Глава 46. Раздумывать было некогда

Раздумывать было некогда. Я доверился инстинктам.

Я не мог оградить себя щитом от пламени, замешанном на адском огне, демонической версии огня Души. Адский огонь на несколько порядков увеличивает разрушительный потенциал магии. Когда тень Ласкиэль была внутри меня, я тоже им пользовался. Если бы у меня был мой старый браслет из щитов, я бы мог парировать большую его часть, но этого было недостаточно, чтобы добиться приемлемой температуры.

Не мог я и отразить его Зимой. Если бросить лёд навстречу пламени, они образуют пар, но адский огонь не остановится и продолжит своё движение. Тот же результат, только я буду приготовлен на пару, а не поджарен.

Раз или два в жизни мне удавалось достаточно быстро открыть перед собой Путь и переправить атакующее заклинание в Небывальщину или из неё, в какое-нибудь другое место в мире смертных. Но отсюда, из охраняемого хранилища, было бесполезно даже пытаться открывать Путь — для этого нужно было как минимум снова выйти за первые врата.

С огнём и так достаточно трудно иметь дело. Но если смешать его с адским огнём, его почти невозможно остановить.

Так что я даже и не пытался его остановить.

Вместо этого я его перенаправил.

Когда огненный снаряд понёсся на меня, я поднял посох правой рукой, завертел им назад и вперёд перед собой, выделывая восьмёрки, и с криком: <i>«Ventas cyclis!»</i> — пустил через него свою волю, сплетённую с огнём Души, навстречу адскому огню падшего ангела.

Воя и кружась, ветер вырвался из моего посоха и свернулся в тугой вихрь, когда его достиг адский огонь. Вспыхнула молния, грянул гром, и резко запахло озоном, когда две диаметрально противоположные силы встретились и вступили в бой. Вращающийся воздушный вихрь поймал фиолетовый огонь, отклонил его к высокому потолку пещеры и закачал гейзер сверхъестественного пламени из стороны в сторону.

Чтобы контролировать этот ветер потребовались огромные усилия, и хотя огонь прошёл всего в нескольких футах, исходящий с моей стороны воздушный поток не дал тепловому расплыванию зажарить меня на месте. Моя защита отвела всю мощь удара на потолок пещеры, где огонь разлетелся брызгами, затанцевал и свернулся в огромные волны.

Это на самом деле было дьявольски красиво.

Когда последняя вспышка удара ушла ввысь, у Эшер вырвалось короткое разочарованное рычание. Я отпустил заклинание ветра, но посох оставил медленно вращаться, готовый, если придется, к повторному противостоянию. Гнева, всё ещё бушевавшего в ней, у Эшер было в изобилии, и она обратилась к нему, чтобы собрать в своих руках ещё больше огня.

— Не делай этого, Ханна, — окликнул я её. — Вам меня не побить. У вас нет того, что для этого нужно.

— Ты — заносчивый сукин сын, — ответила она. — У меня есть всё, что нужно, чтобы справиться с тобой, страж. Боже, я была идиоткой, воображая, что ты хоть чем-то отличаешься от остальных.

— Вот тебе главное отличие, — продолжил я. — Отступи. Уходи отсюда. Я мешать не стану.

Она коротко, недоверчиво рассмеялась.
— У самомнения Белого Совета действительно нет границ, не так ли? — спросила она. — Вы думаете, что можете осуждать и выбирать, кому жить, а кому умереть. Устанавливаете все эти правила, по которым все остальные обязаны жить.

— Эти правила существуют не без причины, Ханна, — сказал я. — И в глубине души ты знаешь это. Но речь не о Законах магии или Белом Совете. Она о нас с тобой и о том, выйдешь ли ты из этого хранилища живой.
Я попытался смягчить свой голос, чтобы он казался менее испуганным и злым.
— Это существо внутри тебя влияет на твои эмоции. Манипулирует тобой. Она может показывать иллюзии, настолько реальные, что ты не поймешь разницы, не прибегая к Зрению. Сказала ли она тебе об этом?

Эшер молча смотрела на меня. Я не был уверен, что она меня слышала.

Чёрт возьми. Если Ласкиэль была в голове Эшер, прямо сейчас обманывая её органы чувств иллюзией, она могла меня и не слышать.

— Ты не могла владеть ее Монетой так уж долго. Пару недель? Месяц? Я прав?

— Не притворяйся, что знаешь меня, — выплюнула она.

— Ты права, — согласился я. — Тебя я не знаю. Но я знаю Ласкиэль. Эта Монета была у меня какое-то время. Мне приходилось терпеть её в своей голове в течение многих лет. Я знаю, что она такое, как она может извращать вещи.

— Она не делает этого, — сказала Эшер. — Не со мной. Она дала мне силу и знания. За последние несколько недель я узнала о магии от неё больше, чем от любого чародея когда-либо в моей жизни.

Я покачал головой.
— Магия огня — это чистая страсть, Ханна. И я знаю, в тебе, должно быть, накопилось много ярости. Но тебе следует обдумать свой путь к этому. Она не сделала тебя сильнее. Она просто раздула твой гнев, чтобы питать огонь. Ничто не дается даром.

Эшер испустила горький смешок.
— Ты боишься, Дрезден. Признайся. У меня есть доступ к власти, которая делает меня опасной, и ты боишься того, что я могу сделать.

И, именно сейчас, она продемонстрировала принципиальную разницу между нами.

Я любил магию как таковую. Она — нет.

Искусство может требовать большого труда, иногда, оно может быть утомительным, а иногда даже болезненным, но по большому счёту — я люблю его. Я люблю концентрацию, дисциплину, баланс. Люблю работать с энергиями и изучать, что можно сделать с их помощью. Люблю накапливающееся напряжение заклинания и почти болезненную ясность концентрации, необходимой чтобы превратить это напряжение в действие. Я люблю практику так же, как и теорию, исследования, эксперименты с новыми заклинаниями, обучать магии других. Люблю накладывать заклинания на разнообразные изделия моего магического инвентаря, и, больше всего, я люблю, когда могу использовать свои таланты, чтобы изменить мир к лучшему, пусть даже совсем немного.

Эшер... наслаждалась, взрывая всё вокруг и сжигая дотла. В этом она была хороша. Но она не любила свой талант за то чудо, каким он был.

Она просто любила то, что могла делать, пользуясь им.

И это привело ее сюда, в место, где она обладала ужасающей силой, но не тем состоянием психики, чтобы правильно понимать последствия и результаты её использования — или, по крайней мере, не настолько, насколько в том нуждалась, в глубине души. Чтобы управлять мощью, которой она теперь обладала, она должна была понимать всё на уровне животных инстинктов, проникаясь Искусством магии так полно, чтобы подлинная его суть воспринималась неосознанно.

Именно поэтому, практически каждый раз, когда она использовала магию за последние несколько дней, её целью было разрушение либо защита собственной шкуры от прямых последствий её же силы. Поэтому она не была способна применить на практике то, в чём нуждалась в противостоянии с кем-то, кто обладал широким спектром навыков. Поэтому она сосредоточилась исключительно на нападении на меня и пренебрегла собственной защитой несколькими минутами ранее. Вот почему она сказала <i>да<i> Падшему ангелу, который теперь управлял её эмоциями берсерка.

И по той же причине она не обдумала последствия высвобождения такого количества энергии изначального разрушения в большом, но в конечном счёте, ограниченном пространстве.

У Эшер был талант, но не было образования, практики и склада ума — набора, необходимого, чтобы стать профи.

— Я боюсь, — сказал я ей. — Мне страшно за тебя. Тебя занесло на плохую дорожку, Ханна, и мне чертовски жаль, что это случилось именно с тобой. Пожалуйста, просто уходи. Пожалуйста.

Ханна сощурилась, лицо её покраснело, и она произнесла, отрубая каждое слово:
— Снисходительный ублюдок. Прибереги свою жалость для себя.

А затем с криком послала на меня ещё одно копьё адского огня удвоенной силы.

Я снова поймал его вихревым заклинанием, переплетённым с огнём Души, хотя усилий понадобилось ещё больше. И снова послал его по спирали вверх к потолку, но на этот раз направил в одну точку.

За мгновение до того, как последние капли адского огня врезались в потолок, я встал на одно колено, вытянул посох вверх и поднял самый мощный щит, который только смог создать, между собой и Эшер. Расчёт был в том, чтобы немного отвлечь её внимание на меня, подставив цель, которую она психологически не смогла бы проигнорировать.

Она закричала, яростно глядя на меня, и вновь начала собирать в руках огонь, видя только пассивную цель, ослабленную и упавшую на одно колено, которую можно было размазать третьим заключительным ударом. Но я видел горящие глаза Ласкиэль, расширившиеся от внезапного смятения и понимания, когда падший ангел сообразил, что сейчас произойдёт на несколько сотых доли секунды позже, чем успел бы это предотвратить.

Через мгновение несколько сотен тонн расплавленных и раскалённых докрасна камней, вырванных из скальной породы собственным адским огнём Эшер, обрушились ей на голову.

Шум был ужасный. Разрушения устрашали. Светящиеся горячие камни отскакивали от моего щита, а затем начали накапливаться с обратной стороны, тесня меня и толкая назад по земле. Груда камней пихала меня добрых двадцать футов по полу амфитеатра, а Майкл лихорадочно ковылял впереди меня на карачках, чтобы оставаться под защитой щита.

Через несколько секунд падение камней стало не таким бурным и беспорядочным, и я опустил щит, задыхаясь от затраченных усилий. Я всё стоял на одном колене, не двигаясь с места и наклонившись вперёд, пытаясь отдышаться, вымотанный напряжением последних секунд. Хранилище всё крутилось и крутилось перед глазами. И это только началось?

Воздух загустел от пепла, жара и запаха серы. Половина долбаного амфитеатра была погребена под упавшими камнями. Одна из огромных статуй была засыпана по самые бёдра.

А Ханна Эшер и Ласкиэль исчезли.

Упали несколько последних камней, громко стуча по беспорядочной груде и подпрыгивая. Я смутно отметил, что их прыжки выглядят как-то не так. Сила тяжести здесь действительно была немного больше, чем в реальном мире. На самом деле она была настолько сильной, что мне хотелось просто закрыть глаза и остаться лежать на полу.

— Гарри, — выдохнул Майкл.

— Прости меня за это, Ханна, — услышал я собственный шёпот. — Мне жаль.

Майкл положил руку мне на плечо:
— Гарри? Ты в порядке?

Я помотал головой и слабо махнул в сторону нападавшей груды.
— Адские колокола, Майкл! Это был даже не бой. Это было настоящее убийство. Она не была монстром. Она просто сделала плохой выбор. Пустила эту штуку внутрь, и... та стала провоцировать её. Управлять ею.

— Это то, что они делают, — тихо сказал Майкл.

— Это могло случиться и со мной... Если бы не Божья милость, под завалом был бы Гарри Дрезден.

Майкл, хромая, подошёл ближе, остановился передо мной и слегка хлестнул меня по щеке:
— У нас нет на это времени. Рефлексировать будешь позже. Мы поговорим об этом потом. Вставай.

Удар не был болезненным, но он слегка ошеломил меня и заставил встряхнуть головой. Изнеможение, вызванное швырянием настолько мощных сил, начало проходить, и я стряхнул вялость, которая последовала за ним. Противное покалывание холода стало ещё ощутимее.

— Гарри, — позвал Майкл, — ты со мной?

— Голова болит, — пробормотал я. И затем я осознал, что это означает. Серьга Мэб пылала в моём ухе как крошечная ледяная звезда, а голова всё равно начала тяжело пульсировать.

Мое время истекало. И если я не смогу вернуть всех к первым вратам и открыть Путь обратно в Чикаго, оно было на исходе и для остальных тоже. Я опёрся на посох и заставил себя встать на ноги. Я чувствовал себя дряхлым, неподъёмным и уставшим, но этой слабости я позволить себе не мог.

Я снова заставил себя сосредоточиться и сморгнул с глаз что-то горячее и влажное.
— О'кей, — сказал я. — Ладно. Забираем Грея и валим отсюда.

И тут по воздуху с дальней стороны амфитеатра к нам понеслась какая-то размытая тощая фигура с огромными крыльями летучей мыши. Одно из его крыльев ослабело, существо рухнуло на мраморный пол, подпрыгивая при посадке. Неясная фигура несколько раз перекувыркнулась и когда остановилась, перед нами лежал ошеломлённый Грей. Нижняя половина его лица, а также руки и предплечья были алыми от крови.

— Майкл, — позвал я.

Действуя вместе, мы поставили Грея на ноги между нами, и двинулись назад к входу в хранилище, огибая адский жар, исходящий от обломков.
— Грей, — спросил я, — что произошло?

— Он проявил сообразительность и перекинулся в меньшую форму, — сказал Грей. — Мои челюсти соскользнули. Но кое-что попало ему в глаза, и я оторвался от него прежде, чем он смог превратиться обратно и схватить меня.

Откуда-то позади нас раздался яростный рёв дженосквы и грохот падения ещё одной колонны. Следующее рычание прозвучало огорчительно глубже по диапазону, поскольку дженосква снова принял демоническую форму Урсиэля и поднялся на задние лапы для лучшего обзора. В результате его голова оказалась в долбанных двадцати футах от земли, и хотя мы уже проделали большую часть пути по лестнице амфитеатра, горящие глаза Урсиэля и истерзанные, кровавые глазницы дженосквы оказались на одном уровне с моими. Демон-медведь раскрыл пасть и взревел от ярости.

— Похоже, он разозлился, — пискнул я.

— Искренне на это надеюсь, — пробормотал Грей, произнося слова немного неразборчиво. Он едва стоял на ногах, и глаза его всё ещё выглядели мутными. — Дайте мне секунду, и я буду в порядке.

Урсиэль упал обратно на свои шесть лап и двинул к нам. Он хромал на ту ногу, которую перерубил Майкл, но она даже не болталась свободно, как должна бы. Адские колокола, он быстро восстановился.

— Вальмон, — спросил я у Грея. — Где она?

— Отправил её обратно к первым вратам, — ответил Грей, — с магическими артеф… арф… игрушками.

— Вот и всё, — сказал я Майклу. — Ты ранен. Грей всмятку. Отведи его обратно к первым вратам и сделай это настолько быстро, насколько сможешь.

Майкл стиснул челюсти.
— Ты не можешь сражаться с Урсиэлем в одиночку, Гарри. Тебе не победить.

— Нет нужды сражаться с ним, — возразил я. — Нужно просто купить вам двоим немного времени, чтобы выбраться. Доверься мне. Я буду прямо за тобой.

Майкл на секунду прикрыл глаза, а затем быстро кивнул мне и принял весь вес Грея на себя.
— Да пребудет с тобою Бог, друг мой.

— Любая помощь приветствуется, — согласился я и остановился на верхней части лестницы амфитеатра, в то время как Майкл и обвисший на его руках Грей отступали по пути нашего прибытия.

В голове стучало. Я вытряс из рукава нож в ножнах и закинул его в карман пыльника, к своему револьверу-переростку, затем проверил, что Плащаница надёжно спрятана в другом кармане.

Из дальнего конца хранилища донёсся устрашающий завывающий вопль. Холодок, пробегавший по коже, становился всё интенсивнее, и ему сопутствовало чувство иррационального, сверхъестественного ужаса. Через мгновение первому воплю эхом отозвались другие, и ощущение бездумной паники усилилось. Сердце пустилось вскачь, ноги и руки затряслись и ослабли.

Тени приближались.

Урсиэль издал ещё один неистовый рёв, а затем двадцатифутовый рогатый медведь размером с боевой танк проломился на открытое пространство и неуклюже помчался вверх по лестнице ко мне, оскалив клыки, с явным намерением учинить кровавую бойню.

И вместо того, чтобы спасаться бегством как любая здравомыслящая личность, я замахал ему как мельница руками и заорал:
— Эй, Йоги! Я здесь! Иди-ка получи!