Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника


НАРОДАМИ




§ 1. Последствия наследственных способностей народов. Различие в способностях, породивших успехи народов на различных ступенях цивилизации. Качества, обеспечивавшие долгое время первенство латинским народам. Большая часть этих качеств в настоящее время неприменимы. При современной мировой эволюции промышленные и коммерче­ские способности занимают первое место. Почему слабые коммерческие и промышленные способности латинских наро­дов были достаточны прежде и недостаточны теперь.

§ 2. Промышленное и коммерческое положение латинских народов. Результаты, раскрытые статистикой. Указания,

данные нашими консулами за границей. Характерные факты, обнаруживающие упадок нашей промышленности и тор­говли. Апатия, равнодушие, отвращение к напряженной деятельности, отсутствие инициативы у наших коммерсантов. Различные примеры. Наплыв немецких продуктов на нашем рынке. Упадок нашего флота. Наши коммерческие сношения с нашими колониями в руках иностранцев. Что нам стоят колонии и какой они приносят доход. Постепенное понижение качества наших продуктов.

§ 3. Причины коммерческого и промышленного превосходства немцев. Слабое влияние их военного превосходства на их коммерческие и промышленные успехи. Техническое образование у немцев. Их способность приспосабливаться к вку­сам своих покупателей. Как они осведомляются о потребностях покупателей различных стран. Их дух солидарности и корпоративности. Приемы, применяемые ими при собирании справок.

§ 1. ПОСЛЕДСТВИЯ НАСЛЕДСТВЕННЫХ СПОСОБНОСТЕЙ НАРОДОВ

Мы только что показали, как экономические потребности, созданные современными обстоятельствами, сделали очень опасной конкуренцию со стороны восточных народов, превратившихся из прежних потребителей в произво­дителей. Поэтому постепенно вытесняемые с восточных рынков западные народы вынуждены ожесточенно оспа­ривать друг у друга оставшиеся еще для них открытыми европейские рынки. Какие качества облегчат успех в борь­бе, становящейся с каждым днем все более и более тяжелой? Может ли социализм дать преимущество в такой борь­бе? Это мы теперь и предполагаем рассмотреть.

Способности народов, установившие превосходство рас, в разные исторические эпохи не были одинаковы. Вся­кий народ обладает только известными способностями, но не может владеть способностями всевозможными. Пото­му-то мы и видим в истории так много примеров прохождения разными народами всех фаз величия и упадка, сооб­разно с тем, полезны или вредны их характерные качества при обстоятельствах переживаемого ими времени.

В течение долгого времени успехи цивилизации требовали некоторых специальных качеств: храбрости, воинст­венного духа, красноречия, литературных и артистических вкусов, которыми латинские народы обладают в высо­кой степени; поэтому-то они и находились так долго во главе цивилизации. Теперь эти качества гораздо менее по­лезны, чем прежде, и кажется даже, что скоро некоторые из них совсем останутся без применения. При современ­ном мировом развитии промышленные и коммерческие способности, занимавшие прежде второстепенное место, теперь выступают вперед. Поэтому лучшие места занимают народы промышленные и коммерческие. Итак, центры цивилизации скоро переместятся.

Последствия этих перемещений очень важны. Так как ни один народ не может изменить своих способностей, он должен стараться ясно их сознавать для возможно лучшего их применения и не вступать в тщетную борьбу там, где его ждет неудача. Превосходный музыкант или чудный художник будет плохим купцом, очень посредственным ггоомышленником. Для целых народов, как и для отдельных людей, первое условие для успеха в жизни — это хо­рошо знать свои способности и не предпринимать никакого дела сверх своих сил.

Но латинские народы по своим наследственным понятиям, на происхождение которых я указал, лишь в весьма слабой степени обладают столь необходимыми теперь коммерческими, промышленными и колонизаторскими спо­собностями. Они — воины, земледельцы, художники, изобретатели, но не ггоомышленники, не купцы и в особенно­сти — не колонизаторы.

Как ни ничтожны коммерческие, промышленные и колонизаторские способности латинских народов, но они были достаточны для той эпохи, когда между народами почти не было конкуренции. Теперь же они недостаточны. Постоянно говорят о промышленном и коммерческом упадке нашей расы. Это не безусловно точно, потому что наша промышленность и торговля за последние пятьдесят лет очень значительно развились. Это, лучше сказать, не упадок, а недостаточный прогресс. Но, тем не менее, слово «упадок» становится верным, если его понимать в том смысле, что, прогрессируя гораздо медленнее своих соперников, латинские народы постепенно будут ими вытесне­ны.

Признаки этой отсталости Наблюдаются у всех латинских народов; это доказывает, что здесь имеет место расо­вое явление. Испания, по-видимому, достигла последней ступени этой прогрессивной отсталости. Италия, кажется, должна скоро к ней присоединиться. Франция еще борется, но признаки ее ослабления с каждым днем становятся заметнее.

 

§ 2. ПРОМЫШЛЕННОЕ И КОММЕРЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ЛАТИНСКИХ НАРОДОВ

В дальнейшем изложении мы займемся только Францией. О других латинских народах нам пришлось бы только повторять, еще сильнее подчеркивая те замечания, которые применимы к Франции. Она является наименее постра­давшей из латинских наций, однако и ее торговое и промышленное положение далеко не блестяще.

Факты, доказывающие наше промышленное и коммерческое падение, в настоящее время слишком очевидны, чтобы быть оспоренными. Все донесения наших консулов или наших депутатов, которым было поручено изучение этого вопроса, сходятся совершенно, повторяясь почти в одних и тех же выражениях.

Вот как в одном из недавних изданий выразился д'Эстурнель:

«Карл Ру резюмировал все печальные результаты довольно продолжительного опыта в произведшем сенсацию докладе об упадке нашей торговли; он мог бы написать такой же доклад о нашем флоте и наших колониях. Франция подвергает опасности и даже гибели свои ресурсы в силу апатии, рутины, привязанности к таким регламентам, зна­чительное число которых относится к временам Кольбера и Ришелье. Как все апатичные люди, она проявляет волю порывами, и тогда она доходит до героизма; но в то же время она проявляет осмотрительность, производя сенти­ментальные реформы, мало обдуманные и иногда ведущие еще к большему злу. Когда она, например, перестает эксплуатировать свои колонии, то это для того, чтобы сразу сравнять их с метрополией, образовать из них француз­ские департаменты и разорить их, или же она, без всякого основания, внезапно решает, несмотря на непреодолимые естественные препятствия, что все туземные алжирские евреи сделаются французами, избирателями, и вследствие этого — хозяевами арабского населения и даже наших колонистов. Или она наивно позволяет колониям, благодарянашему неведению, организовать пародию, карикатуру всеобщей подачи голосов, дает представителям из туземцев Индии или Сенегала, не платящим наших налогов, не отбывающим воинской повинности, не говорящим на нашем языке, право вотировать наш бюджет, обсуждать мир или войну».

«Опасность со стороны Германии, — пишет в свою очередь Швоб, — это верно; но мы говорим также — опас­ность со стороны Англии, Австралии, Америки и даже России, и даже Китая. На этом поле сражения современной торговли и промышленности нет ни мира, ни союзов. Заключают так называемые торговые договоры, но сами эти договоры имеют в виду войну непрерывную, безжалостную, неумолимую более, чем война с пушечными выстре­лами, и тем более опасную, что она производит миллионы жертв без шума и дыма».

Так, наш политический союз с Россией, наша взаимная неизменная дружба не мешают заключению торговых договоров, предоставляющих в настоящее время все выгоды Германии, а для нас убыточных. На экономической почве при настоящем положении Европы и всего мира друзей не существует. Война поистине безжалостная проис­ходит между всеми».

Наши консулы, присутствующие при постепенном вытеснении нашей торговли за границей, несмотря на осторож­ность, предписываемую их официальным положением, высказывают те же жалобы. Все делают одинаковые, предосте­режения, совершенно, впрочем, бесполезные. Они упрекают наших промышленников и купцов в апатии, беспечности, отсутствии инициативы, в неспособности изменить старые орудия производства и применить их к новым потребно­стям покупателей, в пристрастии ко всевозможным формальностям в самых ничтожных делах, одним словом — в слабом понимании коммерческих дел.

Примеры этому неисчислимы. Я ограничусь следующими, наиболее типичными.

«Наши промышленники, даже самые крупные, — писал несколько лет тому назад корреспондент газеты «Temps» из Трансвааля, — выказывают мелочность, недоверчивость, неохоту прилагать усилия и охотно вступают в длинную переписку относительно таких дел, которые английскими или германскими конкурентами завязываются и обделываются в несколько дней.

Английские и германские инженеры имеют на месте самые подробные прейскуранты всех родов машин, упот­ребляемых в горной промышленности, и когда требуется проект или смета, они могут ответить в требуемый корот­кий срок, обыкновенно пяти- или семидневный. Наши французские инженеры, менее осведомленные вследствие инертности их фирм, принуждены отказываться от конкуренции ввиду того, что испрашиваемый ими шестинедель­ный срок для отправки во Францию и возвращения оттуда скорейшей почты, делает конкуренцию невозможной... Англичане же и немцы подчинились требованиям, к ним предъявляемым». Таких фактов можно привести множест­во.

«Год тому назад, — читаем мы в «Journal», — один южноамериканский купец хотел предпринять ввоз во Фран­цию и Германию шкур местных ягнят. Через посредничество нашего консула и министерства торговли он вошел по этому делу в сношения с одним из наших комиссионерских домов, после чего отправил этой французской фирме 20.000 шкур, сделав одновременно такую же отправку в Гамбург одному германскому торговому дому, с которым он вступил в соглашение. Спустя год обе фирмы послали ему счета по продаже. Первая при продаже товара встре­тила столько затруднений и принуждена была согласиться на такие низкие цены, что операция дала отправителю 10% убытка. Германский дом, более деятельный и лучше оборудованный, распродал тот же товар с прибылью в 12%. И вот чем особенно характерен этот факт: германский дом нашел сбыт этого товара во Франции, Всякие комментарии были бы излишни».

Я сам лично много раз мог удостовериться в глубокой апатии, отвращении к напряжению сил и во всех недос­татках, отмеченных в консульских донесениях. Эти недостатки, с каждым днем резче проявляющиеся, поражают еще более, когда по прошествии 10 лет снова встречаешься с представителями промышленности, когда-то цветущей или близкой к тому.

Когда я взялся снова за лабораторные исследования по вопросу о диссоциации материи[22], уже несколько лет ос­тавленные мною, я был поражен глубоким упадком личного состава и оборудования у наших промышленников, что, впрочем, я и предсказывал в одной из глав своей книги «l'Homme et les Sociiiffis»[23], изданной 20 лет тому назад. В одну неделю я получил от различных торговых домов отказ в доставке приборов на сумму более 500 франков на том единственном основании, что это потребовало бы от продавцов самых ничтожных хлопот. В первый раз дело шло об электрической лампочке известного устройства. До покупки я спрашивал продавца, не согласится ли он мне ее продемонстрировать. Не получив даже ответа, я через одного из его друзей спросил о причине его молчания. «Продажа при таких условиях слишком хлопотлива» — был ответ. Второй заказ касался большого аппарата, к ме­таллической части которого я хотел приделать водяной уровень. Продавец — директор одного из первых торговых домов Парижа — однако, не нашел работника, способного исполнить эту работу. В третий раз требовался гальва­нометр, к которому я хотел приспособить две незначительные дополнительные части, — работа, требующая не более четверти часа. У фабриканта необходимые работники были под рукой, «но, — отвечал он мне, — мой ком­паньон будет недоволен, если я побеспокою служащих из-за заказа на сумму, не достигающую даже 200 франков».

Совсем другие приемы в немецкой промышленности. Спустя немного времени после предшествующих неудач, мне понадобился в небольшом количестве прокатанный кобальт, металл не особенно редкий. Я написал первосте­пенным парижским домам по части химических продуктов. Ввиду незначительности заказа они не потрудились даже ответить. Только один из них уведомил меня, что он, может быть, доставит мне требуемый предмет через несколько недель. Прождав три месяца и безотлагательно нуждаясь в этом металле, я обратился к одному из торго­вых домов Берлина. Несмотря на то, что в этот раз дело шло о заказе лишь в несколько франков, я получил ответ с обратной почтой, и пластинка металла указанных мною размеров была доставлена через неделю.

Так всегда поступают немецкие фирмы, когда к ним обращаются. Самый незначительный заказ принимается с благодарностью, и все изменения, требуемые покупателем, быстро исполняются. Оттого количество германских торговых домов в Париже все увеличивается, и, как это ни противно патриотическому чувству публики, она прину­ждена обращаться к ним. Пойдешь туда за незначительной покупкой, а потом станешь постоянным покупателем. Я мог бы назвать несколько больших официальных научных учреждений, которые вследствие неприятностей, подоб­ных испытанным мной самим, кончили тем, что обращаются со своими заказами почти исключительно в Германию.

Коммерческая неспособность латинских народов, к несчастью, замечается во всех отраслях промышленности, каковы бы они ни были. Пусть, например, сравнят столь привлекательные для иностранцев швейцарские отели с жалкими и неопрятными гостиницами, которые встречаются в самых живописных местностях Франции и Испании. Как после этого удивляться, что эти местности так мало посещаются? По официальным статистическим данным, швейцарские гостиницы выручают ежегодно 115 миллионов франков, принося своим владельцам 31 миллион фран­ков дохода, сумму поистине огромную для маленькой страны, бюджет которой едва достигает 80 миллионов фран­ков дохода. Гостиницы составляют для Швейцарии настоящие золотые прииски, могущие соперничать с богатей­шими россыпями Африки.

«Сколько понадобится времени, — спрашивает Жорж Мишель (Michel), сообщающий эти цифры в «lEconomiste francais», — пока наши колонии, на которые мы истратили столько сотен миллионов, возвратят нам сотую долю того, что Швейцария, не имеющая ни колоний, ни разрабатываемых золотых или серебряных рудников, умеет по­лучать с иностранцев?»

Молодым французам теперь постоянно советуют колонизовать другие страны. Не гораздо ли благоразумнее и производительнее было бы советовать им постараться сначала колонизовать свою собственную страну? Не умея извлекать пользу из естественных богатств, находящихся у нас под рукой, как могли бы мы надеяться преодолеть гораздо большие затруднения, которые нам встретились бы в отдаленных странах?

Что касается нашей крупной промышленности, то по сравнению с английской и в особенности с германской, она находится в самом плачевном положении. В 1897 г. производство чугуна во Франции равнялось 2.472.000 тонн. Германия, производившая в 1872 г. 1.430.000 тонн, в 1897 г. благодаря развитию своего оборудования производила его 6.889.000 тонн. Добившись заключения с Россией торгового договора, в котором нам было отказано, она прода­ла ей в 1897 году 2.600.000 тонн, за деньги, занятые у нас этой страной, которой мы ничего не продаем из-за запре­тительных таможенных тарифов, закрывающих ее территорию для наших товаров.

«Почему такая отсталость? — пишет Феликс Мартен, приводя эти цифры. — Главную причину этого надо ис­кать в нашей таможенной системе, которая поддерживает французское производство, сохраняя ему внутренний рынок, но делает почти невозможным наш вывоз. Усыпленные ложной безопасностью, наши владельцы заводов ничего не делают для улучшения своего производства: они теперь неспособны вне Франции бороться с нациями, которые не перестают держаться на высоте всех усовершенствований, побуждаемые конкуренцией. Оттого-то наш металлургический вывоз находится также на пути к прекращению».

Не будем слишком порицать покровительственную таможенную систему. Если она является экономической не­лепостью, то, может быть, психологически она необходима для некоторых народов, которые вследствие несовер­шенства их орудий производства и слабой энергии неспособны бороться со своими конкурентами. Не будь покро­вительства таможенных пошлин, во Франции, может быть, не производилось бы уже ни одной тонны железа.

Только что сказанное о железе, к несчастью, могло бы быть повторено в тех же выражениях о многих других от­раслях промышленности (например, о добыче каменного угля и сахара).

«Германия, двадцать пять лет тому назад добывавшая каменного угля меньше, чем Франция, в настоящее время предлагает нам производство, превосходящее наше почти вчетверо. Во Франции, — пишет тот же автор, — за де­сять лет вывоз сахара понизился с 200 миллионов до 60 миллионов; она производит только 700.000 тонн в год, и оказывается ниже России, ниже Австро-Венгрии, которую она когда-то превосходила в этом отношении. Герман­ская сахарная промышленность, зародившаяся чуть не вчера, выбросила на рынок в 1896 г. 1.835.000 тонн сахара».

Мы видим и тут, что без покровительственных пошлин, препятствующих наплыву иностранных продуктов, сахар­ная промышленность совершенно исчезла бы во Франции. Эти таможенные пошлины недостаточны даже для поддер­жания ее существования. Государство принуждено было назначить фабрикантам столь высокие премии, что бюджет не мог их вынести, и они недавно были отменены.

Производство химических продуктов пришло в тот же упадок, но, по крайней мере, не причиняет никаких рас­ходов государству, которому не приходится его и поддерживать по той причине, что оно почти ничего более и не производит. Большинство химических и фармацевтических продуктов, потребляемых во Франции, получается те­перь из Германии. «Их вывоз, еще 25 лет тому назад равный нулю, теперь превосходит 50 миллионов франков».

«Все наблюдатели, — пишет вышеупомянутый автор, — подтверждают теперь угнетенное состояние наших главных промышленных центров.

То в торговой палате Лиона раздается крик тревоги по поводу грозящей остановки работ. Конкуренция Швейцарии, Италии и даже России уже серьезно угрожает Лионским фабрикам; что будет, когда они испытают на себе последствия франко-японского торгового договора, который парламент только что так необдуманно вотировал?

То Марсель со своим портом, недостаточно обслуживаемым единственной железной дорогой, соединяющей его с центром Франции, лишенный сообщения с большим водным путем Роны, разоренный излишними морскими на­логами, таможенными формальностями, всякого рода монополиями (доков, привилегированных компаний море­ходства) оказывается нуждающимся в судах, необходимых для его местной промышленности.

Потом Руан, где цена бумажных тканей понижается, порт приходит в упадок, ценность рабочих рук упала на­столько, что себестоимость мужской рубашки дошла до 15 сантимов.

Далее Бордо, где занесенный песком порт пришел в полный упадок и где прекрасные дома XVIII века, послед­ние свидетели его коммерческого процветания, теперь пустые и полуразвалившиеся, напоминают известные вене­цианские дворцы, населенные нищими.

За ним Рубе, долго процветавший и, благодаря совершенству орудий производства, когда-то опередивший всех своих соперников в шерстяной промышленности: Реймс, Седан, Эльбеф, а теперь — сам опереженный германской промышленностью, развившейся за пятнадцать лет настолько, что ее закупки сырья в Лондоне увеличились на 135%, тогда как наши в тот же самый период возросли едва на 15%».

Ко всем причинам упадка нашей промышленности прибавим еще развитие больших торговых путей сообщения, которого успели достигнуть иностранные народы. Прорытие Сен-Готардского туннеля, установившее прямое со­общение Суэца через Геную и Милан с Берлином и центральной Европой, нанесло Марселю роковой удар; убыток, причиненный этой линией Франции за четырнадцать лет, можно оценить в 600 миллионов франков. Зато количест­во провозимого через Геную груза удесятерилось. Когда великая сибирская дорога, построенная на наши деньги, сблизит Лондон и Японию на расстояние двух недель пути и начнет правильно работать, то нашей торговле будет нанесен еще более значительный удар.

Не только развитие больших международных торговых путей сообщения стоило нам так дорого. Внутренние пути также способствуют обогащению любой страны. Роттердам, Антверпен, Гамбург своим благосостоянием от­части обязаны рекам, соединяющим их с многочисленными городами внутри материка. Если бы Марсель, располо­женный у выхода из долины Роны, мог быть соединен с нею посредством канала, как это не раз предлагалось, бла­госостояние этого города могло бы снова несколько подняться. Немцы увеличивают безостановочно число своих рек. Эти работы в продолжении двадцати пяти лет стоили им более миллиарда.

Рядом с этим развитием судоходных путей Германии грустно было бы говорить о состоянии внутреннего судо­ходства Франции. Что же видно в действительности?

«Луара совершенно заброшена и всякая навигация на ней прекратилась[24]; Сена ниже Парижа загрязнена илом и сточными отбросами, скопляющимися в ее русле; Рона более или менее судоходна, но она не соединена с Марсель-ским портом и по ней ходят редкие допотопные суда, чуть не современники Папина[25]; каналы, за исключением не­которых, северных или восточных, относятся к временам Людовика XIV и не улучшались в течение трех веков... »

Все предыдущее хорошо известно, но равнодушие к этим вопросам так велико, что не находится желающих ими заняться. Мы теперь способны проявлять доказательства некоторой энергии лишь когда дело идет о политических пререканиях. В остальном мы довольствуемся скромными доходами, приобретаемыми без хлопот, риска и труда.

«Французы, — пишет один из вышеупомянутых авторов, — отныне счастливы, если живут небольшим честным и верным доходом без риска и если им удается в среднем сводить концы с концами, подобно сапожнику Лафонтена. Но они кончат тем, что не в состоянии будут даже связывать концы своего маленького, очень честного шнурочка. Им нужно заполучить в карман небольшую сумму немедленно.

Раз эта сумма попала в карман, ее оттуда не вынут и не станут подвергать этот скромный барыш новым приклю­чениям. Особенно поостерегутся возобновлять или усовершенствовать техническую часть производства; слышать не хотят о новшествах! Так и будут перебиваться как-нибудь; но всегда так продолжаться не может. И вот, люди самые компетентные, самые умеренные в своих суждениях говорят нам, что этому приходит конец или что он бли­зок».

В действительности оно так и есть. Мы живем призраком прошлого, т. е. даже тенью призрака, и упадок усили­вается с быстротой, поражающей всех статистиков. Наш вывоз, значительно превосходивший двадцать лет тому назад экспорт Германии, теперь гораздо ниже его. Как справедливо было замечено, наши торговые. потери столь велики, что мы через каждые три или четыре года снова выплачиваем военную контрибуцию, а думаем, что запла­тили всего один раз.

Что еще спасает нашу внешнюю торговлю от полного уничтожения, так это монополия на некоторые естествен­ные продукты, например, вина лучшего качества, имеющиеся почти только у нас одних, и экспорт некоторых пред­метов роскоши: модных товаров, шелковых материй, искусственных цветов, парфюмерных товаров, ювелирных изделий и других предметов, в производстве которых наше артистическое мастерство пока не нашло еще себе слишком опасных соперников; но во всем остальном замечается упадок.

Наш торговый флот, естественно, подвергся тому же упадку. Он остается на одной точке, тогда как все нации уве­личивают свои торговые флоты до громадных размеров. Германия за десять лет почти удвоила его. Англия увеличила свой на одну треть. Мы постепенно переходим из первых рядов в последние. Грузооборот Гамбургского порта вырос в 10 раз за 25 лет, а упадок портов Гавра и Марселя из года в год становится все более и более заметным. Иностранцы торгуют за наш счет на нашей же собственной территории. Из 16 миллионов тонн груза, перевозимого ежегодно морем между заморскими странами и Францией, 4 млн. перевозятся французскими судами, а остальное, т. е. три четверти — иностранными. Между тем эти иностранные суда ничего не получают из одиннадцатимиллионной премии, которую правительству приходится ежегодно выплачивать нашему торговому флоту для спасения его от совершенного разоре­ния, которое неминуемо произошло бы от его беспечности и неспособности.

Германские верфи, несмотря на постоянное увеличение их числа и производительности, не могут выполнять всех заказов, но, тем не менее, их ежегодная производительность — более 165.000 тонн, тогда как мы едва достига­ем 40.000.

Впрочем, верфи наши живут только заказами нашего правительства. Никому другому и в голову не придет дать им заказ, так как при их устаревшей технике, рутинности и формализма личного состава, изделия обходятся им на 50-60% дороже английских и немецких. И несмотря на такие высокие цены, наши кораблестроители требуют для поставки этих судов вчетверо больше времени, чем англичане, и вдвое больше, чем немцы!

Приводим несколько выдержек из речи министра торговли на заседании Палаты депутатов 29 октября 1901 го­да:

«Труды внепарламентской комиссии 1896 г. дали возможность убедиться, как глубоко зло, от которого страдает наш торговый флот. Все показания подтвердили, что наш торговый флот гораздо хуже, чем у соседних наций, и что Франция дошла до того, что не пользуется теми громадными преимуществами, которые, казалось, ей обеспечивало ее географическое положение.

В эти последние годы наш торговый флот принес мало пользы нашей торговле; статистики доказывают, что уча­стие французских судов в деятельности наших портов составляло только 20%, тогда как участие иностранных рав­нялось 80%. Результат зарегистрирован таможенным управлением.

Наш торговый флот потерял около 5 млрд. фр. по ограниченности своей материальной части, и наша торговля платит иностранныгм торговым флотам ежегодно 370 млн. фр. или около миллиона в день» («Le Temps» от 30 ок­тября 1901 г.).

Можем ли мы, по крайней мере, вознаградить себя торговлей со своими колониями? Увы, нет! Они отказываются принимать наши продукты, предпочитая английские и германские. Эти колонии, завоевание которых стоило нам столько сотен миллионов, служат только местом сбыта товаров торговым домам Лондона, Бремена, Гамбурга, Берлина и т. д. Наши купцы никогда не могли понять, что вкусы араба, китайца, канака, негра могут отличаться от вкусов фран­цуза. Эта неспособность усвоить себе чужие понятия, как мы сказали, составляет чрезвычайно характерную особен­ность латинской расы.

Нам не удается вести торговлю даже с самыми близкими к нам колониями. Одна газета недавно опубликовала следующие соображения о торговле Франции с Тунисским регентством: «Сахар поступает из Англии, Австрии и Гер­мании; спирт — из Австрии; бумажные нитки — преимущественно из Англии, и в меньшем количестве — из Авст­рии; ткани бумажные, льняные, пеньковые, шерстяные — из Англии; шелковые материи идут из Индии и Германии; белошвейные товары — из Австрии и Англии; лес — из Америки; свечи — из Англии и Голландии; бумага — анг­лийского и австрийского производства, ножевой товар — из Англии, стекло — из Австрии, бутылки — из Англии; часы — из Германии или Швейцарии; детские игрушки — из Германии; химические продукты — из Англии; керо­син — из России...

А из Франции? Она поставляет все тех же солдат и чиновников».

А между тем, эти бесполезнейшие колонии обходятся нам ужасно дорого — людьми и деньгами. Депутат Зиг­фрид в своем бюджетном докладе 1897 г. справедливо заметил, что все английские колонии с территорией в 38.414.000 км2 и населением в 393 миллиона человек обходятся метрополии только в 62 миллиона, тогда как наши при территории менее 7 млн. км2 и населении 32 миллиона человек стоят нам гораздо дороже.

По бюджету, опубликованному в «Journal Officiel» от 26 февраля 1901 г., военные колониальные и другие связанные с ними расходы достигают теперь 91 миллиона, не включая Алжира, с административной точки зрения не считающегося колонией. Мадагаскар обходится в 29 млн. фр. в год, Индо-Китай — столько же. В эти цифры не входят денежные субси­дии, щедро даваемые разным нашим колониям, ничуть, впрочем, за то нам не благодарным: 840.000 фр. — на Гваделупу, 618.000 фр. — на Мартинику, 440.000 фр. — на остров Бурбон, 455.000 фр. — на наши маленькие поселки в Индии и т. д. Действительный расход на колонии достигает 111 млн. фр. Не мы их эксплуатируем, а они — нас. Для малонаселенной страны нет ничего труднее, как быть в одно и то же время военной и колониальной державой. Она может быть той или другой, но сразу той и другой — никогда. Благодаря колониям, наши военные силы недостаточны для уничтожения на­шей зависимости от державы, владеющей более сильным флотом, чем наш. Это обнаружилось очень ясно на деле с Фа-шодой. Наши колониальные владения являются для нас только причиной ослабления и создают нам непредвиденные и грозные опасности. Сверх того, наши латинские приемы управления раздражают туземцев, всегда готовых восстать. Дляподдержания с большим трудом мира в Алжире с арабским населением (притом очень редким) мы принуждены содер­жать там такую же многочисленную армию, как европейские войска англичан, позволяющие им удерживать в полном спокойствии 250 млн. индусов, между которыми 50 млн. мусульман, гораздо более опасных, чем мусульмане Алжира, и всегда, помнящих, что Индия в конце прошлого столетия принадлежала им.

Англичане, конечно, не для славы обладания колониями тратят на них 62 миллиона. Эта сумма — не что иное, как задаток, много раз окупающийся торговлей этих колоний с метрополией. Единственные предметы, вывозимые до сих пор латинскими народами в их колонии, — многочисленные ряды чиновников и незначительное количество предметов роскоши, потребляемых, впрочем, почти исключительно теми же самыми чиновниками. Окончательный бюджет наших колоний совершенно ясен. Они нам обходятся в 111 миллионов в год, а приносят около 7 миллио­нов. Это продолжается до сих пор на глазах народов, изумленных нашим упорством.

Ко всем причинам нашего коммерческого упадка, к несчастью, нужно прибавить еще недобросовестный образ действий многих наших купцов, слишком хорошо известный всем путешествовавшим за границей. Я припоминаю, что во время моего пребывания в Индии я был поражен, увидя на всех бутылках бордо и коньяка маленькие англий­ские этикетки, на которых обозначено, что это вино розлива одного из лондонских торговых домов, гарантирующе­го доброкачественность продукта. По справкам оказалось, что большие дома в Бордо и в Коньяке, в течение про­должительного времени продавали английским купцам, торгующим за границей, продукты столь низкого качества, что они совершенно перестали обращаться непосредственно к ним, а предпочли перейти к посредничеству англий­ских домов, покупающих продукты на месте. Этот факт не удивит лиц, осведомленных о качествах товаров, назы­ваемых нашими купцами «предметами вывоза».

Это понижение качества продуктов наблюдается не только на предметах, предназначенных к вывозу за границу, но все более и более распространяется и на те, которые мы продаем у себя, и этим-то и объясняется подавляющий успех заграничной конкуренции. Возьмем, например, определенный товар — фотографические объективы, состав­ляющие в настоящее время предмет крупной торговли. Всякий фотограф вам скажет, что французские объективы совершенно вытесняются с рынка английскими и особенно германскими, несмотря на то, что последние втрое и вчетверо дороже. Почему так происходит? Просто потому, что иностранные объективы высокой марки все хороши, а наши — только в исключительном случае. Иностранный фабрикант, понимая, что его интерес состоит в том, что­бы не ронять свою марку, не пускает в продажу неудавшиеся объективы. Французский фабрикант еще до этого не додумался. Все им изготовляемое, хорошее или дурное, ему нужно сбыть. В результате он не сбывает больше ниче-го[26]. То же наблюдается с другими товарами, например, с фотографическими пластинками. Возьмите самые лучшие французские марки: в каждом ящике вы непременно найдете одну или две пластинки плохого качества, приготов­ленные из неудавшейся эмульсии и которую французский фабрикант, не решаясь забраковать, подсунул в ящики с годными пластинками. Ничего подобного не бывает с иностранными пластинками. Английский или немецкий фаб­рикант может быть не честнее французского, но он гораздо разумнее понимает свои интересы. Поэтому неизбежно через несколько лет несмотря на всевозможные покровительственные пошлины, на все рекламы наших фабрикан­тов, в силу простой необходимости французская фотографическая пластинка будет вытеснена иностранной точно так же, как это случилось с фотографическим объективом.

Упадок честности наших купцов представляет собой весьма серьезный симптом, к несчастью, наблюдаемый во всех отраслях промышленности и постоянно возрастающий. Совершенно напрасно издают постановления одно за другим для обуздания обмана во всех отраслях торговли. В Париже, например, полиция почти отказалась конфи­сковывать топливо, продаваемое в запломбированных мешках и якобы гарантированного веса. Вес же его — неиз­менно на 25% ниже показанного. Для всех таких дел не хватило бы судов. В одном из таких дел по поставке 25.000 кг угля не хватало четверти веса. Служащие крупного промышленника, занимавшегося этой проделкой, должны были признать, что это практиковалось постоянно. В других случаях хозяин не додавал одну четверть товара, а извозчик утаивал другую.

И, к сожалению, чем дальше, тем больше такое направление становится общим, даже в торговле, производимой образованными людьми. В отчете, напечатанном в «l'Officiel» от 23 декабря 1897 г., заключающем результаты ана­лизов, производившихся в течение трех лет в городской лаборатории над продуктами, взятыми из аптек, состави­тель указывает, что «число безупречно изготовленных лекарств или продуктов составляет едва одну треть».

 

§ 3. ПРИЧИНЫ КОММЕРЧЕСКОГО И ПРОМЫШЛЕННОГО ПРЕВОСХОДСТВА НЕМЦЕВ

Промышленное и торговое превосходство англичан и особенно немцев удостоверено, и нужно быть наивным, что­бы отрицать его в настоящее время. Немцы, впрочем, прекрасно это понимают. Вот как выразился один из их писа­телей в одном из недавних изданий:

«...Теперь мы вывозим в Париж l'article de Paris[27]! Как изменились времена и роли!.. Для земляных работ, тяже­лых и плохо оплачиваемых, во Франции нужны итальянцы. Для промышленности, банковых операций и для тор­говли нужны немцы, бельгийцы, швейцарцы...

Безработные во Франции считаются десятками тысяч, а между тем, факт весьма знаменательный: приезжающий в Париж немец не долго остается без дела. Сколько их ни отправилось во Францию, — все без исключения нашли себе работу!

Послать за границу сына у наших соседей — верх роскоши. Только немногие богатые семьи позволяют себе это. Много ли вы встретите служащих французов у нас или в Англии? Сколько из них имеют средства к существова­нию, кроме жалованья? Что касается Германии, то их можно перечесть по пальцам — может, наберется их с дюжи­ну.

Ежегодно Франция отстает от той или другой страны в той или другой отрасли торговли; с третьего места она переходит на четвертое, с четвертого — на пятое, никогда не наверстывая потерянного. Таблица вывоза разных товаров всего света за последние десять лет производит поразительное впечатление; можно вообразить себя присут­ствующим на скачках, где изнуренная Франция, сидя на плохой лошади, мало-помалу дает себя обогнать всем со­перникам...

Когда страна с возрастающим населением соприкасается с менее населенной страной, которая вследствие того представляет собой центр малого давления, то образуется течение воздуха, попросту называемое вторжением, — явление, во время которого гражданский кодекс убирается в сторону... Пусть малочисленные нации дружно смыкают свои ряды».

Нашим молодым интеллигентам не мешает серьезно задуматься над последними строками вышеприведенной цитаты. При несколько большей сообразительности они, наконец, поняли бы, что сохранить возможность мирно заниматься собственным «я», которое им так дорого, они могут только тогда, когда будут немножко меньше прези­рать свое отечество и гораздо больше уважать армию, единственную его защитницу. Фридрих Великий писал: «Во­енное искусство нужно для процветания всех остальных... Государство держится в той мере, в какой оно защищено оружием».

По адресу автора только что приведенных строк Артур Майе выражается так:

«Некоторые фразы этого немца не выходят у меня из головы. Он предсказал, что Франция сделается в некото­ром роде колонией, управляемой французскими чиновниками, купцами и земледельцами. Прочитав в первый раз года три или четыре тому назад это предсказание, я счел его простым надругательством. Но при внимательном размышлении я убедился, что оно уже более чем на три четверти осуществилось. Вы в этом сомневаетесь? Тогда спросите опытных в этих вещах людей, что случилось бы с французской промышленностью и торговлей, если бы вдруг все иностранцы принуждены были оставить Францию. Много ли новых обществ, которые не ими учреждены и не ими всецело держатся?»

Постараемся отдать себе отчет в причинах, создавших такое промышленное и торговое превосходство немцев менее чем в 30 лет.

Исключим прежде всего так часто приводимое соображение, что будто бы престиж одержанных побед облегча­ет немцам их торговлю. Этот престиж тут безусловно ни при чем. В самом деле, совершенно очевидно, что покупа­тель обращает внимание только на поставляемый ему товар, нисколько не принимая в расчет национальности про­давца. Торговля — дело не национальное, а личное. В английских колониях могут свободно торговать все народы, и если туземцы долго предпочитали английские товары, то просто потому, что они были дешевле и приходились им более по вкусу. Если теперь они начинают оказывать предпочтение немецким товарам, то очевидно потому, что эти последние кажутся им более выгодными, так что если немецкая торговля все более и более завоевывает мир, то не потому, что немцы обладают сильной армией, а просто потому, что покупатели предпочитают немецкие товары. Военные успехи здесь не играют никакой роли. В пользу влияния немецкого военного режима можно разве только сказать, что молодой человек, прошедший через такую школу, приобрел там качества, присущие порядку, исправ­ности, дисциплине и самоотверженности, которые впоследствии будут ему весьма полезны в торговле.

Исключив эту первую причину влияния военного превосходства, нужно искать другие.

На первом месте неизменно выступают, как всегда, качества расы. Но прежде, чем на них настаивать, мы долж­ны сперва заметить, что могущество немцев заключается не только в их собственной силе, но также и в нашей сла­бости.

При изучении представлений, создавших дух латинской расы, мы показали причины этой слабости. Наши чита­тели знают, каким образом способности латинских народов были созданы под влиянием их прошлого и до какой степени эти народы испытывают теперь последствия этого прошлого. Они знают влияние нашей вековой централи­зации, влияние прогрессивного поглощения государством, разрушающего всякую частную инициативу и делающе­го граждан неспособными к самостоятельной деятельности, когда они лишены руководства. Им известно также ужасное влияние системы воспитания, лишающей молодых людей последних следов унаследованных ими инициа­тивы и силы воли, выпускающей их в жизнь без других знаний, кроме слов, извращающих навсегда их способность суждения.

Чтобы показать, до какой степени сила немцев в значительной своей части основывается на нашей собственной слабости, достаточно указать, что вместо борьбы с ними наши промышленники и купцы сами и распространяют во Франции немецкие продукты. Факты эти ускользают от статистики, но они служат признаком такого душевного настроения, которое я считаю еще гораздо более опасным, чем апатия, а именно: склонности к мелочности и недо­верчивости, недостатка инициативы, в чем все наши консулы упрекают наших промышленников и купцов. Они не только все больше отказываются от всякого усилия и от всякой мысли о борьбе, но дошли до того, что сами дают оружие в руки нашим соперникам, продавая их же товары. Во многих отраслях промышленности наши бывшие фабриканты стали простыми комиссионерами, ограничиваясь перепродажей под своими клеймами с большим ба­рышом предметов, приобретаемых ими в Германии. Таким образом, менее чем в двадцать лет такие отрасли про­мышленности, в которых Франция занимала некогда первенствующее положение, например, производство фото­графических аппаратов, химических продуктов, разных точных приборов и даже «парижских товаров», почти все­цело перешли в руки иностранцев. Я мог бы назвать очень старые торговые дома, когда-то имевшие многочисленных рабочих, а теперь вовсе их не имеющие. Изготовление в Париже самого простого точного прибора сделалось очень затруднительным. С исчезновением старых фабрикантов, еще ныне живущих, это затруднение станет даже непреодолимым.

Кажется очевидным, что гораздо проще продавать готовый предмет, чем изготовлять его самому. Но не так про­сто предвидеть последствия этой операции. А между тем они так ясны!

Немецкий фабрикант, доставивший какой-либо предмет своему парижскому конкуренту, который тот выдает за собственное изделие и получает с него иногда значительный барыш, скоро приходит к тому заключению, что ему гораздо выгоднее продавать тот же самый предмет парижской публике непосредственно и под своим собственным именем. Он начинает с продажи продуктов с своей маркой многим комиссионерам, что лишает француза возмож­ности продавать тот же предмет под своим именем, и этим самым отнимает у него часть барыша. Поощряемый успехом иностранный промышленник решается вскоре открыть в Париже под своим собственным именем торго­вый дом.

Часто открывают фабрику. В Париже существует уже три германских дома, продающих объективы. Один из них от­крыл в самом Париже фабрику с 200 рабочих, прибывших, разумеется, из Германии и едва успевающих исполнять заказы французских покупателей. Наши промышленники и торговцы жалуются, что они страдают от иностранной конкуренции. В действительности же они страдают только от своей неспособности и апатии. Немцы скоро будут смотреть на Париж как на самую доходную из своих колоний.

В руки иностранцев таким образом перешли, к несчастью, не только такие отрасли промышленности, как произ­водство фотографических и точных приборов и химических продуктов. «Парижские товары», продаваемые боль­шими магазинами готового платья, все чаще и чаще оказываются изготовленными в Германии. Материи для муж­ского платья все чаще идут из Германии или Англии и все чаще и чаще же продаются иностранными портными, открывающими теперь свои магазины во всех пунктах столицы. Почти все пивные, заменившие наши большие рестораны, содержатся немцами. Иностранцы открывают у нас книжную торговлю, магазины предметов искусства, ювелирных изделий и начинают приниматься за торговлю шелковыми материями и предметами дамского туалета. Если бы на всемирной выставке 1900 года жюри вздумало исключить все иностранные предметы, продаваемые под французской маркой, то наше участие в ней, может быть, оказалось бы значительно урезанным.

В качестве члена испытательной комиссии точных приборов я хотел предложить сделать это исключение, но меня по­просили отказаться от этого проекта, осуществление которого вызвало бы слишком много нареканий со стороны экспо­нентов.

Было бы жестоко слишком осуждать наших промышленников и приписывать исключительно только их неспо­собности и лени то, что отчасти происходит от других причин. Очевидно, что возрастающие требования рабочих, поддерживаемые благосклонным к ним отношением властей, и громадные, обременяющие нашу промышленность налоги способствуют в такой же мере невозможности бороться с нашими конкурентами, как и несовершенство и недостаточность наших орудий производства и дороговизна заводской стоимости изделий. Совершенно ясно, что измученный и раздосадованный хозяин промышленного предприятия отказывается наконец производить предметы, которые он может получить по более низким ценам. Тогда он закрывает свои мастерские и нисходит на степень простого перепродавца. Если бы у него были другие природные способности, он, без сомнения, поступил бы как его английские или американские собратья, которые в таких же условиях, благодаря своей энергии и непрерывному усовершенствованию своих орудий производства, довольно успешно борются с немецкими соперниками. К несча­стью для наших промышленников, им недостает всех тех качеств характера, которые обеспечивают превосходство в такой борьбе. В основе всех социальных задач постоянно кроется преобладающее влияние расы, этой верховной распорядительницы судьбами народов. Все факты, перечисленные нами в этой главе, принадлежат настоящему, но как отдалены от нас их причины!

Система централизации, которой с некоторого времени подвергаются немцы, несомненно когда-нибудь приве­дет их к такому же положению, в каком мы находимся теперь; но пока они извлекают пользу из своих наследствен­ных качеств, не особенно блестящих, но зато основательных и совершенно подходящих к новым требованиям, соз­данным развитием наук, промышленности и торговли.

Сказанное нами в предыдущем параграфе о их промышленных и коммерческих успехах позволяло уже предуга­дывать и причины этих успехов. Мы поймем их еще лучше, рассматривая их национальные качества и пользу, ко­торую они из них извлекают.

Главные качества немцев — терпение, выносливость, настойчивость, привычка к наблюдению и размышлению и большая способность к образованию обществ и союзов. Все эти качества в сильной степени развиты превосход­ным техническим образованием.

Один промышленник недавно мне рассказывал, как при посещении германского электрического завода он был удив­лен числом мастеров и простых рабочих, которых титуловали «г-н доктор», «г-н инженер». Немцы не страдают, как мы, от избытка кандидатов и бакалавров без дела, потому что, благодаря их тщательному техническому образованию, они легко могут найти занятие в промышленности, тогда как чисто теоретическое образование латинских народов делает их способными быть только преподавателями, судьями и чиновниками.

В этих качествах и заключаются самые общие и вместе с тем самые глубокие причины их успехов. В промыш­ленности и торговле они выражаются следующим образом: постоянное усовершенствование промышленных ору­дий производства и продуктов[28], производство товаров по вкусу покупателей, с учетом их замечаний, чрезвычайная точность в поставках, отправка по всему миру образованных представителей, знающих языки и нравы различных стран, имеющих при себе товары. Многие торговые общества беспрерывно, через посредство многочисленных агентов, разосланных во все пункты земного шара, снабжают своих компаньонов самыми точными сведениями.

Дрезденский «Export verein» с 1885 до 1895 г. истратил на отправку путешествующих разведчиков около 500.000 фр. Немецкое колониальное общество получает 120.000 фр. годового дохода, доставляемого взносами его членов, и имеет 249 представителей за границей. Союз торговых служащих, правление которого находится в Гам­бурге, имеет 42.000 членов и ежегодно находит места для тысячи служащих.

Большинство товаров, предназначенных к вывозу, отправляется через Гамбург, торговля которого с 1871 г. воз­росла в 10 раз, его грузооборот теперь превосходит Ливерпульский, тогда как торговля в Марселе и Гавре падает из года в год. Там находятся многочисленные агенты по экспорту — представители интересов фабрикантов, устанав­ливающие их сношения с покупателями. В их складах имеются образцы всех товаров, форму и качества которых фабриканты беспрестанно меняют по указаниям, получаемым из самых отдаленных пунктов земного шара.

Все эти общества быстро достигают значительных результатов. Один американский консул, Монаган, в отчете 1894 г. приводит торговые сделки в Боснии, произведенные Софийским отделением одного из вышеупомянутых мной обществ. Взяв на себя труд напечатать болгарский календарь, оно разослало до 200.000 объявлений, истратило около 100.000 фр. на разъезды комиссионеров и в первый же год получило заказов на 10 млн. фр., сократив этим в громадной пропорции торговлю всех своих конкурентов.

Такие результаты достигаются не без труда, но немец перед трудом никогда не отступит. В противоположность французскому промышленнику, он изучает с величайшим усердием вкусы, привычки, нравы, словом, психологию своих клиентов, и публикует результаты исследований в ежегодных изданиях своего общества. Делин показал, резюмируя отчет профессора Янжула, до каких мелочей изучают немецкие разведчики психологию народов, с ко­торыми негоциантам приходится торговать. По отношению к русским, например, наряду с указанием их вкусов, говорится, что перед решением какого-нибудь дела с ними необходимо пить чай, потом уже обсуждать, какие предметы им можно продать, характеризуя самые лучшие из них так: «Выгодный сбыт обеспечен». В книге «Export Hand-Adressbuch», настольной книге всех немецких купцов, встречаются характерные указания вроде следующих:

«Китайцы имеют обыкновение готовить себе пищу в железной посуде с очень тонкими стенками; рис варится быстро, но кастрюля скоро прогорает и ее приходится часто менять. Для устранения всякой конкуренции один английский торговый дом отправил в Китай партию более толстых и прочных железных горшков, пустив их по более дешевой цене. Сначала китайцы соблазнились, и горшки разошлись в самое короткое время. Но успех про­должался недолго, так как через несколько дней продажа вдруг прекратилась. Причина этого — дороговизна топли­ва в Китае. Толстые английские кастрюли нагревались медленно, рис варился дольше и в результате они оказыва­лись гораздо дороже прежних, в которых рис сваривался в одну минуту. Китайцы возвратились к прежней, более экономичной посуде».

Мы входим здесь в такие подробности, чтобы лучше показать, из каких элементов слагаются в настоящее время успехи народов. Рассматриваемые отдельно, эти элементы кажутся ничтожными. Но в сумме они имеют огромное значение. На склад немецкого ума, позволяющего серьезно изучать то, как китаец варит свой рис, латинские наро­ды, занятые такими важными вопросами, как пересмотр конституций, отделение церкви от государства, польза изучения греческого языка и т. п., должны смотреть с глубоким презрением. Латинским народам необходимо, одна­ко, убедится в том, что если они не оставят своих бесполезных теоретических рассуждений, своей пустой и сенти­ментальной фразеологии и не займутся этими маленькими практическими вопросами, на которых в настоящее вре­мя покоится жизнь народов, то мировая роль латинской расы скоро окончится, и она совершенно исчезнет из исто­рии. Никакое правительство не может дать им того, чего им недостает. Не вне себя, а в себе самих они должны ис­кать опору.

Можно ли предполагать, что применение социалистических доктрин помогло бы положению вещей, изложен­ному нами в этой главе? В социалистическом ли обществе, еще более регламентируемом, чем наше, мог бы раз­виться тот дух инициативы и энергии, столь необходимый в настоящее время и столь недостающий латинским на­родам? Когда всем будет управлять и все производить коллективистское государство, станут ли продукты лучше и дешевле, их вывоз легче, иностранная конкуренция менее грозной? Чтобы этому поверить, поистине нужно совсем не знать основных законов промышленности и торговли. Напротив, если упадок у латинских Народов так глубок, то это главным образом потому, что государственный социализм давно уже сделал у них громадные успехи и что без постоянной поддержки правительства они ничего предпринимать неспособны. Достаточно будет идти еще дальше по пути завершения побед социализма, чтобы упадок еще более усилился.

 


Поделиться:

Дата добавления: 2015-01-01; просмотров: 76; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав





lektsii.com - Лекции.Ком - 2014-2024 год. (0.007 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав
Главная страница Случайная страница Контакты