Октябрь 1485 года, Вестминстерский дворец. Уильям был вне себя, когда Кейт сказала ему, что король запретил ей разглашать тему их разговора

Уильям был вне себя, когда Кейт сказала ему, что король запретил ей разглашать тему их разговора. Но еще больше его выбило из колеи, когда позднее в тот же день явился паж и сообщил, что мать короля, леди Маргарита, желает видеть Кейт и просит ее немедленно явиться одну.

Леди Стенли — урожденная Маргарита Бофорт, которая, вступив в брак с отцом Генриха, приобрела титул графини Ричмонд, — теперь стала матерью короля. В отсутствие королевы двором — и наверняка королем тоже, подумала Кейт, — управляла эта властная немолодая женщина. Она прекрасно помнила холодные глаза и высокомерные манеры леди Маргариты.

Говорили, что леди Стенли — очень набожная, ученая и во всех отношениях достойная дама, но Кейт искренне считала мать Генриха предательницей и не могла простить ей того, что она вместе с Бекингемом плела заговоры против ее отца.

Леди Маргарита являла собой куда более царственную фигуру, чем ее сын. Одета она была как монахиня: в строгое черное платье и гофрированный уимпл; было широко известно, что она ведет благонравную жизнь (у лорда Стенли, несомненно, имелись все основания быть ей благодарным за это, не к месту подумала Кейт). Манеры у леди Маргариты были спокойные и величественные, а говорила она едва слышным голосом, оживляясь только при упоминании своего сына.

Холодно поздоровавшись с Кейт, она без лишних слов перешла к делу:

— Его величество король сказал мне, что беседовал с вами сегодня утром и что мы можем рассчитывать на ваше благоразумие.

— Да, миледи.

— Мой сын хочет дать Англии мир и управлять страной твердой рукой. Корону он получил по праву, и Сам Господь благословил его, даровав ему победу при Босворте. Всевышний послал Генриха Тюдора избавить страну от тирании Ричарда.

Кейт лишь пожала плечами, стараясь сдержать гнев. Как знать, не провоцирует ли ее леди Маргарита?

— Но как мой сын может приступать к такому великому делу, когда есть люди, которые будут пытаться отобрать его законный титул? — задала вопрос — разумеется, риторический — эта невыносимая женщина. Она вся просто излучала неприязнь и держалась с таким видом, словно была вынуждена выполнять тягостный долг. — Два года назад, — продолжала леди Маргарита, — ваш узурпатор-отец сказал своему другу герцогу Бекингему — сказал, конечно, совершенно конфиденциально, — что у него нет иного выбора, кроме как предать смерти сыновей короля Эдуарда, иначе он никогда не будет чувствовать себя в безопасности на троне. На этом их дружба закончилась. Герцог не смог смириться с такой жестокостью и под благовидным предлогом оставил двор. Узурпатор, не поняв, что между ними произошел разрыв, продолжал переписываться с ним и в одном из писем написал нечто, по мнению Бекингема, ясно указывавшее на то, что дело сделано. У герцога не осталось ни малейших сомнений на этот счет, и он ужаснулся. Именно тогда Бекингем и перешел на сторону моего сына. Он сообщил ему, мне и всем нашим союзникам то, что стало ему известно, и мы принялись за работу: жестокого тирана нужно было

свергнуть во что бы то ни стало.

Кейт внутренне так вся и кипела. Обвинения леди Стенли были ужасны, но эта женщина вдобавок еще и издевалась над ней, наслаждалась ее замешательством, зная, что Кейт не может сказать в защиту отца ничего такого, что не будет истолковано как измена. Бедняжка с трудом сдерживалась, а леди Маргарита продолжала:

— Вскоре стали распространяться слухи, что принцы убиты. Заметьте: не мы их пустили, хотя позднее мы этими слухами и воспользовались. Однако до сих пор никто не знает точно, как именно были убиты несчастные мальчики и где они захоронены.

— Позвольте у вас спросить, миледи: почему вы так уверены, что они мертвы?

Возможно, Бекингем превратно истолковал письмо моего отца?

Леди Маргарита неприязненно оглядела Кейт.

— Считаете себя самой проницательной? Не стоит забывать, что герцог очень хорошо знал Ричарда — знал, как тот мыслит, какие честолюбивые помыслы им двигают.

— Я тоже хорошо его знала, — сказала Кейт тихим голосом. — Ричард был моим отцом, мадам, и я не могу представить, чтобы он опустился до такого гнусного деяния.

— Если не можете вы, то это вполне способны представить другие! — вдруг пронзительно выкрикнула графиня, на мгновение забыв о своем обычном спокойствии. — Хотите, чтобы я перечислила вам список его преступлений? А эти слухи? Их было не пресечь, потому что в них верили — и они отражали действительность. Мое дорогое дитя, тот, кто не видит этого, просто слеп!

— Прошу простить меня, миледи, — пробормотала Кейт, с трудом сдерживая ярость. — Я могу говорить только за себя.

— Что ж, вы тогда были совсем молоды и еще не успели узнать человеческую натуру. Но я думаю, вы знаете больше, чем говорите. Что вам стало известно о принцах? Если ваш отец не убил их, то где они теперь?

— Все, что я знаю, миледи, я уже сказала королю, — не отступала Кейт, которая никак не могла взять в толк, почему ее допрашивают еще раз. Король ей явно не поверил. Но если Генрих решил, что его матери удастся извлечь из нее больше, то он ошибся! Да, Кейт знала больше, чем говорила, но она ни в коем случае не собиралась сообщать им о том, что ей стало известно от Пьетро, епископа Рассела и епископа Стиллингтона (хотя последний и сказал ей совсем немного). Молчание — золото. Кейт не хотела своими словами накликать неприятности на чьи-то головы.

— Значит, вы ничего не знаете об убийстве?

— Я ничего не знаю об убийстве, миледи.

Леди Маргарита пристально посмотрела на собеседницу и раздраженно поинтересовалась:

— Почему вы не хотите говорить мне правду?

— Вы ошибаетесь, миледи, я не меньше вашего хочу прояснить ситуацию, — заверила ее Кейт.

— Что ж, скоро мы узнаем правду, не сомневайтесь.

И я могу вам заранее сказать, какой она будет. Можете идти. И если вспомните что- нибудь, связанное с этим делом, немедленно сообщите мне.