Революция и гражданская война

15 июля 1936 года приземлился на острове Гран Канария. В ночь на 18-е Франко через курьера узнал о "часе ноль", "Alzamiento nacional"{68}. Генерал отправил жену и дочь в безопасное место, остановил с применением силы начавшиеся было беспорядки и вылетел через Касабланку в Испанское Марокко, где "армия Африки" уже овладела ситуацией и вместе с местным населением восторженно приветствовала нового главнокомандующего.

Другим генералам пришлось не намного труднее, чем Франко. Кеипо де Льяно захватил Севилью обманным путем - подобный шаг удался и в Кадисе, Кордове и Гранаде. Мола немедленно овладел Наваррой, Авалой в стране басков, большей частью Старой Кастилии и Леона, а позднее косвенным образом и Галисией. Кабанельяс захватил врасплох Сарагосу и Западный Арагон.

Однако в двух крупнейших городах восстание потерпело поражение. Годед после тяжелых уличных боев за Барселону, в ходе которых многие каталонские солдаты перешли на сторону отрядов Дуррути{69} и Абада, а большинство участников восстания погибло, был вынужден капитулировать. Подобным же образом обстояли дела у Фанхула, который со своими войсками не смог своевременно покинуть окруженные мадридские казармы.

В тот же день заговорщики получили еще одно роковое известие. Санхурхо, который, как и было условлено, отправился на самолете из Эсторила в Бургос, погиб в результате авиакатастрофы. Поскольку на случай подобных происшествий не было принято никаких решений, у восставших не было инстанции, которая могла бы немедленно приступить к работе в качестве правительства, позаботиться о международном признании и посредством политической пропаганды обратиться к большинству нации.

Поначалу положение, казалось, было невозможно поправить. Правда, Касарес Кирога оставил свой пост, его преемник продержался только двадцать четыре часа, а авторитет нового премьер-министра Хосе Гираля ограничивался лишь Мадридом. Однако у правительства оставалось достаточно средств связи, чтобы запросить у Леона Блюма, главы Народного фронта в Париже, 20 боевых самолетов и 16 орудий с боеприпасами. К тому же приказам действующего центра подчинялся и флот.

Гираль с успехом использовал то обстоятельство, что Народный фронт, сыграв на недовольстве матросов машинного отделения, уже несколько месяцев назад тайно создал на борту всех военных кораблей "красные ячейки". Эти группы численностью в шесть-восемь человек арестовали или перебили патриотически настроенный командный состав кораблей. В течение нескольких часов погибло около 70 процентов офицеров военно-морского флота Испании.

В результате североафриканские войсковые соединения были отрезаны от метрополии. Франко был вынужден наблюдать, как корабли республиканцев перекрыли пролив между Марокко и Испанией. Его самолеты в создавшейся ситуации ничего не могли изменить. И если даже ему удалось добиться того, что иностранные власти в Танжере и Гибралтаре препятствовали пребыванию "пиратских кораблей" на своих рейдах, это не внесло существенного облегчения.

Вследствие этого Франко отправил парламентеров на самолете "Dragon-Rapide" в Рим для переговоров, в ходе которых Муссолини пообещал предоставить "армии Африки" 12 самолетов "Савойя-81". Другие уполномоченные генерала направились в Байройт к Гитлеру, принявшему решение выделить 20 невооруженных транспортных самолетов Ю 52, на которых будут летать пилоты Люфтганзы, 6 истребителей Хе-51 и 86 солдат военно-воздушных сил Германии.

У обоих диктаторов было немало и других забот, поэтому они довольно неохотно оказывали поддержку. Однако и Муссолини и Гитлер не могли не принимать во внимание, что уже 21 июля 1936 года на совместном заседании Верховного Совета, Коминтерна и Профинтерна в Москве было принято решение об оказании мадридскому правительству военной помощи, а пять дней спустя делегатам всех коммунистических партий предстояло собраться в Праге, чтобы заняться мобилизацией денежных средств и людских ресурсов.

В период с 28 июля по 6 августа 1936 года Франко получил большую часть обещанных самолетов и смог завершить уже начавшуюся переброску своих войск на европейский континент. Эта акция потребовала значительных затрат времени. В течение сентября по воздушному мосту в Испанию было доставлено всего лишь 18 185 солдат и 270 тонн военных грузов. Все орудия, упряжь, вьючных животных и тяжелое оборудование приходилось переправлять на судах.

Собственно говоря, мадридскому правительству удалось бы уничтожить соединения, прибывающие с большими промежутками, ведь в распоряжении Гираля была большая часть военно-морского и военно-воздушного флота Испании и, сверх того, 55 самолетов, доставленных из Франции. Однако силы республиканцев все больше и больше распылялись, что снижало их боеспособность.

Кроме того, сказывалось то обстоятельство, что не было ни одного крупного оперативного военного соединения, сохранившего верность правительству. Несмотря на то, что в распоряжении республики имелся офицерский корпус численностью около 4000 человек, регулярная мобилизация осуществлялась с неимоверным трудом. Попытки Гираля призвать хотя бы три возрастных контингента успеха не имели, так как натолкнулись на сопротивление анархистов.

НФТ/ИФА, ВСТ, ОСМ, МОРП, левые и коммунисты формировали собственные, не отличавшиеся дисциплинированностью, скверно вооруженные колонны, которые, не признавая никаких правил ненавистного милитаризма, с энтузиазмом самоубийц стремились навстречу противникам Народного фронта на перевалы Сьерры, в Арагон и Андалусию. Небольшие отряды, сформированные из сотрудников милиции, также выполняли роль карательных органов.

Как и опасался Франко, восстание в среде военных не препятствовало революции, а способствовало полному ее развитию. За исключением басков в Гипускоа и Бискайе, которые, надеясь на обещанную автономию, придерживались конституции, левоэкстремисты повсюду, где только могли, заменяли элементы прежней системы комитетами. По прошествии полутора месяцев деятель НФТ Хуан Лопес с полным удовлетворением заявил: "Все органы государства ликвидированы, его политический строй более не функционирует!"

Широко известно, что эти преобразования повлекли за собой уничтожение десятков тысяч людей, в первую очередь священников, монахов и монахинь, муниципальных служащих, судей и чиновников, преподавателей вузов и офицеров (таких, как Годед и Фанхул), а также множества мелких торговцев и крестьян, имеющих земельный надел. Есть сведения и о том, что с самого первого дня ширилось сопротивление со стороны восставших военных. Желание уничтожить врага стало залогом победы.

Революция, осуществленная Народным фронтом, не только смела правовые институты и администрацию, полицию и суд и ликвидировала повсюду, за исключением побережья, заселенного басками, церковь как символ злейших сил, реакции, но и одновременно привела к социализации всех промысловых предприятий и к коллективизации сельского хозяйства.

Следствием этого явился хаос. Решение организационных вопросов было слабой стороной республиканцев, а теперь к этому добавился и кризис доверия: глубокий страх терроризированного среднего класса и горькое разочарование в среде крестьянства, которое надеялось на получение земли, острые противоречия между либералами, басками и анархистами на фоне резкого падения промышленного производства и растущей нехватки продовольствия.

В этих условиях три военачальника, предводительствующие восставшими военными, одержали значительные победы. Кеипо де Льяно отбросил колонну республиканцев у Кордовы, а Франко взял штурмом Бадахос, расположенный неподалеку от пограничного перехода с Португалией, и установил связь с Молой, войска которого три недели спустя взяли Ирун, а вскоре заняли и Сан Себастьян.

В результате в руках восставших оказалась обширная территория как противовес республиканской Испании, а Бискайя и Астурия были отрезаны от границы, проходящей по Пиренеям; одновременно Португалия, симпатизировавшая восставшим генералам, стала тыловой базой для всех национальных сил на севере и юге. Военная техника и боеприпасы, поступающие через Лиссабон, давали возможность организовать атаку на Мадрид по двум направлениям.

Подготовка наступления была затруднена некоторой несогласованностью во времени. Мола после похода на Гипускоа должен был перегруппировать свои войска и пополнить снаряжение. Соединения Франко одержали победу у Талаверы-де-ла-Рейна, однако затем вышли не прямо к Мадриду, а частично развернулись в направлении Толедо, в район боевых действий войск генерала Хосе Энрике Варелы, где защитники крепости (1205 военных и 555 гражданских), с 22 июля 1936 года находящиеся в окружении, вели борьбу не на жизнь а на смерть.

Как писал позднее генерал авиации Альфредо Кинделан, Франко решился на участие в этой акции по причине ее "духовной ценности". Он знал, что она не оправдана с точки зрения стратегии. Ведь в результате марша национальных войск Испании на Толедо у противника оказалось достаточно времени для того, чтобы предпринять дополнительные оборонные меры и подтянуть подкрепление иностранные боевые отряды.

Одним словом, шла гражданская война, в ходе которой военные проблемы часто отступали на второй план перед политическими. Решение этого комплекса вопросов явно представлялось Франко первоочередным. 15 августа, вопреки совету Молы, который не хотел предвосхищать будущую форму государственности в стране, он поднял в Севилье красно-золотой (королевский) флаг и воскликнул, обращаясь к ликующей толпе: "Вот ваше знамя!"

Такая демонстрация едва ли соответствовала устремлениям сформированного Молой в Бургосе Национального комитета обороны. Его председатель, генерал Кабанельяс, считался республиканцем, однако имел все основания намеренно избегать открытого выражения своих взглядов, помня о 50 тысячах добровольцев в северной армии (карлисты, альфонсисты и фалангисты).

В отличие от отрядов Молы, насчитывавших 120 тысяч бойцов, численность войск, прибывших из Марокко, вместе с добровольными соратниками составляла лишь около 52 тысяч человек. Однако именно это сплоченное элитное соединение оправдало многие ожидания, оно прибыло в Испанию, с боями вышло к границе с Португалией и продвинулось дальше, к Мадриду. А поскольку предстояло крупное наступление всех имеющихся сил на столицу и было необходимо осуществлять общее командование войсками, то возникла мысль поручить это Франко.

По воспоминаниям Кинделана, Франко поначалу отклонил предложение. Однако когда 21 сентября 1936 года оба генерала, а также Мола, Кеипо, Оргас, Саликет, Давила и другие офицеры собрались в бараке на аэродроме Саламанки, чтобы обсудить положение, возражал один Кабанельяс, высказавшийся в пользу коллегиального руководства. Его голос не возымел действия, и Франко был избран верховным главнокомандующим национальными вооруженными силами Испании, сухопутными, морскими и воздушными.

Этого показалось недостаточно, и вскоре Кинделан, Мильян Астраи и Николас Франко, личный секретарь своего младшего брата, выступили за передачу генералиссимусу и всех политических полномочий. На этот раз Франсиско Франко не выразил, казалось, никаких сомнений. "Делатели королей" сочинили указ, решение по которому снова принималось на аэродроме в Саламанке.

Круг участников почти не изменился. Собравшиеся тотчас же ощутили некоторое напряжение, поскольку каждый имеющий право голоса на основании имеющегося проекта решения уже мог заключить, что нынешнее 28 сентября 1936 года призвано стать для Франсиско Франко 18 брюмера{70}, а Николас намеревается выступать в роли Люсьена{71}. Оставался открытым вопрос, кто же станет Мюратом{72}. Генералиссимус, впрочем, отсутствовал. Таким образом, он избежал неприятной конфронтации с другими генералами и изыскал возможность стяжать еще большую военную славу в Толедо благодаря своему присутствию при освобождении крепости.

Когда Кинделан попросил одобрить розданный для ознакомления документ, то, вопреки ожиданию, натолкнулся на энергичное сопротивление старых республиканцев Кабанельяса, Молы и Кеипо. Возможно, уже в самом выступлении генерала военно-воздушных войск, близкого к монархистским кругам, они видели провокацию; возможно, им показалось подозрительным, что Дон Хуан, сын изгнанного короля, без согласия хунты Бургоса недавно прибыл в Испанию. Во всяком случае, у троих оппонентов имелись веские аргументы. Заколебался даже преданный Франко Оргас.

Поворотным пунктом стал совместный обед: было принято компромиссное решение. Согласно статье I указа, на следующий день подписанного Кабанельясом от имени хунты, Франко назначался на пост главы правительства, и ему передавалась вся власть в новом государстве. 1 октября 1936 года, во время торжественной инаугурации в присутствии комитета и почетных гостей в Бургосе, к удивлению некоторых участников торжества, из текста исчез последний пункт, первоначально включенный Кинделаном и Николасом: "на период войны".

Теперь 46-летний Франко был главой государства, главой правительства и генералиссимусом без каких-либо ограничений - неудивительно, что при такой полноте власти его вскоре стали называть в Испании "каудильо", что примерно означает "фюрер" или "дуче". У антифашистов всего мира появилось еще одно основание приравнивать его как диктатора к Муссолини и Гитлеру.

Впрочем, в самом начале Франко весьма существенно отличался от них. В момент появления на арене он не был вооружен, подобно современным ему королям черни, политической панацеей или мировоззрением. Он не был вознесен к вершинам власти массами фанатиков, через головы отдельных правителей или целых правительств. Незыблемую основу своего признания в качестве главы государства, последовавшего далеко не сразу, так называемый каудильо искал и нашел в христианстве.

Его убежденность зрела постепенно и потребовала немалых усилий, поэтому от нее вряд ли можно отмахнуться, видя в ней лишь лицемерие, голый расчет или уловку. Правда, такая перемена ввела в заблуждение многих наблюдателей, которые знали, что прежде Франко отнюдь не отличался глубокой религиозностью. Некоторые хронисты объясняют такую перемену влиянием супруги каудильо. Другие отмечают в этой связи усилия видных священников.

Несомненным все же является то, что Франко предпочитал считать свое утверждение в новом качестве скорее проявлением милости Божьей, чем следствием малоубедительного вотума доверия со стороны генералитета. И в глазах многих людей каудильо, окутанный легкой дымкой некоторого мистицизма, также выступал в роли спасителя христианской Испании. Подобно тому, как когда-то в результате реконкисты{73} земли родины были вырваны из рук мавров, теперь настала очередь "священной войны" против большевиков. Гражданская война напоминала крестовый поход - una cruzada.

"Антихрист" неуклонно вооружался для борьбы. Правда, Сталин уже приступил к уничтожению старой гвардии большевиков и офицеров; по-видимому, вряд ли он нашел бы разумным в настоящий момент направить советских генералов и современное вооружение в Испанию, где они могли дискредитировать проводимую Кремлем политику коллективной безопасности. Однако решение уже было принято.

Посол СССР склонил Асанью к тому, чтобы поручить Ларго Кабальеро сформировать кабинет, в который вошли бы два коммуниста. Это новое правительство вскоре утратило свой престиж, поскольку, опасаясь наступления войск Франко, бежало из Мадрида в Валенсию. Тем не менее большинство болтливых комитетов исчезло, и генералу Григорию Кулику{74} удалось из отдельных частей милиции сформировать "народную армию".

Другой советский генерал, Ян Берзин, стал военным комендантом Мадрида, защита которого чисто формально была поручена хунте испанских республиканцев. Иван Конев и Дмитрий Павлов занимались организацией доставки из СССР 200 среднетяжелых танков, которым предстояло принимать участие в боях. Яков Шмушкевич командовал советскими военно-воздушными силами, насчитывавшими около 500 истребителей и бомбардировщиков. Лазарь Штерн и Матэ Залка стояли во главе первых интернациональных бригад, которые создавались по решению Пражской конференции.

Мадрид стал бастионом международного коммунизма. Уже 28 сентября в результате советской танковой контратаки стало ясно, что наступающим приходится считаться с угрозой ощутимых ответных ударов. Поэтому национальным силам Испании пришлось теснее, чем прежде, сотрудничать с Германией и Италией. Оба государства, а также Гватемала первыми в мире установили дипломатические отношения с режимом в Саламанке.

5 ноября близ Севильи был сформирован легион "Кондор"{75} под командованием генерала Хуго Шперле{76}, состоявший из 4500 немецких солдат (8 авиационных эскадрилий и 6 зенитных батарей, которым были приданы 2 танковые роты). В начале декабря генерал Марио Роатта во главе Corpo Truppe Voluntarie (CTV) отправился водным путем из Неаполя в Испанию. Незадолго до этого Италия взяла на себя обязательство тайно оказывать Саламанке активную поддержку в период войны.

CTV был направлен в распоряжение Кеипо, который взял Малагу. Легион "Кондор" подтянулся к Мадриду слишком поздно, и Франко 17 ноября распорядился прекратить наступление. В окрестностях университетского городка его войска натолкнулись на непреодолимое сопротивление. В результате трех сражений в течение зимы, в ходе которых предполагалось осуществить блокаду столицы, были достигнуты лишь скромные успехи локального значения в районе Боадильи, Харамы и под Гвадалахарой.

Франко, который руководил операциями из своей штаб-квартиры и часто выезжал на фронт, молча и с тревогой наблюдал за происходящим. Едва ли его обеспокоило поражение итальянцев под Гвадалахарой, свидетельствовавшее об их невысокой боеспособности. Гораздо серьезнее было то, что в первые три месяца нового года к средиземноморскому берегу подошли 26 советских кораблей, имевших на борту 770 специалистов и 5725 тонн груза, в том числе 312 сверхсовременных танков. Кроме того, Мексика в большом количестве поставляла республиканцам легкое огнестрельное оружие.

Задачами гражданского характера глава правительства занимался лишь от случая к случаю. Он вступил в войну не будучи политиком или государственным деятелем, стремящимся к проведению реформ, а в соответствии с традициями выполняя свой солдатский долг. Поначалу он считал вполне достаточным, что Николас Франко поддерживает связь между штаб-квартирой и "Junta tecnica" ("Техническим советом"), сформированной по типу кабинета комиссией комитета обороны, который находился в Бургосе и в значительной степени уже утратил свое значение.

Если принять во внимание разнообразие и многогранность административных и экономических задач, которые приходилось решать, необходимость поддерживать боевой национальный дух народа и проводить мобилизацию в испанской провинции, то станет очевидным, что подобная импровизация была практически непригодной, Она вряд ли могла внести существенный вклад в формирование политической воли и менее всего способствовала этому, например, в случае, когда Николас Франко, опираясь на тайную союзническую договоренность от 28 ноября прошлого года, отправился в Рим с целью склонить последний к принятию тайных мер против осуществления СССР морских перевозок.

Незадолго до этого брат генералиссимуса также пытался объединить политические силы национальной направленности - республиканцев и монархистов - в единое движение или партию, соответствующую современным идеалам. Его неоднократные попытки действовать в этом направлении закончились неудачей.

В момент, когда происходили выборы "главы правительства", Фаль Конде находился за границей. По возвращении лидер карлистов выступил с критикой решения, принятого военными в одностороннем порядке. В конце концов он, не заручившись предварительно согласием генералиссимуса, начал строить планы организации монархической офицерской академии. Терпению Франко пришел конец. Он дал своенравному политику срок 48 часов, чтобы тот покинул страну, что и произошло.

В результате "Традиционалистская партия" (ТП) лишилась личности, игравшей в организации роль лидера. Но и "Испанская фаланга" больше не имела твердого руководства, ибо Хосе Антонио Примо де Ривера, хоть и не принимал участия в Alzamiento и даже скептически относился к этому движению ввиду возможности возникновения в его среде реакционных идей, все же был приговорен "народным судом" республиканцев к смертной казни и 20 ноября 1936 года расстрелян в Аликанте.

Поскольку обе партии поставляли наибольшее число добровольцев, их объединение представлялось уместным. После неудачи, которую потерпел Николас Франко, Рамон Серрано Суньер, чудом уцелевший в ходе кровавой расправы над национально настроенными мадридцами, счел себя призванным к выполнению этой задачи. Во время совместных прогулок в саду епископского дворца в Саламанке он подробно обсуждал проблему со своим зятем.

Внутри Фаланги существовало три различных направления. Лидером наиболее сильной группы был Мануэль Хедилья, бывший рабочий, который выступал за социальные реформы, однако никоим образом не смог бы обеспечить интегрирующую силу. Справа и слева от его приверженцев находились так называемые старорубашечники и новорубашечники: ортодоксы (camisas viejas) и оппортунисты (camisas novas). И те и другие преследовали собственные цели и принимали режим Франко отнюдь не безоговорочно.

Когда возникла опасность кровавого столкновения, грозящего расколом Фаланги, и лидер удержался на своем посту лишь незначительным большинством голосов, Франко приступил к действиям. Было подготовлено постановление об объединении; Мола и Кеипо одобрили его, согласен был и Хедилья. 18 апреля 1937 года каудильо огласил декрет по радио.

Согласно постановлению, составленному Серрано Суньером, ТП и ИФ реорганизовывались в единую партию во главе с Франко под новым названием: "Falange Espanola Tradicionalista у de las JONS" (FET) - "Испанская традиционалистская фаланга и ОНСН" (ИТФ) - и объединяли свои отряды добровольцев, привлекая и небольшие группы милиции партий "Народное действие" и "Испанское обновление" (правда, внимание на этом не акцентировалось). Теперь все они носили синие рубахи старой Фаланги и красные береты (boina) карлистов-добровольцев.

Противники Alzamiento считали ИТФ фашистской партией, сплоченной и монолитной. Однако новая организация ни в коем случае не могла быть или стать таковой. Декрет об объединении не содержал никакого указания на идеологию или будущее политическое устройство страны. Это удовлетворяло и военных и монархистов. Но старые фалангисты (camisas viejas) считали, что их лишили программы. Они относились к правительству сдержанно, даже с некоторой долей неприятия.

Из рядов ИТФ уже поднималась волна пропаганды против Франко. К этому добавились сведения о нелегальных сходках "camisas viejas". Да и старый лидер партии, надежда на повторное избрание которого была шаткой, стал неуместен. В ночь на 25 апреля Франко нанес удар. Двадцать деятелей Фаланги, среди них и Хедилья, предстали перед военным трибуналом, четверо из них были приговорены к смертной казни (впоследствии, однако, их помиловали).

В результате акции с Хедильей Франко поднялся еще на две ступени своей и без того выдающейся карьеры. Теперь он был лидером партии, но выступал не в такой роли, как Гитлер и Муссолини, а в качестве воюющей стороны, и решающего успеха Франко достиг благодаря строгой дисциплине в собственных рядах, предусматривающей подавление всяческих раздоров. Кроме того, отныне каждому было ясно, что этот человек разграничивает применительно к себе функции руководителя государства и верховного судьи.

Левым республиканцам нелегко было укрепить свое положение. С момента потери Малаги дни кабинета Ларго Кабальеро были сочтены. Развал каталонского единого фронта, в который входили ВСТ, НФТ/ИФА, МОРП и левые, неизбежный после вероломных убийств и кровавых уличных столкновений, не оставлял "испанскому Ленину" никаких шансов. Москва требовала энергичного руководства.

Новым главой правительства стал Хуан Негрин{77}, министром обороны Индалесио Прието. Оба были социалистами и раздали остальные посты своим друзьям. Однако они предоставили широкую свободу действий и коммунистам, позволили уничтожить МОРП, ликвидировали автономию Каталонии и создали систему полицейского террора. Целью было создание "сильного государства".

В ответ на решительные наступательные действия, которые теперь предпринимались республиканцами, Франко вел себя осмотрительно, сколь резкой критике ни подвергали бы его за это немцы и итальянцы{78}. "Тактика в испанской войне, - заявил он в беседе с одним из дипломатов, - является функцией политики. Я не имею права истребить противника, разрушить города и деревни, промышленность и производство, и именно по этой причине я не слишком тороплюсь. Если бы я все же так поступал, то не был бы патриотом".

Следующей целью Франко был захват северного побережья, важной сырьевой и промышленной базы. Бискайское наступление испанских национальных сил, начавшееся 31 марта 1937 года, республиканцы стремились остановить путем диверсии в окрестностях Ла Граньи северо-восточнее Мадрида. Они потерпели неудачу: вместо Молы, погибшего в результате авиакатастрофы 3 июня неподалеку от Кастиле де Пеонес, в Бильбао после длительных боев вошел генерал Фидель Давила.

Теперь республиканцы стремились, по крайней мере, нарушить ход операций на кантабрийском побережье. Они завязали бой в Брунете под Мадридом, бросив в него крупные силы, и, едва Варела одержал победу, начали новое наступление в Арагоне. Однако ничто не могло поколебать уверенность Франко. Он знал, что необходимое решение вызревает медленно, но верно. В конце августа пал Сантандер, 12 октября 1937 года - Хихон.

Вскоре анклава, оттягивавшего на себя силы, уже не существовало. Около 18 600 квадратных километров с населением 1,61 миллиона человек, было присоединено к территории, занятой национальными силами Испании, а также 65 процентов судостроительной промышленности, почти все крупнейшие заводы, производящие оружие и боеприпасы, более половины угольных шахт страны и, кроме того, богатые месторождения железа, мышьяка, свинца, цинка и меди этого было достаточно, чтобы британское правительство обменялось с Франко если не послами, то, по крайней мере, "полномочными представителями".

На фоне этих успехов казалось несущественным, что республиканцы все еще предпринимали атаки под Теруэлем, а в зимний период втянули своего противника в бои, продолжавшиеся девять недель. Франко не только восстановил первоначальное положение, но и к концу зимы благодаря Оргасу и другим соратникам выставил 582 000 солдат против 492 000 солдат противника.

Прежде чем приступить к подробной разработке оперативной цели на 1938 год (расчленение территории, занятой противником, путем наступления широким фронтом до побережья Средиземного моря), каудильо создал правительство, способное нормально функционировать. Только теперь большинство осознало, что Франко давно уже является главой государства.

Поначалу его решение можно было лишь констатировать, но не оценить по достоинству. Проведенный позднее анализ выявил удивительные результаты. Кадровый военный, совершенно не искушенный в такого рода хитростях, не просто сформировал кабинет, но и представил образец высокого политического искусства, достоинств которого не умаляет даже то, что в нем явно просматриваются советы и рекомендации Рамона.

Франко умело согласовывал мероприятия в различных сферах коалиционной, военной, экономической и социальной политики, которые заранее обдумывал в течение длительного времени. Особенно удался ему недвусмысленный намек на форму дальнейшего государственного устройства. Пышная церемония приведения нового кабинета к присяге состоялась в старинном монастыре Их Католических величеств{79} и показала, что Испания станет монархией без короля (обстоятельство, едва ли понятное в тот момент альфонсистам и карлистам, однако уже определившее дальнейший ход событий).

В кабинете - коалиционном правительстве, если допустимо выразиться таким образом, - были представлены все политические группировки национальных сил Испании: в первую очередь, разумеется, военные, далее старые и новые фалангисты, а также альфонсисты и карлисты. Министры в большей или меньшей степени представляли интересы существующих институтов и сословий (армия и церковь, финансовая элита и крупные землевладельцы, мелкое крестьянство и рабочие), однако в первую очередь все же волю каудильо. Николас Франко, который имел административные способности, но не обладал политическим талантом, не вошел в кабинет, а был послан братом в Лиссабон в качестве посла. Должность вице-президента и министра иностранных дел каудильо поручил графу Гомесу Хордане. Поистине ключевую позицию занял Рамон Серрано Суньер{80}, ставший министром внутренних дел.

На фигуре Хорданы сконцентрировались надежды приверженцев короля, которым осторожно льстил сам Франко: он вернул Альфонсу XIII гражданство и собственность семьи Бурбонов. От Серрано Суньера сельскохозяйственный и промышленный пролетариат ожидал улучшения своего положения. И в сфере социальной политики Франко также сделал многообещающее заявление о своих намерениях: Хартия труда от 9 марта 1938 года{81}.

Разумеется, ее провозглашение должно было также стать средством пропаганды войны, привлекательным для "красных испанцев" из другого лагеря, в котором после провала в Теруэле вновь происходили перемены. Агенты Коминтерна Пальмиро Тольятти, Эрнё Гере и Витторио Кодовила требовали отставки министра обороны Прието. Правительство Негрина должно было быть реорганизовано, тем более что силы национальной армии во главе с генералом Фиделем Давилой полностью заняли Арагон.

По-видимому, в Кремле помощь красной Испании считали менее целесообразной, чем когда-либо; ведь великая чистка все еще продолжалась. Однако Советский Союз отказывался от взятых на себя обязательств так же неохотно, как и Италия. Разница состояла лишь в том, что Сталин, который, в конце концов, все же бросил испанских республиканцев в беде, по крайней мере, завладел их золотым запасом, в то время как Муссолини остался ни с чем.

Превосходную сделку совершил Гитлер. В ответ на свою продуманную и регулярную помощь национальным силам Испании он стремился не требовать скорого решения, а, по возможности, отложить его. Чем дольше продолжалась война, тем больше экспортно-импортная фирма HISMA-ROWAK, основанная исключительно с этой целью, могла пользоваться монополией на добычу руды в Рифе с пользой для вооружения Германии, тем больше находилось возможностей для подписания секретных протоколов и обеспечения тем самым Германии привилегированного положения на Иберийском полуострове.

Гитлер, кроме того, получил возможность ввести в действие "Антикоминтерновский пакт"{82}, урегулировать отнюдь небеспроблемные взаимоотношения между Германией и Италией путем создания оси Берлин - Рим, а в ситуации в Средиземном море, ставшей затруднительной для Франции, как явствует из так называемого протокола Хосбаха{83}, целенаправленно проводить экспансионистскую политику.

После того как начатое не столь давно арагонское наступление распространилось на юго-восток, наступавшие раскололи республиканскую область надвое и на широком фронте между дельтой Эбро и Сагунто вышли к средиземноморскому побережью, каудильо доставил германскому диктатору немалое огорчение. Внезапно застопорились переговоры об аннулировании указа, направленного против Германии и ограничивающего долю иностранного капитала в испанских предприятиях двадцатью пятью процентами. Кроме того, в Берлине были неприятно удивлены сообщением о том, что Франко в беседе с одним из немецких офицеров намекнул на необходимость возвращения легиона "Кондор" на родину. По-видимому, участие этого соединения, которое за весь период войны потеряло убитыми лишь 174 человека, в боевых действиях теперь уже не окупалось.

Всего пять дней спустя, после того как национальная армия вышла к Средиземному морю в окрестностях Сагунто, крупные силы республиканцев внезапно продвинулись в районе нижнего течения Эбро в направлении Гандесы. Наступление вылилось в затяжные бои. Этот кризис обеспокоил генералиссимуса меньше, чем любого из офицеров его штаба. Франко угнетало опасное обострение противоречий в Европе.

Попытка Гитлера разгромить Чехословакию была чревата большой войной. Угроза возможного столкновения весьма беспокоила Франко, в то время как Негрин, чьи мирные предложения успеха не имели, почти желал его. Ибо неизбежное при этом соперничество великих держав должно было привести к коренному изменению соотношения сил в Испании.

Дипломаты давали понять, что в случае развития конфликта британско-французские войска перейдут через Пиренеи и одновременно займут территорию Рифа. К такой угрозе Франко не мог отнестись легкомысленно. Каудильо немедленно объявил свой режим нейтральным и вынужден был смириться с тем, что Гитлер прекратил помощь Испании, а Муссолини частично отозвал CTV.

В течение нескольких недель напряжение достигло апогея, а затем Великобритания и Франция еще раз пришли к соглашению с Гитлером, подписав 29 сентября 1938 года Мюнхенский договор{84}. Последствия их уступок носили глобальный характер. Приближался и час гибели республиканской Испании. Сталин понимал, что ему больше не удается проводить "политику коллективной безопасности" совместно с западными державами. В результате вспомнили и о советском военном потенциале.

Первым шагом стал роспуск интернациональных бригад, находившихся на обеспечении Кремля. Эти формирования, которые вместе с "пятым полком" коммунистов, разросшимся до численности корпуса, служили ударными группами республиканской армии, были выведены из победоносно начавшегося сражения за Эбро. Ни прощальный парад, который принимал Негрин, ни попытки объяснить происходящее женевскими резолюциями Лиги наций и лондонского "комитета по невмешательству" не смогли скрыть того факта, что решение Сталина было основано на политических реалиях.

Ему генерал Франко был обязан своей последней решающей победой. Вскоре после отхода бойцов интербригад, начиная со 2 ноября 1938 года, контратаки национальных сил стали весьма успешными. Из 100 000 республиканцев, которые в июле перешли Эбро, 15 ноября на северный берег возвратились всего 15 000.

Месяц спустя испанские национальные силы приступили к захвату Каталонии. Лишь в отдельных местах они сталкивались с серьезным сопротивлением. Барселона пала без борьбы. Единственное препятствие дальнейшему продвижению создавала холодная, влажная погода. К 9 ноября 1939 года наступавшие вышли к пиренейской границе на всем ее протяжении. Мануэль Асанья и республиканское правительство заблаговременно спаслись бегством.

Дипломатическое признание режима Франко Лондоном и Парижем дало Асанье повод к отставке. Негрин еще раз попытался захватить власть в республиканской Центральной Испании. Однако флот Народного фронта взбунтовался и взял курс на французские территории Северной Африки. В Мадриде офицерская хунта подняла восстание, направленное против коммунистов. Кровавое столкновение между ними завершилось тем, что войска национальных сил Испании взяли столицу без боя.

В течение восьми дней три армии под командованием Оргаса, Саликета и Кеипо заняли оставшуюся часть республиканской территории. Когда Франко, больному гриппом, сообщили о выполнении задачи, он сказал только: "Очень хорошо, большое спасибо". Заключительное коммюнике верховного командования от 1 апреля 1939 года гласило: "Сегодня национальные войска после разоружения и пленения Красной Армии достигли своей последней военной цели. Война окончена".