Новое время

В историческом и теоретическом развитии новых представ­лений о правах и свободах человека в эпоху перехода от фео­дализма к капитализму решающее значение приобретают про­блемы политической власти и ее формально равной для всех правовой организации в виде упорядоченной системы раздель­ных государственных властей, соответствующей новому соот­ношению социально-классовых и политических сил и вместе с тем исключающей монополизацию власти в руках одного лица, органа или союза. Юридическое мировоззрение нового восхо­дящего строя утверждало новые представления о свободе че-

62 Глава II. Права человека в истории политико-правовой мысли

ловека посредством господства режима права и в частных, и в публично-политических отношениях.

Новая рационалистическая теория прав человека была разработана в трудах Г. Гроция, Б. Спинозы, Д. Локка, Ш. Мон­тескье, Т. Джефферсона, И. Канта и других мыслителей. Своей критикой феодального строя и обоснованием новых концепций о правах и свободах личности, о необходимости господства права в отношениях между индивидом и государством эта теория внесла большой вклад в формирование нового юридического мировоззрения, в идеологическую подготовку буржуазных ре­волюций и юридическое закрепление их результатов.

Важным составным моментом этого процесса стала кон­цепция общественного договора как источника происхождения и правовой основы деятельности государства. Разрабатывая договорную концепцию государства, Г. Греции (1583—1645) писал: "Государство есть совершенный союз свободных людей, заключенный ради соблюдения права и общей пользы"'. С та­ким пониманием государства, содержавшим идею правовой го­сударственности, связано (у Гроция и целого ряда последую­щих мыслителей) и положение о естественном человеческом праве оказывать сопротивление насилию властей, нарушающих условия общественного договора.

Развивая естественноправовые воззрения и договорную концепцию государства, Б. Спиноза (1632—1677) отмечал, что "цель государства в действительности есть свобода"². Он под­черкивал, что "естественное право каждого в гражданском со­стоянии не прекращается"³, поскольку и в естественном, и в гражданском состоянии человек действует по законам своей природы, сообразуется со своей пользой, побуждается страхом или надеждой. Полное лишение людей их естественных прав привело бы к тирании.

В этой связи Спиноза выделяет и исследует факторы, оп­ределяющие пределы государственной власти в ее отношениях с индивидами. Во-первых, замечает он, такой предел обуслов­лен собственной природой государства, тем, что оно "зиждется

' Гроций Г. О праве войны и мира. М., 1956. С. 74.

² Спиноза Б. Избранные произведения. Т. 2. М., 1957. С. 261.

³ Там же. С. 300.

§ 4. Новое время 63

на разуме и направляется им"'. Во-вторых, к праву государ­ства не относится "все то, к выполнению чего никто не может быть побужден ни наградами, ни угрозами"². Так, согласно Спи­нозе, вне государственного вмешательства в жизнь и дела граж­данина, т. е. в сфере его естественного права, находятся спо­собность суждения, свобода совести, вопросы взаимной любви и ненависти людей, право человека не свидетельствовать против самого себя, право на попытку избежать смерти и т. д. "В-третьих, наконец, —пишет он, — нельзя упускать из виду, что к праву государства менее всего относится то, на что него­дует большинство"^. Это означало, что право государства дол­жно соответствовать мнению большинства и что государствен­ная власть должна считаться с общественным мнением.

Последовательная либеральная доктрина неотчуждаемых естественных прав и свобод человека на основе идей господ­ства права, правовой организации государственной жизни, раз­деления властей и верховенства закона была разработана Д. Локком (1632—1704). Такую правовую форму государства он противопоставляет деспотизму (всем остальным видам прав­ления).

Закон природы, согласно Локку, является выражением ра­зумности человеческого существа и "требует мира и безопасно­сти для всего человечества"⁴. В духе естественноправового прин­ципа — воздавать каждому свое, его собственное, ему принад­лежащее — Локк обозначает совокупность неотчуждаемых естественных прав человека как право собственности, т. е. как право, не отчуждаемое без воли самого индивида. Каждый че­ловек по закону природы имеет право отстаивать "свою соб­ственность, т. е. свою жизнь, свободу и имущество"⁵. Обеспече­ние этих неотчуждаемых прав человека и является главной целью договорного объединения людей в государство и переда­чи себя под его власть. Причем закон природы продолжает действовать и в государственном состоянии, определяя как права человека, так и характер и пределы полномочий политической власти.

' Спиноза Б. Избранные произведения. Т. 2. С. 302.

Там же. \ Там же. С. 303.

Локк Д. Избранные философские произведения. Т. 2. М., 1960. С. 8. ' Там же. С. 50

64 Глава II. Права человека в истории политико-правовой мысли

Обеспечение неотчуждаемых прав человека в условиях государственности Локк связывает с двумя существенными моментами. Первый из них заключается в необходимости раз­деления властей (на законодательную, исполнительную и феде­ративную), без чего политическая власть неизбежно превратит­ся в абсолютную и деспотическую силу в руках одного органа или лица. Разделение властей — необходимое условие соблю­дения требований общественного договора и его сути — при­знания и защиты неотчуждаемых прав человека.

Второй существенный момент состоит в "доктрине закон­ности сопротивления всяким незаконным проявлениям влас­ти"'. Законность такого сопротивления как формы борьбы за право человека (вплоть до восстания против деспотической власти) коренится, согласно Локку, в суверенных правомочиях народа — учредителя государства. И после заключения общественного договора народ остается сувереном и судьей, решающим, правильно ли учрежденные и уполномоченные им власти выполняют возложенные на них договорные обязательства или эти власти стали отклоняться от условий договора и нарушать их.

Таким образом, общественный договор — это, по Локку, постоянно действующий фактор политической жизни, и договорные отношения народа с политической властью — не­прерывный процесс, протекающий в соответствии ^.принципом согласия индивидов и народа в целом с действиями властей. Данный принцип, опирающийся на идею народного суверени­тета и положение о неотчуждаемых правах человека, Локк про­тивопоставляет феодальным представлениям о прирожденном подданстве людей, о естественном праве власти на людей как на свою собственность, о безусловной, не зависящей от человека и как бы самой природой предопределенной его связанности с данной властью.

По мнению Локка, индивид не безвольный подданный го­сударства, а его добровольный член. Договорная концепция государства (договорный характер его происхождения, сущно­сти, целей, функций и пределов деятельности, договорная фор­ма установления гражданства — добровольность членства людей в государстве и т. д.) в трактовке Локка предполагает

' Локк Д. Избранные философские произведения. Т. 2. С. 116.

§ 4. Новое время 65

взаимные права и обязанности договаривающихся сторон, а не абсолютное право государства и безусловную обязанность у подданных, как это, например, имеет место в гоббсовской интер­претации идеи договорного возникновения государства. Абсо­лютную власть, которая всегда суть изначальное бесправие под­данных и октроированный характер предоставляемых им по усмотрению самих властей ограниченных прав и свобод, Локк вообще не признает в качестве формы государственного уст­ройства и гражданского правления. Такая деспотическая власть ввергает людей в рабство; она хуже естественного состояния с его хотя и недостаточно гарантированными, но все же равными правами и свободами всех.

Большим достоинством локковского учения о правах человека является и анализ необходимой внутренней связи меж­ду свободой и законом. "Несмотря на всевозможные лжетол­кования, — писал Локк, — целью закона является не уничто­жение и не ограничение, а сохранение и расширение свободы. ...Там, где нет законов, там нет и свободы"¹.

С позиций такого понимания законности Локк отвергает вульгарные представления о свободе как произвольном усмотрении и несвязанности никаким законом. "Свобода людей, находящихся под властью правительства, — писал Локк, — заключается в том, чтобы иметь постоянное правило для жизни, общее для каждого в этом обществе и установленное законодательной властью, созданной в нем; это — свобода следовать моему собственному желанию во всех случаях, когда этого не запрещает закон, и не быть зависимым от постоянной, неопределенной, неизвестной самовластной воли другого чело­века"².

Выраженный здесь Локком правовой принцип индивиду­альной свободы лишь словесно несколько отличается от после­дующей дошедшей до нас формулы: "Разрешено все, что не запрещено законом". Кстати говоря, Локк более точен, поскольку этот принцип правомерен лишь применительно к индивиду, но не к носителям власти (государственным органам, должност­ным лицам), в отношении которых должен действовать другой правовой принцип: "Запрещено все, что не разрешено законом".

Локк Д. Избранные философские произведения. Т. 2. С. 34. Там же. С.16.

Глава II. Права человека в истории политико-правовой мысли

Признание, защита и реализация неотчуждаемых прав и свобод человека в гражданском состоянии, по Локку, возмож­ны, таким образом, лишь при определенных условиях и гаран­тиях. В числе таких условий — и правовое качество закона (выражение и защита в законе прав и свобод индивидов), и надлежащее устройство самой государственности (путем раз­деления властей).

Концепция прав человека получила дальнейшее развитие в творчестве французского юриста XVIII в. Ш. Л. Монтескье (1689-1755).

Как и у Локка, трактовка прав человека тесно связана у Монтескье с принципом разделения властей. В своем знамени­том произведении "О духе законов" он рассматривает пробле­му политической свободы людей в двух аспектах: в ее отноше­ниях к государственному строю и к отдельной личности, граж­данину'. Первый аспект этих отношений политической свобо­ды, выраженный в правовом (и конституционно-правовом) зак­реплении трех властей (законодательной, исполнительной и судебной), выступает в качестве необходимого средства обеспе­чения гражданских прав и свобод, безопасности личности.

Без сочетания этих двух аспектов политическая свобода остается неполной, нереальной и необеспеченной. "Может слу­читься, — замечает Монтескье, — что и при свободном госу­дарственном строе гражданин не будет свободен, или при сво­боде гражданина строй все-таки нельзя будет назвать свобод­ным. В этих случаях свобода строя бывает правовая, но не фактическая, а свобода гражданина фактическая, но не право­

вая

„2

Монтескье подчеркивает, что политическая свобода вооб­ще возможна лишь при умеренных правлениях, но не в демок­ратии или аристократии, а тем более в деспотии. Да и при уме-

' См.: Монтескье Ш. Избранные произведения. М., 1955. С. 316. Это положение получило свое развитие и специфическое преломление в творчестве известного (французского теоретика либерализма и конституционализма, приверженца конституционной монархии Б. Коистаца (1767—1830). Противопоставляя свободу древних и новых народов, он отмечал, что в древности под свободой подразумевали политическую свободу (т. е. свободу доступа граждан к участию в государственных делах), а в современных условиях под свободой имеют в виду прежде всего личную, гражданскую свободу, понимаемую как определенную независимость от государства. ² Там же. С. 317.

§ 4. Новое время 67

репных правлениях политическая свобода имеет место лишь там, где исключена возможность злоупотребления властью, для чего в государстве необходимо достичь взаимного сдержива­ния различных властей — законодательной, исполнительной и судебной. Такое умеренное правление характеризуется как "го­сударственный строй, при котором никого не будут понуждать делать то, к чему его не обязывает закон, и не делать того, что закон ему дозволяет"'. Под искомой формой правления подра­зумевается конституционная монархия английского образца.

Основная цель разделения властей — избежать злоупот­ребления властью. Чтобы пресечь такую возможность, подчер­кивает Монтескье, "необходим такой порядок вещей, при кото­ром различные власти могли бы взаимно сдерживать друг дру­га"². Подобное взаимное сдерживание властей — необходимое условие их правомерного и согласованного функционирования в законно очерченных границах. Оно является, согласно Мон­тескье, главным условием для обеспечения политической сво­боды людей в ее отношениях к государственному устройству.

Монтескье подчеркивает, что политическая свобода состо­ит не в том, чтобы делать, что хочется. "В государстве, т. е. в обществе, где есть законы, свобода может заключаться лишь в том, чтобы иметь возможность делать то, чего должно хотеть, и не быть принуждаемым делать то, чего не должно хотеть... Сво­бода есть право делать все, что дозволено законами. Если бы гражданин мог делать то, что этими законами запрещается, то у него не было бы свободы, так как то же самое могли бы делать и прочие граждане"³.

Другой аспект свободы, на который обращает внимание Монтескье, — это политическая свобода в ее отношении уже не к государственному устройству, а к отдельному гражданину. В этом втором аспекте политическая свобода заключается в безопасности гражданина. Рассматривая средства обеспечения такой безопасности, Монтескье придает особое значение доброкачественности уголовных законов и судопроизводства. "Если не ограждена невиновность граждан, то не ограждена и свобода. Сведения о наилучших правилах, которыми следует

' Монтескье Ш. Избранные произведения. С. 289. Там же.

68 Глава II. Права человека в истории политико-правовой мысли

руководствоваться при уголовном судопроизводстве, важнее для человечества всего прочего в мире. Эти сведения уже приобре­тены в некоторых странах и должны быть усвоены прочими"'.

Заметный вклад в разработку доктрины и конституцион­но-правовой практики разделения властей внесли такие амери­канские мыслители, как Т. Пейн, Т. Джефферсон, А. Гамильтон, Д. Медисон и др.

Горячим поборником идей естественных и неотчуждаемых прав человека был Т. Пейн (1737—1809). Защищая эти идеи, он в работах "Права человека" и "Здравый смысл" трактовал права человека как необходимое свойство его социального бы­тия и вместе с тем как принцип организации и деятельности правительственной власти и государства в целом. Права чело­века Пейн рассматривал в качестве неотъемлемого атрибута республиканской формы правления у всех цивилизованных народов.

С республиканских и демократических позиций права че­ловека обосновывал Т. Джефферсон (1743—1826). В подго­товленной им Декларации независимости Соединенных Шта­тов Америки (принята 4 июля 1776 г.) была сформулирована идея неотчуждаемых прав человека. Декларация стала первым официальным документом, закрепившим эти права.

Теоретические представления о неотчуждаемых естествен­ных правах человека, увязанные с учением о разделении влас­тей (как, например, уЛокка, Монтескье, Т. Джефферсонаидр.), сыграли важную роль в процессе формирования конституцио­нализма и заметно повлияли на раннебуржуазное конституци­онное законодательство и государственно-правовую практику.

Это влияние отчетливо проявилось, например, в Конститу­ции США 1787 г., в Билле о правах 1789—1791 гг., во фран­цузской Декларации прав человека и гражданина 1789 г., в це­лом ряде других актов. Примечательна в данной связи ст. 16 французской Декларации, которая гласит: "Общество, в кото­ром не обеспечено пользование правами и не проведено разде­ление властей, не имеет конституции"².

Монтескье Ш. Избранные произведения. С. 318. ² Хрестоматия по истории государства и права зарубежных стран. М., 1984. С. 209.

§ 4. Новое время 69

Проведенное в Декларации 1789 г. различие между права­ми человека и правами гражданина по сути дела означало раз­личие между человеком как частным человеком (членом граж­данского общества) и политическим человеком — граждани­ном, членом государства. Различие прав человека и прав граж­данина здесь, следовательно, подразумевает послефеодальную буржуазную ситуацию разграничения и относительно самосто­ятельного бытия экономических и политических отношений, сфер частного и публичного права — словом, различение гражданс­кого общества и государства (как политического сообщества). В рамках такого различия статья 15 Декларации закрепляет право общества контролировать деятельность всех должност­ных лиц: "Общество имеет право требовать отчета у каждого должностного лица по вверенной ему части управления"'.

Очевидно, что исторически сложившийся термин "граж­данское общество" явно не соответствует тому, что им обозна­чается. Ведь в сфере гражданского общества — вопреки наи­менованию — мы имеем дело как раз не с гражданином (не с политической фигурой, не с субъектом публично-властных отношений), а с неполитическим и непубличным человеком — носителем частных интересов, субъектом частного права, участником гражданско-правовых отношений. Кстати, и "гражданское право" — это тоже не права граждан (не об­ласть политических прав), а сфера отношений частного права и частных лиц.

Оба термина ("гражданское общество" и "гражданское право") имеют общую историю и восходят к римскому слову civis (гражданин) в смысле члена римской гражданской об­щины (civitas) и основного субъекта тогдашних правовых от­ношений по ius civile (т. е. по римскому гражданскому пра­ву).

Но частно-правовой профиль римского civis (как члена civitas) и приватный характер члена гражданского общества, конечно, не означают, будто в Риме субъекты неполитических, частно-правовых отношений (и сама сфера таких отношений) вообще были свободны от политических, публично-властных, государственных определений, связей и зависимостей. Так, в римской ситуации, чтобы быть субъектом неполитических, част-

Хрсстоматия по истории государства и права зарубежных стран. С. 209

70 Глава II. Права человека в истории политико-правовой мысли

но-правовых отношений, надо было стать свободным римляни­ном, т. е., иначе говоря, гражданско-правовая правосубъектность человека была следствием его политической, государственной правосубъектности. Поэтому ius civile, включая все его частно­правовые нормы, было сугубо римским правом и правом толь­ко для римлян (отсюда и его обозначение как квиритского права, т. е. как права исконных римлян).

Подобная зависимость гражданско-правовой право­субъектности от политической сохранилась (правда, в значи­тельно ослабленной форме и не столь явно) и в гораздо более развитых условиях разделения сфер гражданского общества и политического государства. И в наши дни повсюду, даже в наи­более развитых странах, лица без гражданства (т. е. те, кто не являются гражданами именно данного государства) оказыва­ются так или иначе ущемленными даже в неполитической сфе­ре, т. е. в качестве членов гражданского общества, участников гражданско-правовых отношений. Так что и все современные национальные системы права имеют свои "квиритские" огра­ничители. Да и само различение прав человека и прав гражда­нина означает, что права гражданина как политического субъек­та — трансформированные "квиритские" привилегии и в не­посредственно политической сфере, и в относительно и условно неполитической области частных интересов и гражданско-пра­вовых отношений.

Все это свидетельствует о тесной внутренней взаимосвязи публичного и частного права как частей единой системы дей­ствующего права. В контексте нашего постсоциалистического движения к правам и свободам человека и гражданина, к господству права, к гражданскому обществу и правовому государству очевидна необходимость одновременного, согласо­ванного, взаимодополняющего и взаимоутверждающего разви­тия начал, норм, институтов и частного, и публичного права — вопреки распространенным ошибочным представлениям, будто главное, что нам нужно сегодня для рыночного общества, — это частное право, а публичного права, мол, у нас и так много со времен социализма.

Права и свободы человека и гражданина, провозглашенные во французской Декларации 1789 г., приобрели общемировое звучание и стали императивами обновления и гуманизации общественных и государственных порядков.

§ 4 Новое время 71

Эта Декларация, испытавшая влияние предшествующего опыта в области прав и свобод человека (в частности, англосаксонских традиций в составлении и принятии Биллей о правах, Декларации независимости США 1776 г., Конституции США 1787 г. и т. д.), в дальнейшем, в свою очередь, сама ока­зала огромное воздействие на процесс борьбы против "старого режима" во всем мире, за повсеместное признание и защиту прав человека и гражданина, за практическую реализацию идей правового государства. Все последующее развитие теории и практики в области прав человека и гражданина, правовой государственности, господства права так или иначе испытыва­ло и продолжает испытывать на себе благотворное влияние этого исторического документа.

Большое непосредственное воздействие идеи Декларации прав человека и гражданина 1789 г. оказали на взгляды пере­довых мыслителей тех стран (Германии, России, других стран Восточной Европы), которым еще предстояли прогрессивные буржуазные преобразования.

Глубокая философская разработка проблем прав и свобод человека с либерально-гуманистических позиций связана с именем И. Канта (1724—1804). "Если существует наука, дей­ствительно нужная человеку, — писал он, — то эта та, кото­рой я учу, — а именно подобающим образом занять указанное человеку место в мире — и из которой можно научиться тому, каким надо быть, чтобы быть человеком"'.

По смыслу кантовского агностицизма (познаваемость лишь явлений и невозможность познания "вещи в себе", а также сущностей типа "свобода воли", "бессмертие души", "бытие бога" и т. д.) теоретический разум может достоверно ответить лишь на вопрос: "что человек может знать?", но не на вопросы: "что человек должен делать?" и "на что человек может надеяться?". Эти два последних вопроса, недоступные собственно познанию (теоретическому разуму), оказываются у Канта проблемами практики, практического разума — сферой должного, где транс­цендентальные идеи разума играют лишь регулятивную, а не собственную познавательную роль. Регулятивная значимость трансцендентальных идей проявляется в том, что они дают на­правление, ориентир и цель деятельности разума (и действиям

~k/iwh И. Соч. Т. 2. С. 20G.

72 Глава II. Права человека в истории политико-правовой мысли

человека как разумного существа): априорные максимы разу­ма выступают как законы и правила для практической сферы в виде долженствования, обозначая тем самым нормы морально­го и правового порядка.

Основной трансцендентальной идеей и первым постулатом кантовской этики является свобода человека, его свободная воля, которая определяет смысл моральной независимости и автономии личности, ее способность и право самой устанавливать нормы должного и следовать им без внешнего принуждения и давления.

В качестве эмпирического существа человек (как часть природы, вообще мира явлений) и все его поведение подчинен всеобщей каузальности и внешней необходимости, так что чело­век и его поступки в этой плоскости сущего, где вообще нет свободы, тоже несвободны. Поэтому эмпирические характерис­тики поведения человека как совокупность необходимых при­чинно-следственных связей (от генезиса до конечных резуль­татов) можно не только выявить в ходе теоретического позна­ния, но и, замечает Кант. даже заранее точно предсказать, как лунное или солнечное затмение.

Однако, поскольку человек не только эмпирическое явление (феномен), но и трансцендентальная сущность (ноумен), ему присуща свобода, и его поступок в данной плоскости является актом свободной воли, совершенно независимой от внешних (феноменальных) необходимостей, детерминации и каузально-стей. Следовательно, один и тот же поступок, рассмотренный в различных отношениях (т. е. с позиций сущего или должного, эмпирического или трансцендентального), одновременно может быть охарактеризован в двух планах — как явление, подчи­ненное законам каузальности, и как акт свободной воли. Под­ход к человеку с позиций кантовской морали продиктован стрем­лением возвысить "человека над самим собой (как частью чув­ственно постигаемого мира)"'. •

Свободная воля одновременно является и моральным за­конодателем (установителем), и добровольным исполнителем моральных правил (максим разума), причем Кант особо подчеркивает (как свое открытие в области морали), что в свободном моральном поступке личность подчинена "только

Киши И. Соч. Т. 4. Ч. 1. С. 413.

§ 4. Новое время

своему собственному и тем не менее всеобщему законодатель­ству'".

Эта мысль отчетливо присутствует вкатегорическом им­перативе, гласящем: "Поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же нремя можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом"².

В другой своей формулировке этот категорический импе­ратив звучит следующим образом: "Поступай так, чтобы ты все­гда относился к человечеству и в своем лице и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству"³.

Применительно к праву и правам индивида кантовский категорический императив велит: "...Поступай внешне так, что­бы свободное проявление твоего произвола было совместимо со свободой каждого, сообразной со всеобщим законом'⁴.

Имея в виду право, требуемое идеей разума, Кант опреде­ляет его так: "Право — это совокупность условий, при кото­рых произвол одного (лица) совместим с произволом другого с точки зрения всеобщего закона свободы""'. Право, права ин­дивида, следовательно, подразумевают свободу индивидов (сво­боду их воли) и связанную с этой свободой возможность (и необходимость) произвола, столкновение и коллизию различ­ных произвольных действий и т. д.

Правопонимание у Канта опирается на идею моральной автономии личности, ее абсолютной самоценности, ее способно­сти самому дать себе закон, знать свой долг и осуществлять его''. Сама возможность свободы и общего для всех людей зако­на коренится, согласно Канту, в этой моральной автономии (т. е. самоценности, самозаконности и независимости) личности.

' Кант И. Соч. Т. 4. Ч. 1. С. 274. Это совпадение па самом деле является

следствием кантовской юридизации морали и морализации права: принципом

морали (для всех и каждого) у Капта оказывается (по смыслу его

категорического императива) принцип права — принцип "всеобщего

законодательства".

² Там же. С. 260.

^j Там же. С. 270.

⁴ Там же.Т. 4.Ч. 2. С. 140.

; Там же. С. 139.

Под заметным влиянием этих идей И. Г. Фихте определял право как отношение между разумными, морально автономными и свободными индивидами. - См.: Fichte J.G. Samtliche Werke. Berlin, 1845. В. 3. S. 557.

74 Глава II. Права человека в истории политико-правовой мысли

Принцип кантонского морального закона по сути дела яв­ляется лишь модификацией принципа формально-правового равенства (с его всеобщностью, независимостью индивидов, сво­бодой их воли и т. д.). Иначе говоря, кантовская концепция моральности права имеет правовой смысл. Своим учением о праве Кант морально (и философски) оправдывает и возвы­шает "материю" и принцип права, что и определяет его выдаю­щийся вклад в философию права. Но достигается это у него ценой юридизации морали, принципом и категорическим импе­ративом которой оказывается принцип права.

Канту принадлежит большая заслуга в последовательном философском обосновании и развитии либеральной теории правового государства'. Согласно Канту, "государство — это объединение множества людей, подчиненных правовым зако­нам"². Благо государства состоит в высшей степени согласо­ванности государственного устройства с правовыми принци­пами.

Реализация требований категорического императива в сфере государственности предстает у Канта как правовая организа­ция государства с разделением властей (законодательной, ис­полнительной и судебной). По признаку наличия или отсут­ствия разделения властей он различает и противопоставляет две формы правления: республику (кантовский эквивалент правового государства) и деспотию.

Применительно к законодателю Кант формулирует следу­ющий ограничительный принцип его деятельности: то, чего на­род не может решить относительно самого себя, того и законо­датель не может решить относительно народа. Управленческая деятельность и акты исполнительной власти не должны нару­шать верховенства закона, а судебная власть должна осуществ­ляться только судьями.

Признание автономного статуса морали и морального деяния, моральной свободы, независимости и автономии человека является, согласно Канту, принципом и предпосылкой, необхо-

' Кант (как и после него Гегель) еще не использует термин "правовое государство". Этот термин впервые встречается в работах К.Т. Велькера и Р. Моля. — См.: Wclcker К. Т. Die letzten Griinde von Recht, Staat und Strafe. Giesen, 1813. S. 25, 71 u. a.; Mold R. Die Polizeiwissenschaft nach den Grundsatzen dcs Rechtsstaates. B. 1-2. Tubinsen, 1832, 1833. ² Кант И. Соч. Т. 4. Ч. 2. С. 233.

§ 4. Новое время

димым условием возможности и существенным составным мо­ментом права.

Правовые нормы ориентированы на регуляцию внешних коллизий (столкновение произволов разных действующих лиц) и разрешение этих коллизий с позиций всеобщего закона сво­боды, т. е. с учетом также соблюдения принципа моральной автономии.

Для гарантии велений трансцендентального разума (прав и свобод личности, ее моральной автономии, принципа добровольного самопринуждения в сфере морали, правовой формы регуляции и разрешения конфликтов и коллизий), согласно Канту, необходима принудительная власть, которая тоже является идеей разума, категорическим императивом. "Карающий закон, — подчеркивает Кант, — есть категоричес­кий императив... Ведь если исчезнет справедливость, жизнь людей на земле уже не будет иметь никакой ценности"'.

Существенное достоинство кантовского философского под­хода к проблемам прав и свобод личности состоит, в частности, в том, что эту тему он ставит и разрабатывает во всемирно-историческом масштабе, в перспективе прогрессирующего дви­жения (в соответствии с категорическими требованиями идей разума) к установлению всемирного гражданско-правового со­стояния и вечного мира между народами. Утверждение мораль­ной автономии личности, прав и свобод человека, идей респуб­ликанизма является, по Канту, единственно возможным путем к осуществлению этого идеала.

Кант последовательно отстаивает свободу индивида и рез­ко критикует двуличие реальной политики в ее отношении к морали и праву. Политика, согласно Канту, должна быть под­чинена морали и праву, категорическим императивам разума о правах и свободах личности. "Истинная политика, — подчер­кивал он, — не может сделать шага, не присягнув заранее мо­рали... Право человека должно считаться священным, каких бы жертв ни стоило это господствующей власти"². Реально суще­ствующая политика предстает в изображении Канта как по преимуществу деспотическая, игнорирующая человеческое право и неизбежно вызывающая сопротивление подданных произво-

^ Кант И. Соч. Т. 4. Ч. 2. С. 256. Kwnn И. К вечному миру. Трактаты о вечном мире. М., 1963. С. 185.

76 Глава II. Права человека в истории политико-правовой мысли

лу властей, их антиморальным и антиправовым установлени­ям. "Если в действиях власти нет ничего такого, к чему разум внушает непосредственное уважение (как, например, человечес­кое право), — замечает он, — то никакое влияние на произ­вол людей не в силах обуздать их"¹.

Кантовское учение об автономии личности, ее правах и сво­бодах, о правовой политике, правовой организации государствен­ной жизни, правовом союзе свободных государств как способе обеспечения международного мира и пути к вечному миру при­обретают особую актуальность в современных условиях интен­сивного развития общеевропейского и мирового процесса в направлении к повсеместному признанию и постепенному ут­верждению идей господства права, прав и свобод человека.

Значительный вклад в философское обоснование идей свободы и права внес Гегель (1770—1831).

Если у Канта свобода личности, ее права, правовое государство — это долженствование, то у Гегеля они действи­тельность, т. е. практическая реализованность разума в госу­дарственно-правовых формах наличного бытия людей.

Господство разума в истории, согласно Гегелю, означает, что свобода представляет собой определяющее начало и конечную цель всего хода развития духа. Всемирная история, согласно такому подходу, — это прогресс как в познании свободы, так и в объективации достигнутых ступеней свободы в правовых и государственных формах.

Человеческая свобода — результат длительной работы духа. Духовная работа всемирной истории в ее движении с Востока на Запад состоит, по Гегелю, в дисциплинировании естественной (неразумной и несвободной) воли, в возвышении ее до подлин­но свободной — одновременно свободы целого и свободы со­ставляющих его членов, индивидов. На Востоке свободен лишь один (деспот), в греческом и римском мире свободны некоторые (сохраняется рабство остальных), в германском мире (под ко­торым Гегель имеет в виду ряд стран Западной Европы) — все. В соответствии с этим тремя основными формами государ­ства являются: восточная деспотия, античное государство в виде демократии или аристократии, современная представительная система — конституционная монархия.

Кант И. Религия в пределах только разума. СПб., 1908. С. 98

§ 4. Новое время 77

Идея свободы людей, по Гегелю, достигает своей полной реализации лишь в конституционно оформленных и развитых государствах современности. Эти государства представляют нечто разумное внутри себя; они действительны, а не только существуют.

Подчеркивая внутреннее единство права и свободы, Гегель писал: "Право состоит в том, что наличное бытие вообще есть наличное бытие свободной воли. Тем самым право есть вооб­ще свобода как идея"'.

Государство, согласно Гегелю, это тоже право, а именно — конкретное право, т. е. по диалектической трактовке наиболее развитое и содержательно богатое, вся его система, включаю­щая в себя признание всех остальных, более абстрактных прав — прав личности, семьи и общества. Тем самым государ­ство выступает в трактовке Гегеля как наиболее полное выра­жение идеи свободы, поскольку "система права есть царство осуществленной свободы"².

Характеризуя правовую форму выражения свободы чело­века, Гегель писал: "Личность содержит вообще правоспособ­ность и составляет понятие и саму абстрактную основу абст­рактного и потому формального права. Отсюда веление права гласит: будь лицом и уважай других в качестве лиц"³.

Абстрактное право выступает лишь как абстрактная и го­лая возможность всех последующих, более конкретных опреде­лений права и свободы личности.

Свою реализацию свобода абстрактной личности находит, по Гегелю, в праве частной собственности. Гегель обосновывает формальное, правовое равенство людей: люди равны именно как свободные личности, равны в одинаковом праве на частную собственность, но не в размере владения собственностью. Требование же имущественного равенства расценивается им как неразумная точка зрения, пустая и поверхностная рассудочность.

Требование принципа субъективной свободы людей, по Ге­гелю, состоит в том, чтобы о человеке судили по его самоопреде­лению. Лишь в поступке субъективная воля человека достига­ет объективности и, следовательно, сферы действия закона; сама же по себе моральная воля ненаказуема.

' Гс/ель. Философия права. М., 1990. С. 89. ² Там же. С. 67. ' Там же. С. 98.

78 Глава II. Права человека в истории политико-правовой мысли 6 5. Дореволюционная Россия 79

Абстрактная свобода и право личности, подчеркивает Ге­гель, приобретают свою действительность и конкретность в прав­ственности, когда понятие свободы объективируется в налич­ном мире в виде семьи, гражданского общества и государства.

Различая гражданское общество и политическое государ­ство, Гегель иод гражданским обществом понимает по существу буржуазное общество. "Гражданское общество, — отмечал он, — создано, впрочем, лишь в современном мире, который всем определениям идеи предоставляет их право"'. Гражданс­кое общество — область реализации свободы и права человека как частного лица, сфера особенных, частных целей и интересов отдельной личности. С точки зрения развития понятия права и свободы людей это необходимый этап, так как здесь демонстри­руются взаимосвязь и взаимообусловленность особенного и всеобщего. Развитость идеи предполагает, по Гегелю, достиже­ние такого единства, в рамках которого противоположности разума, в частности моменты особенности и всеобщности, свобо­да частного лица и целого, признаны и развернуты в их мощи. Этого не было ни в древности, ни при феодализме.

Но на ступени гражданского общества, по Гегелю, еще не достигнута подлинная свобода, так как стихия столкновений частных интересов ограничивается необходимой властью всеобщего не разумно, а внешним и случайным образом. Высшие интересы гражданского общества, охраняемые законодательством, судом и полицией, ведут, по логике развития понятия свободы и права, за пределы этой сферы — в область государства.

Подчеркивая значение правовой организации государства для реализации свободы людей, Гегель характеризовал надле­жащее разделение государственных властей как "гарантию пуб­личной свободы"². С этих позиций он резко критиковал деспо­тизм — "состояние беззакония, в котором особенная воля как таковая, будь то воля монарха или народа (охлократия), имеет силу закона или, вернее, заменяет собою закон"³.

Своеобразный этатизм Гегеля (возвеличение государства и т. д.) по существу имел в виду правовое государство, в кото­ром признаны права и свободы человека. Такой этатизм ради­кально отличается от тоталитаризма всякого толка, который

' Гегель. Философия права. С. 228. ² Там же. С. 293. ¹ Там же. С. 302.

отвергает саму идею прав и свобод человека и стремится вооб­ще подменить правовой закон силовыми нормами, а государ­ственность — диктатурой той или иной группы, клики, партии. И в этатизме Гегеля правомерно видеть не идеологическую под­готовку тоталитаризма, как ошибочно считают некоторые его критики, а авторитетное философское предупреждение об опас­ностях тоталитарного строя. Ведь тоталитаризмXX в., рас­смотренный с позиций гегелевской философии свободы, права и государства, — это антиправовая и антигосударственная форма организации тиранической власти, рецидив восточного деспотизма, правда, в исторически новых условиях и с новыми возможностями, целями и средствами.