ИСТЕРИЧЕСКИЕ ЭМОЦИИ

В истерической эмоциональности существует интересный парадокс. Если правда, что фантазия пронизывает ментальную жизнь истерика, а чувство нематериальности и неопределенности характеризует и это восприятие внешнего мира, и его самовосприятие, то как же у него складываются такие живые, интенсивные эмоции? Можно предположить, что интенсивная эмоциональная жизнь, сильные чувства лучше всего гарантируют живое и интенсивное самоощущение, но в этом случае получается иной результат. Об этом парадоксе неплохо вспомнить, когда мы будем подробнее разбирать истерическую эмоциональность, Я хотел бы начать с ее крайнего проявления - с истерического эмоционального взрыва.

Часто истерические взрывы становятся основной жалобой и приводят истериков на терапию, хотя чаще всего недоволен не пациент, а его родственники, которые являются потерпевшими от истерического взрыва. Легко заметить, что, кроме коротких периодов раскаяния после каждого эпизода пациента этот симптом не беспокоит. Вероятно, чаще всего — это взрывы ярости, но они могут смешиваться с ощущениями депрессии.

У одной типичной пациентки, двадцатишестилетней женщины, такие взрывы случались часто после того, как она куда-нибудь отправлялась со своим женихом. Как правило, начало вечера проходило мирно, но в машине, по пути домой, она начинала (с напряжением, но все еще себя контролируя) критиковать поведение жениха: например, этим вечером он был к пей недостаточно внимателен. После она всегда признавала, что выбирала самый тривиальный повод для раздражения. Как бы там ни было, через несколько минут ее жених либо пытался защититься, либо извиниться за свое поведение. Ее ярость разгоралась, она начинала его обвинять, кричать и швырять все, что попадалось под руку. Взрыв вскоре превращался в обиду и полностью прекращался лишь тогда, когда она, все еще обиженная, покидала жениха.

Во время этих взрывов, вне зависимости от повода, содержание ее обвинений было приблизительно одинаково. Она просто обвиняла его так, чтобы, как ей казалось, больнее всего его ранить. Так, она обвиняла его в эгоизме, нечувствительности и язвительности и т. п. Однако я снова хотел бы обсудить не специфическое содержание эмоциональных взрывов, которое у разных пациентов и в разных ситуациях разное, а общую форму.

Я уже высказывал предположение, что безразличие истерической личности к симптомам в какой-то степени проявляется и в ее отношении к этим эмоциональным взрывам. Я хотел бы вернуться к этому факту и рассмотреть его повнимательнее, поскольку реакция, следующая после симптома, и ретроспективное отношение к нему мне кажутся его частью, которую необходимо понимать. Если истерическое безразличие и отвержение конверсионных симптомов заслуживают внимания, то реакция на эмоциональные взрывы заслуживает его еще больше, В конце концов, конверсионные симптомы остаются загадочным и эфемерным явлением. В случае же собственных чувств и реакций, к том)' же таких живых, эту отстраненность понять гораздо труднее. Однако я считаю, что наблюдения подтверждают тот факт, что истерики относятся к своим эмоциональным взрывам так же, как они относятся к конверсионным симптомам: то есть не считают содержание взрывов своими настоящими чувствами, а воспринимают их, как нечто их посетившее или скорее прошедшее сквозь них.

Пациентка из приведенного мной последнего примера говорила о своих взрывах так, что, если бы не подробности, можно было бы подумать, что она не присутствовала в той ситуации. Один или два дня были наполнены сожалением и раскаянием, но этот период быстро проходил, и даже в раскаянии проскальзывали намеки на отстраненность, которая со временем становилась все сильнее. Даже в первые несколько дней, когда она со слезами вспоминала об этом эпизоде и была искренне обеспокоена чувствами своего жениха, то говорила о своем взрыве так — а эта черта очень важная, словно он не имел ничего общего с ее чувствами. Тут важно не только то, что эта весьма умная женщина не догадывалась, что чувства, так интенсивно проявившиеся несколько дней назад, не могут сейчас совсем отсутствовать. Более того, она явно не считала, что вообще чувствует по отношению к жениху то. что у нее вырвалось в момент взрыва, и в действительности не чувствовала этого даже в тот момент. Наоборот: и в период раскаяния, и позже она говорила об этом, как о таинственном припадке, полностью подчинившем ее себе; короче говоря, она этого не чувствовала. «Но я так не считаю» — говорила она с удивлением, и ее удивление не выглядело наигранным. И при этом добавляла, что и тогда так не считала. Совсем наоборот, говорила пациентка, она любит и уважает своего жениха. И говорила это очень искренне и убедительно.

Иногда пациентки соотносят свои взрывы или, как они их называют, припадки, с менструальными периодами, но эта женщина с неохотой отказалась от этой теории, и то не до конца, несмотря на то, что даты не совпадали. Другая пациентка со схожими симптомами, читала книги по психоанализу и таким образом была посвящена в таинство психоанализа; после того, как все теории и отношении ее взрывов отпали, она стала искать разгадку в своей истории и в «бессознательном». "Почему" Почему? Я говорю то, что вовсе не имею в виду. Я не знаю, почему... Возможно из-за брата - я всегда чувствовала, что он меня отвергает. Но я не помню, чтобы я на него злилась. Возможно, мне было больно, но...»

Здесь очень легко пойти по ложному следу; этот поиск «причины» эмоциональных взрывов в детстве или бессознательном — не просто поиск инсайта. Это подтверждение убежденности пациентки, что такие взрывы не выражают ее чувств, а являются чуждой силой («бессознательным»), которая овладевает ей. Это безусловно защитное заявление. Фактически пациентка хочет поверить в свое временное помешательство и ищет случайный или провоцирующий аспект, который это подтвердит. Но несмотря на ее утверждение, имеющее защитную цель, оно совершенно обоснованно, ибо отражает ее реальные переживания. Фактически, едва осознав содержание этого переживания («это были не мои чувства»), невозможно не вспомнить другой, весьма распространенный вид истерического симптома, а именно: диссоциативную личность, у которой полностью теряется даже память о мыслях и поведении мистера Хайда, как только он перестает действовать.

Изучая эмоциональные взрывы, важно отметить еще одну, более общую черту поведения и эмоциональной жизни истерических пациентов. Обычно они ведут себя очень мирно. Пациентка из первого примера считала себя «порядочной», и так оно и было, и ее удивленное раскаяние после взрыва всегда содержало такие чувства: "Как же возможно, чтобы я, такая хорошая и порядочная женщина, так себя вела?" За исключением яростных взрывов, она была очень тихой и старательно избегала агрессивных высказываний (причем, считала агрессивными даже такие высказывания, которые другим показались бы вполне мирными). Любое мало-мальски агрессивное заявление или требование она расценивала как «грубое» или «отвратительное» поведение. Хотя она считала, что старается не причинять боли другим, несомненно, в первую очередь она сама не могла перенести «грубости». Однако, именно те люди, с которыми она обычно так осторожно общалась, время от временя становились объектами чудовищного взрыва ярости.

Для этих людей характерна комбинация аффективных взрывов и тихого поведения, и некие параллели можно найти и в других эмоциональных областях. Например, хорошо известно, что некоторые импульсивные истерические женщины, отдаваясь время от времени взрывным эмоциональным увлечениям, остаются сдержанными в более постоянной и ровной любви.

Как нам это все понять? Достаточно ли сказать, что аффект истерика неглубокий, эфемерный и мимолетный, а не глубокий и постоянный? Описание звучит убедительно, если признать, что взрывы ярости умещаются в рамках «неглубокого» аффекта. Возможно, объективно описывая ее чувства как «неглубокие», мы говорим о том же, что субъективно воспринимает пациентка, когда говорит: «На самом деле я этого совсем не чувствовала»; Но, по-моему, это заявление не слишком углубляет наше понимание истерических эмоций и, в особенности, не проясняет связь подобных аффектов с другими аспектами истерической деятельности.

Давайте вспомним, что говорилось в отношении когнитивной деятельности истериков и об их субъективном восприятии. Я описал их познание как впечатлительное, немедленное и глобальное. Когнитивное восприятие истерика — это не восприятие фактов и разработка суждений, а восприятие интуитивное л впечатлительное. Кроме того, это люди, чьим вниманием легко завладеть, они легко внушаемы и увлекаются любым впечатлением, которое в данный момент задевает их за живое. Поэтому их суждения легко изменяются; они не уходят корнями в твердые убеждения, которые не продуманы и не основаны на знаниях или фактах личного опыта (и по субъективному восприятию это тоже так). Из-за того, что их суждения и идеи не являются глубоко интегрированными продуктами, а скоротечными и изменчивыми, легко поддающимися влиянию мимолетных впечатлений, можно сказать, что эти идеи и суждения не вполне представляют самого человека. Теперь я хотел бы предположить, что истерические эмоциональные взрывы, то есть резкий выход аффекта, который быстро стихает, а позже воспринимается так, будто прошел сквозь истерическую личность, а сама она не принимала в нем участия, — эти взрывы происходят лишь при этом стиле деятельности и могут существовать лишь в контексте этого стиля.

Каким образом полубессознательный, полусформировавшийся импульс или ощущение трансформируются в конкретную эмоцию? Должен существовать некий интеграционный процесс, благодаря которому полусформировавшееся ощущение ассоциативно привязывается к существующим склонностям, чувствам, интересам и т. п., и таким образом, получает ассоциативное содержание (так сказать, набирает в весе) и одновременно становится более конкретным и сложным. Теперь давайте себе представим, что истерик характеризуется не только немедленным когнитивным восприятием, но и немедленным эффективным восприятием. Отсутствие комплексной когнитивной интеграции (то есть, быстрое, впечатлительное познание) будет сопровождаться немедленным проявлением аффектов. Эти аффекты, едва пробудившись, врываются в сознание в качестве окончательного аффективного продукта, подобно сиюминутным глобальным впечатлениям, которые появляются в качестве окончательного когнитивного продукта. А это значит, что такие люди, как правило, характеризуются слишком быстрой и непроработанной организацией и интеграцией ментального содержания. В нормальном интеграционном процессе полуинтуитивная мысль становится сознательным суждением, полусформированное, смутное впечатление становится ясной идеей, а полуосознанное, сиюминутное ощущение становится конкретной и глубокой эмоцией; у истерической личности этот процесс является неполным и свернутым.

Эмоцию, которая появляется в сознании в качестве результата нормального процесса интеграции и ассоциативной связи полусформировавшегося импульса с существующими целями, интересами и вкусами, — такую эмоцию человек воспринимает как свою; она соответствует личности человека и глубоко его затрагивает. Но у истерической личности и в когнитивной, и в аффективной сфере такой интеграционный процесс отсутствует, И в этом смысле ощущение истерика, что он не участвовал в эмоциональном взрыве, соответствует действительности; в этом смысле, эти эмоции действительно не были его эмоциями. Недостаточность интеграционного процесса и развития является причиной того, что, с одной стороны, аффект был внезапный, резкий и изменчивый, а, с другой — он не был дифференцирован. Можно сказать, что истерический аффект, как и познание, не проявляется в ясном, хорошо дифференцированном сознании в качестве развитого, конкретного ментального содержания, а мгновенно доминирует и захватывает рассеянное и пассивное сознание.

Есть множество истериков, в основном женщин, для которых характерны не аффективные взрывы, а взрывы более или менее постоянные и менее интенсивные, по сравнению с теми, которые мы разбирали. У этих людей функционирует та же самая система. В романе Генри Джеймса один персонаж описывал героиню следующим образом: «Она это сказала, и сразу стало видно, что это женщина, говорящая с сильным французским акцентом все, что ей взбредет в голову».⁶ Я хотел бы добавить, что эта истерическая женщина «говорит все, что ей взбредет в голову» именно Потому, что любая едва сформировавшаяся прихоть, фантазия, мимолетное впечатление или сиюминутная эмоция в этот момент доминируют в ее сознании. В присутствии такой личности создается впечатление, что она сама не вполне участвует в этих проявлениях и аффектах. Мы знаем и ждем, что завтра она скорее всего забудет половину своих чувств, а про вторую половину скажет, что она «на самом деле вовсе не имела это в виду». Мне думается, именно это мы называем «неглубокими» истерическими эмоциями.

Метод деятельности, стимулирующий появление таких аффектов, как правило, вызывает их в большом количестве. Такие изменчивые эмоции по своей природе не требуют большой психологической интеграционной активности. Разумеется, я не имею в виду, что такие аффекты совершенно не зависят от развития психологических интеграционных способностей, а лишь хочу сказать, что они могут существовать и существуют, когда интеграционные способности слабо развиты. Детские эмоции, как правило, не такие утонченные, как у взрослых, но потому их нельзя назвать менее живыми, Одним из последствий этого обстоятельства оказывается то, что в определенных рамках (которые мы обсудим в следующей главе) психологическая организация, где сразу проявляются ментальные содержания, характеризуется, с одной стороны, «отсутствием глубины» и доминированием аффекта, а с другой стороны, обилием самих аффектов.

Кроме того, мы уже упоминали о том, что несмотря на крайнюю эмоциональность истериков, в определенных ситуациях они бывают очень сдержаны, и сейчас мы можем это понять. Очевидно, такое эмоциональное восприятие — взрывающееся и живое, по эфемерное и «неглубоко» переживаемое — соответствует романтическому восприятию мира и самих себя. Этот субъективный мир является продуктом истерического стиля, и в этом мире они могут более-менее комфортабельно жить. «Серьезная» же эмоция, которая действительно «имеется в виду», и серьезное убеждение совершенно не соответствуют такому субъективному миру и для истериков очень неприятны. Ведь истерики чувствуют себя невесомыми, а когда появляется такая эмоция или суждение (а поскольку человек не функционирует как совершенная машина, они всегда периодически появляются), они чувствуют нечто более материальное и стремятся этого избежать. Это относится к очень многим специфическим эмоциям или содержанию мышления. Таким образом, многие сентиментальные истерики часто сдержаны в любви и не имеют никаких политических убеждений.

Истерики вовсе не единственные, чье познание и субъективное восприятие характеризуется впечатлительными, быстрыми и слабо организованными ментальными содержаниями; есть люди, у которых это выражено гораздо ярче. В следующей главе я попытаюсь показать, что люди с пассивным или импульсивным характером еще больше наделены этими чертами, хотя для них вовсе не характерна сильная эмоциональность в обычном смысле этого слова. Скорее они склонны к импульсивным действиям, которые пи они сами, ни другие не воспринимают как действия, совершенные свободно, по собственной воле.