проявленные Ричардом при осуществлении мести. В течение восьми лет он терпеливо сносил присутствие лордов Арундела и Глостера, уже не являвшихся правителями государства, но все еще занимавших высокие посты. Бывали моменты, когда его гнев все же прорывался. В 1394 г., когда Арундел опоздал на похороны королевы Анны Богемской и вся процессия задержалась, он выхватил у лорда‑распорядителя жезл и ударил Арундела, разбив ему в кровь лицо. Священники возмутились тем, что произошло осквернение церкви Вестминстера. Люди вспомнили старое пророчество, гласившее, что Господь не снимет с нации наказание за убийство Томаса Бекета до тех пор, пока в этом священном нефе не прольется кровь. Уже через несколько недель король примирился с Арунделом, и внешне их отношения продолжали оставаться дружественными.

Пока лорды ссорились друг с другом, король постарался укрепиться за счет ирландских ресурсов. В 1394 г. он со всей торжественностью и основательностью, какие требовались в таких случаях, отправился в Ирландию, подготовив для этой цели армию. Она находилась в его полном распоряжении и впоследствии оказалась весьма кстати, когда понадобилось подавить оппозицию в Англии. После возвращения короля его планы по подчинению как баронов, так и парламента своей власти приобрели уже вполне четкие очертания. Для того чтобы сбросить с себя бремя войны, обрекавшее его на зависимость от милости парламента, он пошел на договоренность с Францией. После смерти первой жены, Анны, король женился на Изабелле, дочери французского короля Карла VI, тогда еще ребенке. В результате этого было заключено перемирие или, как бы мы сказали сегодня, пакт о дружбе и ненападении на 30 лет. Одна из секретных статей его гласила, что, если в будущем Ричард столкнется с угрозой, исходящей от его подданных, король Франции окажет ему помощь. Хотя условия мира оставляли желать лучшего, король обеспечил себе крупный выигрыш, так как освобождался от обязательства вести войну, что постоянно ставило его в положение просителя денег перед парламентом. Давление последнего на королевскую власть, проявляющееся то в подталкивании монарха к ее продолжению, то в недовольстве ее результатами, стало настолько тяжелым, что мы становимся свидетелями уникального спектакля: король из династии Плантагенетов, подобно уставшему рабочему мулу, укладывается у обочины и отказывается тащить телегу дальше по столь каменистой дороге. Но проистекало это не из‑за недостатка храбрости или ограниченности кругозора. То был необходимый пункт в далеко идущих замыслах короля. Несомненно, он желал обрести абсолютную власть над знатью и парламентом. Намеревался ли Ричард при этом использовать эту власть в интересах низших классов – остается загадкой и одновременно служит источником легенд, долгое время связывавшихся с его именем. Его темперамент, взлеты и падения его настроения, внезапные всплески эмоций, почти сверхчеловеческая точность его расчетов – все это многократно называлось в числе причин его крушения. Но простой народ считал Ричарда своим другом. Люди воображали, будто король, имей он на то власть, освободил бы их от тяжкого угнетения хозяев, и это представление еще долго сохранялось в народной памяти.

 

* * *

 

Ирландская экспедиция стала первым шагом к установлению деспотизма; союз с Францией был вторым. Вслед за этим король приступил к формированию сплоченной и преданной ему придворной партии. И Ланкастер, и его сын, и Маубрей, граф Норфолкский, один из бывших лордов‑апеллянтов, перешли теперь на его сторону, отчасти по причине лояльности королю, отчасти из‑за враждебности к Арунделу и Глостеру. При дворе появились и новые люди. Сэр Джон Буши и сэр Генрих Грин представляли интересы графств и твердо служили короне. Вышедшие из парламента, постоянного арбитра между короной и аристократией, они обеспечили королю то влияние, которое требовалось ему для противостояния этому представительному органу. В январе 1397 г. парламент был созван в Вестминстере. Благодаря умелым и в то же время решительным действиям сторонников короля его члены проявили требуемую от них покорность. Обезопасив себя с этой стороны, Ричард решил наконец нанести удар.

Арундел и Глостер, хотя и несколько отошедшие в тень, должно быть, полагали, что надежно защищены как временем, так и развитием событий, весьма благоприятным для них после 1388 г. С тех пор утекло много воды, и Главный судья Тресильян, наставник короля Берли и другие жертвы лордов‑апеллянтов казались тенями полузабытого, далекого прошлого. Вот почему они с таким изумлением обнаружили, что король предпринял наступление против них и ведет его с холодной ненавистью, какая редко встречается у людей. Арундел и несколько его товарищей были объявлены изменниками, заслуживающими отсечения головы. Уорвика сослали на остров Мэн. Глостер, арестованный и отвезенный в Кале, был убит там агентами Ричарда, и это деяние, не прикрытое никакими конституционными нормами, имело плохие для короля последствия. Отныне на Ричарда легло клеймо – как на Иоанна после убийства Артура. В результате активных действий он достиг такой высоты власти, на которую не поднимался прежде ни один король Англии, и при этом гнев его оставался неутоленным.

Парламент созвали лишь для того, чтобы придать всему случившемуся видимость законности. Он оказался подобранным и настроенным таким образом, что не было ничего такого, чего бы он ни сделал для короля. Подобного парламента еще не было. С рвением, граничащим с безрассудством, он приостановил действие почти всех конституционных прав и привилегий, обретенных нацией за предыдущие сто лет. Он вознес монархию на такие вершины власти, которые были недоступны даже Вильгельму Завоевателю. Все, что было завоевано народом в кризисные времена правления Иоанна Безземельного и период упадка королевской власти при Эдуарде II, все, что было уступлено или установлено двумя великими Эдуардами, оказалось отброшенным. А парламент, проделавший свою работу с разрушительной методичностью, закончил тем, что поручил завершение дел заботам комитета из 18 членов. Как только парламент разошелся, Ричард внес в принятые решения такие изменения, которые в огромной степени расширили порученную комитету работу. Если его целью и не было покончить с парламентом совсем, то он надеялся, по крайней мере, низвести его роль до той, которую он играл в начале правления Эдуарда I, когда его справедливо называли «королевским парламентом».

Отношения между сыном Ланкастера, Генрихом, кузеном и ровесником короля, и монархом переросли из драмы в трагедию. Сам Генрих считал, что спас короля от Глостера, Арундела и Уорвика в 1388 г., когда те планировали убить Ричарда. Вероятно, что так оно и было на самом деле. С тех пор он общался с королем дружески и фамильярно, представляя собой новое поколение аристократии в противовес старой знати, которая бросила вызов короне. Оба молодых человека прекрасно ладили; один был королем, другой – сыном Джона Ланкастера, стоявшим вблизи трона и являвшимся наиболее вероятным наследником.

Затем между Генрихом и Томасом Маубреем, графом Норфолкским, произошла ссора. Когда они возвращались однажды из Брентфорда в Лондон, Маубрей высказал тому свои опасения. Король, предположил он, никогда не простит ни Рэдкот Бридж, ни прежнюю партию лордов‑апеллянтов, к которой они оба когда‑то принадлежали. Они станут следующими жертвами. Генрих обвинил Маубрея в изменнических речах. Парламенту были представлены два противоречащих друг другу сообщения о содержании разговоров Генриха и Маубрея. Каждый из двоих возложил вину на другого. Было решено, что самое верное в этой ситуации – назначить испытание поединком. Это знаменитое событие произошло в сентябре 1398 г. Были составлены списки приглашенных; собрались зрители; участники выехали на поле, но Ричард, к величайшему неудовольствию разношерстной толпы, жаждавшей увидеть интересную забаву, запретил судебный поединок и наказал обоих: Маубрея приговорил к пожизненному изгнанию, а Генриха – к 10‑летней ссылке. Оба лорда подчинились королевскому приказу. Маубрей в скором времени умер, а Генрих, неприятно пораженный этой неблагодарностью и несправедливостью, надолго остался во Франции, замышляя, как отомстить Ричарду.

 

* * *

 

Последовавший за всем этим год был отмечен неприкрытым деспотизмом, и король, проявлявший такое терпение до завершения мщения, продемонстрировал теперь неугомонность и растерянность, расточительность и непоследовательность во всех делах. В сопровождении преданных чеширских лучников он разъезжал по стране, проводя целые недели в пирах и турнирах, тогда как вся административная работа легла на плечи мелких чиновников Вестминстера или министров, которые чувствовали, что им не доверяют и с ними не консультируются. Сумасбродства короля привели к оскудению финансов, а принудительные займы и постоянно растущие налоги вызывали недовольство купцов и мелкопоместного джентри.

В течение 1398 г. появилось немало людей, осознавших, что рабски покорный парламент за несколько недель приостановил действие множества фундаментальных прав и свобод страны. Прежде эти люди не думали о ссоре с королем. Теперь они поняли, что он явил себя деспотом. Не только старая знать, потерпевшая поражение в ходе предыдущего кризиса, но и все джентри и торговые классы с ужасом взирали на триумф абсолютной власти. Нельзя сказать, что их гнев проистекал из одной только любви к конституционной практике. Они опасались, возможно по причинам, неизвестным нам, что король, ставший теперь полновластным хозяином Англии, будет править без совета с ними, опираясь на покорно подставляемые плечи народных масс. В их памяти еще были свежи ужасные воспоминания о недавнем крестьянском восстании. Общие интересы и настроения объединили все слои общества, стоящие на социальной лестнице выше среднего уровня. «Этот король, – раздавались повсюду голоса, – получив абсолютную власть, натравит на нас чернь!»

В феврале 1399 г. умер Джон Ланкастер, «прославленный временем Ланкастер». Пребывавший в изгнании Генрих унаследовал обширные владения не только в Ланкашире и к северу от него, но и те, которые были разбросаны по всей Англии. Ричард, отчаянно нуждавшийся в деньгах, вопреки данному им обещанию, не смог удержаться от соблазна совершить формально законный захват поместий Ланкастеров. Следуя своим желаниям, Ричард объявил кузена лишенным наследства. Это был опасный вызов всем собственникам. Тотчас после этого, в мае 1399 г., король предпринял запоздалую карательную экспедицию в Ирландию для утверждения там своей верховной власти. Тем самым он не только допустил фатальный просчет в оценке своих сил, но и проглядел то, что уже волновало его страну. Отправившись за море, Ричард оставил дезорганизованную и лишенную военной силы администрацию и настроенное против себя королевство. Об отъезде короля сообщили Генриху. Удобный момент настал, берег был не защищен, и он не стал медлить. В июле Генрих Ланкастерский высадился в Йоркшире, объявив, что вернулся только для того, чтобы востребовать свои законные права на наследство, оставленное его почтенным отцом. К нему незамедлительно присоединились его приверженцы из ланкастерских поместий и все могущественные северные лорды под предводительством графа Нортумберлендского. Весь ход этого восстания в точности повторял события 72‑летней давности, когда Изабелла и Мортимер выступили против Эдуарда П. Из Йорка Генрих проследовал через всю страну к Бристолю, повсюду встречая теплый прием. Точно так же, как Изабелла повесила Гуго Деспенсера на зубцах его крепостных стен, так и Генрих Ланкастерский предал смерти королевских министров Уильяма Скроупа, графа Уилтширского, Буши и Грина.

Известия о внезапном появлении Генриха и дальнейшем развитии событий нескоро достигли короля Ричарда, углубившегося в Ирландию. Несмотря на штормовую погоду, он поспешно возвратился в Англию. Высадившись на родном берегу 27 июля 1399 г., король совершил быстрый трехнедельный марш через северный Уэльс, рассчитывая по пути собрать силы. Увиденное убедило его в том, что все кончено. Вся структура его власти, создававшаяся столь терпеливо и осторожно, исчезла словно по волшебству. Валлийцы, вероятно оставшиеся бы с ним, не могли противостоять наступающей мощи всей Англии. В замке Флинт Касл Ричард сдался своему противнику, передав ему все управление страной. В Лондон он въехал уже в качестве пленника. Его поместили в Тауэр. От него добились отречения, после – чего его смерть стала неизбежной. Последний из всех английских королей, чье наследственное право на престол было неоспоримым, навсегда исчез за стенами замка Понтефракт. Генрих, получивший согласие парламента, светских и духовных лордов, взошел на трон под именем Генриха IV. Тем самым он открыл в истории главу, которой суждено было стать роковой для средневековых баронов. Хотя династические права Генриха давали хорошие основания для его избрания монархом, а его личные качества и в еще большей степени способности его сына подкрепляли это решение, более основательному наследственному праву было суждено перейти через дом Мортимера в дом Йорков. Это привело к тому, что на Англию впоследствии обрушилась война Роз.

 

* * *

 

Характер Ричарда II и его место в истории остаются загадкой. То, что он обладал самыми высокими способностями, как умственными, так и практическими, – очевидно. То, что он почти с самого детства сталкивался с неисчислимыми трудностями и противозаконными притеснениями, с которыми не раз успешно справлялся, – так же ясно. Возможно, ключом к пониманию этого человека являются те оскорбления и жестокости, которые он претерпел от своего дяди Глостера и высшей знати. Некоторые историки полагают, что в своей борьбе с правящими классами он был готов применять не только парламентские и правовые маневры, но и, возможно, воспользоваться социальными силами, которые на протяжении многих поколений оставались беднейшими. По крайней мере в народе еще долго думали о нем именно так. Несчастные люди, численность которых уже достигла миллиона, смотрели на Ричарда с надеждой, которой впоследствии еще долго суждено было оставаться напрасной. На протяжении всего правления Генриха IV их представление о Ричарде оставалось идеализированным. Его считали – справедливо или нет – мучеником, павшим за дело слабых и бедных. Были приняты специальные статуты, согласно которым даже распространение слухов о том, что он жив, приравнивалось к государственной измене.

Мы, живущие сейчас, не имеем права лишать его этого луча славы, падающего на его беспокойную, тревожную жизнь. Никто, однако, не спорит с тем, что в самих его действиях немыслимые ошибки и невероятная интуиция сменяли друг друга с обескураживающей быстротой. Он был способен на почти нечеловеческое терпение и хитрость, но и одновременно на глупости, избежать которых сумел бы и простак. Ричард II провел четыре смертельных боя с феодальным аристократическим обществом. В 1386 г. его одолели; в 1389 г. он одержал победу; в 1397‑1398 гг. он поднялся на небывалую высоту власти; в 1399 г. – был уничтожен.

 


Поделиться:

Дата добавления: 2015-09-13; просмотров: 54; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав





lektsii.com - Лекции.Ком - 2014-2024 год. (0.006 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав
Главная страница Случайная страница Контакты