ЙОГА И БХОГА

Большей частью йогу понимает каждый по-своему, но в пределах общего мнения. Общее мнение, составленное авторами скоропалительно переписанных или слепленных из надёрганных кусочков книг, — то есть какое-нибудь почти ничего не значащее «достижение гармонии», «единства человека и Космоса» — правильно только в общем, но мало может помочь в понимании йоги.

Тем более что, если настоящая йога освобождает от иллюзий, то ложная строит их на основе отдельных частностей, существующих в настоящей. Приверженцы последней за непонятыми понятиями и непонятными словами скрывают своё непонимание. Они выпячивают сверхъестественное в ущерб естественному, пренебрегают главным, упрощают не подлежащее упрощению, смущают или стращают загадочным. Путаясь в экстрасенсорной терминологии и путая других, они окукливаются в коконе неверно понятых понятий и ложных идей, из которого так и не вылетит бабочка-душа.

Один мой знакомый, весьма озабоченный «вопросами этики», считал йогой то совсем не нужное ему голодание, то постоянное очищение, то томительное для него уединение... Когда ему говорили, что не следует превращать йогу в самомучительство, что для него была бы желательна какая-то полезная деятельность, некоторое материальное благополучие и радости жизни, он вопрошал: «А как же с этикой? Как же с нестяжанием? С воздержанием?»[16]

А один преподаватель хатха йоги внушал своим подопечным: «Йога — это страдание». Понять его можно: видимо, хотел оправдать те трудности, которые испытывает человек, когда ему приходится преодолевать лень, неприятные ощущения при занятиях, заставить трудиться да ещё (слишком по-человечески) немного повластвовать над подчинёнными. Но по сути это совершенно неверно.

В индийском мировоззрении правильное и, значит, нравственное действие может быть направлено к мирскому счастью или к блаженству, к продолжению (правритта)мирского существования и к прекращению его (нивритта)(Законы Ману, 12.88).

Йога, признавая двойственность влияния мира на человека — радостью и страданием, — за отсчёт взяла именно страдание. Не потому, что она не признавала, что в мире есть радости. А потому, что «для мудрого всё — страдание — из-за подверженности непрерывному изменению, беспокойства, следов (прошлых) впечатлений, а также по причине противоречивого развёртывания гун» (Йога сутра, 2.15). При этом за страдания принимаются все мирские переживания — как скорбные, так и радостные, весь мир явлений — предметных, чувственных, мысленных, — втягивающих человека в свой поток и связывающих его. По Вьясе, «наслаждение не может быть средством обретения непреходящего счастья». Страдание же обладает более, что ли, явной побуждающей к действию силой. Всё живое стремится избегать страдания.

В йоге отсутствие страдания принимается за высшую цель. Йога — единение, «что удаляет страдание» (Бхагавадгита, 6.17), или «размыкающее цепь страданий» (6.23). И настолько на это делался упор, что некоторые даже усматривали в ней скрытое наслажденчество. Само отсутствие наслаждения описывается в йоге как высочайшее блаженство, хотя и не в том смысле, что блаженство в веданте. Спокойствие (śānti)— высочайшее удовольствие, заключительное счастье, которым сияет во всей полноте Дух, Пуруша.

Такая направленность к высочайшему наслаждению сближает йогу с противопоставляемой областью чувственных удовольствий и мирского счастья, выражаемой словом бхога (букв, «вкушение», «удовольствие»). Это слово стало чуть ли не ругательным, но на самом деле внутри индийского преемства оно обозначает область мирского опыта (и соответственно — вкушения его плодов) и вполне законна.

Настоящая бхога уменьшает количество страданий, служит гармоничному развитию человека, не вредна для общественной жизни, более того, необходима для неё. Ложная бхога — по формуле наслажденчества «удовольствие есть высшее добро», что в начале мёду подобна, а потом как яд — разрушает личность и общественные устои.

Поэтому в смрити среди десятка общевыполнимых добродетелей {sādhārana dharma)предписывалось и отсутствие слишком многих страданий даже ради добра (anāyāsa).Это очень мудрое включение. Ибо мученики легко становятся палачами других, как заметил ещё Гольбах. К тому же, так как человек следует примерам, кто захочет быть добродетельным, если таковой мучительно страдает?