Глава 22. Третья республика во Франции

Отдав Германии Эльзас и Лотарингию, обязавшись пятимиллиардной контрибуцией, Национальное собрание Франции, избранное в феврале 1871 года, приобрело мир, хотя и позорный.

После того главной задачей Собрания стала выработка конституции. На это ушло 4 года.

Большая часть депутатов желала восстановления монархии, хотя бы конституционной. Они боялись, однако, реакции рабочего класса и республиканцев вообще. Трудности усугублялись еще наличием трех претендентов: легитимистского (старшая линия Бурбонов), орлеанистского (потомок Луи Филиппа) и бонапартистского.

В конституционной комиссии заседали 20 монархистов и 10 республиканцев. Главные усилия большинства были затрачены на то, чтобы оттянуть время до благоприятного момента.

В конце концов даже Тьер вынужден был высказаться за республику («раз нельзя усадить на один трон всех трех претендентов»). Его устранили (1873 г.), и временным президентом был избран монархист генерал Мак-Магон, «величайший осел Франции».

Клерикальные круги увидели в этом победу монархии. Сторонники легитимистского претендента, графа Шамбора, уже ожидали въезда короля в столицу, любовались его каретой и лошадьми. Легитимистские дамы, по свидетельству А. Франса, вышивали королевские лилии на белых перевязях.

Но как раз разразился конфликт из-за цвета знамени. Шамбор потребовал белого и отказался от трехцветного. Не меньшее впечатление произвели его намерения применить силу «для восстановления общества на его естественном основании».

В начале 1875 г., несмотря на все усилия Мак-Магона и правых партий Собрания, все большее число депутатов стало склоняться к признанию республики. В стране уже раздавались голоса в пользу нового Собрания.

Предложение провозгласить республику, внесенное в июне 1874 года, было отклонено большинством в 30 голосов. В январе 1875 года это число сократилось до 20.

Наконец 29 января 1875 года, на следующий день после того, как республика была вновь отклонена, Собрание приняло «конституционную поправку», внесенную историком Баллоном. Она гласила: «Президент республики... назначается на 7 лет».

О том, чего это стоило, говорит речь самого Баллона: «Я не предлагаю провозгласить республику, но предлагаю продолжить правительство, которое в настоящее время существует и которое есть правительство республиканское». Таким образом Валлон оставлял место для монархического переворота. Конституция 1875 года была замышлена как временная.

«Поправка» была утверждена большинством одного голоса. «Желал бы я знать, какому болвану принадлежит этот голос, который вернул нам эту пакостную республику» - выразился на своем казарменном языке «президент республики» Мак-Магон.

Характер французской конституции 1875 года определялся в конечном счете теми изменениями, которые произошли в экономической и социальной жизни страны.

Среди них следует раньше всего отметить завершение (или почти завершение) перехода к крупной машинной промышленности, предвещавшего наступление новой исторической эпохи.

Социалистические движения потерпели поражение, оставив после себя «скорее чувство уныния, нежели бодрости» (Ф. Энгельс). Условия, в которых находился пролетариат, оказались более или менее устойчивыми. Даже колебания, периодически вызывавшиеся промышленными кризисами, стали привычными условиями существования.

Одним словом, как констатировал Ф. Энгельс в письме Каутскому 8 ноября 1884 г., «буржуазное, капиталистическое развитие оказалось сильнее, чем революционное противодействие».

Замышленная в качестве временной, конституция 1875 года оставляет без внимания такие непременные атрибуты, как функционирование правительства, положение судей, вотирование бюджета и пр.

Главные орудия переворота создавались самой конституцией: президент, которого заблаговременно объявили неответственным, и вторая палата - сенат.

Избрание президента производилось абсолютным большинством Национального собрания. Он мог быть переизбран на любой новый срок. Конституция наделяла его правом личного командования армией так же, как правом роспуска палат в любое желательное время. Он имел право помилования и потому мог выручить из тюрьмы любого из своих единомышленников.

Жалованье президента должно было служить финансированию переворота. Ему платили 1 200 000 франков ежегодно, включая 600 000 франков на содержание двора и «представительство».

Многих усилий стоил вопрос о комплектовании сената. Конституционная комиссия хотела, чтобы не менее 150 его членов (из 300) назначались президентом. Против этого предложения выступили республиканцы и те из правых депутатов, которые боялись не попасть в сенат при Мак-Магоне. Большинством в 12 голосов предложение комиссии было отклонено. Тогда комиссия и даже министры демонстративно отказались от дальнейшего обсуждения конституции.

В конце концов был достигнут следующий компромисс: из 300 сенаторов 225 выбираются на 9 лет, 75 назначаются пожизненно. Выборы поручались особым коллегиям, членам которых были по преимуществу деревенские мэры - кулаки.

Нижняя палата (депутатов) избиралась всеобщим мужским избирательным правом.

Несмотря на все старания, монархический переворот не удался во Франции. Вместе с тем должен был уйти в отставку Мак-Магон.

16 мая 1877 года Мак-Магон смещает республиканский кабинет министров, новые назначения получили сплошь монархисты. Это было переворотом или началом его. Палата депутатов протестовала и была распущена.

Новые выборы были проведены с применением всех средств насилия над избирателями. Ненадежные префекты были смещены. Вслед за ними были уволены неугодные чиновники. В кампанию против республики включилась церковь.

Тем не менее выборы дали полную победу республиканцам. Это была знаменательная победа. Она свидетельствовала раньше всего о том, что французская деревня перестала быть монархической: Вторая империя дискредитировала в ее глазах тот идеал, которому она служила со времени Наполеона.

Выборы свидетельствовали о возрастающей роли французского рабочего класса, который, несмотря на только что пережитое поражение, поднялся как один в защиту республики. Наконец, и армия не была более монархической. Всеобщая воинская повинность, установленная в 1872 году, вовлекла в ее ряды молодых людей всех классов. И это привело к изменению ее ориентации.

Заговор рухнул, но Мак-Магон не сдавался. Он попытался назначить новое монархическое правительство. Палата прибегла к бойкоту правительства и самого президента. Тогда наконец Мак-Магон понял, что его время прошло.

В 1884 году республиканцы, все еще опасаясь происков монархической реакции, провели закон, запрещающий ставить вопрос об изменении республиканской формы правления.

Тем не менее конституция оставалась (хотя и с некоторыми изменениями). Ее республиканские элементы получили развитие, тогда как монархические остались на бумаге.

По общему согласию партий на пост президента начали выбирать незначащих людей. К ним стали применять английскую кличку outeider, как было принято называть лошадь, не являющуюся фаворитом. Таким, например, был президент Феликс Фор. Неожиданно выдвинутый, он получил в первом голосовании 214 голосов и провалился. Но во втором туре его издал внезапный успех - 430 голосов. Это не помогло ему выбиться из ничтожества.

В конце концов президент был лишен возможности исполнять по собственной воле любую из своих прерогатив. Правительство должно было иметь согласие палаты депутатов. Роспуск (как и отклонение законопроекта) палаты стал фактически невозможным. Командование армией отошло к правительству, военному министерству, генеральному штабу.

Когда Ф. Фор самым серьезным образом потребовал формы, в которой ему было бы прилично производить смотр войск (сидя на лошади), это вызвало повсеместный хохот.

Обыкновенным явлением было то, что число неучтенных голосов (пропавших) превышало число учтенных, определивших состав Собрания. Вот5. Палата депутатов избиралась чаще всего по округам, на основе мажоритарной системы относительного большинства. Каждый округ избирал одного депутата. Но партий было много, и потому выставлялось много кандидатов. Побеждал в конце концов тот, кто набирал относительно больше голосов по сравнению с конкурентами. Бывало, что кандидат получал абсолютное большинство голосов в своем округе. Но гораздо чаще случалось другое. Его большинство было на самом деле меньшинством.

Представим себе, что 5 тысячам избирателей предстоит избрать одного депутата из пяти кандидатов. Допустим при этом, что голоса разобьются таким образом: 2000 - 1500 - 1000 - 450 - 50. Избранным будет признан первый, несмотря на то, что против него голосовали все остальные (3000 человек). Мало того, что мажоритарная система искажала волю избирателей. Повсюду царили покупка голосов, продажность депутатских мандатов.

Известный политический деятель того времени Гамбетта говорил в одной из речей: «Уже начинают покупаться голоса. Развращение и пороки проводятся в избирательную массу (возмущенные крики оппозиции). Не прерывайте меня, иначе я назову имена (оппозиция тотчас смолкает). Кандидатуры делаются предметом публичного торга. Возникает новый предмет торговли, новая политика помещения капиталов в избирательный округ. Да, есть округа, на которые набросились разные промышленники, рассчитывая, что избирательные расходы все-таки будут стоить меньше, чем те выгоды, которые могут получиться для их фирм».

Состав палаты депутатов был очень пестрым вследствие царившей здесь многопартийности. В то время как в Англии или Соединенных Штатах господство попеременно пребывало в руках одной из двух партий, во Франции его добивались по крайней мере десяток, а то и более клик. Здесь не было единой монархической партии, но сразу три. Здесь не было единой республиканской партии. Бурная политическая история (начиная с 1789 г.), с одной стороны, необычайная дробность социального состава страны - с другой, породили разнообразие политических группировок: одни принимали «идеал» республики 1795 года, другие защищали режим 1875 года, третьим нравилась республика 1848 года.

Названия, которые избирали себе разнообразные политические группировки в стране и парламенте, служили прикрытием их действительных намерений.

Либералами, например, называли себя те, кто требовал введения «закона божьего» в правительственных школах; демократами и даже левыми демократами называли себя представители крупного землевладения и только потому, что они разрешали себе критиковать политику крупнокапиталистических кругов. Слова переставали что-нибудь значить. По ним ничего нельзя было ронять. Для этого существовали другие определители. Если республиканец выступал с прилагательным «искренний», в нем, не без основания, различали скрытого монархиста; если к общеизвестному партийному названию присоединялся эпитет «независимый», это было всегда признаком уклона вправо. Если депутат «защищал» «права семейства», это был клерикал, если «свободный труд» и «уважение к собственности», - консерватор и т.д.

Многопартийность палаты исключала устойчивое большинство, а без него не было устойчивого правительства. Средняя продолжительность кабинетов составляла 8 месяцев. За 39 лет - с 1875 по 1914 гг. - сменилось 48 правительств.

Но, как это ни странно, кабинеты свергались и сменялись, а министры, их составлявшие, оставались. Происходила некоторая перестановка мест, перемещение с поста на пост. Выпадали незначительные, с которыми можно было не считаться. Новым министром чаще всего делали какого-нибудь особенного крикуна из рядов парламентской оппозиции. Став министром, он переставал быть опасным, а старый кабинет - в его новом облачении - продолжал делать свое дело.

Известный в свое время Бриан оставался министром в течение многих лет, несмотря на смену кабинетов, а Фрейсине оставался министром 13 раз (4 раза он был премьером). Можно вполне понять Клемансо, главу радикалов, прозванного «тигром», когда в ответ на замечание: «Вы опрокидывали все правительства» - он ответил: «Нет, одно единственное и всегда то же самое».

Свержение правительств было чаще всего результатом запросов, делаемых членам кабинета или премьеру, причем нередко по второстепенным вопросам. За всем этим скрывались обыкновенно эгоистические интересы клик, мечтавших добраться до министерских кресел ради осуществления выгодных финансовых операций и проч.

Несмотря на постоянную угрозу свержения, кабинет министров и особенно его глава приобретали все большую власть. В тех случаях, когда нельзя было рассчитывать на поддержку палат, они проводили свою линию явочным порядком, ставя парламент перед фактом. Правительственные акты («регламенты») превосходили как по численности, так и по значению законодательство парламента.

Совет министров Франции был в ту пору немногочисленным. Среди одиннадцати министерств только два имели компетенцию в экономических вопросах - министерство земледелия и министерство торговли, промышленности, почт и телеграфа.

Местного самоуправления не существовало. Реальная власть в департаментах принадлежала ставленникам правительства. Префекты департаментов со всем вниманием следили за тем, что происходит в Париже, стремясь попадать в тон. От населения, которым управляли, они не зависели.

Со времени Великой французской революции правящие классы Франции смотрели на департаменты как на возможные опорные пункты оппозиции правительству. Поэтому здесь стремились держать у власти надежных людей. Значение так называемых генеральных советов департаментов, «избираемых населением», было ничтожно.

Касаясь политического режима Третьей республики, следует отметить двоякий процесс. С одной стороны, известное расширение свобод, в особенности свободы печати и собраний. С другой - постоянное тяготение к реакции, доходившее до открытого похода против демократии.

В 1881 году палата депутатов после ожесточенной схватки с монархистами и клерикалами уничтожила ограничения печати, установленные в предшествующий период. Отменялось предварительное разрешение на издание газет; преступления печати передавались суду присяжных (за исключением случаев опозорения (диффамации) частных лиц): закон разъяснял, что критика правительственных действий не попадает под понятие «преступлений печати». Такими преступлениями продолжали считаться: подстрекательство к убийству или невыполнению долга военнослужащими.

Свобода собраний была установлена законом 1881 года. Для того времени это было несомненным достижением. Запрещалось, однако, проводить собрания на улице или площади. Кроме того, полиция, которую следовало заранее оповещать о собраниях, могла прекращать их по некоторым обстоятельствам, например, при возникновении драки. Поэтому, когда желали срыва собрания, достаточно было нанять молодчиков, специально тренированных на этот счет.

В 1884 году была наконец разрешена свобода ассоциаций, что означало отмену запрета, введенного законом Ле-Шапелье.

Оценивая и сравнивая обе указанные тенденции, можно заметить несомненное преобладание второй. Недаром американский государствовед Лоуэл констатировал для Франции того периода «тенденцию ограничивать свободу личности, подчинять ее контролю и надзору правительства».

Поворот к реакции в особенной степени определился в 1893-1894 гг., когда под предлогом борьбы с «анархическими происками» развернулась широкая антидемократическая кампания. «Злодейский закон» 1894 года разрешил применять ссылку в тропическую Кайену на каторжные работы всех заподозренных в «пропаганде анархизма» (не говоря уже о других акциях).

Политическая реакция достигла крайних пределов с началом известного процесса Дрейфуса.

Еврей по происхождению, буржуа по своему социальному положению, офицер по должности, Дрейфус был с заведомо провокационной целью обвинен в том, что

выдал иностранной державе план одной захудалой французской крепости. Военный суд, заседая при закрытых дверях, приговорил его к вечному заточению на Чертовом острове (архипелаг Спасения).

Основанием для приговора послужило заключение графологической экспертизы, признавшей руку Дрейфуса в «изобличающем» его документе (так называемое бордеро).

Дрейфус вины не признал ни на суде, ни во время позорной публичной церемонии срывания

погон и изгнания из армии, устроенной после суда.

Реакционная печать, подстрекаемая правительством, накаляла страсти, особенно антисемитские.

В основе всего лежало стремление клерикалов и реакционеров ликвидировать республику. Эта клика рассчитывала, как пишет Анатоль Франс, что, поверив в предательство еврея, возмущенная, дрожащая от страха Франция лишит гражданских прав иудеев, а заодно протестантов, нагонит страх на демократов, что вместе с тем будут отменены демократические свободы. «Смущенные и обозленные люди толпами попадались в ловушку, расставленную антисемитами».

Следствие по делу Дрейфуса велось с нарушением элементарных процессуальных правил. За ним установили постоянную слежку в камере, к нему врывались по ночам, чтобы прочесть на его лице признание вины, - точь-в-точь, как в средние века.

Судьи не были свободны в своих действиях. В 1883 году «несменяемость судей» была приостановлена ради чистки судебного аппарата. В течение трех месяцев было уволено множество либеральных судей, и это послужило уроком для всех других. Судьи убедились, пишет Лоуэл, что они «обязаны скорее оказывать услуги, чем отправлять правосудие*.

После приговора за дело его пересмотра взялись лучшие люди Франции, «дрейфуссары». К ним принадлежали Э. Золя и А. Франс.

Вскоре было установлено, что истинным автором бордеро является князь Эстергази. Но его хотели выгородить во что бы то ни стало. Газеты публикуют письма Эстергази, содержащие оскорбления в адрес Франции, письма изменника. Тем не менее его оправдывают, а Золя и его издателя приговаривают к тюремному заключению (за «диффамацию»).

Но процесс Золя, речи его адвоката, замечательного юриста Лабори, всколыхнули Францию, способствовали отрезвлению.

В самом генеральном штабе армии нашелся человек, полковник Пикар, восставший против очевидного подлога. Пикар был устранен. Камарилья негодяев, прикрываясь «высокой политикой», утверждала, что раскрытие правды поколеблет единство нации, подорвет авторитет армии и проч. Как будто «единство» и «авторитет» стоят многого, если за ними - преступление.

Но правда неостановима. Под давлением обстоятельств, в обстановке всеобщего возмущения - естественного после стольких разоблачений - правительство Франции оказалось перед необходимостью пересмотреть приговор. В 1899 году Дрейфус был помилован, в 1906 году полностью реабилитирован, восстановлен в правах и в прежней должности.

Клерикально-монархическое правительство было свалено на выборах 1899 года. Франция вступает в полосу относительно либеральной политики. Но последствия дела Дрейфуса были неискоренимы. Воспользовавшись «делом», реакция почти полностью обновила государственный аппарат, изгнав из него честных людей и демократов, заменив их реакционерами, подобранными полицией.