XXI Звёздный Монастырь

Всё новые и новые посланцы изо всех стран Фантазии присоединялись к каравану, шедшему во главе с Бастианом к Башне Слоновой Кости. Считать участников этого похода было бесполезно, потому что едва успевали пересчитать идущих, как к ним присоединялись всё новые путники. Этот многотысячный караван каждое утро приходил в движение и трогался в путь, а когда останавливался на привал, то выстраивал невиданный палаточный город – самый странный, какой только можно вообразить. Спутники Бастиана сильно отличались друг от друга не только внешним видом, но и величиной. Поэтому некоторые палатки были размером с цирковой балаган, а другие с наперсток. Так же и повозки, тележки, коляски, тачки, на которых путешествовали посланники стран Фантазии, имели самую разнообразную форму, и описать их всех нет ни малейшей возможности. Тут были и самые обыкновенные телеги, кареты, фургоны, экипажи, и нелепые перекатывающиеся бочки, и подпрыгивающие шары, и какие-то чудные сосуды, передвигавшиеся на собственных ножках, и ползающие цистерны, цилиндры, ящички, шкатулки, футляры, садки.

Для Бастиана тоже расставляли палатку, и палатка эта была самая роскошная из всех – в форме маленького дома, из блестящего, богатого красками шелка, с картинами, вышитыми серебром и золотом. На крыше её развевался флаг, украшенный гербом в виде подсвечника. Пол этого шатра был выстлан мягкими одеялами и подушками. Где бы ни разбивал лагерь караван, в центре его всегда возвышался шатер. А Синий Джинн, ставший тем временем камердинером и телохранителем Бастиана, стоял перед входом на страже.

Атрейо и Фалькор всё ещё находились среди спутников Бастиана, но после того, как он при всех отругал их, ещё ни разу он не сказал им ни слова. Бастиан втайне ждал, что Атрейо сдастся и попросит у него прощения. Но Атрейо, видимо, и не думал этого делать. Да и Фалькор вроде бы не был расположен относиться к Бастиану с большим почтением. Вот как раз этому-то, считал Бастиан, они и должны научиться! Если спор идет о том, кто дольше выдержит, то им придется согласиться, что воля у Бастиана железная. Но когда они сдадутся, он встретит их с распростертыми объятиями. Атрейо встанет перед ним на колени, но он поднимет его и скажет: «Ты не должен стоять на коленях, Атрейо, потому что ты был и останешься моим другом»…

Но пока что Атрейо и Фалькор плелись в самом хвосте каравана. Фалькор, казалось, вообще разучился летать и шел пешком, а Атрейо шагал с ним рядом, низко опустив голову. Если раньше они летели в авангарде каравана, чтобы осмотреть местность, то теперь тащились, как арьергард, позади всех. Бастиана это не радовало, но он ничего не мог изменить.

Когда караван был в пути, Бастиан обычно скакал впереди на лошачихе Йихе. Но всё чаще случалось, что ему надоедало ехать верхом, и тогда он на время переходил в паланкин Ксайды. Она принимала его с большими почестями и, предоставив ему самое удобное место, садилась у его ног. И всегда у неё была наготове интересная тема для разговора, и никогда она не расспрашивала о его прошлом в Человеческом Мире, с тех пор как заметила, что ему неприятно об этом говорить. Она почти непрерывно курила кальян, стоявший с ней рядом, – трубка его была похожа на смарагдово-ядовито-зеленую гадюку, а мундштук, который она держала длинными мраморно-белыми пальцами, напоминал змеиную голову. Когда она затягивалась, казалось, будто она целует змею. Облачко дыма, которое она с наслаждением выпускала изо рта и из носа, при каждой затяжке меняло цвет: то оно было голубым, то желтым, то розовым, то зелёным, то лиловым.

– Я давно хотел спросить тебя, Ксайда… – сказал Бастиан в одно из таких посещений, в раздумье глядя на Великанов в чёрных панцирях (те всё несли и несли паланкин, шагая в ногу мерным механическим шагом).

– Твоя рабыня слушает, – вкрадчиво ответила Ксайда.

– Когда я победил твоих Великанов, – продолжал Бастиан, – оказалось, что они состоят только из доспехов. Внутри они пустые. Что же приводит их в движение?

– Моя воля, – улыбнулась Ксайда. – Именно потому, что они пусты, они послушны моей воле. Моя воля может управлять всем, что пусто.

Она внимательно смотрела на Бастиана своими разноцветными глазами.

Бастиан чувствовал, что его тревожит её взгляд… Но вот уже она опустила длинные ресницы.

– А я тоже мог бы управлять ими? Моей волей?

– О, конечно, мой Господин и Повелитель. В сто раз лучше, чем я! Потому что я ведь по сравнению с тобой просто ничтожество. Хочешь попробовать?

– Не сейчас, – сказал Бастиан. Ему вдруг стало как-то не по себе. – В другой раз.

– Неужели тебе больше нравится трястись на старой лошачихе, – продолжала Ксайда, – чем предоставить роботам, управляемым твоей волей, нести себя в паланкине?

– Йиха радуется, когда я на ней еду, – сказал Бастиан, нахмурившись. – Она гордится, что может меня везти.

– Так, значит, ты скачешь на ней верхом ради неё самой?

– А почему бы и нет? Что тут плохого? Ксайда выпустила изо рта зеленую струйку дыма.

– О, ничего, мой Господин! Разве может быть плохо то, что делаешь ты?

– К чему ты клонишь, Ксайда?

– Ты слишком много думаешь о других, мой Господин и Повелитель, – прошептала она, склонив набок огненно-рыжую голову. – Но никто не достоин отвлекать твое внимание от твоего собственного, исключительно важного развития. Если ты на меня не рассердишься, о Господин, я решусь дать тебе совет:

больше думай о своем совершенствовании!

– Но какое отношение это имеет к старой Йихе?

– Почти никакого, мой Господин. Почти совсем никакого. Только она не достойна такого всадника, как ты. Мне обидно видеть тебя на… столь ничтожном скакуне. Все твои спутники удивляются, глядя, как ты скачешь на ней верхом. Один только ты, мой Господин и Повелитель, не знаешь, какого почета заслуживаешь!

Бастиан ничего не сказал, но слова Ксайды произвели на него сильное впечатление.

Когда караван во главе с Бастианом верхом на Йихе проходил на другой день по цветущей долине, пробираясь сквозь заросли благоухающей сирени, росшей здесь небольшими островками, Бастиан решил во время полуденного привала принять предложение Ксайды.

– Послушай, Йиха, – сказал он, погладив лошачиху. – Настало время, когда нам придется расстаться.

Йиха издала жалобный крик.

– Но почему же, мой Господин? – печально спросила она. – Разве я плохо несла свою службу? – Из её темных глаз текли слёзы.

– Нет, нет, – поспешно возразил Бастиан, стараясь её утешить. – Наоборот, весь этот долгий путь ты так осторожно меня везла, была так терпелива и послушна, что я хочу тебя вознаградить.

– Не надо мне никакой другой награды, – возразила Йиха. – Только бы и дальше служить тебе. Чего ещё я могу пожелать? Лишь бы ты на мне всё ехал да ехал!

– Но разве ты не говорила, – продолжал Бастиан, – что тебе грустно, потому что у таких, как ты, не бывает детей?

– Да, – огорченно отвечала Йиха, – ведь я, когда совсем состарюсь, рассказывала бы им об этих днях.

– Хорошо, – сказал Бастиан. – Тогда я поведаю тебе одну историю, и она должна сбыться, стать правдой. Но только тебе одной. Потому что она – твоя.

И тут он стал шептать в длинное ухо Йихи:

– Недалеко отсюда в зарослях сирени ждет тебя отец твоего сына. Это белый жеребец с крыльями из лебяжьих перьев. Его грива и хвост так длинны, что метут землю. Вот уже много дней он следует за нами, потому что любит тебя неземной любовью.

– Меня?! – воскликнула Йиха чуть ли не с испугом. – Но ведь я просто самка лошака и уже не так молода!

– Для него, – тихо сказал Бастиан, – ты самое прекрасное создание Фантазии. Как раз потому, что ты такая, какая ты есть. И может быть, ещё потому, что ты носила меня на своей спине. Но он очень застенчив и не решается к нам приблизиться на глазах у этой огромной толпы. Придется тебе самой пойти к нему, иначе он умрет от тоски.

– Боже мой, неужели с ним так плохо? – растерянно сказала Йиха.

– Да, – прошептал Бастиан ей в ухо, – и потому я прощаюсь с тобой, Йиха. Беги к нему, и ты его найдешь.

Йиха сделала несколько шагов, потом снова вернулась к Бастиану.

– По правде сказать, – вздохнула она, – я немного боюсь.

– Мужайся, – подбодрил её Бастиан, улыбнувшись, – и не забудь рассказать обо мне твоим детям и внукам.

– Спасибо, Господин, – ответила Йиха. Ответ её был прост, как всегда.

Бастиан долго смотрел ей вслед, слушал, как она удаляется, цокая копытами, и не чувствовал радости. Он вошел в свой роскошный шатер, лег на мягкие подушки и стал глядеть в потолок. Снова и снова повторял он себе, что исполнил самое заветное желание Йихи. Но мрачное настроение не проходило. Да, многое зависит от того, когда и почему делаешь кому-нибудь приятное.

Но это касалось только Бастиана. А Йиха и в самом деле нашла белоснежного крылатого жеребца и справила с ним свадьбу. И потом у них родился сын, белый крылатый лошак, которого назвали Патаплан. Впоследствии он стал знаменит и о нем много говорили в Фантазии. Но это уже совсем другая история, и мы расскажем её как-нибудь в другой раз.

С этого времени Бастиан стал путешествовать в паланкине Ксайды. Она даже предложила ему ехать в одиночестве – а она, мол, пойдет рядом пешком, чтобы предоставить ему как можно больше удобств. Но Бастиан не захотел принять от неё такую жертву. И вот они сидели теперь вдвоем в просторном коралловом паланкине, который плыл впереди процессии. Бастиан был немного расстроен и раздражен на Ксайду за то, что она дала ему совет расстаться с Йихой. И Ксайда скоро это почувствовала: его односложные ответы очень затрудняли беседу.

Чтобы его подбодрить, она весело сказала:

– Я хочу сделать тебе подарок, мой Господин и Повелитель, если ты окажешь мне милость его принять.

Она вытащила из-под подушки сиденья небольшую шкатулку, украшенную драгоценностями. Бастиан выпрямился и вопросительно посмотрел на Ксайду. Раскрыв шкатулку, она достала из неё тоненький поясок, похожий на цепочку из подвижных бусин прозрачного стекла.

– Что это? – спросил Бастиан.

Пояс дребезжал и тихонько звякал в её руке.

– Это Пояс-Невидимка. Того, кто его наденет, он делает невидимым. Но ты, мой Господин, должен дать ему имя, чтобы он тебя слушался.

Бастиан внимательно рассмотрел Пояс и сказал:

– Пояс Гемаль.

– Ну, теперь он твой, – кивнула Ксайда с улыбкой.

Взяв у неё Пояс, Бастиан в нерешительности держал его в руках.

– А ты не хочешь сразу его испробовать? – спросила Ксайда. – Убедиться в его возможностях?

Бастиан надел Пояс и почувствовал, что он как раз по нему – словно на заказ. Только увидеть самого себя он уже не мог. Это было крайне неприятное ощущение. Он попробовал тут же расстегнуть застежку, но это ему не удалось: он не видел ни Пояса, ни своих собственных рук.

– Помоги мне, – еле выговорил он, задыхаясь. Он вдруг испугался, что никогда больше не сможет снять с себя этот Пояс Гемаль и навсегда останется невидимкой.

– Сперва надо научиться с ним обращаться, –сказала Ксайда. – Со мной было то же самое, мой Господин и Повелитель. Разреши мне тебе помочь!

Она протянула руку, сделала какое-то движение в воздухе, и застежка мгновенно расстегнулась. Бастиан снова увидел самого себя. Он вздохнул с облегчением и рассмеялся. Ксайда тоже улыбнулась и затянулась дымом из мундштука с головкой змеи. Всё-таки ей удалось отвлечь его от раздумий и настроить на другие мысли!

– Ну, вот ты и защищен ото всех бед и напастей, – мягко заметила она. – А для меня это значит больше, чем я могу тебе сказать, мой Господин и Повелитель!

– Ото всех бед и напастей? – переспросил Бастиан, всё ещё немного растерянный. – А разве мне грозит беда?

– О, никому тебя не одолеть, если ты поведешь себя мудро, – прошептала Ксайда. – Опасность только в тебе самом. И потому-то так трудно тебя от неё защитить!

– Как это – во мне самом? – удивился Бастиан.

– Быть мудрым значит быть выше всего. Никого не ненавидеть и никого не любить. Но тебе, мой Господин, небезразлична дружба. Твое сердце не охладело, не потеряло способности к состраданию, не стало как снежная вершина горы. И пока это так, кто-нибудь может причинить тебе зло.

– Кого ты имеешь в виду?

– Того, к кому ты всё ещё благоволишь, мой Господин, несмотря на всю его самонадеянность и наглость.

– Кто это? Выражайся точнее.

– Дерзкий и непочтительный маленький дикарь из племени Зеленокожих, Господин.

– Атрейо?

– Да. А с ним и его Фалькор, потерявший стыд и совесть.

– И они-то хотят причинить мне зло? – Бастиан чуть не рассмеялся.

Ксайда сидела молча, опустив голову.

– Этому я не верю и никогда не поверю, – заявил Бастиан. – И не хочу больше слышать об этом.

Ксайда не отвечала. Только опустила голову ещё ниже.

После долгого молчания Бастиан спросил:

– И что же, по-твоему, замышляет против меня Атрейо?

– Мой Господин, – прошептала Ксайда, – я жалею, что заговорила об этом! Считай, что я тебе ничего не сказала.

– Нет уж, теперь выкладывай все! – крикнул Бастиан. – И не говори намеками! Что ты знаешь?

– Я дрожу от твоего гнева, мой Господин, – пролепетала Ксайда. Она и в самом деле дрожала всем телом. – Но даже под страхом смерти я скажу тебе всю правду: Атрейо задумал забрать у тебя Знак Девочки Королевы. Потихоньку или силой.

На мгновение у Бастиана перехватило дыхание.

– Ты можешь это доказать? – спросил он хрипло. Ксайда отрицательно покачала головой и пробормотала:

– Мои знания не из тех, что требуют доказательств.

– Тогда держи их при себе, – сказал Бастиан, покраснев от гнева. – И не клевещи на самого честного и храброго юношу во всей Фантазии!

С этими словами он выпрыгнул из паланкина и быстро пошел вперёд.

Ксайда в задумчивости постукивала пальцами по змеиной головке своей курильницы. Её зелено-красные глаза вспыхивали и мерцали. Но вскоре она снова улыбнулась и сказала, выпуская изо рта фиолетовый дым:

– Ну что ж, ты ещё в этом убедишься, мой Господин и Повелитель. Пояс Гемаль тебе это докажет.

Когда караван расположился на ночлег, Бастиан вошел в свой шатер, приказав Илуану, Синему Джинну, никого не впускать, и уж ни в коем случае Ксайду. Ему хотелось побыть одному и всё обдумать.

Конечно, то, что волшебница сказала про Атрейо, даже недостойно размышлений. Но его мысли занимало другое: её слова о мудрости, брошенные как бы между прочим. Как много он пережил: страхи и радости, печали и торжество победы. Не успевало сбыться одно его желание, как он уже торопил другое, ни на минуту не зная покоя. Ничто его не удовлетворяло. Но быть мудрым значит быть выше всего, выше радостей и страданий, выше страха и сострадания, тщеславия и обид. Быть мудрым значит стоять надо всем, никого не ненавидеть и никого не любить, а к неприязни других, как и к их привязанности, относиться с полным равнодушием. Кто поистине мудр, тот ничего не принимает близко к сердцу. Он недосягаем, и ничто не может его задеть. Да, быть таким! Это достойно стать его последним желанием! И оно приведет его к Истинному Желанию, о котором говорил Граограман. Теперь наконец он понял, что тот имел в виду. И он пожелал стать великим мудрецом, самым мудрым во всей Фантазии!

Немного погодя он вышел из шатра. Царила глубокая тишина.

Светил месяц, и только теперь Бастиан обратил внимание на окрестности. Палаточный городок расположился в котловине, окруженной со всех сторон горами причудливой формы. В долине взгляд ещё различал небольшие рощицы и кустарник, но на склонах гор растительность становилась всё более скудной, а ещё выше вообще ничего не росло. Скалистые вершины вздымались ввысь, образуя разнообразные фигуры, словно созданные рукою скульптора-великана. Ветер стих, не оставив на небе ни облачка. Звезды ясно сияли, и казалось, они ближе к земле.

Высоко-высоко, на вершине самой высокой горы, Бастиан вдруг заметил что-то вроде строения с куполом. Оттуда падала узкая полоска света. Там, видно, кто-то жил.

– Я тоже это заметил, мой Господин, – раздался клекочущий голос Илуана. Он стоял на посту возле входа в шатер. – Что бы там могло быть?

Не успел он это сказать, как издалека долетел какой-то странный клич, похожий на крик совы, но гораздо мощнее и протяжнее: «Угу-гу-гу!». Клич прозвучал снова и снова, но теперь уже подхваченный многими голосами.

Это и в самом деле оказались совы. Их было шесть, как вскоре смог разглядеть Бастиан. Они приближались, слетев с горной вершины, на которой стояло увенчанное куполом строение. Они парили в воздухе на неподвижных крыльях, и по мере их приближения становилось всё яснее, какие они огромные. Они летели с невероятной скоростью, глаза их светились, уши с пушистыми кисточками стояли торчком. Их полет был совершенно бесшумен. Когда они приземлялись перед шатром Бастиана, не слышно было даже легкого шороха маховых перьев.

И вот они сидели на земле, ростом больше Бастиана, вертя во все стороны головой с огромными круглыми глазами. Бастиан подошел поближе.

– Кто вы такие и кого ищете?

– Нас послала Ушту, Мать Предчувствий, – отвечала одна из сов. – Мы летучие посланцы Звездного Монастыря Гигам.

– Что это за монастырь? – спросил Бастиан.

– Это оплот мудрости, – отвечала другая сова. – Там живут Монахи Познания.

– А кто такая Ушту? – допытывался Бастиан.

– Одна из троих Глубоко Мыслящих. Они втроем главенствуют над Монастырем и учат монахов познанию, – пояснила третья сова. – Мы – послы ночи и принадлежим ей.

– Если бы сейчас был день, – добавила четвертая сова, – тогда бы Ширкри, Отец Обозрения, послал своих послов – это орлы. А в час сумерек, между днем и ночью, послов посылает Йизипу, Сын Разума, и его послы – лисы.

– Кто они – Ширкри и Йизипу?

– Двое других Глубоко Мыслящих. Они наши Старшие.

– А кого вы здесь ищете?

– Мы ищем Великого Всезная, – сказала шестая сова. – Троим Глубоко Мыслящим известно, что он пребывает в этом палаточном городе. И они просят у него просветления.

– Великий Всезнай? – переспросил Бастиан. – Кто же это такой?

– Его имя, – ответили шесть сов хором, – Бастиан Бальтазар Багс.

– Вы уже нашли его, – сказал Бастиан. – Это я. Совы дружно поклонились ему до земли, и это выглядело довольно комично, несмотря на их устрашающий рост.

– Трое Глубоко Мыслящих, – сказала первая сова, – смиренно и почтительно просят, чтобы ты посетил их и разрешил вопрос, который они не смогли разрешить за всю свою долгую жизнь.

Бастиан в раздумье потер подбородок.

– Хорошо, – сказал он, – но я возьму с собой двоих учеников.

– Нас шестеро, – ответила сова. – Каждые две могут перенести одного из вас по воздуху. Бастиан обернулся к Синему Джинну:

– Илуан, приведи сюда Атрейо и Ксайду. Джинн поспешно удалился.

– На какой же вопрос, – поинтересовался Бастиан, – они ждут от меня ответа?

– О Великий Всезнай, – отвечала одна из сов, – мы ведь всего лишь невежественные летучие посланцы и не принадлежим даже к самому низшему разряду Монахов Познания. Как же мы можем сообщить тебе вопрос, который трое Глубоко Мыслящих не смогли разрешить за всю свою долгую жизнь? Через несколько минут Илуан вернулся вместе с Атрейо и Ксайдой. Он уже объяснил им по дороге суть дела.

Подойдя к Бастиану, Атрейо тихо спросил:

– Почему я?

– Да, – осведомилась и Ксайда, – почему он?

– Это вы ещё узнаете, – ответил Бастиан.

Оказалось, что совы, словно бы зная всё заранее, принесли с собой три трапеции. Каждые две совы вцепились когтями в веревку, на которой висела трапеция. Бастиан, Атрейо и Ксайда сели на перекладины, и огромные ночные птицы поднялись вместе с ними ввысь.

Долетев до Звездного Монастыря, они увидели, что большой купол – это только верхняя часть громадного здания, состоящего из многих корпусов, соединенных друг с другом. Каждый из них имел вид шестигранника с множеством маленьких окошек. Окруженное высокой стеной, здание это возвышалось над крутым обрывом, недоступное для непрошеных гостей.

В корпусах, напоминавших по форме игральную кость, находились кельи Монахов Познания, библиотеки, хозяйственные помещения и убежища для посланцев. Под большим куполом был расположен зал, в котором трое Глубоко Мыслящих читали лекции и проводили учебные занятия.

Монахи Познания были фантазийцами самого разнообразного вида и происхождения. Но, поступив в монастырь, все они должны были прервать всякую связь со своей семьей и страной. Жизнь этих монахов, суровая и полная самоотречения, была целиком посвящена мудрости и познанию. И не всякого желающего принимали в эту общину. Экзамены устраивались очень трудные, и трое Глубоко Мыслящих были тут неумолимы. Так получалось, что здесь жило одновременно не больше трехсот монахов, но это были умнейшие создания во всей Фантазии. В иные времена община сокращалась и до семи фантазийцев. Но это не меняло строгих требований на экзаменах. Сейчас в Монастыре было немногим больше двухсот монахов и монахинь.

Когда Бастиан в сопровождении Атрейо и Ксайды был введен в большой учебный зал, он застал здесь очень разнообразную толпу фантастических созданий. Но все они, независимо от величины и внешнего вида, одеты были в чёрно-коричневые монашеские рясы. Можно себе представить, как выглядели в таком одеянии уже упоминавшиеся прежде Бродячие Обломки или Крохотульки.

Трое Глубоко Мыслящих фигурой напоминали человека. Но головы у них были не как у людей. У Ушту, Матери Предчувствия, было лицо совы. У Ширкри, Отца Обозрения, была голова орла, а у Йизипу, Сына Разума, – голова лисы. Они сидели на высоких каменных стульях и потому казались очень большими. Вид у них был величественный – Атрейо и даже Ксайда при виде их слегка смутились и оробели. Но Бастиан подошел к ним непринужденной походкой. В большом зале царила глубокая тишина.

Ширкри, который, как видно, был самым главным из троих и сидел в середине, медленным жестом руки указал Бастиану на пустой трон, стоявший напротив. Бастиан сел.

После непродолжительного молчания Ширкри начал свою речь. Он говорил тихо, но голос его звучал торжественно и значительно.

– С древних времен мы размышляем о загадке нашего Мира. Йизипу решает её иначе, чем Ушту, а её догадка подсказывает не то, что вижу я. Но и я, в свою очередь, смотрю на это по-иному, чем думает Йизипу. Так дальше продолжаться не может. И потому мы попросили тебя. Великий Всезнай, прийти к нам и открыть нам истину. Согласен ли ты исполнить нашу просьбу?

– Да, я согласен, – отвечал Бастиан.

– Так слушай же. Великий Всезнай, наш вопрос. Что такое Фантазия?

Бастиан немного помолчал и сказал:

– Фантазия – это История, Конца Которой Нет.

– Дай нам время, чтобы понять твой ответ, – попросил Ширкри. – Встретимся здесь завтра ночью в тот же час.

Трое Глубоко Мыслящих и Монахи Познания молча поднялись. Все вышли из зала.

Бастиана, Атрейо и Ксайду проводили в кельи для гостей, где каждого ожидала скромная трапеза. На деревянных топчанах лежали простые грубошерстные одеяла. Бастиана и Атрейо вполне устраивала такая постель, но Ксайда хотела бы наколдовать себе более приятное ложе для сна. Однако ей пришлось убедиться, что в Монастыре её волшебные чары не имеют силы.

На другую ночь в тот же час все Монахи Познания и трое Глубоко Мыслящих снова собрались в Большом Зале под Куполом. Бастиан опять сел на трон, Ксайда и Атрейо встали по сторонам.

На этот раз Ушту, Мать Предчувствия, обратилась к Бастиану, и взгляд её больших совиных глаз выражал почтение и восхищение.

– Мы размышляли о твоем учении. Великий Всезнай, но у нас возник новый вопрос. Если Фантазия – это, как ты говоришь, «Бесконечная История», то где же записана эта История?

Бастиан опять немного помолчал, а потом ответил:

– В книге с шелковым переплетом медно-красного цвета.

– Дай нам время, чтобы понять твои слова, – сказала Ушту. – Встретимся здесь завтра ночью в тот же час.

Дальше всё происходило так же, как и в прошлую ночь. На третью ночь, когда все вновь собрались в Большом Зале под Куполом, слово взял Йизипу, Сын Разума:

– Мы и на этот раз долго думали над твоим учением, Великий Всезнай. И опять мы стоим перед новым вопросом, не зная ответа. Если Мир Фантазии – это «Бесконечная История», и если эта История записана в книге с шелковым переплетом медно-красного цвета, то где же тогда эта книга?

После недолгого молчания Бастиан отвечал:

– На чердаке школы.

– Великий Всезнай, – возразил ему Йизипу, Лисоголовый, – мы не сомневаемся в истинности того, что ты нам поведал. И всё же мы просим тебя позволить нам увидать эту Истину. Ты это можешь?

Бастиан немного подумал и сказал:

– Пожалуй, могу.

Атрейо с изумлением взглянул на Бастиана. В разноцветных глазах Ксайды тоже мелькнуло удивление.

– Давайте встретимся завтра ночью в тот же час, – продолжал Бастиан, – но не здесь, а на крышах Звёздного Монастыря Гигама. Но обещайте внимательно, не сводя глаз, смотреть на небо.

На следующую ночь – она была такой же звездной, как и три предыдущих – все члены братства, включая троих Глубоко Мыслящих, стояли в условленный час на крышах Монастыря и, запрокинув голову, смотрели в ночное небо. Атрейо и Ксайда тоже были здесь, хотя и не знали замыслов Бастиана.

Бастиан влез на самую верхушку большого купола. Стоя наверху, он огляделся вокруг и в это мгновение впервые увидел далеко на горизонте Башню Слоновой Кости, причудливо мерцающую в призрачном свете луны.

Он вынул из кармана камень Аль Чахир. Камень мягко светился. Бастиан вызвал в памяти слова надписи на дверях библиотеки в Амарганте:

… Но коль имя он мое произнесет От конца к началу, задом наперед, Вмиг истрачу я свеченье на сто лет, И погаснет навсегда мой свет.

Он высоко поднял камень и крикнул:

– Рихач Ла!

Сразу сверкнула молния, такая яркая, что звездное небо побледнело, а космическое пространство над ним озарилось светом. И в этом пространстве высветился чердак школы с почерневшими балками. Свечение на сто лет излучилось в одно мгновение. Аль Чахир исчез без следа.

Всем, и самому Бастиану, пришлось подождать, пока глаза снова привыкнут к слабому свету месяца и звезд.

Потрясенные таинственным видением, представшим перед ними, все молча собрались в Большом Зале под Куполом. Последним в Зал вошел Бастиан. Монахи Познания и трое Глубоко Мыслящих поднялись при его появлении со своих мест, поклонились ему до земли и долго так и стояли, согнувшись.

– Нет слов, – сказал Ширкри, – которыми я мог бы выразить тебе мою благодарность за озарение. Великий Всезнай, ибо я заметил на этом таинственном чердаке существо одного со мной вида: орла!

– Ты заблуждаешься, Ширкри, – возразила ему Ушту, Мать Предчувствия, и на её совином лице появилась легкая улыбка. – Я видала ясно, что это была сова!

– Вы оба заблуждаетесь, – вмешался в разговор Йизипу, и глаза его сверкнули. – Существо это сродни мне. Это была лиса.

Ширкри заклинающе поднял вверх руки.

– Ну вот мы и снова вернулись к тому, от чего хотели уйти, – сказал он. – Только ты один можешь ответить нам и на этот вопрос, Великий Всезнай. Кто из нас троих прав?

Бастиан снисходительно усмехнулся.

– Все трое.

– Дай нам время, чтобы понять твой ответ, – попросила Ушту.

– Хорошо, – ответил Бастиан. – Времени для раздумий у вас будет достаточно, потому что теперь мы вас покидаем.

На лицах Монахов Познания и троих Глубоко Мыслящих отразилось разочарование, но Бастиан спокойно отклонил их настоятельную просьбу остаться у них надолго, а лучше всего навсегда.

И вот все Монахи Познания вместе с тремя Глубоко Мыслящими проводили Бастиана и его учеников до ворот Звездного Монастыря, а летучие посланцы перенесли всех троих обратно в палаточный город.

В эту ночь в Звездном Монастыре Гигаме произошла первая серьезная размолвка между тремя Глубоко Мыслящими, а много лет спустя это разногласие привело к тому, что монашеское братство распалось, и Ушту, Мать Предчувствия, Ширкри, Отец Обозрения, и Йизипу, Сын Разума, основали каждый свой собственный монастырь. Но это уже совсем другая история, и её мы расскажем как-нибудь в другой раз.

С этой ночи Бастиан потерял все воспоминания о том, что когда-то ходил в школу. И школа, и чердак, и даже украденная книга в шелковом переплете медно-красного цвета исчезли из его памяти. Он больше не задавал себе вопроса, как он вообще попал в Фантазию.