Судоустройство и судопроизводство

Несмотря на значительные различия, в судебном устройстве каждой страны можно отметить некоторые черты, общие для всех государств феодальной Европы.

В период расцвета феодальных отношений (X-ХIII вв.) краеугольным принципом суда было следующее: всякий судится себе равным. Заседателями (асессорами) сеньориальных судов могли быть только те, кто имел равный лен с подсудимым.

Крестьяне судились сеньором или его уполномоченным. Свидетелями призывались, как правило, крестьяне.

Вот пример, относящийся к английскому суду XIV века. Джон Строт явился в курию манора и заявил, что отец его умер и он как старший сын просит передать ему землю, которой владел отец. Спрошенные по этому поводу вилланы заявили, что так оно и есть и что обычай требует, чтобы земля была отдана Джону. Курия вынесла решение и выдала истцу копию его. Эта копия стала документом, устанавливающим права Д.Строта. Отсюда и название основной массы английского крестьянства XIV и последующих веков - копигольдеры (держатели по копии).

Начиная с XV столетия в странах Западной Европы и особенно во Франции происходит оттеснение феодальной знати от участия в судебной деятельности.

Три причины способствовали этому: усиление королевской администрации, образование высших судов, распространение римского права и писаных сборников обычного права.

Когда появились кодексы и другие писаные сборники, когда было переведено римское право, пишет Монтескье, когда появились стряпчие и юристы - тогда «пэры и старшины не были уже в состоянии творить суд. Пары стали уклоняться от исполнения обязанностей судей, да и сами сеньоры неохотно созывали их; к тому же судебные разбирательства из блистательных действий, приятных дворянству, занимательных для военных людей, стали судебной процедурой, которой они не знали, да и знать не хотели».

Во Франции бальи стали первыми практиковать единоличное рассмотрение дел, тем более что заседатели, неосведомленные в новом порядке судопроизводства, ничем не могли им помочь.

Важную роль в профессионализации судебной деятельности сыграли высшие суды, возникшие повсеместно. В Англии и Франции они выступали и как суды первой инстанции и как ревизионные органы. Последнюю функцию они осуществляли главным образом через разъездных судей, периодически посещавших судебные округа.

Разъездные судьи судили и сами. В Англии, прибыв на место, они первым делом вызывали присяжных и требовали, чтобы те назвали имена преступников. Дело это кончалось для присяжных не всегда благополучно. Часто они навлекали на себя месть. Поэтому нередко случалось (особенно после какого-нибудь возмущения, привлекшего к себе внимание центра), что при первом появлении разъездных судей население устремлялось в леса и там отсиживалось.

Верховный суд ранее всего сформировался в Англии. Во Франции парламент становится верховным судом при Людовике IX (1226-1270 гг.), выделившись из королевской курии. Резиденцией парламента был избран Париж. Состоял он из нескольких следственных палат и так называемой большой палаты. Созывался он сначала ежегодно, но по мере накопления дел стал постоянным учреждением. Для ревизии дел (и их решения) на местах назначались разъездные судьи.

При парламенте состояли «королевский прокурор», «королевские адвокаты». По мере воссоединения Франции парламенты - как судебные учреждения - стали создаваться и в провинциях.

В Германии возникает верховный имперский суд. Функции его были очень ограниченными. Верховные суды стали быстро пополняться профессиональными юристами: во Франции - знатоками кутюмов и римского права, в Англии - общего права.

В Германии доктора римского права становятся признанными авторитетами. Их всячески поощряют император, имперская знать, города. В 1425 году было даже специально постановлено, что не менее половины советников имперского суда должны быть докторами римского права. Распространение королевской юстиции (княжеской - в Германии) ограничивало суд феодальных курий по всем важнейшим делам, а также самосуд.

Легисты любили, должно быть, обращаться к известному рассказу о философе, который, попав в неизвестную страну и увидев виселицу и на ней повешенного, обрадовался: раз есть виселица, значит, есть и суд. А раз - суд, значит, народ цивилизован.

Исключение составляли некоторые, главным образом западные, области Германии, где самосуд приобрел резко выраженное анти-крестьянское назначение. Это так называемый суд фемов.

Состав его подбирался местными властями из рыцарей и зажиточных крестьян. Имена судей и присяжных хранились в тайне. Судоговорение совершалось в пещерах, подземельях, обставлялось таинственностью.

Компетенция фемов была неограниченной. Они преследовали свою жертву всюду, где бы она ни спряталась.

Повестка с вызовом в суд втыкалась в засов ворот, и никто не знал, кто ее принес. Ни предварительного, ни судебного следствия не существовало. Обвиняемому не сообщали имен обвинителей. Он не знал доказательств вины. Судьи заседали в масках. Их приговор был предрешен заранее. Единственным видом наказания было повешение. Приговор приводился в исполнение немедленно, на первом дереве, тайно, и только по воткнутому рядом ножу можно было догадаться, что казнь произведена фемами.

Для процедуры суда фемов характерно, что они считали возможным вынести приговор на основе одного единственного показания, исходившего от «верного человека», причем сам он мог только слышать о преступлении и вероятном преступнике, не больше. Шефены суда фемов, то есть заседатели, были одновременно и доносчиками, агентурой властей.

Государство не только не препятствовало суду фемов, но даже благоприятствовало ему, помогало его распространению. Исчезать он стал не ранее XVI-XVII столетий.

Особого рассмотрения заслуживает возникновение суда присяжных заседателей в Англии.

Мы говорили уже, что реформой Генриха II было разрешено доказывать иски с помощью свидетелей, а в уголовных делах - устанавливать виновность показаниями 12 присяжных, принадлежащих к данной местности.

Первоначально английский присяжный должен был сам расследовать дело, расспрашивая о нем знающих людей. Свое решение он обязан был основывать на полученных сведениях («согласно очевидности»).

Если присяжные заявляли, что ничего не знают о том деле, о котором их спрашивали, то они распускались и назначались другие. Но постепенно этот порядок, которым слишком часто стремились воспользоваться, был отменен: присяжные должны были во всех случаях выносить решение, оправдывающее или обвиняющее, удовлетворяющее иск или отказывающее в нем. Из свидетелей они превращаются в судей. Завершение этого процесса происходит в XV столетии (при Генрихе VII).

Вытеснение судебного поединка судом присяжных в уголовных делах прошло через ряд промежуточных ступеней. Некоторое время подсудимому давалось право выбора: или поединок, или присяжные. Но в делах, по которым обвинение исходило от короля (особенно в делах о «разбоях», то есть чаще всего крестьянских выступлениях против феодализма), присяжные очень рано (еще при Генрихе II) оттесняют ордалий.

Предварительные следственные действия признавались возможными и действительно осуществлялись, но особой стадии процесса не составляли ни в одной из европейских стран. Даже в Англии, где присяжные начинали следствие по собственной воле, оно не имело официального значения, никак не фиксировалось, служило единственно для выработки убеждения.

Более или менее разделенное на два акта, следствие - предварительное и судебное - появляется и начинает признаваться законом не ранее XVI века.

Обвинение по основной массе судебных дел продолжает оставаться частным, однако область преследования, осуществляемого от лица государства, все время расширяется. Политические и религиозные преступления, преступления, совершенные по должности, преследуются только государством.

В Англии, где частное обвинение удерживается в более широком объеме, чем на континенте, устанавливается, однако, правило, что обвинитель, не сумевший доказать обвинение и проигравший процесс, платит штраф.

Сколько-нибудь твердых оснований для обращения в суд не существовало. Каждый волен был затеять дело по любому поводу, который он считал основательным: были бы деньги на то, чтобы платить судьям.

Постепенно выходят из употребления старинные формы ордалия. Первое запрещение его содержится в постановлении Латеранского собора 1215 года. Но в делах «о колдовстве» ордалии продолжали применяться вплоть до XVH века.

Раньше всего прекратились испытания водой, железом, крестом. Их запрещают Фридрих II в Германии, Людовик IX во Франции. В Англии ордалии, включая судебный поединок, исчезают уже в XIII веке.

Память об ордалиях, впрочем, сохранилась. Во Флоренции в конце XV века испытание огнем было решено применить к знаменитому проповеднику Савонароле, обличавшему пороки церкви и призывавшему к очищению нравов. Разожгли огромный костер, через который тот должен был пройти так, чтобы огонь не оставил следа ни на нем самом, ни на его одеянии, чтобы доказать истинность своего учения. Но пошел дождь, и испытание не состоялось.

Признавая доказательства свидетельские и письменные, сохранив присягу, церковь предписывала своим судам добиваться признания обвиняемого и настаивала на формуле, ложность которой прекрасно сознавали и в то время: «признание - царица доказательств».

Всеми средствами домогаться признания предписывали капитулярии и ордонансы королей. Но вырвать признание было непросто, особенно в делах о политических преступлениях, по которым чаще всего привлекали людей, обладавших высокими моральными качествами, или при обвинениях в таких воображаемых преступлениях, как колдовство, сношения с ведьмами и пр.

На помощь пришла пытка. А так как достигнутое пыткой признание сомнительно, вынесение обвинительного приговора стали основывать на так называемом убеждении судей, что означало только одно - прикрытие произвола.

Особенно большое применение пытка получает с распространением римского права, которое допускало ее в качестве универсального средства «дознания». В Германии она была введена в XIV веке, во Франции - еще раньше. В Англии, несмотря на формальное запрещение, - с середины XV века и до самой буржуазной революции (1640 г.).

Крайний разгул пыток приходится на периоды острой классовой борьбы. Чтобы иметь «законное» основание для массовой репрессии, судьи заранее изобретали какие-нибудь страшные преступления, которые затем приписывали людям, обреченным на пытки и смерть.

Таким образом уничтожались без вины лучшие, образованные, честные люди. А сколько было сведено счетов грязного свойства, сколько было устранено людей только потому, что они мешали чьей-нибудь карьере!

После подавления Крестьянской войны 1525 года княжеские суды предъявляли арестованным обвинение в том, что те добивались дележа имуществ, принадлежавших богачам. Но «слова пленников, - пишет историк Циммерман, - можно принимать с крайней осторожностью; им навязывали вопросы и истязали до тех пор, пока не получали утвердительного ответа, дававшего права казнить смертью». В числе надуманных обвинений было, например, и такое, будто крестьяне Зальцбурга хотели сварить кардинала Маттея, чтобы иметь возможность сказать, что они съели его.

Поскольку признавалось право судей выносить обвинительные приговоры и посылать на смерть на основе одного только ничем не подтвержденного «убеждения», постольку существовала полная безответственность судей. Нередко случалось, что, когда судья не мог решить, кто из двух вероятных преступников действительно виновен, он посылал на смерть того, чье лицо казалось ему более «преступным».

Великий гуманист Ф. Рабле рисует в своем знаменитом «Гаргантюа и Пантагрюэле» образ судьи Бридуа, решавшего дела по тому, как выпадут игральные кости - за истца или против него. Высший суд - и это самое замечательное - санкционировал судебные решения Бридуа, все, за исключением одного, явно несправедливого. Бридуа оправдывался тем, что, будучи старым, он уже не так хорошо различает очки на костях и мог свободно принять четыре за пять.

Не связанные определенными правилами, судьи могли переносить вынесение приговора на любой срок.

По иному пути пошло развитие судебного процесса в Англии. Здесь не было инквизиции. Здесь не получило сколько-нибудь широкого развития римское право. Здесь дольше удерживались, хотя и в измененном виде, старинные англосаксонские свободы. Королевская власть была несколько ограничена парламентом, местным самоуправлением, автономией горбдов, прецедентным правом.

Английский процесс удерживает и развивает состязательный момент, свойственный старинным германским судам.

В суде канцлера складывается постепенно то, что называют перекрестным допросом. С течением времени он усваивается и судами общего права.

Один из двух адвокатов истца (младший) излагает суть иска. Старший адвокат истца представляет доказательства.

Затем вступает вдело адвокат ответчика: он ставит вопросы свидетелям истца. Затем тех же свидетелей допрашивает адвокат истца. Затем допрашивают свидетелей ответчика. Адвокат истца резюмирует суть следствия (судебного). Адвокат ответчика возражает.

Судья, который до этого времени бездействовал, резюмирует доказательства сторон. При этом всякое не опровергнутое доказательство считается истинным.

Присяжные решают вопрос факта (было, не было и т. д.). Судья постановляет решение.

Важнейшим завоеванием английского уголовного процесса стало правило, согласно которому обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность. Тем самым бремя доказывания - важнейший вопрос всякого процесса - ложилось на обвинителя.

Последнее слово в английском уголовном процессе принадлежит адвокату той стороны, против которой были представлены последние свидетели.

В течение всего процесса присяжные не могли отлучаться из здания суда, не могли иметь сношений с внешним миром. Если процесс затягивался, они спали в здании суда. К дверям их комнаты ставился часовой. Английское право требовало единогласия присяжных как в обвинительном, так и в оправдательном вердикте.

В Англии было две коллегии присяжных. «Большое жюри» (23 человека) решало вопрос о предании суду (оно выносило приговор, если обвиняемый тут же признавался). «Малое жюри» (12 человек) решало вопрос по существу (то есть «виновен» - «невиновен»).

Английский средневековый суд, как бы его ни идеализировали, был далек от совершенства. Продажность судей и их готовность следовать приказу, самый подбор присяжных, волокита и крючкотворство, вымогательство, облегчаемое судебной процедурой, то есть широкими возможностями отложения и перенесения дел за «недостаточностью доказательств» или их «неясностью», огромная власть судьи и пр. - характерные его черты. Самой же худшей была мировая юстиция, находившаяся в единоличной власти помещика.

В период варварских правд стороны могли не соглашаться с приговором и предлагать свой собственный. Поединок решал, кто прав.

Вплоть до XIII века обыкновенным средством пересмотра приговора был поединок с судьей, его постановившим. Как только обвиненный заявлял о своем несогласии с приговором пэров, возникала ситуация, которая, при тогдашних представлениях, приравнивалась к оскорблению в лживом и злонамеренном действии. Выходом из нее был поединок.

Чтобы обвиненный не был обязан драться со всеми судьями, прибегали к следующей уловке. «Каждый пэр громко произносил свое мнение, и, как только один из них его высказывал и прежде чем второй успевал сделать то же», недовольный «объявлял это мнение лживым, злонамеренным и клеветническим» (Монтескье).

Побежденный в поединке апеллянт подлежал смерти, а его противник получал значительное возмещение. Поединок не разрешался тому, кто был приговорен к смертной казни, ибо ему во всех случаях нечего было терять.

Начиная с XIII столетия поединок как средство апелляции сходит со сцены. Во Франции, внимая «покорнейшим просьбам» о пересмотре дел, решенных в курии сеньора, сначала королевская курия, а затем парламент принимают апелляции к своему производству. С этого времени пересмотр приговоров теряет свой оскорбительный (для судей, его постановивших) характер.

В Германии возникновению нормальной апелляции способствовала рецепция римского права. Здесь возникает обычай обращения к другому суду, обыкновенному высшему.

Вместе с тем к высшим судам стали обращаться за консультацией во всех затруднительных случаях. Судьи сначала сами ездили в Любек или Франкфурт-на-Майне, где были созданы такие суды, а затем стали посылать простых курьеров. Консультации имели обязательное значение.

Не исключался в принципе и такой пересмотр приговора, который имел целью посмертную реабилитацию осужденного. Примером подобного рода может служить уже известная нам реабилитация Жанны дАрк, преследовавшая политические цели.