Приложение 1. Гражданская война 1936-1939 гг. в Испании в воспоминаниях воинов-интернационалистов 3 страница

Наступила ночь. Я осталась на базе. Меня поражало полное спокойствие, уверенность людей в своей безопасности. Во дворе ходили парами часовые. Вечером в помещении с плотно занавешенными окнами ярко горел камин, партизаны слушали радио. А рядом гидростанция, охрана мятежников. Линия фронта - в десяти километрах.

На базе остался со своей группой Хуан Гранде. Они должны были идти на задание на следующий день, а пока их черед нести охрану. Еще с вечера Хуан проверил всю систему сигнализации, проинструктировал людей.

В ту ночь я не ложилась спать, и мы сидели и беседовали с Хуаном Гранде, настоящее имя которого было Иван Попович.

Вдруг до нас донесся гул далекого взрыва.

- А может, нам это только показалось, потому что мы ждем взрывов? спросила я черногорца.

- Нет. Был взрыв, большой взрыв. Это не поезд, это на мосту.

Утром вернулся Руис со своей группой. Все устали, но были довольны.

- А где Доминго и Родольфо? - спросила я у Руиса.

- Пошли прямо в Адамус. Товарный поезд упал, надо добивать.

Перед обедом мы услышали взрывы со стороны Монторо.

Поздно ночью вернулись на базу Доминго, Родольфо и Тихий. Они принесли радостную весть об успешном выполнении задания и о том, что удалось уничтожить вражеские машины, вывозившие боеприпасы из потерпевшего крушение воинского эшелона под Монторо.

Следующей ночью Родольфо, Доминго, я и шесть человек сопровождающих покинули базу. Ехали на мулах. До предполагаемой линии фронта добрались без приключений. Но где именно находятся подразделения противника - этого мы не знали. Дальше решили идти пешком. Мулов повели за собой, благо животные они смирные.

Вдруг где-то слева раздалась перестрелка. Значит, враг рядом, но близко и свои войска. Хосе, пожилой крестьянин, работавший до мятежа на том самом маслозаводе, где оборудовали партизаны базу, прекрасно знал местность. Он вывел нас к ручью, за которым накануне были республиканские войска. У нас был пароль, но кто мог гарантировать, что вместо отзыва не раздастся очередь из пулемета?..

Пройдя около полукилометра, остановились. Проводник ушел в сторону. Минут через двадцать он возвратился с двумя республиканскими солдатами. Мы среди своих, в тылу республиканских войск...

Группы отряда Доминго усиливали удары по тылам мятежников. Все успешнее выполнялись сложные задания: подрывались на минах автомашины, под откос летели поезда. На участке Кордова - Монторо и внутри сильно охраняемого туннеля по дороге Кордова - Пеньярроя были подорваны железнодорожные составы. Но самым большим успехом, достигнутым бойцами отряда, был взрыв поезда с итальянскими фашистами, среди которых было много офицеров. В газетах, издаваемых на территории, занятой мятежниками, им были посвящены пышные некрологи. Франкисты безуспешно терроризировали местное население, стараясь найти виновников этого дерзкого покушения, - правды они не дознались.

После этого взрыва Доминго Унгрия вызвали с докладом к начальнику Генерального штаба Висенте Рохо, который подписал приказ о создании специального батальона для действий в тылу противника. Так Унгрия стал "хефе дель батальон эспесиаль" - командиром специального батальона.

Успешное выполнение заданий в тылу врага доставило отряду Доминго не только много радостей, но и немало хлопот.

На базу в Вильянуэва-де-Кордова началось паломничество корреспондентов. Из конспиративных соображений Доминго и Родольфо старались не попадаться им на глаза. Капитан внушил всем на базе, чтобы держали язык за зубами.

Журналистов принимали гостеприимно, с ними беседовали, но на вопросы, кто и как осуществил диверсии, вежливо отвечали:

- Война еще не кончилась. Рано рассказывать о средствах и способах, о людях.

Одним из первых на базу приехал Илья Эренбург. Доминго показал Илье Григорьевичу свое хозяйство. Первым делом повез к конным диверсантам.

- А это что за наездник? - удивленно спросил писатель, увидев восьмилетнего Антонио, сидевшего на породистом рысаке.

- Это мой сын, - с гордостью ответил Доминго.

Вечером в честь гостя был дан ужин. Илья Эренбург поинтересовался, все ли интербригадовцы знают испанский язык.

- Два югослава, итальянцы и французы понимают, а другие, когда поступили в отряд, знали всего несколько десятков слов, а теперь уже все могут объясняться, - ответил Доминго.

Обратившись к сидевшему рядом Хуану Гранде, Эренбург спросил:

- Почему вы пошли в партизаны?

- Потому что приехал в Испанию воевать против фашистов.

- Но воевать можно на фронте, там фашистов тоже много и иностранцам проще: не обязательно знать язык, - допытывался Илья Григорьевич.

- В тылу врага бьешь там, где он не ждет. Мятежники в поездах и машинах как змеи в клетках. Вот и бьем их, пока не выползли, - объяснял Хуан.

Уезжая, Илья Григорьевич обещал:

- Я напишу о вас с полным соблюдением конспирации.

Очерк Ильи Эренбурга был опубликован в газете "Известия". Когда я перевела его Домин-го, он остался доволен: конспирация была на высоте.

Возле Кордовы партизаны уничтожили 11 поездов. Возле Гранады они взорвали мост Пинос-Пуэнте. Железнодорожное сообщение между Гранадой и Малагой было прервано в течение 12 дней. Недалеко от Касереса партизаны разобрали путь. Эшелон итальянцев, направлявшийся в Саламанку, был уничтожен.

Ночью партизаны нападают на заставы фашистов...

Мосты в районе Кордовы теперь охраняются отрядами по 100 человек. Поезда ходят пустыми. В автомобилях фашисты передвигаются только днем.

О партизанах ходят легенды: это страх одних, надежда других...

Партизаны издают подпольные листовки. Вот листовка, составленная крестьянами Андалусии: "Фашисты свои и чужие пьют нашу кровь. Они отбирают скот. Они грабят дома. Убивайте фашистов кто как может! Отвинчивайте гайки на путях! Стреляйте в автомобили! Если у тебя нет ружья, убей фашиста и возьми его ружье!"

Осенью 1937 года командование республиканской армии приняло решение объединить все силы, действовавшие в тылу противника. Так был создан знаменитый 14-й специальный корпус, который до самого конца национально-революционной войны осуществлял боевые операции. Его подразделения продолжали борьбу в Андалусии, Кастилии, Каталонии и после падения Республики.

А. К. Старикова "В тылу у мятежников" Известия, 1937, 23 марта

* * *

23 августа 1936 года мы с Романом Карменом перешли небольшой мост, и Франция осталась позади. Начиналась Испания - тревожная, бурная, словно взорванная.

Мы находились в Ируне, в том самом Ируне, который вскоре превратился в арену чудовищных преступлений. Нас встретили не обычные пограничники. Это были горняки, рабочие, крестьяне, портовые грузчики, одетые в рабочие блузы, с красными платками, повязанными на шее, вооруженные охотничьими ружьями, самодельными гранатами, некоторые опоясаны пулеметными лентами.

Они приняли нас как родных. Мы не знали испанского языка, и первым словом, запомнившимся навсегда, было слово "камарада" - товарищ. Когда мы показали свои красные паспорта с вытесненным золотом гербом Советского Союза, восторг стал всеобщим, паспорта передавали из рук в руки.

Ирун готовился к защите, на улицах города строились баррикады. Мальчишки помогали взрослым подносить мешки с землей и укладывать их штабелями. Для строителей обороны в больших котлах варился общественный обед, женщины резали хлеб, расставляли на столах посуду, кувшины с вином и водой.

В первый день мы снимали строительство укреплений, рытье окопов, прокладывание телефонного кабеля для связи передовых линий со штабом укрепленного района города.

Мануэль Кристобаль, начальник и комиссар штаба, секретарь коммунистической организации Ируна, предложил нам посетить важнейшие фронтовые участки. Мы этого только и ждали - хотелось скорее попасть в гущу военных событий.

Ехали по горной дороге, вдоль которой тянулись повозки с ранеными, боеприпасами, продовольствием. На широком повороте дороги расположился временный госпиталь - большой автобус, замаскированный ветками. Мы беспрестанно снимали, перезаряжали аппараты и следовали дальше. Кристобаль, красивый, широкоплечий, обвешанный пулеметными лентами, принимал в съемке деятельное участие, помогал советами.

Командный пункт находился в монастыре Сан-Марсиаль, здесь же была сконцентрирована телефонная связь всего фронтового участка. Примерно в трехстах метрах виднелась цепь фашистских укреплений.

Бойцы-республиканцы в окопах приветствовали Кристобаля как старого друга и командира, хотели и с нами познакомиться покороче. Не зная языка, мы поднимали вверх крепко сжатые кулаки, обнимали друзей. Каждый предлагал вино из своей фляги, суп из своей миски. Мы тоже делились чем могли...

Пролетела группа итальянских бомбардировщиков "капрони". Через некоторое время послышались взрывы бомб, сброшенных в порт, куда пришли пароходы с грузами для фронта и питанием населению.

Много бомб упало в воду, поднимая столбы сверкающей воды. Обстановка для съемок была непривычной. Снимать приходилось лежа на животе или на спине, с колена, согнувшись в три погибели. Кругом свистели пули. Сняли бой, бойцов в окопах, крупным планом командиров, отдающих распоряжения. Спустились к республиканской артиллерии, состоявшей всего из одной пушки. Короткоствольная, с широким жерлом, эта пушка могла бы быть музейным экспонатом, но она делала свое дело. Калибр снарядов не соответствовал калибру пушки, однако после выстрела, пролетев несколько сотен метров, снаряды попадали в фашистские укрепления. Засняли работу и этой пушки.

Следуя вдоль фронтовой полосы, мы приехали в Сан-Себастьян, курортный город на берегу Бискайского залива. Войны здесь словно не бывало. Воскресенье. Нарядный, утопающий в густой зелени город. Кругом шумно, весело, где-то играет музыка. В кафе много посетителей. На бульварах толпы гуляющих, женщины катают детей в колясках. Это тоже Испания, и мы ее засняли.

Вдруг послышался пронзительный вой сирены. Люди стали разбегаться. Вынув детей из колясок, женщины прятались в домах с надписью: "рефухио" убежище. Начался обстрел с фашистского линкора "Эспанья".

Тревога окончена. На бульваре снова народ, в кафе допивают остывший кофе... Едем в центр города. Ряд зданий разрушено, на мостовых глубокие воронки от снарядов огорожены пустыми бочками.

Штаб обороны. У входа встречаемся с группой девушек-санитарок.

- Возьмем под объектив, - предложил я Кармену.

Заметив направленные на них аппараты, санитарки, смеясь, сказали нам, что они актрисы и с кинооператорами сталкиваются не впервые. В суровые для Испании дни они стали санитарками Народной армии.

Недалеко от Уэски нам удалось снять блиндированный поезд, который смастерили крестьяне. Состоял он из паровоза и платформы, обложенной мешками с землей, посредине которой стояла маленькая пушка...

Барселона. Красавица Барселона, столица Каталонии, крупнейший промышленный город и порт Испании. Улицы полны народа. Столики кафе, расставленные на тротуарах, заняты. Здесь много мужчин в военной форме и комбинезонах, все вооружены.

На главной площади дома украшены портретами Карла Маркса, Долорес Ибаррури, Хосе Диаса, множеством лозунгов.

Двухэтажные трамвайчики тоже в лозунгах: "Долой Франко-пекеньо" (коротышку), "Наш друг - СССР".

На стенах отдельных домов висят портреты с надписями. Они украшены цветами - в память революционеров, погибших здесь во время уличных боев.

Квадратный двор казармы имени Карла Маркса полон народу. Женщины провожают мужей, братьев, сыновей на передовые позиции. Сюда стекаются тысячи добровольцев. Здесь формируется интернациональный батальон. Снимаем тельмановцев под красным знаменем, французов, голландцев, австрийцев и других иностранцев, живущих в Барселоне.

В порту на рейде испанский линкор "Хаиме I". Это испанский броненосец "Потемкин". В первые дни фашистского мятежа матросы "Хаиме I" арестовали офицеров и овладели кораблем. Теперь он обстреливает порты мятежников. Жители Барселоны приветствуют моряков республиканского линкора...

В Мадрид приехали поздно ночью. Было темно, в городе соблюдалась светомаскировка. Днем в Мадриде людно, шумно, звенят трамваи, сигналят машины, торгуют магазины, работает метро. В сентябре фронт был еще далеко от столицы, но Компартия Испании призывала народ к обороне города. Снимаю, как жители Мадрида роют окопы. Вместе со всеми работают Долорес Ибаррури и Хосе Диас.

Каменистая земля плохо поддается, кирка - тяжелое орудие, да и жара сильно утомляет, но руководители компартии показывают пример стойкости и вдохновляют всех своим трудом.

В воздухе фашистские самолеты. Люди бросаются в укрытия, в подвальные этажи высоких домов. Мы снимаем бегущих людей, показываем дорогу в убежища, помогаем переносить детей. Задыхаясь от горя и ярости, снимаем разрушения, убитых детей, стариков и женщин, попавших под бомбежку.

Нижний этаж отеля "Капитоль" занимал кинотеатр. Там демонстрировались советские фильмы. Задолго до начала утренних сеансов у входа собиралась большая толпа. Большинство одето в военную форму, вооружено пистолетами и винтовками. Заходим в зрительный зал. Интересно, как воспринимают наши картины. Шел фильм "Мы из Кронштадта". В момент, когда матрос падает в море, один из зрителей выстрелил в группу белых на экране. Фильм имел огромный успех, в течение двух с половиной месяцев не сходил с экранов города.

На улицах Мадрида плакаты: "Мадрид - это Петроград", "Защищайте Мадрид, как русские рабочие защищали революционный Петроград". Часто после демонстрации советских фильмов зрители стоя, с поднятыми вверх кулаками, пели "Интернационал".

Целый день провели в казармах 5-го полка, организованного Центральным Комитетом Коммунистической партии Испании. Снимали прославленных командиров - бывшего каменщика из Галисии Энрике Листера и андалусского столяра Хуано Модесто. На большом плацу казармы и на близлежащих улицах района Тетуан опытные военные обучали вновь мобилизованных, показывали приемы боя и стрельбы с разных положений.

Утро. Едем на фронт. Полированный асфальт дороги блестит черной лакированной лентой. Автомобили движутся навстречу искоса падающим лучам солнца. Ветерок шуршит по еще зеленым, но уже сухим листьям. По канавам с обеих сторон дороги движется бесконечная вереница людей. За спиной у каждого ранец, скатанное одеяло или зеленая плащ-накидка без рукавов, винтовки на ремнях, широкие пояса с бесконечными карманами, в которых лежат патроны и гранаты на коротких палках-ручках.

Люди и машины движутся в одном направлении - в сторону фронта. Обгоняем грузовики с людьми, вооружением и боеприпасами. Некоторые машины замаскированы ветками. Доносятся выстрелы, пулеметная трескотня слышится резче, в небе видны клубы дыма от разрыва шрапнельных снарядов. В двух километрах отсюда идет бой. Артиллерия стреляет через головы своих наступающих частей.

Бойцы с обочины дороги выходят на поле и двигаются шеренгами готовятся к наступлению. Над головами свистят пули, заставляя пригибаться к земле.

Бой в разгаре. В воздухе пыль, жара, дышать нечем. К канонаде артиллерийских залпов и трескотне пулеметов присоединяются пронзительные сигналы санитарных машин.

С командного пункта видна картина всего боя. Снимаем панорамой. Справа двигаются танки. Шрапнельные снаряды, разрываясь, образуют над ними маленькие облачка. Часто меняем кассеты с пленкой; нам тоже жарко. Под тенью деревьев стоит цистерна со свежей водой; бойцы наполняют фляги и бегом возвращаются на позиции. Короткий металлический звук. Пуля пробила корпус цистерны. Люди прижимают флягу к образовавшемуся отверстию. Мимо нас проскочил раненный в шею мотоциклист и направился к санитарному пункту. Не прошло и десяти минут, как он вновь затарахтел и помчался по полю в сторону фронта...

Когда мятежники стали подходить к Мадриду, правительство Республики приняло срочные меры, чтобы обезопасить ценнейшие национальные сокровища. Компартия организовала их эвакуацию. Несколько дней подряд я работал с группой художников-бойцов, упаковывал драгоценные картины Гойи, Веласкеса, Эль Греко, которые были перевезены в Валенсию.

В результате налетов фашистских бомбардировщиков разрушен замечательный дворец герцога Альбы и много других исторических зданий и памятников.

На площадях Мадрида происходила отправка детей в СССР. Большие междугородные автобусы заполнены маленькими испанцами. Им предстоит длинный путь. Муниципалитет снабдил каждого ребенка продуктовыми пакетами, сладостями, фруктами. В автобусах ящики с лимонадом и бидоны с водой. Сборы и отправка были недолгими: боялись налета вражеских самолетов.

Мы снимали почти непрерывно. В город возвращались лишь для того, чтобы обработать снятый материал и отослать его в Москву.

Но скоро и Мадрид стал фронтом. Решили снять уличные бои. Нас провели в одно из разрушенных университетских здании, откуда мы и произвели съемки.

На крыше брошенного замка в Эскориале я нашел верхнюю точку для съемок масштабного плана. Около окна на чердаке обнаружил под чехлом телескоп, который позже был установлен на 16-этажном здании "Телефоники Сентраль" главного наблюдательного пункта в Мадриде. С помощью телескопа хорошо просматривалась взлетная дорожка аэродрома Хетафе, откуда поднимались фашистские самолеты. Сведения наблюдателей немедленно передавались командованию ВВС в Алькала-де-Энарес.

В Испанию приходило много советских пароходов с ценными грузами для бедствующего населения и для фронта. Мы засняли прибывший в порт Аликанте пароход "Нева". Работницы табачной фабрики устроили советским морякам бурную встречу. Когда "Нева" уходила к родным берегам, население Аликанте украсило борта и перила парохода ветками с плодами апельсинов. Пароход, похожий на фруктовый сад, покидал город под возгласы: "Вива Русиа!", "Вива а лое совьетикос!"

Десятки километров под пулями, под огнем фашистов. Тысячи метров кинопленки, запечатлевших мужественную борьбу испанского народа, самоотверженность интернационалистов, вступивших в единоборство с фашизмом. 22 специальных киновыпуска, советские, французские, американские полнометражные фильмы, в которых использованы наши съемки, - таков итог нашей работы.

Б. К. Макасеев "Из хроники героической республики"

* * *

Советские командиры-добровольцы, поехавшие в Испанию помогать ее героическому народу вести борьбу с фашизмом, испанского языка в большинстве своем не знали. В то же время, становясь советниками испанских командиров различного ранга и всех родов войск, они должны были повседневно, ежечасно, ежеминутно общаться с испанскими товарищами, решая важные вопросы самого разного характера. Для того чтобы такое общение оказалось возможным, сразу же потребовалось довольно много переводчиков.

Если обычно на войне устный перевод нужен только при допросе пленных, то здесь положение было совсем иным. Нередко разговор происходил под бомбежкой, в условиях артиллерийского и даже пулеметного обстрела, на "ничейной" территории (в командирской разведке), во время полетов над территорией противника, в походах военных кораблей и, наконец, в тылу врага.

Речь шла о военных операциях, иногда малейшая ошибка в переводе могла привести к непоправимым последствиям. Поэтому напряжение было огромным.

Был такой случай: только что прибывшая переводчица повергла в полное изумление испанского полковника, переведя ему предложение нашего советника перебросить две дивизии на другие позиции. Такая передислокация полностью оголила бы ответственнейший участок фронта. К счастью, очень быстро выяснилось, что речь шла всего-навсего о двух артиллерийских дивизионах. Русское слово "дивизион" девушка по созвучию перевела испанским словом division - дивизия.

Переводчикам приходилось изучать военную терминологию в процессе работы. На первых порах, прежде чем переводить тот или иной военный термин, мы просили говорившего коротко объяснить, что он означает, затем переводили это собеседнику и от него узнавали соответствующий термин на другом языке. Помню, как я растерялась, когда в первые же дни моей работы главный советник артиллерии полковник Н. Н. Воронов попросил меня перевести: "Построить параллельный веер". Все эти слова в отдельности я по-испански знала, но совершенно не была уверена, что это и по-испански звучит так же.

Но поскольку практика была непрерывной в буквальном смысле этого слова, мы очень быстро приобрели необходимые знания и навыки. Многие из нас вскоре добились такого беглого и точного перевода, что разговаривавшие между собой русские и испанцы переставали замечать, что ведут разговор через переводчика.

Наши военные советники в Испании завоевали всеобщее уважение не только своими знаниями и военным мастерством, но и личным мужеством и хладнокровием в боевых условиях. И всегда, в любой обстановке рядом с ними находились переводчики, в большинстве своем совсем молодые женщины, от которых требовалось не меньшее мужество и хладнокровие. И не просто присутствовали, а выполняли очень трудную и ответственную работу. Желание помочь испанскому народу заставило их расстаться с семьями, отказаться от привычной мирной обстановки и отправиться делить все тяготы фронтовой жизни с кадровыми военными.

Переводчиков обычно прикрепляли к какому-нибудь одному советнику, но, во-первых, прикрепление это часто было временным, а во-вторых, даже имея своего постоянного начальника, нередко приходилось переводить и другим. За 13 месяцев пребывания в Испании мне довелось работать с капитаном А. И. Родимцевым, майором Б. Ф. Дудаковым и последние полгода - с комдивом Г. М. Штерном. Однако при различных обстоятельствах мне приходилось переводить также артиллеристам, танкистам и летчикам.

К сожалению, мне не пришлось работать с моим мужем - Рубеном Сергеевичем Аваковым. Прибыл он в Испанию одновременно со мной в октябре 1936 года и принимал участие в подготовке танковых подразделений республиканской армии. Первые экипажи формировались из испанцев и бойцов интернациональных бригад, главным образом немцев, среди которых было много техников и механиков. Обучение шло ускоренным темпом, но весьма успешно. Этому способствовало и то, что муж применял собственные методы обучения. В частности, он использовал изобретенное им за год до этого устройство, принятое на вооружение Красной Армией и описанное в специальной литературе как "светопушка Авакова". Оно позволяло проводить обучение стрельбе из танка по движущимся мишеням без траты боезапаса, пользуясь световым лучом. Можно представить себе, как пригодилось это изобретение тогда, в сражающейся Испании, где на счету был каждый патрон.

Одним из первых заданий, выполненных Рубеном, была встреча и разгрузка прибывшего в Картахену советского транспорта с танками и боеприпасами. Прибытие транспорта держалось в тайне, но каким-то образом фашисты узнали о нем, и разгрузка оружия проводилась под непрерывной бомбежкой. Тем не менее удалось обойтись без потерь.

Командование высоко оценило работу лейтенанта Авакова в Испании: он был награжден орденами Красной Звезды и Красного Знамени.

Р. С. Аваков погиб в 1942 году на фронте Великой Отечественной войны, в которой участвовал с первого дня...

Большинство наших переводчиков в Испании были женщины, но мне хочется вспомнить также трех переводчиков-мужчин и коротко рассказать о них.

Федор Иосифович Кравченко родился на Кубани в семье крестьянина-бедняка. В годовалом возрасте он оказался в Уругвае, куда в поисках спасения от нищеты уехал с семьей его отец. Испанский язык стал вторым родным языком Феди. Будучи еще совсем юным, он примкнул к молодежному революционному движению. В 1929 году Федя вернулся на родину и работал в Коммунистическом интернационале молодежи. Естественно, что, когда началась война в Испании, комсомолец Кравченко поехал в Испанскую республику и работал там до середины 1938 года.

Мне много раз приходилось слышать, как Федя переводил. Это была работа на очень высоком профессиональном уровне. Говорил он всегда тихо, ровным, спокойным голосом, предоставляя собеседникам возможность воспринимать интонацию друг друга. Никакая бомбежка, никакая опасность не могла вывести его из равновесия, нарушить его невозмутимость. Усталости он не знал.

В годы Великой Отечественной войны Ф. И. Кравченко сражался в партизанском отряде, получил звание Героя Советского Союза.

Отличным переводчиком был и Иван Акимович Триста. Сын русской учительницы и кубинского врача, он родился и вырос на Кубе, поэтому для него, как и для Феди Кравченко, оба языка - испанский и русский - были родными. Он работал переводчиком у советника артиллерии, великолепного специалиста Николая Александровича Клича.

Мишу Макарова я знала еще по институту иностранных языков. В октябре 1936 года мы вместе прибыли в Испанию на одном пароходе. Военного образования Миша не имел. Его послали работать переводчиком в летную часть, где он быстро овладел специальностью стрелка-радиста и справлялся со своими новыми обязанностями ничуть не хуже профессионалов военных, принимал участие в боях. Миша погиб во время Великой Отечественной войны.

Отдельно мне хочется вспомнить о работе с Григорием Михайловичем Штерном, который был сначала заместителем главного советника, а с мая 1937 года по апрель 1938 года - главным военным советником при республиканском правительстве Испании. Это был прирожденный военный, что называется, командир "милостью божьей". Я, разумеется, не берусь оценивать его стратегические способности, его вклад в разработку военных операций. Но, судя по тому огромному уважению, с которым относились к нему испанские кадровые офицеры, военные-интербригадовцы и наши советники, по тому вниманию, с которым выслушивались его советы и рекомендации, знания и талант Г. М. Штерна признавались всеми.

Из моих непосредственных впечатлений в памяти остались его огромная работоспособность, мужество и хладнокровие в самых экстремальных ситуациях, необычайная четкость и точность в изложении мыслей и доводов. Поэтому переводить его было одновременно и легко и трудно - хотелось найти в испанском языке аналогичные емкие и точные формулировки, особенно при таких ответственных разговорах, как с начальником Генерального штаба полковником Рохо, военным министром Прието и другими.

Дальнейшая деятельность Григория Михайловича подтверждает, что слава крупного военачальника была им вполне заслужена. После возвращения из Испании Г. М. Штерн уже в звании комкора назначается начальником штаба Особой Краснознаменной Дальневосточной армии, руководит боями у озера Хасан (за что получает третий орден Красного Знамени), с 1938 года командующий армией, в 1939 году участвует в боях на Халхин-Голе, за что удостоен звания Героя Советского Союза, затем командует армией в войне с белофиннами. Все время в действующей армии, все время в самых горячих точках... Летом 1940 года ему было присвоено звание генерал-полковника, в начале 1941 года он был назначен командующим войсками Краснознаменного Дальневосточного фронта, а затем - начальником Управления противовоздушной обороны Красной Армии.

В числе фронтов республиканской армии был Арагонский, на котором были дислоцированы в основном анархистские части. Долгое время мятежники не предпринимали здесь никаких военных действий, не вели наступления и республиканцы. Но в начале июня 1937 года республиканское командование стало разрабатывать операцию под Уэской, и Г. М. Штерн отправился туда.

Жара стояла страшная. В безводном Арагоне она переносится особенно тяжело. Поехали мы на фронт вместе с советником Арагонского фронта комбригом В. А. Юшкевичем и представителем испанского командования. Машина мчалась по пустынному шоссе, поднимая высокий, густой столб пыли - она лезла в глаза, нос, уши, хрустела на зубах. Ужасно хотелось, пить, но нигде не было никаких признаков ни жилья, ни колодца.

Наконец мы прибыли в штаб одной из бригад. Умываться было некогда, и мы, утолив жажду, направились в расположение частей. Появление представителя штаба фронта не произвело на бойцов никакого впечатления. Винтовки стояли как попало. Никто толком не мог ответить, где командир. Его пришлось долго разыскивать.

Конечно, не все позиции Арагонского фронта были так неприглядны, но все же боеспособность его частей вызывала серьезные опасения. Позже на укрепление фронта были переброшены надежные, испытанные соединения, в том числе 12-я интернациональная бригада под командованием Мате Залки, знаменитый 5-й корпус и другие.

Немало было тяжелых дней в то жаркое лето. Но один из них запомнился мне особенно остро.

11 июня Григорий Михайлович поехал на командный пункт одного из соединений, участвовавших в операции под Уэской. Путь лежал по дороге, которая вздымалась круто в гору. Слева хорошо была видна занятая фашистами Уэска. Столбы пыли, поднимаемые каждой проезжавшей машиной, служили превосходным ориентиром для противника, свободно простреливавшего артиллерией эту дорогу. Поэтому с целью маскировки левая сторона шоссе на всем его протяжении была огорожена своеобразным частоколом из тростника. Но пыль поднималась выше этой изгороди и предательски выдавала каждую двигавшуюся по дороге машину.

Наша машина проехала часть пути, когда встретившийся патруль сказал нам, что полчаса назад здесь осколком снаряда убит генерал Лукач - Мате Залка и ранен находившийся с ним советский полковник П. И. Батов. Как потом оказалось, генерал Лукач был не убит, а смертельно ранен. Все мы тяжело переживали гибель талантливого военачальника, полного кипучей энергии мужественного борца-антифашиста, чудесного человека... Мне не раз приходилось встречаться с ним в Испании, и в моей памяти он остался живым, веселым и жизнерадостным - таким, каким я его знала.