POV Bill 9 страница. И, да - мы вместе, все время вместе

И, да - мы вместе, все время вместе. Вот уже почти два месяца, с начала лета, пока у него ремиссия поддерживаемая таблетками и уколами, которые я научился делать не хуже профессиональной медсестры, мы мотаемся по Европе, стараясь посмотреть все, что только можно интересного, вот сейчас остановились на Лазурном берегу, в Сан-Тропе. Теплое Средиземное море, которого Билл никогда раньше не видел…
До этого был Париж, Лондон, а перед ним – Шотландия, с ее прекрасными, непонятно как сохранившимися замками, приведшими брата в восторг.
Несколько месяцев назад, когда была крохотная надежда, что все еще обойдется, что брата можно спасти, я все время ждал, что все-таки это случится. Ждал чуда. Но не дождался.
Запас чудес, отпущенный на нашу жизнь, уже исчерпан. То, что мы с ним когда-то встретились – это уже было чудо.
Мы не только встретились, мы полюбили друг друга, мы оказались братьями и смогли изменить жизнь и его, и мою.
Ждать новых чудес было бы наивно.
И вот я снова жду. Но теперь другого. Неотвратимого. Надвигающегося, как гроза, широким фронтом, бежать от которого бессмысленно. Каждый день жду, леденея от ужаса, когда думаю об этом. И принимаю каждый новый день рядом с ним, как драгоценность.
А он… Он все такой же. Любимый. Безумно нежный. И очень сильный. Старающийся не показывать своих эмоций, страха и боли. Хотя прекрасно знает, что завтра утро для него может не наступить.
Все такой же… Только волосы короткие и светлые…
Да, мы решили их больше не отращивать, это было необычно, мы долго привыкали и поначалу прикалывались друг над другом. Тогда, когда не ревели в три ручья, закусывая губы, запершись каждый в своей спальне или ванной. И потом делали вид, что ничего не было. Что все окей.
Черт!
Да, мы давно не были дома, в Гамбурге, но почти каждый день я звоню маме. Ей нелегко сейчас. Да это и так понятно. Месяц назад она все-таки рассталась с Ральфом. Я не знаю подробностей, она тогда просто вскользь об этом упомянула в разговоре, сказав только, что так они решили вместе. Но, мне кажется, что ей просто не до любви сейчас, когда в душе кромешный ад от страшных мыслей и таких же ожиданий. Возможно, я эгоист, но я был почти рад тому, что Ральф исчез с горизонта. Мне он никогда не нравился, не нужно даже объяснять почему. Когда я сказал об этом Биллу, он грустно усмехнулся, хотя я отчетливо видел облегчение в его темно-карих глазах. Не нужно объяснять почему?
Вот так мы и колесим по городам, по странам. Ночами, в номерах отелей, даря друг другу такую любовь и страсть, которая раньше нам и не снилась. Мы упиваемся каждой секундой, проведенной вместе.
Когда Билл, счастливый и утомленный, засыпает у меня на плече, тихонько посапывая - он устает теперь все быстрее, я остаюсь один, в тишине, с убивающими меня мыслями. Каждую ночь, с одними и теми же.
У меня появилось ощущение, что я держу его жизнь в своих ладонях, а она просачивается сквозь пальцы, как песок, и утекает, ее становится все меньше и меньше. При этом мне кажется, что меньше становится вокруг и кислорода, и когда ОН уйдет, кислород закончится и для меня. Его не станет. Мне нечем будет дышать. Нечем будет жить, да и незачем…

Жить без тебя? Разве это реально?
Я задыхаюсь от страха. Не позволяю себе плакать при тебе, но все чаще срываюсь по ночам, запершись в ванной, когда я точно знаю, что ты этого не увидишь и не услышишь. Понимаю, что это ничего не изменит, но я не могу удержать в себе эту боль.
Не позволяю, да…
Но сейчас, после сумасшедшего секса и так и не состоявшегося разговора, я психанул - стою и курю на балконе с трясущимися руками, глядя на огни, отражающиеся в ночном зеркале морского залива, и не могу представить, что все это останется и ПОСЛЕ.
Господи! После…
За эти почти три года так много всего произошло в нашей жизни, Билли. Мне скоро исполнится двадцать один, а кажется, что все сорок. Мы повзрослели, конечно. Только я люблю тебя все так же, как мальчишка. И знаю, что ты любишь не меньше. И эти браслеты, которые мы с тобой снимали только на время операций - тому подтверждение. Да и не только они, конечно…
Мы вместе. Потому, что не можем быть врозь.
Я злой. Мне хочется напиться. Мне хочется орать. Мне хочется что-нибудь разбить, чтобы увидеть, как разрушается что-то еще, кроме нашей с тобой жизни. Может, мне станет легче, хоть на секунду?
Я хочу быть с тобой. Всегда хочу. Но я не могу уговорить тебя лечь в клинику и я не буду больше. Ты говоришь, что там не будет жизни, что это уже не жизнь, а существование. Я знаю, почему ты это говоришь. Знаю, как плохо тебе после всех этих капельниц и химиотерапии. Ты хозяин своей жизни. Но при этом ты прекрасно знаешь, что я завишу от тебя. И знаешь, что я не хочу жить дальше… После… Я не сумею.
Нет, я не говорил тебе этого. Но ты это все равно знаешь. Ты это чувствуешь. Ты читаешь это в моих глазах. И ты не раз пытался начать разговор об этом, но я мастерски научился их избегать.
Я не могу говорить об этом. Не живут люди с половиной сердца, понимаешь?
Возвращаюсь к тебе и осторожно ложусь рядом. Ты укрыт небрежно наброшенной простыней, влажный, расслабленный с обнаженным бедром, прикасаясь к которому, я чувствую, какая прохладная кожа у тебя. Ты обнимаешь меня, прижимая к себе, целуешь в нос, а потом, когда я поднимаю голову, прижимаешься губами к моему подбородку, ласкаешь языком пирсинг, а потом целуешь в губы.
Черт тебя подери, Билли! Это же я должен сейчас вот так тебя выцеловывать, прося прощения за свой срыв! И я шепчу тебе в губы:
- Прости, котенок. Я просто очень боюсь.
Накрываешь мои губы пальцами.
- Тссс, не надо, родной. Мы оба знаем это, - ласкаешь пальцами мое лицо. - Ты же знаешь, как я благодарен тебе, правда? Если бы не ты, меня бы уже давно не было, понимаешь? Лучшего донора, чем ты, уже бы не нашли, а это значит, что дело не в тебе, а во мне. И ты сам знаешь, что для меня значат эти годы, проведенные вместе. Эта жизнь подарена мне тобой. И наша любовь…

Закрываю глаза. Нет! Я не буду плакать. Я научился. Я буду сильным рядом с тобой, потому, что тебе так легче. Потому, что ты веришь, что я твоя поддержка. Должен быть ею.
- Я очень люблю тебя, - шепчу это и слышу твой выдох.
- Знаю, маленький, я тоже люблю тебя очень. И мы будем вместе столько, сколько это будет возможно.
- Да, я знаю, - киваю и сглатываю.
Осторожно приподнимаешься и, положив меня на спину, наклоняешься надо мной. Открываю глаза, ты так нежно и так серьезно смотришь на меня. Запускаешь пальцы в мои волосы и ласкаешь их.
- Зая, пообещай мне одну вещь.
- Говори, Билли. Говори, - моя рука на твоем затылке, глажу его, ты чуть прикрываешь глаза от этой ласки.
- Родной, я хочу, чтобы ты пообещал мне… жить.
У меня замирает все в груди. Даже, кажется, что остановилось сердце.
Не надо вот так, Билл!!! Не надо!!! Хочется завыть, заскулить, хочется заорать матом.
НЕ НАДО ТАК!!!
Я же не смогу. Не смогу я.
Я не смогу сейчас что-то сказать. Горло перехватило, губы не слушаются. Мне кажется, что меня парализовало твоими словами. И ты видишь это. Ты это чувствуешь. Наклоняешься, прислонившись лбом к моей груди.
- За нас двоих, понимаешь, Том? За себя и за меня. Я хочу, чтобы ты был счастлив.
Пытаюсь проглотить комок в горле. Что же ты говоришь, мальчик мой? Какое счастье без тебя? Какое?!!
- Том, ты должен жить. Должен любить. Я знаю, что ты не сможешь забыть меня. Но должен отпустить, чтобы жить дальше. Томка, тебе всего двадцать лет! Я вот хочу, что бы ты нашел себе хорошего парня или девушку. Ну, со временем… Ты будешь счастлив, и мне будет спокойно. Пожалуйста, Том!!! Пожалуйста. Скажи, что так будет. Скажи, что будешь жить, родной.
Поднимаешь голову, облизываешь сухие губы.
- А я буду твоим ангелом-хранителем. Хочешь? Живи только, Том. Скажи. Пообещай. Не молчи.
Ты и так мой Ангел. Ты всегда был им. С самых первых минут, даже когда тебя и не знал еще, уже тогда ты для меня стал Ангелом. Только моим. Только для меня. Ты был, есть и будешь Ангелом.
Черным, но таким Светлым, по сути.
Господи, что ж ты со мной сейчас делаешь, котенок? Я же не железный.
- Обещаю, - выдавливаю из себя, и с этим обещанием заканчиваются силы держаться.
Прижимаю тебя к себе, и из груди вырывается стон. Почти вой. Протяжный, полный тоски и боли.
Я не смог его сдержать.
- Тихо, маленький, тихо, - гладишь меня по волосам, пытаясь успокоить.
Господи, да разве возможно меня успокоить? Понимать, что теряю тебя и быть спокойным?
Знать, что придется в этой жизни остаться без тебя?
Здесь и сейчас ты пытаешься мне подарить Жизнь. Я понимаю это.
Да, я пообещал, что буду жить. Только вот не знаю, смогу ли сдержать обещание.
Ты ловишь мою руку, и мы переплетаем наши пальцы.
Переплетаем так, как однажды переплелись наши судьбы, наши жизни, наши сердца и души.
Чтобы быть вместе, до последнего удара сердца, до последнего шепота: «Ты мой».
До последнего: «Навсегда»…
***
Несмотря на то, что я обещал Биллу забыть об этом, я все равно тысячи раз думал, не мое ли нарушенное когда-то обещание, повлекло за собой весь этот кошмар - ухудшение у Билла, его рецидив болезни.
Ему осталось мало, слишком мало.
Но мы вдвоем провели это время и все, сколько будет - тоже проведем вместе.
Не как братья.
А если бы тогда, в «Неваде», я удержался и удержал Билла? И не сделал бы того, чего был не должен делать?
И мы бы жили, как братья - а это все равно бы случилось? Не проклинал бы я себя еще больше, что так бездарно потерял сам это время и сделал своего любимого несчастным?
Это стонет и кровоточит внутри меня как незаживающая рана. Ежедневно растравливаемая одними и теми же вопросами, на которые у меня нет ответов.
Может, я просто выиграл у судьбы эти два года. Для НАС. А может - нет…
И это незнание будет вечно меня преследовать.
До самого последнего вздоха.
Подарил ли я нам жизнь или отнял ее?
Я так этого и не узнаю.
Никогда.