CONCLUSION SUR PEDALE DE DOMINANТЕ

Царь увлечен твоими кудрями.

Эрос - метафизика тела и плоть метафизики. Наполнение жизнью пустой скорлупы идей, челнок, скрепляющий язык с нервами, кожей и плотью реального. Знаки сущего: природа и лицо, сущность и ипостась, энергии и инаковость. Им грозит зависнуть в лжечувстве высокого измышления, если они оторвутся от опыта эроса. То же самое и с языком поэзии: он становится отвлеченной словесной игрой, не имеющей никакой связи с семантикой жизни, если обнажается от очевидности желания.

Природа и запредельное природы. Общее "вещество" безудержного желания, потребностей тела, темной необходимости биологической разрядки. Запредельное - это неизъяснимый восход зова, свет во взгляде, улыбке, благодати движения; страсть присутствия, изумление инаковостью. Сомнительные границы между физическим и метафизическим, безличностным и личностным. И где-то там прослеживается первоначальное и существенное удостоверение в действительном, жизнь и смерть.

Мы безотчетно строим здание знаний, выкармливая своей плотью и душой тщательно выписанные определения физики и метафизики. Не поддающаяся определению личностная единственность в грамматике Истории переписывается как безличностное событие. Целые столетия, заполненные отклонениями плоти, чтобы изучить свою безличностную природу в древнем институте проституции, во всеобщей фонетике неумолимого самоэротизма. И песни любви, укорененные среди различных племен и народов, вносят свою правку с учетом взаимности и личностной плановости.

Природа нащупывается в стремлении к увековечению. Жар тела, его слепая и мучительная потребность, не имеющая никакого отношения к желанию взаимности, именованного Другого. Жажда путника в безводной пустыне, лютый голод лишенного пищи. Неутолимое стремление не ищет связи, общения в слове, нежности любви. Оно принуждает к телесной разрядке, и ничего более. Лишь бы была удовлетворена потребность и снято мучительное напряжение биологической необходимости. Любым способом.

Эрос от природы и ради природы - самоэротизм природы, ее эросная самодостаточность. Стремление природы самой регулировать истинную жизнь, переписать эрос в саможизнь тленности. Нужда в продолжении рода увековечивает природу - не личности. Наше личностное существование интересует природу только потому, что оно поставляет вещество для ее собственного увековечения, дает ей превосходство над личностным существованием, которое дает ей ипостась. Природа увековечивается бесконечным рядом тварных индивидуумов, отождествляется с выживанием безличностного и одноликого и смертью уникального и неповторимого.

Природа и то, что за ее пределами - личностная инаковость, вбуйлеэт днедемЭнпт ен рбсбдспмбЯт. Золотые отсветы из ловушки самоэротизма природы; золотая паутина, в которое бьется эрос вечной жизни. Лишь меч откровения может рассечь эти прельстительные сети, извлечь желание на простор бесконечности. Превратить взаимность в кенозис самоприношения, ослепление в глубину схождения к прототипу образа.

Прототип эроса в жизненном откровении - троическая полнота жизни. "Природа" здесь мыслится как нетварная; она сама содержит в себе свою бытийную причину. И важной чертой откровения является то, что оно не приписывает истинной жизни нетварному "природы", но личностному способу существования, который ипостазирует природу. Бессмертие Лиц не является необходимостью, полученной от "природы", истинная жизнь не есть несвободное природное предопределение. Это личная свобода, которая ипостазирует природу как эросное самоопределение. А также безграничный эрос личностного общения, составляющий истинную жизнь и открывающий нетварную "природу".

С учетом неспособности нашей языковой семантики и необходимости опытного прикосновения к эросному откровению можно сказать: истинная жизнь лежит в способе существования, но не в "природе". "Природа" не разделяется, раздавая Лицам бессмертие как природное свойство, также и Лица не выпадают в не имеющие под собой опоры внутренние соотношения "природы". Каждое Лицо ипостазирует общую "природу" путем истощания от всякой "природной" автономии и самостоятельности. Путем эроса.

Всякое проявление жизненного откровения - это вызов со стороны опытного удостоверения в истине в рамках и за рамками языковой относительности: Христос Иисус - историческая плоть откровения - освобождает человеческую природу от подчинения смерти, ипостазируя ее способом истинной жизни, способом свободного от природы эроса. Он рождается от Приснодевы, что значит: ипостазирует природу, не починяясь способу природы, половому инстинкту, который увековечивает лишь смерть. Поэтому в Его Лице человеческая природа встречает ипостась жизни, свободной от самоэротичной необходимости природы. Слово становится человеком тем способом, каким существует Бог - способом эроса.

Воплощенный Логос всецело истощевается от Божества, всецело принимая человечество. Становится Его Женихом, в плоть едину. Истощеваясь от Божества, Он не перестает быть Богом, ведь способ Божественного существования является эросным истощением. И, воплощаясь, становится не просто "высоким" человеком, поскольку самое Его воплощение запечатлевает в природе способ существования Божества. Совершенный Бог и совершенный человек - не через количественное "смешение" двух природ, но через ипостазирование их бытийных возможностей способом личностного существования Логоса.

Друзья Жениха в лице Приснодевы всегда видели вершину экзистенциальных возможностей человека: лицо, которое преображает жизнь в ипостасное существование не по способу природы, но по способу эроса. Через свободу подчинения безумной любви Бога к человеку. Это подчинение не является соральным1, то есть природным достижением, но личностным претворением эросной возможности природы в эрос, свободный от предписаний природы. Поэтому на языке тех, кто любит жизнь, Невеста и по рождества пребывает дева. Ее девственность не определяется биологическим фактором, невступлением в половую связь, но является достижением освобождения природной силы эроса от самоэротизма природы, стремления к увековечению. Отказ от природной воли и предание себя воле Божьей является для Жениха той красотой, которая обнаруживает Его безумную любовь ко всей нашей человеческой природе, воплощенной в Лице Приснодевы.

Самоэротизм природы - это порождение смерти, а то, что за пределами природы, - победа эроса над смертью. Чада века сего женятся и выходят замуж; а сподобившиеся достигнуть того века и воскресения из мертвых ни женятся, ни замуж не выходят, и умереть уже не могут, ибо они равны Ангелам и суть сыны Божии, будучи сынами воскресения (Лк.20:34-36).

Причинный союз "ибо" в третьей фразе отрывка бросает свет на связь половых отношений со смертью: в "том веке" половой связи нет, ибо нет вероятности смерти. Насколько смерть господствует над природой, настолько природа выживает за счет своей половой силы. И это не значит, что чтобы смерть была побеждена, достаточно убрать половой инстинкт. Но когда смерть будет побеждена, смешение полов будет уже излишним.

Эта эсхатологическая перспектива тем не менее не оправдывает близорукой наивности моралистов, которые верят, что могут победить смерть пренебрежением или индивидуальным уклонением от полового смешения. Однако в эсхатологической перспективе смерть побеждается только смертью - и первым это показал Жених, смертию смерть поправший. Отказ от честолюбия саможизни, смиренное принятие смерти, которое есть согласие в ответ на призыв любви Восставляющего мертвых.

Христиане обитают в городах, какой каждому выпал, ни землею, ни гласом, ни обычаями не отличаясь от прочих людей, будучи причастными всему и вступающими в брак, как все. Единственное их отличие - мольба к Восставляющему мертвых: Подвигни во мне разумение Твоего смирения, да прииму со сладостию смирение естества моего. Это "со сладостию" - лезвие ножа, по которому мы ходим. Принятие смерти, превращенное в эрос.