Вторая Республика

Муниципальные выборы 1931 года показали, насколько глубоко затронул перелом все стороны жизни. Почти во всех крупных и средних городах республиканские партии победили подавляющим большинством. Разумеется, из этого надлежало сделать соответствующие выводы. Министр обороны призвал армию обеспечить нации возможность двигаться путем, избранным ею в результате собственного волеизъявления. Генерал Хосе Санхурхо заявил о том, что в случае возникновения беспорядков не сможет поручиться за лояльность Guardia Civil{48}.

Одни лидеры монархистов призывали короля вступить в борьбу, другие требовали не допустить гражданской войны. В итоге Альфонс XIII в Картахене поднялся на борт крейсера и покинул страну{49}. Перед этим он через одно из доверенных лиц установил контакт с лидерами республиканцев. Власть перешла к революционному комитету.

Республиканцы с легким сердцем пожинали плоды победы. Леррус осторожно осведомился о позиции Франко. "Будьте спокойны, - сообщалось из авторитетного источника, - этот генерал не занимается нелегальной деятельностью". Впрочем, в том случае, если государственная власть будет "беспомощно валяться посреди улицы", а "отечество погрязнет в анархии", он, разумеется, обнажит шпагу.

15 апреля 1931 года Франко выступил перед слушателями военной академии в Сарагосе и заявил: "Итак, поскольку провозглашена республика и верховная власть находится в руках временного правительства, мы обязаны соблюдать дисциплину и сплотить свои ряды, с тем чтобы сохранить мир и помочь нации двинуться по верному пути". В момент, когда во многих городах опьяненные победой массы уже отправились жечь церкви и монастыри, генерал твердо придерживался принципов, обусловленных его профессией. На этих же позициях он остался и в последующие месяцы и годы, в период проведения реформистской политики.

Республиканский премьер-министр Мануэль Асанья, чья подпись стояла под новой конституцией, по своей природе не был революционером, а только лишь чрезмерно усердным новатором. К тому же, будучи непризнанным писателем и выпускником школы при монастыре, он испытывал глубоко укоренившуюся неприязнь к старому государству, замкнутому обществу, церкви и военным.

В период пребывания Асаньи у власти был ликвидирован конкордат{50} 1851 года, католицизм как государственная религия упразднен, любые выплаты духовному сословию приостановлены на двухлетний период, орден иезуитов вновь запрещен, широко распространенная система церковного образования расформирована, облегчена процедура развода, одним словом, открыт широкий простор для действия столь желанной якобинской{51} системы принципов антиклерикализма.

Асанья сократил число дивизий с 19 до 9, уменьшил офицерский корпус более чем на 18 тысяч человек и закрыл военную академию в Сарагосе; кроме того, были отменены все повышения в звании за особые заслуги, произведенные во время войны. По-видимому, глава правительства стремился не только навести экономию, но и исключить армию как силовой фактор. Безопасность республики отныне была преимущественно задачей подразделений полиции, называемой Guardia de Asalto{52}.

У Франко подобные мероприятия вызывали глубокую обиду. Он считал, что отброшен на третье от конца место в реестре генералов, а после ликвидации всемирно известного учебного заведения в Сарагосе был вынужден несколько месяцев ждать, пока министерство обороны не перевело его в Ла Коруныо на должность командира бригады, - он опять же считал это понижением, что, собственно, и соответствовало действительности.

В отличие от Санхурхо, потерявшего свой пост командующего Guardia Civil, Франко сохранял непоколебимое спокойствие. Он использовал период вынужденного ожидания для возобновления когда-то оставленных научных занятий, в частности, в области истории и экономики. По-видимому, не предпринималось никаких попыток втянуть его в заговор, который готовил Рифский лев с группой офицеров.

Пронунсиаменто генерала Санхурхо закончилось быстро. Восставший гарнизон Севильи капитулировал перед наступлением правительственных войск. Попытка захватить ключевые посты в Мадриде провалилась. Население осталось пассивным. Лидер мятежников сдался властям. Он был приговорен к смертной казни, однако, по предложению Асаньи, помилован президентом Алькалой Саморой и вместе с другими заговорщиками упрятан за решетку. При первом же сообщении о попытке путча Асанья вскочил со стула с криком: "Где Франко?" Когда доложили, что тот благополучно пребывает в Ла Корунье, премьер-министр явно испытал облегчение. Генерала, сохранившего лояльность, должны были принародно наградить; в результате его назначили главнокомандующим Балеарскими островами, однако не преминули отправить вместе с ним начальника штаба, отличавшегося левореспубликанскими взглядами.

Вскоре "эра Асаньи", продлившаяся два года, подошла к концу. Забастовки, покушения, сопровождавшиеся бомбометанием, и кровавая смута в деревне, за которой стояло тайное анархистское общество "Federacion Anarquista Iberica" (FAI) - "Иберийская федерация анархистов" (ИФА) - под руководством Диего Абада, Хоакина Аскасо и Федерики Монсени, выдвигавшее лозунги "свободного коммунизма" (comrnimismo libertario), сломали хребет правительству.

В результате новых выборов победа выпала на долю "Confederation de Derechas Autonomas" (CEDA) - "Конфедерации автономных прав" (КАП), сформированной на основе католической партии "Acciyn Popular" ("Народное действие") и возглавляемой Хосе Мария Хилем Роблесом{53}. Однако, опасаясь левых партий, оттесненных в оппозицию, Алькала Самора поручил формирование правительства не этому политику, а Алехандро Леррусу, лидеру радикальных республиканцев (партии умеренного толка), для которых выборы оказались почти столь же успешными, как и для КАП.

По окончании "двух красных лет" начались "два черных года" республики. Леррус отменил хоть и поспешные, но отнюдь не неразумные реформы своего предшественника и встретил яростное сопротивление. Левые были недовольны не только тем, что новый глава правительства помиловал Санхурхо и отправил его в Португалию; их возмутили резкие шаги вспять в земельной, региональной, церковной и военной политике.

Если Асанья лишь углубил вечное недовольство экстремистов, то реакционные меры Лерруса стали для них стимулом. И именно в этот момент коммунисты, предводительствуемые Хосе Диасом{54} и Долорес Ибаррури ("Пасионария"){55}, получили из Москвы указание усилить свое до того времени скромное влияние в союзе с другими пролетарскими организациями. Сильное крыло социалистов под руководством Франсиско Ларго Кабальеро{56} и Луиса Аракистайна{57} немедленно выразило готовность к объединению.

С другой стороны, Хосе Антонио Примо де Ривера{58}, сын покойного диктатора, основал фашистскую "Falange Espanola" (ЕЕ) - "Испанскую фалангу" (ИФ), к которой в Валльядолиде примкнули организованные по типу профсоюза "Juntas de Ofensiva Nacional-Sindicalista" (JONS) - "Объединения национал-синдикалистского наступления" (ОНСН). Сугубо правоэкстремистскими были формирование карлистов "Requetes" ("Добровольцы"), готовое осуществить переворот, и основанная молодыми офицерами организация "Uniyn Militar Espanola" (UME) - "Испанский военный союз" (ИВС).

Оба лагеря вооружались в преддверии ожесточенных столкновений. После того как партикуляристы Каталонии и карлисты Наварры первыми сформировали военизированные боевые формирования, Ларго Кабальеро призвал к созданию революционной армии. К его "Alianzas Obreras" - "Союзу труда" - уже примкнули коммунисты и анархисты. Отряды молодежи спешно обучались и, если хватало запасов, вооружались.

Франко в тот период предпочитал штудировать историческую литературу: покорение Балеарских островов королем Хайме I. Впрочем, в то же время генерал более пристально наблюдал за ходом политического развития. Однако оно еще не слишком занимало его, он еще не был готов вмешаться. Лишь недавно он отклонил просьбу "Accion Popular" о выставлении своей кандидатуры. А совет, который он дал в ответ на письменную просьбу Хосе Антонио Примо де Риверы, ни к чему не обязывал.

Однако, несмотря на всю сдержанность генерала, его внутренняя заинтересованность происходящим возрастала. Несколько лет он был подписчиком выходившего в Женеве "Bulletin de l'Entente Internationale Anti-communiste" и из этого журнала черпал обширную информации о советской власти и Коминтерне. Благодаря этому Франко был знаком с тактикой левых экстремистов, и организованное ими восстание не явилось для него неожиданностью.

Благоприятным исходным моментом для мятежа стал один из многочисленных правительственных кризисов. 5 октября 1934 года ВСТ (Всеобщий союз трудящихся - "Union general de Trabajadores", - профсоюзный центр, образовавшийся еще в 1888 году) провозгласил начало всеобщей забастовки. Ввиду значимости выдвигаемых лозунгов он взял курс на вооруженное восстание. Впрочем, толпа, ринувшаяся на административные кварталы Мадрида, была рассеяна несколькими оружейными залпами, а отряды Луиса, который провозгласил независимую Каталонию ("Estat Catala), но не получил подлинной поддержки со стороны ВСТ, НФТ и ИФА, после короткой перестрелки были вынуждены сдаться.

В Астурии коммунисты, социалисты и анархисты выступали заодно. Они перерезали все транспортные магистрали своей отдаленной области, захватили оружейный завод в Трубиа и выступили крупными силами, в 10-15 раз превышающими по численности местные гарнизоны, в Овьедо и Хихон. После захвата этих городов восставшие намеревались провозгласить там социалистическую республику.

Министр обороны пригласил Франко в качестве военного эксперта. Поскольку связь с Астурией почти отсутствовала, а резервов в достаточном количестве в близлежащих районах не было, тот посоветовал подтянуть войска из Северной Африки. Леррус не видел причин возражать, ведь Асанья уже использовал эти силы против Санхурхо.

Франко не занимал какой-либо определенной штатной должности, однако фактически действовал как глава Большого генерального штаба (Estado Mayor Central). Он приказал погрузить три батальона легиона, подразделение Tabor Regulares, два пехотных батальона и горнострелковое соединение на быстроходные военные суда в Сеуте и отправить в Астурию, где они совместно с другими войсками к 15 октября 1934 года подавили восстание.

Правые республиканцы во главе с Леррусом весьма охотно добили бы побежденного противника, однако Алькала Самора предостерег их от этого шага. Партии и профсоюзы левых дали клятву мщения. Они с жаром обвиняли африканских солдат в жестокости и горячо приветствовали Ларго Кабальеро и Асанью, арестованных, но вскоре выпущенных на свободу, как мучеников неудавшейся "октябрьской революции".

Франко, сам того не желая, в результате своей деятельности в качестве командующего приобрел больший, чем когда-либо, политический вес. Так же, как когда-то левый республиканец Асанья, его теперь ценил и выдвигал правый республиканец Леррус. Генерал стал главнокомандующим в Марокко, впрочем, несколько месяцев спустя возвратился в Мадрид, чтобы взлететь еще выше, на пост главы Большого генерального штаба.

Новое правительство Лерруса с помощью министра обороны Хиля Роблеса стремилось противостоять разложению армии, начавшемуся с введением реформ Асаньи. Состояние армии было плачевным. Офицерский корпус пришел в упадок, личный состав подразделений деградировал, его боеспособность оставляла желать много лучшего, вооружение и боевая техника не соответствовали современному уровню. Во всем проявлялись последствия разрушительной деятельности радикальных групп. Изучая аналитические материалы, Франко пришел к выводу, что не менее 25% призывников сочувствуют революции.

Новый глава генерального штаба искал возможности для устранения столь вопиющих нарушений в армии. С согласия Хиля Роблеса, он удалил офицеров, которые своим положением были обязаны лишь Асанье, и заменил их опытными ветеранами марокканской войны. Особая разведывательная служба наблюдала за подрывной деятельностью экстремистов, дезорганизующей армию. Франко позаботился и о более совершенном, откладывавшемся из года в год, вооружении, к примеру были введены стальные каски.

Некоторые из этих нововведений позднее приобрели политическое звучание. После потрясших страну восстаний как правой, так и левой направленности любой военачальник, занявший пост главы генерального штаба, не смог бы закрыть глаза на все возраставшую склонность широких кругов испанского народа к экстремизму и насилию. Однако, несмотря на это, Франко все еще был убежден, что только правительство может принимать решения о том, в какой момент военные должны вмешаться в развитие событий и каков будет характер их действий.

Тем временем Леррус ушел в отставку, на политической арене появились Хоаким Чапаприета и Мануэль Портела Валладарес, и взоры испанцев в ожидании были обращены на Франко, по-прежнему возглавлявшего штаб. По всеобщему убеждению, он был монархистом, и это соответствовало действительности. Тем не менее наряду с альфонсистами генерал Франко представлялся спасителем и карлистам, и аграриям, и клерикалам, и умеренным республиканцам, и членам ОНСН, и фалангистам, то есть всем тем, кто опасался новых актов революционного насилия со стороны левых радикалов.

В запасе имелась форма политической интервенции собственных военных, уже более ста лет хорошо известная каждому испанцу-пронунсиаменто. Однако ошибался тот, кто ожидал от Франко конспиративных шагов и решительного личного вмешательства в традиционном духе: глава штаба был слишком осмотрителен, чтобы стать заговорщиком или путчистом.

Это соответствовало и натуре генерала, и его стратегическому опыту. Многие из числа военных питали иллюзию, что посредством государственного переворота можно расчистить пространство для создания более совершенных условий. Франко же ни на минуту не упускал из вида перспективу революции, надвигающейся со стороны левых экстремистов. Ему было известно, что любому кружку заговорщиков, который ворвется в результате путча в гущу этого стихийного движения, понадобится немало сил и выдержки для затяжной гражданской войны.

На VII конгрессе Коминтерна{59} (25 июля - 30 августа 1935 года) на Диаса и Пасионарию была возложена обязанность поддержать Народный фронт (Frente popular - Френте популар) при помощи всех сил рабочего класса и антифашистских буржуазных элементов. Прочим партиям Испании нечего было противопоставить такому единству действий.

К началу 1936 года, накануне очередных выборов в кортесы, большинство наблюдателей все же ожидало решающей победы КАП. Франко, который, будучи военным стратегом, предполагающим любой исход, тем временем принял меры предосторожности и через офицера связи запросил генерала Эмилио Мола, верховного главнокомандующего войсками в Марокко, о возможности немедленной отправки в Испанию подкреплений. Краткий ответ гласил: "Все готово".

В ходе предвыборной борьбы буржуазная Испания содрогнулась перед лицом зловещего предупреждения. "Я социалист-марксист, - провозгласил Ларго Кабальеро. - Поэтому я заявляю: коммунизм - это естественное развитие социализма, его последняя и окончательная фаза. Если странице будет суждено перевернуться, то правым недолго придется скулить о милосердии. Мы не пощадим жизни своих врагов... Если правые не провалятся на выборах, то мы применим против них другие средства".

Глава генерального штаба едва ли обращал внимание на подобные эскапады, поскольку в конце января 1936 года был командирован в Лондон в качестве представителя Испании на церемонии погребения короля Георга V{60}. На обратном пути, во время четырехдневного пребывания в Париже, Франко в беседе с либерально настроенным политиком, врачом Грегорио Мараньоном, высказал надежду на то, что на родине вскоре наступит спокойствие.

Вопреки догматически устаревшим представлениям политиков ИФА, НФТ около 1,2 миллиона членов ее профсоюзов, до сих пор обычно саботировавших выборы, в массовых количествах голосовали за партии только что возникшего Народного фронта. И, наконец, к блоку НФ примкнула и троцкистская группа, позднее оформившаяся в партию "Partido Obrera de Unification Marxista" (POUM) - "Марксистская объединенная рабочая партия" (МОРП).

Таковы были предпосылки выборов 16 февраля 1936 года, приведших к двояким последствиям. Казалось, что невозможно было сразу же точно определить вотум 13,5 миллиона испанцев, имевших право голоса. Поначалу число голосов, поданных за левых и правых, не намного отличалось (4 206 156 за левых и 3 783 601 за правых), а партии центра явно не имели большого веса (681 447 голосов). Однако окончательная проверка, предпринятая новой палатой, показала существенное различие: 4 939 449 голосов за Народный фронт и 3 996 931 за правых.

Тезис поколения 1898 года о двух Испаниях был доведен ad absurdum. Правда, традиционалисты еще существовали, однако теперь им, как ранее фаланга либералов, противостоял, в полном сознании собственной победы, Народный фронт революционных социалистов, анархистов и коммунистов, которые, в отличие от большинства других рабочих партий Европы, позаимствовали для себя лишь очень немногие принципы либерализма, а в большинстве случаев совсем отказались от них.

Бесчисленные толпы приверженцев Народного фронта, неистовствующие массы ознаменовали победу своего дела дикими бесчинствами. Сметались ворота тюрем, освобождались тысячи заключенных, поджигались церкви и монастыри, избивались священники, незаконно захватывались имения землевладельцев в Касересе и Бадахосе. Франко советовал Портеле Валладаресу ввести военное положение. Премьер-министр добился соответствующего решения кабинета. Однако Алькала Самора отменил постановление.

Франко, в течение многих лет занимавшийся изучением экономических и социальных проблем, в отличие от большинства генералов, очень хорошо понимал, почему в рамках Народного фронта пытается взять верх стихийное движение. Испания по многим причинам осталась полуколониальной страной. Лишь во время первой мировой войны ее отсталой экономике улыбнулась незаслуженная удача. В действительности же промышленность Испании не выдерживала никакой конкуренции. Кроме того, таможенные заслоны, установленные со времен мирового экономического кризиса, тормозили сбыт продукции горной промышленности и экспортных сельскохозяйственных товаров.

Социальные последствия ужаснули бы любого критически настроенного наблюдателя. Из 11 миллионов испанцев, составлявших дееспособное население, 8 миллионов влачили жалкое существование на черте жизненного уровня (2 миллиона мелких крестьян, 2,5 миллиона сельскохозяйственных рабочих, 2,5 миллиона шахтеров и промышленных рабочих, 1 миллион мелких ремесленников). Лишь 2 миллиона составляли средний слой торговцев и крупных ремесленников.

Оставался еще 1 миллион, представлявший высший слой крупных землевладельцев и банкиров, интеллигенции и духовенства, чиновников и военных, тех, кто, по утверждению теоретиков социализма, являл собой скопище паразитирующих элементов.

Изменение экономической структуры и ее социальных последствий предполагало гигантские инвестиции. Страна предоставляла иностранным инвесторам немало возможностей для удачных капиталовложений. Производством электроэнергии, промышленностью и горным делом, судоходством и железными дорогами, городским транспортом и телефонными сетями уже в значительной степени управляли консорциумы в Англии, Франции и Бельгии, в США и Канаде. Однако истинную потребность развивающейся Испании в капитале эти инвесторы покрыть не могли.

Большинство испанских политиков в тот период практически совершенно не разбиралось в закономерностях современной экономики. Отсюда и непродуманное начало в целом довольно нерациональной земельной реформы, отсюда и увлечение разного рода утопиями, всеобщее надувательство, на котором многие пытались наживиться, ведь половина нации - около 12 миллионов человек была неграмотна.

Франко не располагал программой экономической и социальной политики. Он придерживался мнения, что существующие трудности не будут преодолены с помощью революции, а станут усугубляться, вплоть до наступления катастрофы. Генерал не видел другой альтернативы, кроме законности и порядка, надежной основы грядущей переструктуризации. К тому же он не считал, что пронунсиаменто старого образца в состоянии обеспечить введение и сохранение таковых.

В ответ на предложение генерала Мануэля Годеда совершить военный переворот глава штаба отрицательно покачал головой. Однако после того как Портела Вальядарес ушел в отставку и Алькала Самора вновь назначил Асанью премьер-министром, Франко сразу же словно очнулся. Он считал, что этот заклятый враг военных подобен Керенскому или Карольи{61}. Новое республиканское правительство могло поддержать законность и порядок лишь на некоторое время. Оно нуждалось в парламентской поддержке со стороны партий Народного фронта, революционные вожди которых со временем сами станут у руля государственной политики.

Одной из первых акций Асаньи стала нейтрализация военных, которым он не доверял. Премьер-министр распорядился убрать Франко с занимаемого им ключевого поста и перевести его на Канарские острова, удаленные от Испании на значительное расстояние. Годед был уволен с поста инспектора и отправлен в Пальма де Мальорка в чине капитана. Мола, занимавший должность главнокомандующего североафриканскими армейскими соединениями, был вынужден довольствоваться гораздо менее значительным постом командира бригады.

Франко еще до отъезда из Мадрида примкнул к заговорщикам. Он встречался с Эмилио Молой, Хоакином Фанхулом, Луисом Оргасом, Мигелем Понте, Антонио Саликетом, Хосе Энрике Варелой, Рафаэлем Вильегасом и другими генералами, а также подполковником Валентином Галарсой из ИВС. Обсуждались возможности организации восстания. Молу, назначенному "директором", было поручено заняться объединением всех имеющихся сил. Галарса отвечал за связь. Что же касается Франко, то он высказал желание быть в курсе происходящего.

Без какого-либо ощутимого результата прошла беседа с Хосе Антонио Примо де Риверой, с которым генерал встретился в доме своего зятя Рамона Серрано Суньера. И на этот раз Франко хотел получить сведения о том, какие шаги были предприняты и каковы реальные возможности с национальной стороны для обуздания угрозы революции, исходящей от Народного фронта. В тот период он был еще далек от мысли стать подлинным участником заговора. К тому же он находился на Канарских островах, имея в своем распоряжении лишь несколько боеспособных подразделений.

Мятеж готовил не Франко, а Мола. Асанья, казалось, лишился всякой способности рассуждать здраво в тот момент, когда отправил бывшего главу службы безопасности диктатора Примо де Риверы, генерала, хорошо знакомого с методами конспирации, в Памплону, центр карлистов. Их лидеры, Мануэль Фаль Конде и Антонио Лисарса, действовали весьма умело и уже в течение двух лет поддерживали связь с Муссолини и поэтому располагали деньгами и оружием, достаточными для 7 тысяч добровольцев-карлистов.

Разумеется, "директору" было нелегко. Правительство заподозрило неладное: Варела и Оргас были в порядке взыскания переведены на другое место службы, а Вильегас вышел из числа заговорщиков. Впрочем, ряды их получили несколько сомнительное пополнение: к заговорщикам примкнули прореспубликански настроенные генералы Гонсало Кеипо де Льяно и Мигель де Кабанельяс. Наибольшую трудность представляли переговоры Молы с политиками правого направления.

Хосе Антонио Примо де Ривера и его ближайшие друзья в середине марта были арестованы, а "Испанская фаланга" (ИФ) была запрещена. Хосе Кальво Сотело, спикер монархической организации "Renovacion Espanola" (RE) "Испанское обновление" (ИО), - все еще колебался. Хиль Роблес и его "Конфедерация автономных прав" (КАП) в тот момент также не спешили связать себя обязательствами. Фаль Конде и карлистская "Comunion Tradicionalista" (CT) - "Традиционалистская партия" (ТП) - даже рассорились с генералом Молой, когда тот решительно отверг идею восстановления монархии.

Окончательную ясность должен был внести генерал Санхурхо, назначенный председателем переходного режима, но все еще пребывающий в португальской эмиграции. Он достиг с Лисарсой компромисса, который поначалу был встречен Конде и добровольцами-карлистами с неудовольствием, но в итоге все же одобрен всеми карлистами.

Тем временем республика и без всякого участия заговорщиков-военных неудержимо шла навстречу гражданской войне. Несмотря на постоянное вмешательство гражданской гвардии, повсюду в Андалусии и Эстремадуре, Кастилии и Леоне сельский пролетариат захватывал не только не используемые земли, но и поля, засеянные зерновыми. Абад, Аскасо{62} и Монсени подстрекали крестьян на подобные незаконные действия.

1 Мая 1936 года Народный фронт, как и следовало ожидать, отметил устрашающим военным парадом. Над марширующими колоннами колыхалось море красных знамен, реяли транспаранты с изображениями Маркса, Ленина и Сталина. Представители ВСТ и НФТ/ИФА пели Интернационал, колонны детей скандировали хором: "No queremos catecismo - que queremos communismo!"{63}. Тот, кто отваживался выкрикнуть "Viva Espana!", слышал в ответ тысячеголосое: "Patria, no!", "Viva la Russia!".

Стерлись границы между сплоченной группой, объединившейся вокруг Ларго Кабальеро, и отрядами, отличавшимися крайней свирепостью. Впрочем, Индалесио Прието{64}, противник кровавых революционных мер, еще удерживал в своих руках контроль над аппаратом социалистической партии. Но и этому политику не удалось воспрепятствовать функционерам. Последние стояли на более левых позициях и совместно с коммунистами, число которых постоянно росло, создали молодежную организацию во главе с Хулио Альваресом дель Вайо{65}, "Juventudes Socialistas Unificadas" (JSU) - "Объединенная социалистическая молодежь" (ОСМ).

С целью не допустить развала партии и поражения на выборах в случае предстоящего роспуска парламента Прието совместно с другими политиками Народного фронта осуществил низвержение Саморы. Президент был смещен с должности большинством голосов в кортесах. На его пост взошел Мануэль Асанья. Новым главой правительства стал Сантиого Касарес Кирога.

Это не означало поворота к лучшему. Прието стремился в конце концов сосредоточить правительственную власть в руках своей партии. Но его надежды рухнули, и вновь по вине Ларго Кабальеро, прозванного "испанским Лениным", который, как и его радикально настроенные друзья, предпочел революцию. При этом коммунисты поступали мудро, сохраняя сдержанность. Они ожидали, когда наступит необходимый, в соответствии с их учением, революционный момент, и старались, по возможности, избежать провокации военного путча.

Даже если достоверность отдельных документов, найденных позднее, может быть оспорена, не подлежит сомнению, что эти экстремисты под руководством видных агентов Коминтерна из Москвы, таких, как Витторио Кодовила и Эрнё Гере, разрабатывали подробные планы переворота. К примеру, в конце следующего месяца всеобщее возмущение офицерского корпуса вызвал документ, обнаруженный службой безопасности Испании, с директивой, датированной 6 июня 1936 года, об уничтожении военных, не отличающихся революционными настроениями.

Информация поступила к Франко вместе с заверенной копией документа, и он отнесся к сообщению настолько серьезно, что распорядился усилить караульные посты. 23 июня 1936 года генерал обратился к премьер-министру с ходатайством о привлечении армии к восстановлению законного порядка. Касарес Кирога оставил это письмо без ответа. Представление о прямых последствиях этих шагов дает хроника военного заговора.

6 июля 1936 года Мола составил перечень распределения обязанностей, где упоминалось и имя Франко. На главнокомандующего Канарских островов была возложена особо сложная, возможно, решающая операция. Ему предстояло возглавить армию Африки и перебросить это хорошо вооруженное соединение в Испанию.

11 мая во время захода одной из эскадр военно-морского флота в Сайта Крус де Тенерифе Франко получил, как он считал, достоверные сведения о том, что флот сможет гарантировать транспортировку соединений североафриканских войск. Разумеется, речь тогда не шла о новой руководящей должности генерала и о его перемещении с острова Гран Канария в Марокко.

Было ясно, что ни один из имеющихся в наличии испанских самолетов не сможет преодолеть столь значительное расстояние. Однако инженер Хуан де ла Сиерва эту проблему решил. С помощью своих английских друзей он зафрахтовал в Кройдоне в агентстве Olley Airways двухмоторный биплан "Dragon-Rapide", который 11 июля 1936 года отправился в так называемый туристский рейс.

С этого момента - после пяти месяцев ожесточенных забастовок и локаутов, охоты на людей, нападений и сцен избиения, мародерства, поджогов церквей и убийств - республика в течение сорока восьми часов прошла путь до полной катастрофы. 12 июля на улице был публично застрелен офицер Сегуридад{66}. 13 июля, вскоре после полуночи, служащие полиции и молодые социалисты выволокли из дома спикера оппозиции Хосе Кальво Сотело{67} и по дороге убили его выстрелом в затылок.

Обе стороны над могилами погибших дали клятву кровавой мести. Десятки тысяч извлекали на свет спрятанное до поры до времени оружие, другие толпами осаждали правительственные здания и требовали выдать им винтовки. Неизвестно, что послужило причиной окончательного решения Молы: убийство ли депутата, совершенное государственными служащими и членами ОСМ, или же революционные события, разворачивавшиеся на улицах. Возможно, его подтолкнул на этот шаг резкий поворот в настроениях карлистов, столь недавно все еще колебавшихся. Два дня спустя генерал произнес ключевое слово: "Семнадцатого в семнадцать".