POV Avt. Прошло четыре дня с тех пор, как Том ушел из больницы.

Прошло четыре дня с тех пор, как Том ушел из больницы.

Четыре дня, прошедших в колледже, возле клиники и дома.

После колледжа Том ехал к клинике и проводил рядом с ней около получаса, иногда больше. Даже просто побыть там, сидя в машине - это было Тому необходимо.

Утром и вечером он звонил Хельге, и она говорила о состоянии Билла. С каждым днем ему было все лучше.

Вставать, он еще не вставал, но уже был неплохой аппетит, и когда Хельга сказала Тому, что даже румянец появился на его осунувшемся лице, Том не смог сдержать эмоций, и глаза стали влажными. Он так хотел увидеть эти худенькие родные щеки, он понимал, что эти щеки сейчас небритые, колючие, но для него это было бы самым нежным прикосновением на свете. Мурашки от шеи и до самых пят прошлись по телу Тома от этих мыслей.

Да, он честно пытался думать о Билле, как о брате.

Но Том не мог врать себе в этом - не удавалось, совсем.

Это иногда Тома даже злило, выводило из себя, но потом он успокаивал себя тем, что просто нужно больше времени, для того, чтобы эта мысль крепко засела у него в мозгу.

Так думал Том.

Но проходили дни. И Том все сильнее скучал по Биллу, и это все сильнее отвлекало его от мыслей о братстве.

Он тосковал так, как не тоскуют по брату, он продолжал его любить не братской любовью. И иногда ему казалось, что эта любовь только становится крепче. Это пугало Тома, и тогда он с новой силой начинал внушать себе, что Билл всего лишь брат.

ВСЕГО. ЛИШЬ. БРАТ.

Всего лишь?

Это понятие иногда почти убивало, и Тому хотелось разбить свою влюбленную башку о стену.

А иногда он представлял, что такая любовь, как у него, может быть вполне братской - просто нужно будет научиться НЕ ХОТЕТЬ своего брата.

Не хотеть Билла?

Не хотеть его целовать, касаясь штанги в языке, которая так и рвала Тому мозг до самого их последнего поцелуя?

Не хотеть касаться его влажных, нежных, чуть припухших от поцелуев губ, при этом сжимая пальцами влажную кожу спины?

Не хотеть вылизывать выступающие позвонки, чувствуя, как в твоих руках плавится от экстаза любимое тело?

Не хотеть почувствовать, как он сходит с ума от бешеных ласк, а потом вздрагивает и вскрикивает от оргазма, вцепившись тонкими пальцами в твои бедра или в смятые простыни?

Не хотеть дарить ему себя, всего себя, без остатка, до самого донышка?

Не хотеть шептать ему на ушко слова любви, боясь разреветься оттого, что знаешь - он любит не меньше...

Научится НЕ ХОТЕТЬ все ЭТО???

В такие минуты, если Том был один, зажимал виски ладонями, или зарывался в своей постели в одеяло и подушки головой и выл, выл как зверь… Одинокий и потерянный.

И ничто не могло в эти минуты ему помочь. И он это понимал.

Понимал и не пил, зная, что когда проснется, будет еще хуже.

Знал, что такое состояние нужно пережить, перетерпеть, попытаться успокоиться и расслабиться.

Иначе можно было просто сойти с ума.

Симона не оставляла его надолго одного. Она бывала в клубе, когда Том в колледже, а потом передавала все полномочия своему помощнику и возвращалась домой. По-другому сейчас было действительно нельзя. Нельзя было оставлять его одного. Она знала и чувствовала, что на людях, в колледже, Том держался, отвлекаясь, а вот дома...

Она поражалась, что он не заливал свои мысли алкоголем, прекрасно осознавая для себя, что именно так бы она и поступила в его возрасте.

Том был то удивительно тих, и тогда она понимала, что нет желания у него что-то говорить, или слушать, и, естественно, Симона его не пыталась растормошить.

То вдруг наоборот, он был так возбужден, что потребность в общении просто чувствовалась на расстоянии. И тогда они говорили.

Говорили много и долго. Обо всем чем угодно, о фильмах, отношениях, собаках, о мухе, которая неизвестно откуда взялась на кухне в конце зимы, и, зараза, ползала по окну, чувствуя себя тут хозяйкой. О новой танцевальной программе, которая будет пока без Билла, но нового солиста Симона брать не хотела, говорили и о самих танцах, которые Билл танцевал раньше. И Том с удивлением узнал, что большая часть постановок танцев принадлежала самому Биллу. Он выдвигал идеи, а уж только потом Сток, их хореограф, доводил все до совершенства в каждом движении тела Билла. А Том все-таки рассказал Симоне, что когда был ремонт в клубе, Билл танцевал только для него.

Он говорил об этом, размахивая руками, восторженно, захлебываясь словами.

В другой раз, с таким же восторгом он рассказывал ей о катке, где они были 14 февраля. Рассказывал с нежной улыбкой, как Билла приняли за девушку, а потом, как они целовались, у всех на виду…

И в такие мгновения Симона не верила, что Том сможет принять Билла как брата.

Вообще Симона была удивлена силе духа своего сына, в свете всего того, что ему пришлось пережить, чтобы быть рядом с любимым человеком, а вот теперь, когда она понимала и чувствовала, НА ЧТО Том решился, это вообще ее поражало.

В субботу утром, после того, как Билла перевели в послеоперационный изолированный бокс - палату с двумя прозрачными стенами, но закрытыми сейчас жалюзи, ему сказали, что теперь появится возможность видеться с Томом, пусть хоть иногда. Билл попросил своего врача принести ему листочек и ручку.

- Хочешь написать письмо? - хирург, улыбаясь, смотрел на своего пациента, стоя возле его постели.

Билл кивнул.

- Да. Хочу хотя бы попытаться, - он приподнял руку, и они вместе посмотрели на то, как она мелко дрожит от слабости.

Усмехнулся сам, выдохнул.

- Все нормально, не переживай, - врач коснулся плеча Билла, - так всегда бывает после операции. Постепенно ты восстановишься, силы вернутся, будь уверен. Конечно, Билл, принесут тебе все, что нужно, обещаю.

И Биллу принесли планшет, чтобы было удобно писать, тетрадь и ручку.

Какой-то трепет охватил Билла, когда он все это взял в руки. Ему помогли удобнее лечь, и он расположил планшет так, чтобы можно было писать, раскрыл тетрадь и взял непослушными пальцами ручку.

Он писал долго, старательно выводя буквы непослушной рукой, как ребенок, который только-только научился писать. Уставал и несколько раз давал себе передышку, чувствуя, как колотится его сердце и начинает кружиться голова.

Билл писал Тому и улыбался, даже не замечая этого. Он вообще не мог не думать о Томе без улыбки. Такое нежное и теплое чувство, разливающееся у него в груди при мыслях о любимом человеке…

Через пару часов таких усилий Билл все-таки закончил свое письмо.

Перечитал его несколько раз, с трудом вырвал лист и сложил его.

Чуть позже передал своему доктору и попросил, чтобы его отдали фрау Хольд, а там он был уверен, что Хельга передаст письмо Тому.

Когда доктор Турм отдал Хельге письмо, и она позвонила Тому, чтобы сказать об этом, то ей пришлось отстранить трубку от уха, когда Том издал победный вопль. И хорошо, что это было на перерыве между парами, иначе, если бы Том так завопил на занятии, то его бы просто выставили из аудитории за нарушение порядка.

Кул был рядом, и как настоящий друг он радовался за Тома, ведь его самого угнетало состояние, в котором пребывал его друг все эти дни. И состояние это не улучшалось со временем, что так беспокоило Кулара. А вот сейчас, когда он смотрел в Томкины сияющие от восторга глаза, то понимал, насколько ему важно то, что он сейчас услышал по телефону.

От избытка чувств, выключив трубу, Том схватил стоящего рядом Кула в охапку и звонко впечатал в его щеку поцелуй.

- Он мне НАПИСАЛ, представляешь? – Том отпустил, офигевшего и чуть порозовевшего парня.

И так близко сейчас были от Кула эти обалденно красивые глаза, со светящимся в них счастьем…

Том смог заставить себя досидеть все пары до конца.

Ох, как же это было нелегко! У него было не просто хорошее настроение, он был возбужден, но Кулу казалось, что это возбуждение и хорошее настроение какие-то искусственные, как от наркотиков.

Что-то все равно было неправильное в этом. Но что именно, он до конца понять не мог, хотя и не покидало ощущение, что с Томом происходит еще что-то, помимо того, что он тоскует по Биллу.

А вот что именно? Кул чувствовал на подсознательном уровне, но объяснить не мог даже для себя - это был страх, элементарный страх Тома. Теперь он прекрасно знал, что еще день-два и им разрешат увидеть друг друга, он так этого хотел, и так безумно боялся... Боялся, что все, что творится у него в душе, Билл увидит в глазах, боялся, что что-то заподозрит и начнет расспрашивать... Боялся себя, в первую очередь…

Он почти не запомнил, как гнал к клинике, очнулся только когда заглушил мотор на стоянке, закрыл глаза и откинул голову на спинку сидения. Как и многое другое в последние дни, и машину он сейчас вел на автомате.

Через пару минут он достал телефон, и, как они договорились с Хельгой, набрал ее номер перед тем, как придти за письмом. Она просто могла быть на приеме или обходе пациентов. Но, к счастью, Хельга оказалась свободной и, поставив джип на сигнализацию, Том не спеша, пошел в сторону входа, хотя так хотелось бежать со всех ног...

Минут через десять Том вышел, держа в руке письмо от Билла, остановился и прикурил. Затянулся, чувствуя внутреннюю дрожь.

Этот листочек, в его ладони, был дороже самого ценного алмаза, который только существует. И он знал, что ни на какие сокровища мира он не променяет этот лист с ободранными краями...

Он еще не читал письмо. Это было равносильно акту мазохизма, настолько он хотел развернуть этот лист, но Том еще перед кабинетом Хельги дал себе слово, что прочитает письмо только после того, как выйдет из клиники, покурит и сядет в машину.

Они еще поговорили с Хельгой пару минут: Билл хорошо себя чувствовал, стабильным было давление, температура, анализ крови обнадеживал. Билл потихоньку приходил в норму. Это грело душу Тома. Но заставляло ее болезненно сжиматься от других мыслей...

Том сел за руль, выдохнул и только теперь осторожно развернул исписанный листок и, расправив его, положил на руль.

" Томочка, родной мой", - прочитал Том первые неровные слова, такие несмелые, но родные до боли, и закусил нижнюю губу, почувствовав, что как только он развернул письмо, сердце начинает биться через раз.

"Пытаюсь что-нибудь тебе написать. Привет, мой хороший, пишу, а у самого дрожит все в груди, как будто и вправду с тобой сейчас говорю. Как же хорошо, что у меня появились наконец-то силы ответить на твои письма.

Знаешь, как мне хотелось тебе ответить? Думаю, знаешь..." - Том улыбнулся и чуть кивнул, выдохнул и продолжил читать.

" Ну, а вот сегодня попросил ручку и листочек, понял, что справлюсь. Ты такой молодец, что мне писал, лап, мне так были нужны твои строчки, от которых я чувствовал любовь и искренность. Та записка, перед самой операцией, была для меня просто необходима, и когда я ее получил - понял, что вот теперь точно все будет нормально..."

После этих слов Том закрыл глаза и сильно, до боли, сжал веки.

"...все будет нормально..." - повторил он про себя.

Нормально. А что можно будет сейчас считать понятием "нормально" - Том не знал.

Расслабился, достал очередную сигарету, прикурил, затянулся, выдохнул дым, и только потом стал читать дальше.

"Ты мне как будто это на ухо прошептал. Стало легко и спокойно. Ты - самый нужный мне человек, знаешь? Самый нужный и любимый. Я не знаю, каких богов благодарить за то, что ты у меня есть...".

Том поднял глаза от письма, глядя куда-то вперед, на стоянку, на машины, но ничего этого не видя.

Богов… Том тоже должен быть благодарен Богу. Заныло в груди, и он выдохнул со стоном...

"Я очень скучаю по тебе, зая, очень-очень. Мне лучше, и врач пообещал, что через пару дней, если все будет хорошо, тебе разрешат меня навестить", - грустная, но такая нежная улыбка тронула и душу. И губы Тома. - "Как же мне хочется хотя бы вот так, через стекло тебя увидеть. Пока так. Не будет возможности тебя обнять, но все это впереди, да? Я так давно этого хочу..." - Том сглотнул, почувствовав, как заныл низ живота.

Только он знал, КАК на самом деле ОН хотел почувствовать пальцами теплую нежную кожу Билла.

"…просто до одури хочу. Зай, я представляю, как тебе тяжело сейчас... " - Том замер, а потом отрицательно покачал головой.

Не знаешь, Билл, не знаешь, но это даже к лучшему.

"Помнишь разговор, который ты оборвал тогда? Правда, но я хочу еще раз тебе сказать, малыш - не будь один. Пожалуйста. Томочка, родной, я тебя очень прошу, слышишь? Не сиди дома, ты так с ума сойдешь. Я же не глупый, понимаю все… Ты же нормальный парень, которому нужен секс. Может, ты пока это не так сильно чувствуешь, времени еще мало прошло, но впереди еще целый месяц без меня, понимаешь, Том? Можешь снимать себе девочек, я переживу это, я пойму. Но только не целуй их в губы, понял? Не целуй!!!"

- Бл*дь, Билл... - прошептал Том, качая головой, в горле появился комок.

Об этом Том вообще еще не думал. Действительно, было не до секса...

"Ты знаешь, я хочу сказать одну вещь, которую так и не сказал тебе. И думаю, что Симона тоже не сказала. Это же она оплатила операцию для меня..."

Том удивленно поднял брови, перечитывая последние строчки еще раз. Усмехнулся, удивленный, но подсознательно чувствовавший что-то в это роде.

- Ма, как же я тебя люблю... - сказал он тихонько и улыбнулся.

"Ты ее поцелуй за меня и обними крепко. Передай огромное спасибо, я ей обязан жизнью, так же, как и тебе. Я люблю вас обоих".

Глаза стали влажными, Том не мог с этим бороться.

"И передай огромное спасибо Хельге, я не вижу ее, но мне хочется ее поблагодарить. Окей? Зай, будет еще одна просьба к тебе. У меня за последний месяц не оплачена квартира, и мне очень неудобно перед хозяйкой. Сможешь съездить ко мне и оплатить?

Пожалуйста, Томочка! Я просто забыл сделать это до больницы, столько тогда навалилось сразу…

Ну вот, написал вроде бы все, что хотел. Хотя нет. Не все. Я миллион раз хотел бы написать: Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ТОМОЧКА. ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!"

Эти слова, выделенные большими буквами, Билл написал не на бумаге. Он написал их на сердце Тома. А еще Том почувствовал, как по щекам ползут слезы.

- Я тоже люблю тебя… - прошептали его губы, и Том всхлипнул.

"Ты ответь мне, родной, хорошо? Я буду ждать и письма, и встречи с тобой.

Мне так этого не хватает, Томочка..."

POV Avt
Том ехал домой, пытаясь следить и за своими мыслями, и за дорогой, боясь, что вновь отключится от реальности.
Письмо Билла, эти слова и строчки, мелькали в его сознании и мешали сосредоточиться...
Конечно же, Том предполагал, что что-то подобное и увидит в этом письме, и, наверное, не чему удивляться, но становилось только хуже от этого...
Ничего не поменялось в окружающем мире с осознанием Томом новости о брате, так же, как и с его обещанием в этом мире не изменилось ничего. Все так же день сменялся ночью, все так же светило солнце, накрапывал дождик, все такими же остались люди, окружающие его...
Все так же его любил человек, который оказался братом... Все так же...
Вот только разум говорил об одном, а сердце кричало о другом, совершенно...
Этот диссонанс убивал, от этих разных эмоций его разрывало на две части...
Вечером Том напился – впервые, за последнее время. А до этого он почти два часа просидел над листом бумаги, на котором смог написать только три слова.
" Привет, мой родной...".
И все, дальше ничего не получалось. И это оказалось для Тома выше его сил.
И когда в гостиную вошла Симона, то ее сердце просто рухнуло вниз - Том сидел в кресле, закрыв глаза и откинув голову, в руках у него была початая бутылка "Кампари".
Ее не было дома днем, но она знала, что Том получил записку от Билла, Хельга ей уже позвонила по этому поводу. И сейчас Симона понимала, что даже если бы она была дома – ничего бы это не изменило, Том все равно бы выпил.
Она догадывалась, что письмо стало последней каплей, которая переполнила чашу его терпения.
Успокаивало одно - впереди были выходные, и она надеялась, что эти два дня дадут возможность Тому придти в себя.
Она подошла к нему, стараясь не шуметь, и осторожно забрала бутылку из рук. Но он не спал.
Открыв глаза и увидев Симону, Том попросил:
- Не забирай, ма, не надо...
Она поставила бутылку рядом с креслом, присела на подлокотник и прижала к своему плечу его голову.
- Очень плохо, сын? - она посмотрела в глаза Тома, когда он поднял к ней лицо и встретила абсолютно трезвый взгляд, которому внутренняя боль, переживания и тоска придавали оттенок отчаяния.
- Он написал мне, - чуть помедлив, сказал Том, все так же глядя в глаза матери.
- Хельга мне звонила, я знаю, что тебе передали от Билла письмо.
Губы Тома чуть тронула улыбка.
- Да, он написал. А я вот даже ответить не смог... Пытался, но пока никак...
- Сможешь, солнышко. Не сегодня, так завтра...
- Спасибо, ма... Знаешь, мне Билл все-таки написал, что операцию ты оплатила...
Симона усмехнулась, вздохнула, кивнула утвердительно.
- Я не могла иначе, ты же понимаешь.
Том порывисто обнял мать, прижался горячим лбом к ее щеке.
- Мам, я так тебя люблю…
- Знаю, родной мой, знаю, - Симона ласково, как в детстве, поцеловала его в макушку.
- Спасибо тебе за все, ма... Что бы мы без тебя делали...
- Вы мне тоже очень нужны, Том... Очень...
- Да... я знаю. Билл просил обнять тебя, поцеловать и поблагодарить за все.
Симона улыбнулась и уткнулась лицом в волосы сына. Так они просидели некоторое время. Молчали, чувствуя, что внутреннее напряжение последних дней понемногу отступает, а их взаимная поддержка дает силы пережить многое.
- Том, тебе сказали, что, скорее всего в понедельник, вам разрешат увидеться?
- В понедельник? - Том почти заскулил. – Господи, понедельник! Он просто написал, что через несколько дней, может быть... А про понедельник тебе Хельга сказала?
- Да, если все будет хорошо, то она считает, что завтра Билл начнет вставать потихоньку, а в понедельник, минут на десять вы сможете увидеться. Билл этого очень ждет.
Том закивал.
- Да! Я тоже очень хочу его увидеть.
- Ну, вот и хорошо. Ты ел сегодня что-нибудь?
- Нет, по-моему, не помню...
- Понятно... И пьешь, да?
- Я немного. Не успел… - Том виновато опустил голову.
- Томочка, - Симона чуть отстранилась, - солнце, давай я тебя сейчас покормлю, и мы вместе поедем в клуб? Послушаешь музыку, с нашими пообщаешься, там все за Билла беспокоятся. Посмотришь выступление...
- Без Билла...- вырвалось у Тома.
- Пока - без Билла... – Симона спокойно кивнула. - Давай, зай, а? Я не хочу, чтобы ты сидел один. Поедем, Томочка?- мамины пальцы убрали выбившуюся из дредов прядь волос.
Том выдохнул и кивнул.
- Давай...

Через полтора часа Симона остановила Томкин джип на стоянке возле клуба, и они вместе, под внимательные, оценивающие взгляды народа, толпящегося возле входа, прошли внутрь, поздоровавшись с "большим" Мартином, постоянным охранником.
Он обрадовался, увидев Тома, "нежно" сжав его руку, так, что Том охнул и чуть присел от этого.
- Март!... господи...- Том простонал сквозь смех, тряхнув кистью, - ты монстр, блин...
- Я тоже рад тебя видеть, - прогремел Мартин, привычный к таким "комплементам".
Следующие несколько часов Том провел в клубе.
Посидел возле стойки, потрепался с барменом, и о Билле, и вообще про жизнь. Пить не стал, как и пообещал Симоне еще в машине. Смотрел на людей, тусующихся вокруг него. Девочки, обитавшие здесь постоянно, знали, кем был этот симпатичный блондин с дрэдами. И хотя он являл собой очень заманчивый сексуальный и не только, объект, они знали, что охмурять его бесполезно. Никогда в клубе матери Том никого себе не снимал. Так почему-то повелось с самого начала, и так и продолжалось до сих пор.
Потом было выступление танцгруппы, и Том смотрел на сцену, ловя себя на том, что невольно усмехается.
Раньше ему нравились почти все шоу, которые ставили в клубе, а теперь…
Не было на сцене того, на кого бы он смотрел с замирающим сердцем.
Не было здесь, а в сердце - был...
Чуть позже, после очередных выступлений, к бару подтянулись танцоры из группы, отдохнуть, выпить бокал вина, перекинуться парой слов с Томом. Все передавали Биллу приветы и пожелания выздоровления. Это порадовало Тома, потому, что он знал - Билл не был особенно близок со своими товарищами по цеху, а они все равно за него переживали.

Перед самым уходом Том посмотрел еще один постановочный номер группы, и почему-то именно теперь, этот последний танец так согрел его душу и настроение поднял. Это выступление стало какой-то гарантией, обещанием того, что еще не раз он увидит на сцене Билла. И еще не раз он будет танцевать для него. Для одного Тома...

Выходные прошли на удивление спокойно, хотя Том так и не смог заставить себя не ездить к клинике, хоть и ненадолго. Он был там и в субботу после обеда, и в воскресенье днем, но нервы не были так натянуты, как обычно – он был спокоен. Может, это было больше напускным, но Том начал даже замечать, что думая о Билле - улыбается. Это было удивительно приятно.

За эти почти спокойные выходные он был благодарен Симоне - именно за то, что она вытащила его в клуб, и дала возможность окунуться в успокаивающую атмосферу, которой дышал Билл до того, как их жизнь закружилась и усложнилась до предела.

Вечером в воскресенье позвонила Хельга по поводу завтрашней встречи Тома и Билла. Она была разрешена его лечащим врачом, и одобрена самой Хельгой. Билл уже вставал, ходил понемногу по своему боксу и очень ждал этой встречи.

Хельга предупредила, что посещение назначено на послеобеденное время, минут на десять, не дольше, и чтобы Том ничего с собой не приносил – все равно не разрешат передать. И еще просила Тома перезвонить ей, перед тем как он будет выезжать в больницу, чтобы уж наверняка все оставалось в силе. Симона поблагодарила Хельгу, отключилась и тут же пошла в комнату к Тому.

Он лежал на полу, вытянувшись во весь свой немаленький рост, закинув руки за голову, и слушал негромко играющее, старенькое "Placebo", то, что и сама Симона любила.

- Дорогой, мне только что Хельга звонила.

Том вскинулся, и если бы освещение было чуть ярче, Симона бы увидела, как ее сын мгновенно побледнел.

- Что случилось? - прохрипел он.

Симона присела рядом, чуть сжав плечо напуганного сына.

- Ну, ты чего? Все нормально, мой родной. Она просто сказала, что завтра вам разрешили встретиться...

Том выдохнул и, опустив голову, прикрыл глаза.

- Прости, я просто испугался, думал, что-то случилось. Разрешили? - он сел на полу, обняв колени, и пытался угомонить трепещущее сердце.

- Да, Томочка. После обеда можно будет. То есть, после колледжа ты сможешь сразу поехать к нему.

- К нему… - Том облизал губы, словно пробуя эти слова на вкус. - Хорошо.

Поднял голову, посмотрел в глаза мамы и повторил с улыбкой

- Это очень хорошо...

- Да, это хорошо... Ему это нужно, как и тебе. Ты только не покупай ему ничего, все равно не передадут - нельзя, опасно очень. И перед тем как соберешься поехать, обязательно позвони Хельге - она просила. Окей?

- Да, я понял, - эти слова и покончили с его временным спокойствием...