Сергей Доренко

Сергей Доренко, после прихода Путина вытолканный из эфира, протиснулся в его щель — он раз в неделю имеет возможность высказываться на радиостанции «Эхо Москвы», транслируемой на заграницу с помощью RTVI. Однажды он обнаружился в программе «Школа злословия», где ему пришлось оправдываться за травлю Лужкова и Примакова.

До этого у него был непродолжительный опыт работы на московской кнопке. Он запомнился. Ну хотя бы тем, что тогда попытался сыграть роль верного оруженосца своего исконного врага Юрия Лужкова.

Фишка была в том, что Доренко поднял знамя борьбы за истинного Лужкова — не того, который в какой-то момент думал стать президентом или намеревался продвинуть на это место Примакова, но того, который строит дома и подметает улицы. То был чисто шутовской ход, хотя разыгрывался на полном серьезе.

У Доренко было всего несколько эфиров. В первом он оборонял своего Лужкова от бенладеновских террористов, которые могли бы взорвать мэрию и Моссовет по схеме, отработанной ими в городе Нью-Йорке. И оборонил. Во втором эфире он поднял народ на борьбу опять же за Лужкова, но на сей раз против Примакова и Бооса, которые замыслили нашего мэра отправить в отставку. Приплел к этому историю с квартирой Березовского, которую вместе с собакой спалил некий дизайнер Владик Монро и которая в конечном итоге досталась Примакову. Чисто смердяковский расчет: «В суде не поверят-с, а в публике поверят-с!»

Для пущей убедительности (в глазах публики-с) посадил перед телекамерой этого Владика со стаканом, и тот в течение минут десяти нес нетрезвую ахинею, из коей самым осмысленным фрагментом явился рассказ о том, как он спалил собаку и что от нее осталась черная тень. Доренко эта подробность особенно восхитила. Он из этого вывел парадокс: нынче Примаков живет в 800-метровом жилище с тенью собаки Березовского.

В детстве, свидетельствует Достоевский, Смердяков любил вешать кошек, а потом хоронить их с церемониями — натягивал на себя простыню, как бы вроде ризы, и пел и махал чем-нибудь над мертвой кошкой.

Не кошку — так собаку хоронил с церемонией торжественный и величавый Доренко.

Литературный герой это делал, правда, втихаря, исключительно для личного удовольствия. А телевизионный персонаж поспешил поделиться радостью с миллионами телезрителей. Великий талант был Федор Михайлович, да не все изгибы своего персонажа смог предусмотреть.

…Вообще Доренко всегда афишировал себя как человека «не команды», он себя числил котом, который гуляет сам по себе. Гулял отдельно от бывшего своего начальника гендиректора ОРТ Константина Эрнста, от общественного мнения, от корпорации журналистов и даже от КПРФ, в которую он записался.

Доренко — человек откровенный во всем. И более всего в самодовольстве и самонадеянности. Таков удел, видимо, каждого, кто несет в себе хотя бы толику харизматичности, кто испытал ее силу на практике: в публичной ли политике, на митинге или в эфире.

Я не вижу исключений. Жириновский — вполне пародийный случай, законченная карикатура. Ельцин — фигура трагическая. Его от распада личности спасло сознание своей исторической миссии в качестве могильщика коммунизма.

Не исключение и такой харизматический тележурналист, как Сергей Доренко, у которого, правда, за душой никогда не было ни монархической, ни либеральной, ни какой иной идеи. Кроме разве той, которую можно назвать профессиональным нарциссизмом. Или профессиональным цинизмом, что, в сущности, одно и то же. Сначала он казался преданной тенью народившейся в России демократии. Потом стал тенью олигарха… Потом форма почувствовала себя содержанием. Но едва с политической арены сгинул хозяин, так и слуге не оказалось на ней места. Что-то есть и в нем, как в Березовском, смердяковско-карамазовское. «Поцелуй в губы и кинжал в сердце».

Нет ничего изломаннее и закомплексованнее слуги с гордыней и амбициями демиурга. Особенно того слуги, который чувствует себя обреченным остаться им до конца жизни. Как Смердяков в прошлом. Или как Доренко в настоящем.