Статью рекомендует к печати д-р филос. наук, проф. В. Ф. Олешко

Рэп как музыкально-песенное выражение хип-хоп-культуры по праву считается инструментом (агентом) глобализации в ее языковом и культурном измерениях. В статье представлены результаты лингвистического анализа тенденций, которые сопровождают глобальную экспансию этого песенного жанра и задают модели наднациональной трансляции культурных и идеологических концептов и норм. Особую значимость в данном контексте получает статус английского языка, который благодаря своей престижности в молодежной среде всего мира становится инструментом идеологической экспансии.

Распространение хип-хоп-культуры происходит на фоне определенных социолингвистических процессов, определяющих формы ее языкового выражения. К ним относятся реконтекстуализация глобальных лингвокультурных практик в местой среде, статусная амелиорация афроамериканского просторечия, стилизация и гибридизация. Рассмотрим данные процессы подробнее.

Реконтекстуализация (локализация) глобального. Хип-хоп представляется намного более сложным феноменом, нежели однонаправленная экспансия американской культуры в другие культуры мира. Хотя поток новшеств в популярной музыке почти всегда идет с англоязычного рынка, в процессе освоения («присвоения») на местном уровне хип-хоп становится механизмом выражения локальной идентичности. Другими словами, являясь носителем унифицированных форм культурной экспрессии, рэп способствует стандартизации художественных практик и в то же время предлагает некое культурное и социальное пространство для артикуляции моделей и ценностей местных сообществ. В результате западные афроамериканские эстетические практики оказываются включенными в разновекторные дискурсы мультикультурализма (наднациональности, космополитизма) и местной самобытности (этнической/национальной уникальности).

Таким образом, в определении глобального и глобализирующего значения анализируемой молодежной субкультуры в целом и песенного дискурса в частности необходимо ориентироваться не только на опыт и лингвистические традиции рэпа в США, но и учитывать традиции тех стран, где хип-хоп сливается с местными лингвокультурными формами (Франции, Англии, Германии, Италии, Японии, России и др.)

Зародившийся в гетто американских городов рэп при сохранении общей формы (музыки, ритма, организации стиха) адаптируется к особенностям местного социума и обретает новое содержание в виде специфичных для той или иной культуры форм и концептов. Яркий пример этнического своеобразия (уникальности) при сохранении канонических жанровых форм демонстрирует, например, французский рэп, акцентирующий характерные для современной Франции социальные процессы, связанные с миграцией и мультиэтничностью. Французский рэп пред­ставляет собой результат смешения городской (точнее, пригородной) культуры мигрантов африканского и арабского происхождения и выходцев из ряда стран Европы. В нем нашли отражение и религиозные мотивы исламского общества, и концепты африканского мира [Pennycook 2010: 594—595].

Рэп-дискурс турецких исполнителей в Гер­ма­нии характеризуется уникальным транс­глобальным трендом — сочетанием традиционных исламских концептов, вербализованных посредством немецкого языка, с афроамериканскими моделями исполнения.

Популяризация и статусная амелиорация афроамериканского просторечия. Рост социального престижа афроамериканского просторечия связан с активным использованием лексики афроамериканского английского, который становится связующим звеном рэперов всего мира. Выполняя функцию идентификационного маркера, посредством которого коммуниканты подчеркивают свою принадлежность к определенной культуре и / или языковому сообществу, афроамериканский этносоциолект является в настоящее время престижной формой общения у современной молодежи обоих полов среди как темнокожего, так и белого населения. Подавляющее большинство современных рэп-исполнителей, следуя механизму переключения языковых и эмоциональных кодов, перенимают черты афроамериканского этносоциолекта. Имитации афроамериканского английского и его особенностей можно проиллюстрировать текстами песен японской группы «Rip Slyme» (Yo Bringing that, Yo Bring your style [RS: 1]), малазийской группы «Too Phat»(“Hip hop be connectin” Kuala Lumpur with LB / Hip hop be rockin’ up towns laced wit’ LV / Ain’t necessary to roll in ice rimmed M3’s and be blingin’ / Hip hop be brengin’ together emcees”[TP: 1]). Афроамериканизмы часто встречаются и в текстах песен, исполняемых на русском языке: Йо-йо. Лучше новые биты и не важен bpm / Лучше новые фиты, но важно с кем [М: 2]. When I say hip yo you say hop. Как твои дела? Hey, what’s up?[К: 1].

Таким образом, дискурс формирует новые жанрово-специфичные глобальные нормы и модели на основе гибридизации — (вос)производства аутентичной практики использования языковых средств, встроенных в местные линвокультурные каноны.

Стилизация, гибридизация.Смешение и синтезирование являются важнейшим элементом хип-хоп-культуры, определяют ее стилевую специфику. Наиболее явно эта традиция прослеживается в гибридизации рэп-дискурса — присутствии в английских текстах песен вкраплений из других языков:

- испанского: Even Cabesa de pollos that habla Espaol Dig this now [BDK: 3];Nunca (название песни) [CXL: 3]; (Senora) / She’s gonna change the world / (Senorita) / She can change the world / Mami can change the world / (ay querida) [CXL: 2]; My daughter found Nemo, I found the new primo [C: 1]; So if the devil wear Prada, / Adam Eve wear Nada [KW: 1]; Not only a client the presidito / Hola ovito… Translate espanol/ No way Jose [KW: 2]; Me no hablo/ me drown sorrow in that Diablo/ me found bravery in my bravado [KW: 3]; Flaco got to keep *a face* though [MD: 3]; Later amigo, digest the day to end discreetly [MD: 2]; Duro o dulce, fast or slow? [MD: 4]; When it’s on loco head gon’ lay low / And heat it like beef patty coco bread con queso [MFD: 3];

- арабского: Bismillah ir Rhman ir Raheem {In The Name Of God, The Most Merciful, The Most Compassionate} [MD: 1]; And squeal for halal veal, in y’all appeal [MFD: 1]; Take ya cash coma or break ya fast Ramadan[MFD: 2];

- японского: While the toy MC’s step and say, Sayonara! [BDK: 1];

- французского: I autograph a girl’s bra, menage-a-trois/ I dont want no men in shit, let’s have a women-age-a-trois [CXL: 1].

Как правило, иноязычные вкрапления являются ключевыми по смыслу словами, которые понятны и лицам, не владеющим соответствующими языками.

К процессам стилизации и гибридизации следует также отнести включение в тексты рэп-композиций африканизмов (jive, jam, bug, zombie, booboo), лексем в переносном значении (bad в значении good, kill в значении ‘удивлять, восхищать’) и характерных гуттуральных (акустических) эффектов — выкриков, стонов, комментариев в сторону, — уходящих корнями в африканские традиции устного исполнения.

Широкое использование вкраплений из языков разных этносов (в том числе иммигрантов) также придает рэпу глобальный характер. Например, в испаноговорящих странах (Испании, Кубе, Мексике, государствах Южной Америки) рэп традиционно исполняется на испанском или на англо-испанском (именуемом также Spanglish) языке c включением африканизмов. Сходную традицию демонстрирует турецкий рэп в Берлине, представляющий собой смешение турецкого, немецкого и американского английского с большой долей сленгизмов. В русском рэпе афроамериканизмы не только выполняют функцию жанровой стилизации, но и отражают общую престижность английского языка в современном российском обществе, особенно в среде молодежи: окей, респект, слимы, тру (Эта ложь, которую я выдавал за тру [АТ: 1]; Достаточно знать просто что я number one / Пока ты ищешь айди, я пройду V.I.P. [М: 2]). Весомый пласт варваризмов в отечественном рэп-дискурсе составляют термины хип-хоп-культуры в целом и афроамериканского рэпа в частности: баттл, бит, биф, бутлег, дисс, лайв, ньюскул, олдскул, промо, спэл (спэллинг), стаф, фейки (фейкеры), фристайл, хэйтеры, эм си (цени мой стаф, модный спэл).

Обилие афроамериканизмов в текстах рэп-исполнителей различных стран и их стилистическая престижность позволяют говорить о глобальной амелиорации афроамериканского просторечия на мировой молодежной арене.

Анализ выявил еще ряд особенностей, которые можно считать универсальными лингвистическими маркерами хип-хоп-музыки.

Язык рэп-композиций, как мужских, так и женских, отличается обилием сниженной и ненормативной лексики — вульгаризмов и сленгизмов: Thought be doin his damn thang (LB: 1); A minute ago, you was a nerd and nobody ever heard of ya (QL: 1); Niggas be on some black on black crime shit (QL: 2); girl: Damn, bitch, i’ll be fucked (QL: 3); Kaaaaaane....would your black ass sing it for mee-heee?! (BDK: 2); Well good for your ass kid, that’s what you get for fucking with Kane (BDK: 3); yo anywhere you’ll get fucked up (BDP: 1); I’m gon fuck this nigga up, my nigga! (EBR: 1); Cause I’m about my motherfucking business (my business) (FB: 1); Shit, I’m in the V Twinz ballin’ on you tramps… Shit, greyhound bitch, stay down bitch (FB: 2). Русский рэп также следует общей тенденции к дисфемизации: ублюдки-мазафакеры, мудак, всякая ебулда, музло (о музыке); Когда амфики или гердос найдет, а не вашу коноплю (2HC: 1); Все перекрестки достали до смерти (М: 1); Добро пожаловать на мою тусу (М: 2).

Тексты рэпа, размещенные в сети Интернет, отличает намеренное отклонение от стандартной орфографии, которое может трактоваться как маркер метагендерной молодежной субкультуры, характерной чертой которой является протест, сопротивление и вызов общепринятым нормам: Unda Presha [BDK: 3]; It comes in peaceful thru the “TELL-LIE-VISION” [BDP: 2]; Cuz I love you girlz, though you ain’t mine [C: 2]; “Rollin’ Wit The Lench Mob” [IC: 1]; “Twilite Speedball” [MD: 4]; Cingular, not plural [PM: 1]; Aiyyo, Phar-oahe Monch-is, in-cred, i-ble [PM: 2]; Это Б. О. М. Б. А. [М: 2].Данные примеры можно также трактовать как элементы стратегии привлечения внимания.

Для рэп-композиций характерно также большое количество стяженийисокращений, индексирующих неформальный характер дискурса: Cuz when I was in school I got the a. e. e. / But there’s no s. e. for this youngsta [IC: 2]; DT’s be getting no new leads [MFD: 4]; “U R The One” [MD: 5]; Из рпг-семь — сольют гранаты ливнем / Из пмм — салют высокоимпульсивный [М: 2].

Как и многим другим песнным жанрам, рэп-композициям присуща яркая образность, создаваемая использованием:

- метафор: When I cook beef, the smoke will never clear, / Areas in fear but this here’s a fear! [EBR: 2];

- антитез: Searchin for a love, throughout the ghetto / Young girls is thick, righteousness is narrow [C: 3]; Дети радуются жизни / Другие маются / Из угла в угол [ЭХ: 1];

- сравнений: Old power like the great pyramids of giza / And stay leanin like the tower of pisa [MFD: 2]; Oh lord, I’m having issues, more deep than American missiles [JG: 1];

- приемов языковой игры, например зевгмы: Grab a drink, grab a glass / After that I grab yo ass [KW: 4]; разрушения фразеологизмов, в том числе пословиц и поговорок: He who laughs last laughs best but never again is the mantra that I cry... [CXL: 3].

В отличие от дискурсивных практик блюза, для которых характерна эвфемизация повествования, в рэп-композициях наблюдается тенденция к дисфемизации. Феномен дисфемизации проявляется в дерогативных обращениях-апеллятивах, широком использовании сниженной лексики, обращении к темам, традиционно считавшимся табу (избегаемым по этическим соображениям): Let me sneak into your life, like a thief in the night / Lick your body all over and squeeze you real tight / Nibble all over your ear and give your back a massage [BDK: 4]; And I don’t want to hear shit about a tampon / Give me the nappy and make me happy / The hoe said “Pappy could you slap me / on the ass hard and fast / and could please try not to leave a gash?” / I said yeah, but I don’t play sex / When I’m putting on the latex / Slipped on the condom / Fucked around and dropped the bomb son [IC: 3]; Oh my, do I like to grip the hips and ass / Only seventeen, with a lot of practice / on black boys jimmies and white boys cactus / Sorry sorry sir, but I gotta be brief / A lotta niggaz like bustin nuts in her teeth [IC: 4].

Названные лингвистические особенности в полной мере присущи и дискурсивным практикам российского рэпа, который, как и классика жанра — афроамериканский рэп, — нацелен на привлечение внимания, сопротивление, протест и критику: Извините, но вы латентный мудак [2HC: 2]; это они тупицы / Или я дебил? [2HC: 1]; Взял манатки и свалил [2HC: 3].

Лингвопрагматический анализ текстов рэп-композиций позволил выявить ряд жанрово-специфичных риторико-персуазивных стратегий, наиболее характерной из которых является стратегия выражения протеста и несогласия в форме отрицательного оценивания предмета речи и трансляции отрицательной оценки реципиенту. Языковая реализация названной стратегии предполагает:

- включение ключевых слов рэп-дискурса (drugs, girls, freedom) в отрицательный фоновый контекст консьюмеризма, технологизации и аморальности и т. п.: Knew this girl sellin her body, wish she knew what it was worth [C: 5]; Fifteen years old, with plenty drugs bein sold [BDK: 5]; Машет дулом, упражняется [ЭХ: 1]; Всю ночь напролет наслаждаться дамами [ЭХ: 1]; Жизнь небезопасна [ЭХ: 2]; Только мент, только пули и патроны барабан / Есть проблема Бум-Бум и проблема решена [ЭХ: 2];

- обилие лексем с семантикой битвы и уничтожения: Cause like a vigilante I’m gonna kill off any / sucker MC that tries to withstand me [BDK: 6]; Убить готовы, к атаке готовы [ЭХ: 1]; К нам не лезь, не надо / Жизнь закончишь рано [ЭХ: 2]; С накалом накатом бью нахалов в рангу гадов и стадо [М: 1];

- апелляцию к будущему в форме указания на отрицательный характер последствий того, что происходит в настоящем: They’ll milk you to make it understood / They make it good, so that it taste real good [ATL: 1]; Но специалисты / во всех областях стали давать более крутые версии. Например, в то, / что это — мутация, следствие поедания генно-модифицированных куриц (2HC: 4);

- фикционализацию в форме аллюзии — апелляции к известным произведениям (фантастичекой литературе, кинематографу), имплицирующей отрицательную оценку: Humpty Dumpty sat on a wall / With a joint, drinkin some 8-ball / Three little pigs in a Coup de Ville / Lookin for, the wolf to kill [IC: 5]; put it up on youtube then film the sequel so it’s free for the people hu [PM: 3]. Раз, два, три, четыре, пять / Вышел мальчик погулять / Пистолет в руке несет / Чью-то голову снесет [ЭХ: 1];

- выражение осуждения путем закавычивания или использования штампа «так называемый» (so called): Pregnant girls livin solo, on the welfare / Cause your so-called man said go to hell dere [BDK: 7];

- апелляции к авторитету (названиям, лицам) с использованием прямых или косвенных цитат: So what’s next — you’re gonna join the Klu Klux Klan? [BDK: 8]; So let Michael Jackson be _Bad_ [BDK: 9]; Старики / явили собой такое, что, как говорится, курит в углу сам Сальвадор Дали [2HC: 4]; С этих тяжких мыслей сняться можно способом проверенным — порно от Снуп Дога [2HC: 2].

В рэп-дискурсе активно реализуется стратегия эмфатизации с помощью ключевых слов и высказываний. К тактикам привлечения внимания в рамках данной стратегии можно отнести:

– выдвижение важной информации в сильные позиции текста (например, в заголовок): “Banned in the U. S. A.” [TLC: 1]; Me Against the World [T: 1]; Адекватно [2HC: 2];

– тематическое сегментирование (по куплетам);

– повторение, эмфазу: Жизнь в этом мире не меняется / Не меняется, не изменяется [ЭХ: 1];

– варьирование шрифтов — заглавных и строчных букв (заглавные буквы — для обозначения важной информации): Because this is the land of the FREE, the home of the BRAVE! [TLK: 1];

– атомизация/парцелляция: The power of God! He watches over me / Makes me what we are, of the Origin [CXL: 4];

– номинативные (назывные) предложения, акцентирующие внимание на основном содержании сообщения: Peace before everything / God before anything / Love before anything / Real before everything… Home before anyplace / Shoot before anything / Style and state radiate / Love power slay the hate, priority / Love power [MD: 6];

– нестандартную орфографию и орфоэпию: So I show K.N.O.W. / L.E.D.G.E. it might trouble you [IC: 6]; Кому с.а.м.б.о., а мне тэквандо / A.k.a. И.н.ф.е.р.н.о. / Обеспечено по всему м.и.р.у. [М: 2];

– риторические вопросы: An accomplice to the devil is a devil too / The devil is anti-human, who the hell are you? [BDP: 1]; So I ask myself: who am I? [BDK: 10]; Че мне ваши дивизии? [М: 1].

Названные стратегии и тактики акцентируют актуальные смысловые посылы рэпа (несогласие, протест, свобода, гнев, материалистичность), являющиеся по своему характеру глобальными. При этом не менее важен процесс адаптации типичных для рэп-дискурса когнитивных черт к местным условиям (экономическим, социальным, идеологическим, этническим, религиозным), оказывающим значительное воздействие на форму общественных практик, в том числе на молодежные субкультуры.

Концепты и ценности афроамериканского дискурсивного сообщества посредством рэпа накладывают отпечаток на лингвокультурные практики местных сообществ, в частности на русскоязычный рэп-дискурс. «При­сваивая» глобальные языковые и когнитивные модели, российские рэп-исполни­тели адаптируют их к условиям собственной социальной среды. Некоторые критики считают русский рэп имитацией, отголоском творчества афроамериканских исполнителей. Эта точка зрения вербализована в композиции рэп-группы «2H Company»: Снимать копии талантов у лучших музыкантов / Везти сюда, и уже здесь из них что-нибудь ваять / С учетом местного ландшафта [2HC: 6]. Однако сопоставление песенных текстов англоязычного и отечественного рэпа выявляет как сходства, так и различия в выражении концептуальных фрагментов культуры.

Как уже отмечалось, в тематике афроамериканских рэп-композиций преобладают социальные сценарии жизни в обществе массового потребления, а также расовые вопросы. Российский рэп-дискурс (ре)транс­ли­рует многие из значимых концептов афроамериканского рэпа — в нем также большое внимание уделяется вопросам гражданской свободы и политическому недовольству (Страна придумана мной, где коммунизм государственный строй, / С государственной Вуду-религией — / Простой и идеальный для меня настой [2HC: 5]), моральной деградации общества (Я ору потому что запарно быть уродом моральным Ненормально сквозь марлю дышать отравой на пару… покоряют на лавках шалав-стайл, дышат клей в подвалах [М: 1]), социальным проблемам (пугая ревом бабулек Манерные манекены с голубой кровью в венах бросали им деньги [М: 1]), концепту уличной жизни, столкновениям с полицией, совершению противоправных действий (Не прояснился он даже, когда мы случайно свободу получили, / Так как наше место понадобилось для более крупной дичи [2HC: 1]). Рэп по своей сути материалистичен, и российский рэп также наполнен маркерами социального престижа и символами материального богатства: Нам светят клубы, алкоголь, девочки, хотя / последнее вряд ли… / Короче, сегодня седь­мое — у него зарплата [2HC: 1]; Феррари гоняли по Питерским улицам [М: 1]; Вся эта круть была в кредит мной взята [2HC: 1].

Вместе с тем русский рэп более лиричен, что, вероятно, связано с традициями отечественной лингвокультуры и в первую очередь с литературным наследием. Американскому рэпу лиричность менее свойственна — он наполнен прагматикой жизни. Кроме того, в русском рэпе отсутствуют мотивы исключительности, избранности, лидерства и превосходства, ярко представленные в американских дискурсивных практиках. Это, возможно, связано с тем, что афроамериканский рэп имеет сильный расовый посыл и с помощью песен пропагандирует расовую солидарность, а в ряде случаев и исключительность. И, наконец, для русского рэпа значительно меньше, чем для афроамериканского, характерна мизогиния, хотя дерогативация женского образа также присутствует [Дуняшева 2012].

Показательным в плане движения от глобального к локальному с адаптацией характерных для рэп-дискурса черт к условиям местной среды (экономическим, социальным, идеологическим, этническим, религиозным) является феномен азербайджанского рэпа, представленный текстами Эльшада Хосе. При схожести тематики с афроамериканским и русским рэпом — столкновения с полицией, вооруженные стычки и т. п. (Легавые шманают улицы. Только мент, только пули и патроны барабан / Есть проблема — Бум-Бум и проблема решена), консьюмеризм (Все, что нужно нам, это деньги. Будут деньги для друзей — ты будешь другом вечно), протест (Правды нету. Не верю я, вру не краснею), — особое место в нем занимает концепт «враги», практически не представленный в афроамериканском и русском рэпе, но значимый для восточной культуры (Он готов убивать своих врагов).

Подводя итог, можно констатировать, что дискурс рэпа конструирует глобальную молодежную солидарность в ряде аспектов:

- социальной жизни (контраст мира богатых и бедных, проблемы безработицы и социальной незащищенности);

- личностных стремлениях и поисках (жизнь, страх, любовь, надежда, демонстрация культуры сопротивления на фоне жизненных тягот);

- эмоционально-поведенческих чертах (пессимизм, отсутствие надежды, безверие);

- эталонах общества потребления (повышенный интерес к материальным благам).

Молодежная идентичность и солидарность конструируются с помощью апеллятивов и референциальных номинаций, некоторые из которых лингвокультурными производными от соответствующих концептов афроамериканского рэпа, например: бро (bro), братья (brothers). Аналогичные смыслы передают аутентичные единицы русскоязычного апеллятивно-референциального ряда: братан, друг, дружбан, парень, чувак, напарник.

Таким образом, песенные контексты представляют собой пример конструирования классово-этнической солидарности и транснациональной метагендерной молодежной субъективности, в основе которых лежит идея схожести жизненных ситуаций и проблем молодых людей в глобализирующемся мире.

ЛИТЕРАТУРА

1. Гриценко Е. С. Вербальное поведение как способ конструирования молодежной идентичности: культурные коды и стилистические модели // Вестн. Нижегород. гос. лингвист. ун-та им. Н. А. Добролюбова. 2010. № 10. С. 46—56.

2. Гриценко Е. С. Глобальное и локальное в речевых практиках молодежных субкультур // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 19, Лингвистика и межкультурная коммуникация. 212. № 2. С. 87—93.

3. Дуняшева Л. Г. Лингвокультурные особенности конструирования гендера в афроамериканском песенном дискурсе (на материале жанров «блюз» и «рэп») : автореф. дис. ... канд. филол. наук. — Н. Новгород, 2012.

4. Pennycook A. Popular Cultures, Popular Languages and Global identities // The Handbook of Language and Globalization / ed. by N. Coupland. — Wiley—Blackwell, 2010. P. 592—607.