Совмещение панорамы и тревеллинга

Попробуем решить более сложную съемочную задачу. Как сде­лать, чтобы актеры длительное время находились в кадре, шли или бежали, перемещаясь на местности, но при этом обойтись сравни­тельно малыми техническими средствами?

Влюбленные — в укромном уголке на природе, в лесу. Девушка заигрывает со своим ухажером. То они целуются, то она вырывает­ся из его объятий и убегает. Тогда парень пускается вдогонку. На­стигает ее. Снова целуются. И опять она ускользает из его рук. По­гоня продолжается, и все повторяется вновь.

Для съемки уложим рельсы на открытом месте, окруженном ку­старником. Кустарник невысок. Он может скрыть фигуру человека только по грудь.

На рельсы ставим тележку с камерой. А дальше дело режиссерс­кое—разработать мизансцену продолжительного кадра с беготней и остановками актеров. Этим мы и займемся (рис. 8).

Первая позиция камеры 1а, статика. Снимем. Девушка срывает­ся с места — камера начинает панорамировать. За ней парень — камера поехала в точку 16.

Так как путь проезда у камеры короче, чем путь пробега актри­сы, то аппарат успеет встать на точку 1 б как раз в тот момент, когда парень догонит девицу.На второй позиции (б) они поцелуются. Потом она снова вы_Р вется из объятий и побежит вдоль рельсов обратно. Чтобы камер, успела за ней, съемку лучше продолжить панорамой слежения вле во и одновременно начать проезд (рис. 9).

Рис. 8

На полпути девушке лучше остановиться и обернуться, дразня ухажера. Тогда она окажется лицом к объективу, и на точке I в мож­но получить крупный план (на плане мизансцены промежуточная точка не показана).

Но такая съемка с движения, когда камера смотрит почти в про­тивоположном направлении, создаст иллюзию для зрителя, что влюбленные бегут по совершенно другому месту, потому что пара будет двигаться на другом фоне.

В точке 1 в вновь остановка. Здесь может произойти короткое объяснение. А дальше снова пробег, но по другую сторону рельсов. Опять сначала панорама и через мгновение начало движения каме-ы в точку 1г, где на парном крупном плане произойдет решающее объяснение (рис. 10).

Чего мы, собственно, добились? Ради чего городился огород?

Кроме того, что была проиллюстрирована возможность совме­щения съемки панорамой с одновременным движением камеры, было показано, как малыми техническими средствам можно снять длинный кадр, который создаст у зрителя впечатление, что пара резвилась, пробегая довольно большое расстояние. Это произош­ло за счет того, что при каждом движении камеры по рельсам мы помещали влюбленных на новый фон местности. А пробег от точ-

ки 1 б до точки 1г вообще был снят с полным сохранением направ­ления движения, что зрителю покажется бегом по прямой. При съем­ке с тележки на рельсах длиной около 15 метров мы создадим нарой происходит действие, или от натурной площадки, где могут быт и горы и поля.

3. Он неотделим от актера, который действует в этой декора­
ции.

4. Он зависим от диалогов и текстов, которые прозвучат с эк­
рана, и от моментов их произнесения.

5. Он прямо связан со звуковым решением и в том числе с
музыкой, которая будет звучать с экрана и сопровождать зритель­
ское восприятие сцены.

6. Он находится в генетической связке с внутренними и вне­
шними ритмами сцены.

7. Наконец, он прямо связан сдвижением камеры, которая
творит сам внутрикадровый монтаж.

Если согласиться с этим перечислением, то становится очевид­ным, что внутрикадровый монтаж непосредственно связан с мон­тажом более высокого порядка, чем только монтаж изображения. Конечно, при съемках и использовании межкадрового монтажа тоже присутствует эта связь, но она там менее выражена, не так сильно довлеет над действиями режиссера. Там как-то все проще...

Что же это за монтаж, которому приписан более высокий уро­вень?

Этот монтаж есть сопоставление образов разной природы: изоб­ражения и музыки, изображения и слова, изображения и драматур­гических ритмов. Разрабатывая внутрикадровос решение сцены и воплощая его перед камерой, режиссер обязан мысленно представ­лять себе, ощущать дух сцены и связывать действие перед камерой с другими образами, которые войдут в сопоставление на следую­щем этапе работы.

Режиссерские и операторские позиции

Жизнь наполнена множеством коллизий. А потому и искусство касается огромного числа проблем, конфликтов, положений, про­тиворечий, мотивов и установок человеческого поведения, людс­ких целей. Отсюда у режиссеров и операторов может возникнуть равное число задач воплощения этих жизненных, реальных или гипотетических коллизий на экране.

Но все варианты режиссерских задач можно разбить на две круп­ные группы.

Первая группа. Режиссер показывает событие с объективной точки зрения, когда аппарат наблюдает за происходящим с позиции, выбранной режиссером и не зависящей от героев и их действий. Режиссерская, авторская точка зрения. (Объективная камера.)

Вторая группа. Режиссер присваивает камере точку зрения пер­сонажа на события, как бы глазами действующего лица, через объек­тив видит сцену, разворачивающуюся на экране. Камера — участ­ник события, словно на себе ощущает столкновения с другими объектами и участниками сцены. Такую съемку и такой внутрикад­ровый монтаж принято называть субъективной точкой зрения. (Субъективная камера).

Как ни странно, но эти две позиции придуманы не телевидением и даже не кинематографом, а, как и многое другое в нашем искусст­ве, — литературой. Оттуда и заимствованы режиссерами для экра­на эти приемы. Только в словесном творчестве это называется: рас­сказ от автора и рассказ от первого лица.

Приемы экранного рассказа объективной камерой известны с первых фильмов Л. Люмьера.

Субъективная камера появилась в арсенале режиссерского твор­чества значительно позже. Ж. Митри считает, что только в 1919 году у Д. Гриффита в «Сломанной лилии» «кинематографисты осознали этот эффект». Но лишь после фильмов «Последний человек» Мур-нау (1924) и «Варьете» Дюпона (1926) «субъективное изображение становится общепринятым».

Некоторые возможности объективной камеры

Читая эту книжку, не ждите от нас рецептов. Хотя известен неко­торый набор приемов работы объективной камерой, удачное или провальное ее использование в конкретной работе гарантировать может только ваш талант или Господь Бог.

Как уже было сказано, движение камеры во время съемки, а, сле­довательно, и движение изображения во всей плоскости экрана, как и любое движение внутри кадра, обладает почти магическим воз­действием. Режиссеры кино давно заметили, что движение в кадре приковывает внимание зрителей к экрану. Это был эмпирический результат, итог наблюдений без объяснения причин. Теоретики под­хватили эти сведения и возвели движение в ранг одной из главных специфик кино.

Позже психологи дали толкование такой необыкновенной осо­бенности экрана. Она возникла по причине использования кинема

тографом «странностей» человеческого восприятия и особенн тсй нашей психики.

В наш мозг природа заложила такой нейрон или группу нсйр. ._д нов, которые бдительно и неусыпно следят за возникновением лю­бого движения объектов в окружающем мире. Власть этих нейро­нов над другими, которые регулируют наше восприятие, необычай­но велика. Если в момент наблюдения в поле зрения появился дви­жущийся объект, нейроны дают жесткую команду глазным мыш­цам направить отчетливое, ямковое зрение на этот объект, распоз­нать его, определить его действия. Если нас окружает разнонаправ-лено и спокойно движущаяся толпа, скажем, на перроне вокзала, то появление в ней бегущего человека тут же будет нами замечено, выделено. Это прикажут сделать те самые нейроны. Они унаследо­ваны нами из самого далекого животного прошлого человечества, ибо любой движущийся объект может представлять собой смер­тельную угрозу. Только после распознавания, идентификации, по­нимания, что собой представляет этот объект, после убеждения, что прямой угрозы нет, несколько спадает интенсивность команд этих нейронов. Но их деятельность никогда не прекращается совсем. Что бы ни происходило, мы будем поглядывать и контролировать дей­ствия движущихся, пусть даже самых мирных объектов.

Любое движение на экране всегда приковывает внимание зрите­лей. Этим обстоятельством широко пользуются режиссеры. Часто, когда снимаются статичные сцены (например, разговор сидящих за столом людей или какие-то неподвижные предметы), прибегают к использованию движущейся камеры. Собеседники почти неподвиж­ны, а камера объезжает их, в плавном движении наблюдает за ними. И это движение изображения на экране активизирует внимание зри­телей к существу разговора. Есть великий постулат экранного твор­чества: в рамке кадра должно что-то двигаться — или объекты, или | все изображение в целом. Движение крепче приковывает взгляд зрителя к экрану.

Полностью статичные кадры имеют собственное право на ис­пользование, но кадры сдвижением во многих случаях имею осо­бые преимущества.

Первый вид движения — движение ради активизации внима­ния зрителя к статичной сцене.

Без движения на экране у зрителей очень быстро наступает подсознательное падение интенсивности восприятия, возникает ощу­щение скуки и однообразия, занудности произведения.

Об этом всегда нужно помнить не только «игровикам», но и до­кументалистам и тем, кто создает телевизионные передачи.

Допустим, вы снимаете в телестудии получасовую задушевную беседу или интервью. Предусмотрите в декорации возможность съемки с движения (с тележки или со студийного крана). Хотя меж­кадровый монтаж, само чередование планов двух собеседников тоже есть своеобразный вид движения, однако плавный объезд сидящих в креслах или за столом героев привнесет в эту сцену дополнитель­ное ощущение интимности и откровения.

Второй вид движения — движение для создания определенно­го настроения.

Умение создать в своем произведении то или другое настрое­ние — качество подлинного творчества в любом виде искусства: в живописи, архитектуре, музыке... Для экранного показа — это не менее важное обстоятельство. Уже одно то, что автор сумел создать в своем произведении и передать зрителям какое-то настроение, говорит о высоком уровне его творческой потенции.

Но в силу того, что экранное произведение всегда представляет собой ту или иную форму рассказа, настроение в нем не может быть чем-то самостоятельным. Оно всегда связано с контекстом, обус­ловлено предшествующей этому настроению информацией и, как правило, готовится ходом предыдущих событий или обстоятельств.

Движение камеры способно подчеркнуть состояние героя, пер­сонажа или документально действующего в кадре лица. Это может быть и страх, и внутреннее напряжение, и радость, и уныние, и ощущение фатальности, и состояние эйфории... Ключом к возбуж­дению у зрителя таких переживаний является скорость движения изображения на экране, скорость панорам и перемещения камеры с Учетом выбора соответствующего фокусного расстояния объектива и крупности плана.

В «Ностальгии» у А. Тарковского есть очень длинный план, в котором герою нужно пройти с зажженной свечой большое рассто­яние на каких-то древних и заброшенных развалинах — от одной стенки до другой. Только при условии, что свеча не погаснет, он Достигает своей цели. Только при выполнении этого непременного ресования произойдет то, чего он так настойчиво добивается.

Весь этот проход снимается одним планом с параллельным дви­жением аппарата. Предварительные обстоятельства, условия осуществления его желаний нам известны до начала прохода

Рис. 11

Герой зажигает свечу и начинает идти. Поддувает ветерок. Пла­мя колышется и того гляди затухнет. Он прикрывает огонь ладо­нью. Идет медленно, чтобы не сорвать пламя с фитиля. Все вни­мание героя и зрителей приковано к колышашемуся огоньку.

Кадр начинается с крупного плана, зажигается свеча. Далее ар­тист О. Янковский отходит на общий план и начинает движение от стены. И, как привязанная, рядом с ним едет камера. Позади фигу­ры артиста медленно в противоположном направлении движется фон.

Зритель не знает, как долго ему придется еще идти, и это усугуб­ляет напряжение. Истекает пять секунд, десять, пятнадцать... Лег­кий порыв ветра. Он прикрывает свечу спиной, идет дальше. Еще порыв... Свеча гаснет. Он возвращается обратно.

Действие начинается с начала. Снова исходное место, опять зажигается свеча, опять дует ветерок, но нужно двигаться. И герой идет, загораживает пламя от ветра полой плаща, потом опять рукой.

В съемке повторяется все один к одному. Только артист действу­ет с повышенной осторожностью и медлительностью, чтобы со­хранить огонь свечи на всем длинном пути. Напряжение у сочув­ствующих зрителей еще более возрастает.

Проходит десять секунд, двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят... Это колоссальное количество времени для экрана при отсутствии смены действий. Нервы у зрителей уже напряжены до предела, а герой все идет и идет. По мере приближения к цели герой все бли­же и ближе подходит к камере, укрупняется.

Постановка кадра в профиль к персонажу не дает возможности зрителю увидеть, куда он идет, сколько еще осталось шагов или метров до цели.

Рис. 12

Такое режиссерское решение еще более усугубляет напряжение (рис. 11). Неизвестность, неопределенность, или, как говорят уче­ные, недостаток информации всегда ведет к повышенному нервно­му возбуждению, и режиссер умело пользуется эти приемом.Вы можете спросить: а где же в этой сцене то движение, которое создает напряжение, что движется в кадре?

Фон! Он медленно вползает (по-другому не скажешь), именно вползает из-за вертикальной рамки кадра. Именно туда и на свечу смотрит зритель. Из-за этой вертикальной границы кадра зритель ждет появления того камня, до которого нужно дойти герою. А это­го камня все нет и нет, и нет... Проходят разрушенные проемы быв­ших окон, но все — не то и не то. Ветер опять срывает пламя, герой возвращается обратно и вновь зажигает свечу. Все повторяется.

Третья попытка оказывается самой длинной и заканчивается крупным планом: свеча в руке (рис. 12). А общая продолжитель­ность кадра достигает 8-ми минут.

Это — пример мастерского использования движения камеры для создания напряженного ожидания, смешанного со страхом. Эту сцену нельзя было снять иными методами, например, с применени­ем межкадрового монтажа без потерь тех художественных досто­инств, которыми ее наделил А. Тарковский. А если вам захотелось узнать, чем закончилась сцена, то посмотрите фильм «Ностальгия».

Еще пример. В одном из документальных фильмов вдова рас­сказывает о своем муже, репрессированном в сталинские времена и реабилитированном после смерти, спустя много лет. Она говорит о замечательном и талантливом человеке, расстрелянном по приго­вору пресловутой «тройки». Камера медленно панорамирует от ее крупного плана на уголок скромно обставленной комнаты и пере­ходит на стену. Движется по редким фотографиям, запечатлевшим далекие счастливые годы ее жизни. Она с мужем в каком-то парке. Улыбающийся отец с малышом на коленях, они втроем, маленькая фотография мужа с какого-то документа в рамочке. После каждой фотографии большой промежуток пустой стены с дешевыми обо­ями в полосочку и редкими цветочками.

У человека были грандиозные планы на будущее, но о нем оста­лись только воспоминания в памяти женщины и четыре фотогра­фии. Личность, талант и счастье семьи растоптала и уничтожила бесчеловечная большевистская машина. Эти люди отдали чудовищ­ному строю свою душу, свой труд и способности, а он обрек их на смерть и страдания. Гонимая политической системой вдова дожи­вает свою жизнь на жалкую пенсию по старости.

Кровь закипает в жилах, когда слушаешь этот рассказ.

Медленная панорама по комнате и голой стене с редко расположенными фотографиями действует на зрителей не менее сильно, чем сам рассказ. Даже промежутки пустой стены «работают» на режиссерский замысел. Эта панорама — свидетельство глубокого взаимопонимания режиссера и оператора, который через визир ка­меры сумел увидеть, почувствовать, а, следовательно, и передать на экране смысл рассказа и настроение, обитающие в скромной комнате. Пустоты между фотографиями — это пустоты в жизни вдовы, отнятые режимом годы обыкновенного человеческого счастья.

Фотографии не имели бы такого воздействия, если бы были сня­ты каждая в отдельности и смонтированы или сняты панорамой с переброской от портрета к портрету (резким и быстрым движени­ем камеры с остановками на фотографиях).

И вновь обращаю внимание читателя! Как много потребовалось объяснений предыстории, обстоятельств, характеристик, чтобы обо­сновать творческое решение сравнительно несложного, но чрезвы­чайно уместного приема внутрикадрового монтажа, чтобы пока­зать, как точно выбранная скорость движения аппарата способна творить настроение в экранном произведении.

А в телевизионной передаче «КВН» для показа оценки конкур­сов используется панорама с остановками на каждом из членов жюри и быстрыми перебросками от одного к другому. Промежутки между судьями в этот момент никому не интересны, все ждут толь­ко результатов оценки конкурса. И такая горизонтальная панорама с рывками становится весьма точным творческим решением.

Теперь иной пример.

Всем известные «Веселые ребята» Г. Александрова.

Фильм начинается с прохода пастуха (Л. Утесова) в сопровожде­нии самодеятельных музыкантов с балалайками и гармошками. Пастух бодро запевает песню: «Легко на сердце от песни веселой. Она скучать не дает никогда...»

Проход в картине занимает 4 минуты. Он снят с параллельного проезда камеры тремя кусками, мастерски закамуфлированными монтажными стыками. Низкая точка съемки (взгляд несколько снизу на артиста) помогает приподнять настроение и возвысить постуха-запевалу. Основное, что помогало передать ощущение веселого настроения (кроме самого поведения актеров, конечно, и музыки), это попеременное мелькание переднего плана. Камера ехала, а между объективом и группой оркестрантов время от времени пробегалито отдельные деревья, то кусты, то какие-то предметы (рис. 13). Запевала то удалялся, то приближался к камере, бил чечетку на мо­сту, играл мелодию на стальных прутах ограды. А на фоне мелька­ли люди, которые глазели на этого самоуверенного пастуха и при­ветствовали его с восторгом. Они проносились по экрану в обрат­ном направлении по отношению к основному движению артистов и как бы усиливали для зрителя ощущение бодрости действия (рис. 14).

Имеем право сказать, что камера великолепно справилась со своей задачей в этой сцене и сумела передать зрителям бодрость духа, которым был заряжен артист.

Можно было бы приводить и приводить примеры, но их еще бу­дет достаточно в дальнейшем рассказе.

Рис. 13

В любом случае, безотносительно к конкретному содержанию необходимо знать, что медленное движение объектов в кадре или всего изображения в рамке способно вызвать у зрителя ощущение

спокойствия, благолепия, размеренности или, в зависимости от кон-66

текста и предварительных обстоятельств действия, — ожидание чего-то, уныния, грусти и даже страха. Выбор скорости движения на экране, конечно, зависит от драматургии, решение принимается режиссером и оператором в соответствии с их пониманием и ощу­щением настроения сцены.

Рис. 14

Быстрое движение на экране, как не трудно догадаться, способ­но вызвать у зрителя и приподнятость настроения, и возбуждение, и дискомфорт, и при определенных условиях страх, ужас и т. д.

Строгих рецептов нет! Думайте и творите по подсказке разума, сердца и интуиции в соответствии с задачами, которые вы решаете в этой сцене.