РОЗДІЛ І.ТЕОРЕТИЧНІ ПІДХОДИ ДО ФОРМУВАННЯ

§ 1. Условия, в которых социализм находится в настоящее время. Краткий обзор благоприятных и неблагоприятный условий развитию социализма. Социализм гораздо более является умственным состоянием, чем доктриной. Опасность его заключается не в том, что к нему примыкает толпа, а в том, что он привлекает просвещенные умы. Социальные пере­вороты начинаются всегда сверху, а не снизу. Пример французской революции. Состояние умов в момент французской революции. Аналогия его с современной эпохой. Правящие классы теряют в настоящее время всякую веру в справедли­вость своего дела. Обещания социализма.

§ 2. Что обещает успех социализма тем народам, среди которых он восторжествует. Мнения великих современ­ных мыслителей. Они все приходят к одинаковым заключениям. Ближайшая судьба народов, у которых установится со­циализм. Разложение общества и анархия скоро приведут к цезаризму. Гипотеза о мирном и постепенном водворении со­циализма.

§ 3. Как мог бы социализм захватить управление страной. Современные армии и их умственное состояние. Гибель любого общества неизбежна, если его армия обратится против него. Каким образом впали в анархию испанские респуб­лики в Америке, благодаря деморализации их армии.

§ 4. Как можно успешно бороться с социализмом. Необходимость знать секрет его силы и слабости, равно как и ум­ственный склад его приверженцев. Способы воздействия на толпу. Как гибнут общества, когда естественные их защитни­ки отказываются от борьбы и усилий. Не понижение уровня умственных способностей, а ослабление характеров является причиной гибели народов. Как погибли Афины, Рим и Византия.

§ 1. УСЛОВИЯ, В КОТОРЫХ СОЦИАЛИЗМ НАХОДИТСЯ В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ

Мы пытались в этом труде определить главные факторы современной эволюции общества. Мы исследовали влия­ние открытий и изменений в науке и промышленности, влияние сближения между народами, достигнутого посред­ством пара и электричества, влияние изменений в образе мыслей и влияние многих других факторов. Человек, как и все живые существа, не может жить, не приспосабливаясь к своей среде. Он приноравливается к ней посредством медленного процесса развития, а не посредством насильственных переворотов. Так как причины, вызвавшие совре­менную эволюцию, возникли слишком недавно, чтобы мы могли располагать каким-либо средством в точности узнать, к чему они приведут, то мы могли указать лишь в общих чертах, каково должно быть влияние каждой из них.

Мы указали пункты, в которых стремления социалистов совпадают с происходящей перед нами эволюцией об­щества. Но такие совпадения встречались очень редко. Напротив, мы видели, что большая часть социалистических теорий находится в явном противоречии с законами, управляющими современным миром, и что осуществление этих теорий привело бы нас снова к низшим, давно уже пройденным ступеням цивилизации. Вот почему мы уста­новили, что уровень современного положения народов на ступенях цивилизации определяется довольно точно сте­пенью сопротивления их социализму.

Союз одинаковых интересов, единственная практическая форма солидарности, и экономическая конкуренция, форма современной борьбы за существование, являются насущными потребностями настоящего времени. Социа­лизм едва терпит первую и стремится совершенно упразднить вторую. Единственная власть, какую он признает, — это власть народных собраний. Отдельная личность для него ничто, но уже только потому, что она — частица тол­пы, она обладает всеми качествами и всеми правами. Психология же, наоборот, учит нас, что человеческая лич­ность, входя в состав толпы, теряет большую часть умственных качеств, составляющих ее силу.

Пренебрегать союзами и желать уничтожения конкуренции, как это предлагает социализм, значит пытаться па­рализовать могучие рычаги новейшего времени. Не в том дело, чтобы знать, благодетельна или вредна конкуренция; следует доискаться, действительно ли она неизбежна, и, признавая ее такою, стараться примениться к ней.

Мы показали, что экономическая конкуренция, которая в конце концов сокрушила бы отдельную личность, на­шла себе естественный, образовавшийся сам собой, без участия какой-либо теории, противовес в объединении оди­наковых интересов. Союзы рабочих с одной стороны, союзы хозяев с другой, могут бороться с равными силами, чего не могла бы сделать отдельная личность. Без сомнения, это только замена самодержавия одного лица самодер­жавием многих, и ничто не дает основания думать, что второе будет менее тяжким, чем первое, даже кажется, что обратное можно считать очевидным. Очевидно также, что коллективные тирании переносились всегда с наиболь­шей покорностью. Никогда самый лютый тиран не мог бы себе позволить таких проявлений кровавого деспотизма, какие безнаказанно совершали во времена революции темные безымянные комитеты, действовавшие во имя истин­ных или воображаемых общих интересов.

Мы показали также, что, несмотря на полное противоречие между принципами социализма и данными совре­менной науки, он обладает огромной силой вследствие стремления его принять религиозную форму. Тогда он явля­ется уже не теорией, которую можно оспаривать, а настоящим догматом, которому нужно подчиняться, и власть которого над душами неограниченна.

Именно по этой причине социализм — самая страшная из опасностей, когда-либо грозивших современному об­ществу. Полное его торжество вполне возможно, и потому не будет бесполезным указать, что он даст народу, кото­рый подчинением своей судьбы этому страшному властителю думает обеспечить свое благополучие.

Прежде всего припомним главные социалистические догматы и причины, могущие заставить принять их.

Не касаясь фантастических сторон бесчисленных программ теоретиков и рассматривая лишь их сущность и воз­можность осуществления у некоторых народов того, что дается естественной эволюцией, мы найдем, что эти про­граммы сводятся к четырем главным пунктам:

1. Уничтожение слишком большой неравномерности богатств посредством прогрессивных налогов и особенно — достаточно высоких пошлин на наследство;

2. Постепенное расширение прав государства или, если угодно, той общины, которая заменит государство и бу­дет отличаться от него лишь названием;

3. Передача государству земли, капиталов, промышленности и предприятий всякого рода, т. е. отчуждение их от нынешних владельцев в пользу общины;

4. Уничтожение свободной конкуренции и уравнение заработной платы.

Очевидно, осуществление первого пункта возможно, и можно признать, хотя это еще совсем не доказано, что попытка передавать каждому поколению в общине избыток богатств, собранных прошлыми поколениями, и тем избегнуть образования денежной аристократии, иногда более тяжелой и гнетущей, чем старый феодальный строй, представит некоторые преимущества или, по крайней мере, явится актом справедливости.

Что касается других положений и, в особенности, прогрессивного расширения прав государства, результатом чего явилось бы уничтожение свободной конкуренции, а затем и уравнение заработка, то проведение их в жизнь повело бы лишь к разорению страны, так как такие меры, несовместимые с естественным порядком вещей, поста­вили бы допустивший их у себя народ в положение, явно не выгодное относительно его соперников, и вскоре заста­вили бы его уступить им место. Мы не говорим, что этот идеал неосуществим, так как уже показали, что некоторые народы все более и более стремятся к постепенному расширению роли государства; но мы также видели, что ис­ключительно благодаря этому обстоятельству эти нации вступили на путь упадка.

Итак, мечта социалистов может еще осуществиться относительно этих разных пунктов, и именно по образцу, указанному английским писателем Киддом:

«В наступающую эру неустанные и продолжительные усилия народов добиться социального равенства в борьбе за существование, а также равенства политических прав вместо ограничения вмешательства государства неизбежно вызовут постепенное распространение этого вмешательства почти во все стороны нашей общественной жизни. Нужно ожидать, что это стремление к регламентации, к контролю, к ограничению прав богатства и капитала уси­лится до того, что само государство возьмет на себя эти права во всех тех случаях, когда будет доказано, что остав­ление их в частных руках идет вразрез народным интересам».

Социалистический идеал в совершенстве сформулирован в этих строках. Когда видишь, что такую программу принимают просвещенные умы, то сразу постигаешь, какие успехи сделали идеи социалистов и какое они оказали разрушительное влияние.

В этом особенно и заключается их опасность. Современный социализм — гораздо более умственное настроение, чем доктрина. Он является столь угрожающим не вследствие сравнительно еще очень слабых изменений, проис­шедших под его влиянием в душе народа, а вследствие произведенных им уже весьма значительных изменений в душе правящих классов. Современная буржуазия уже не уверена в законности своих прав. Впрочем, она ни в чем не уверена и ничего не может защищать; она поддается всяким россказням и трепещет перед самыми жалкими болту­нами. Она лишена той твердой воли, той дисциплины, той общности чувств, которые служат связующим цементом обществ, и без которых до сих пор не могло существовать ни одно человеческое сообщество.

Верить революционным инстинктам толпы — значит быть жертвой самой обманчивой внешности. Возмущения толпы не что иное, как бешеные порывы одной минуты. Под влиянием свойственных ей консервативных инстинк­тов, она скоро возвращается к прошлому и сама требует восстановления идолов, разрушенных ею в момент взрыва своих страстей. История Франции уже сто лет как твердит нам об этом на каждой странице. Едва наша революция окончила дело разрушения, как почти все, что она ниспровергла — учреждения политические и религиозные — все было немедленно восстановлено под новыми названиями; только что отведенная в сторону река вновь потекла по прежнему руслу.

Социальные перевороты никогда не начинаются снизу, а всегда — сверху. Разве нашу великую революцию про­извел народ? Конечно, нет. Он никогда бы о ней и не думал. Она была спущена с цепи дворянством и правящими классами. Эта истина многим покажется несколько новой, но она станет общепонятной, когда психология менее элементарная, чем та, которой мы обходимся теперь, разъяснит нам, что внешние события всегда являются следст­вием некоторых безотчетных состояний нашего духа.

Мы знаем, каково было в момент французской революции состояние умов, которое на наших глазах повторяется вновь: трогательный гуманитаризм, который, начав идиллией и речами философов, кончил гильотиной. Это самое настроение, с виду столь безобидное, в действительности столь опасное, вскоре привело к расслаблению и разложе­нию правящих классов. Они не имели больше веры в себя и, как справедливо заметил Мишле, сами оказались вра­гами собственного дела. Когда ночью 4 августа 1789 г. дворянство отреклось от своих привилегий и вековых прав, революция свершилась. Народу оставалось лишь следовать в указанном ему направлении, и тут он, как всегда, до­шел до крайностей. Он не замедлил отрубить головы честным филантропам, которые так легко отказались от само­защиту. История не выразила к ним почти никакого сожаления. Однако они заслуживают снисхождения со стороны философов, привыкших определять отдаленные причины наших поступков. В самом деле, могло ли еще дворянство защищать те права, от которых оно так легко отказалось? Под влиянием теорий и речей, накопившихся за целый век, верования постепенно изменились. Идеи, постепенно овладевшие правящими классами, приобрели, наконец, такую власть, что их было уже невозможно оспаривать. Силы, создаваемые нашими бессознательными стремле­ниями, всегда непреодолимы. Разум не знает их, а если бы и знал, то ничего не мог бы сделать против них.

А между тем эти темные и верховные силы и являются настоящими двигателями истории. Человек действует, а они его направляют и часто — совсем наперекор самым очевидным его интересам. Эти-то таинственные нити и двигали всеми этими блестящими марионетками, о слабостях и подвигах которых рассказывают нам книги. Благо­даря отдаленности их эпохи, мы часто знаем лучше, чем знали они, самые сокровенные причины их действий.

Опасность настоящего момента лежит в бессознательной работе нашего духа, создаваемой различными влия­ниями. Мы снова охвачены теми же чувствами болезненного гуманитаризма, который дал уже нам революцию, самую кровавую в истории, террор, Наполеона, гибель трех миллионов людей и страшное нашествие, вызванное его наследником. Какую услугу оказало бы человечеству благодетельное божество, которое уничтожило бы гибельную расу филантропов и, уж заодно, не менее гибельную породу болтунов!

Но опыта, сделанного сто лет назад, оказалось недостаточно, и возрождение этого самого смутного гуманита-ризма, — гуманитаризма слов, а не чувств, гибельного наследия наших старых христианских идей, — стало самым серьезным фактором успеха современного социализма. Под его разлагающим и бессознательным влиянием правя­щие классы потеряли всякую веру в справедливость своего дела. Они все более и более уступают вожакам, требова­ния которых расширяются по мере уступок. Эти вожаки будут удовлетворены лишь тогда, когда возьмут у против­ников все — и состояние и жизнь. Историку будущего, когда он узнает разрушения, причиненные нашей слабо­стью, и распадение цивилизаций, которые мы так плохо защищали, будет очень легко показать, насколько неизбеж­ный заслуженны были эти бедствия.

Не следует надеяться, что нелепость большей части социалистических теорий может помешать их торжеству. Эти теории содержат в себе не больше невероятных химер, чем религиозные верования, столь давно управляющие душой народов. Нелогичность верования никогда не мешала его распространению. А социализм — гораздо более религиозное верование, чем рассудочная теория. Ему подчиняются, но его не оспаривают.

Во всяком случае, социализм как верование стоит неизмеримо ниже других религий. Религии обещали после смерти блаженство, призрачность, которого не поддавалась точному доказательству. Религия социалистов, вместо небесного блаженства, призрачность которого никто не может проверить, обещает нам блаженство земное, в не­осуществимости которого каждый может легко удостовериться. Опыт скоро покажет приверженцам социалистиче­ских иллюзий всю тщетность их мечты, и тогда они с яростью разобьют идола, которого почитали, прежде чем познать. К несчастью, такой опыт может быть сделан лишь при условии предварительного разрушения общества.

§ 2. ЧТО ОБЕЩАЕТ УСПЕХ СОЦИАЛИЗМА ТЕМ НАРОДАМ, СРЕДИ КОТОРЫХ ОН ВОСТОРЖЕ­СТВУЕТ

В ожидании часа своего торжества, который лишь очень немногим опередит час его падения, социализму суждено все расти, и никакой аргумент, подсказанный рассудком, не сможет побороть его.

А между тем, нет недостатка в предостережениях, делаемых как последователям новых догм, так и их слабым противникам. Все мыслители, изучавшие современный социализм, предупреждали об его опасности, и все пришли к одинаковым заключениям относительно будущего, которое он нам готовит. Было бы слишком долго приводить все их мнения, но не безынтересно будет привести некоторые из них.

Начнем с Прудона. В его время социализм был далеко не так грозен, как теперь. Насчет его будущности он на­писал страницу, справедливость которой оправдается, может быть, скоро:

«Социальная революция может привести лишь к ужасному перевороту, немедленным следствием которого бу­дет бесплодие земли и заключение общества в смирительную куртку, а если окажется возможным продлить такой порядок вещей хотя несколько недель, то и гибель от внезапного голода трех или четырех миллионов людей. Когда правительство будет без средств, страна — без промышленности и торговли; когда голодный Париж, блокирован­ный департаментами, не производящий никаких платежей, не имея никакого вывоза, сам останется без подвоза; когда рабочие, развращенные политикой клубов и забастовками, будут искать себе пропитание всякими средствами; когда государство будет отбирать у граждан серебро и драгоценности, чтобы отправлять их на монетный двор; когда домовые обыски будут единственным способом сбора податей; когда первый сноп хлеба будет насильно ото­бран, первый дом будет взломан, первая церковь- будет осквернена и зажжется первый факел; когда прольется пер­вая кровь и упадет первая голова; когда мерзость запустения распространится по всей Франции, — тогда вы узнае­те, что такое социальная революция. Разнузданная чернь, вооруженная, жаждущая мщения и разъяренная; пики, топоры, обнаженные сабли, ножи и молотки; притихший угрюмый город; полиция у семейного очага; подозритель­ность ко всякому мнению, подслушанные речи, подмеченные слезы, сосчитанные вздохи, выслеженное молчание; везде шпионство и доносы; неумолимые реквизиции; насильственные прогрессивные займы; обесцененные бумаги; внешняя война на границе, безжалостные проконсульства, комитет общественной безопасности, жестокосердный высший комитет — вот плоды так называемой демократической и социальной революции. Всеми силами я отвер­гаю социализм, бессильный и безнравственный, способный единственно только дурачить людей»^[69].

Де Лавелей, несмотря на свою снисходительность ко многим социалистическим идеям, пришел почти к таким же заключениям, указывая, что вследствие победоносной социальной революции «наши столицы будут опустоше­ны посредством динамита и керосина с большим варварством и, главное, более систематично, чем Парижа 1871 году».

Великий английский философ Герберт Спенсер выражается не менее мрачно. Торжество социализма, говорит он, «было бы величайшим бедствием, когда-либо испытанным на земле, и окончилось бы военным деспотизмом».

Вышеозначенные заключения великий ученый развил в последнем томе своего «Трактата о социологии», пред­ставляющем заключение крупного труда, на который ушло 35 лет. Он обращает внимание на то, что коллективизм и коммунизм снова привели бы нас к первобытному варварству, и опасается, что эта революция произойдет в бли­жайшем будущем. «Эта победоносная фаза социализма, — говорит он, — не может быть продолжительна, но она произведет большие опустошения у наций, которые испытают ее, и доведет некоторые из них до полного разоре­ния».

Таковы, по единогласному мнению самых выдающихся мыслителей, роковые последствия водворения социа­лизма: сначала разрушения, о которых эпоха террора и коммуны может дать лишь слабое представление; потом неизбежная эпоха цезарей, этих цезарей времен упадка, способных возвести свою лошадь в консульское звание или приказать немедленно умертвить в своем присутствии всякого, кто посмотрел на них без должного почтения. На них, цезарей, которых однако терпели бы, как терпели их римляне, когда, утомленные междоусобными войнами и бесплодными распрями, они бросились в объятия тиранов. Этих тиранов иногда убивали, когда их деспотизм стано­вился уж слишком свиреп, ноне переставали заменять их другими до тех пор, пока не наступило окончательное разложение и совершенное порабощение варварами. Многие народы осуждены также подпасть под власть деспо­тов, которые может быть будут иногда и разумны, но в силу необходимости недоступны никакой жалости и не по­терпят ни малейшей попытки к возражению.

Действительно, ведь только деспотизм и может справиться с анархией. Все латинские республики в Америке подчиняются самому суровому деспотизму именно потому, что не могут избежать анархии.

За социальным разложением, порожденным торжеством социализма, неизбежно последовала бы ужасная анар­хия и общее разорение. И тогда скоро появился бы Марий, Сулла, Наполеон, какой-нибудь генерал, который водво­рил бы мир посредством железного режима, установленного вслед за массовым истреблением людей, что не поме­шало бы ему, как это не раз бывало в истории, быть радостно провозглашенным избавителем. Впрочем, он и был бы таким в действительности, так как за отсутствием военного деспота, народ, подчиненный социалистическому ре­жиму, так скоро ослабел бы, что немедленно очутился бы во власти соседей и был бы бессилен препятствовать их нашествиям.

В этом кратком обзоре будущих судеб, которые нам готовит социализм, я еще не говорил о соперничестве меж­ду различными социалистическими толками, которые еще усложнят анархию. Нельзя быть социалистом, не чувст­вуя ненависти к кому-нибудь или к чему-нибудь. Социалисты ненавидят современное общество, но еще гораздо сильнее ненавидят друг друга. Такие неизбежные соперничества между различными социалистическими толками довели уже до падения этот страшный международный союз^[70], пугавший в продолжение многих лет правительства, а теперь уже совершенно забытый.

«Одна основная причина, — пишет де Лавелей, — способствовала такому быстрому падению Международного союза. А именно — соперничество отдельных личностей. Как и в самой Коммуне 1871 г., здесь происходят несогла­сия, являются подозрения, взаимные оскорбления, а вскоре наступает и окончательное распадение. Никакой автори­тет не признается, соглашение становится невозможным, ассоциация растворяется в анархию, и, если можно упот­ребить более выразительное, хотя и вульгарное выражение, обращается в кутерьму. Это еще одно предостережение. Как! Вы желаете уничтожить государство и устранить крупных промышленников, и думаете, что порядок явится сам собой, вследствие свободной инициативы соединенных корпорацией? Но ведь если вам, по-видимому, состав­ляющим цвет рабочего класса, не удалось сговориться, как сохранить жизненность общества, не требовавшего от вас никаких жертв и имевшего одну общую всем цель, «войну с подлым капиталом», — как же простые рабочие могут сохранить взаимное согласие, когда в повседневных сношениях им придется регулировать постоянно борю­щиеся интересы и принимать решения относительно вознаграждения каждого? Вы не хотели подчиниться главному Совету, который не налагал на вас никаких обязанностей, как же в мастерских вы будете подчиняться приказаниям заведующих ими, которые должны будут определять вашу работу и направлять ее?»

Тем не менее, мы можем допустить возможность постепенного и мирного введения социализма законными ме­рами, и мы видели, что именно такой оборот, кажется, и приняло дело у латинских народов, подготовленных к нему своим прошлым и все более вступающих на путь государственного социализма. Но мы показали также, что именно вследствие вступления на этот путь они и пошли быстро к упадку. То, что зло по-видимому не так еще страшно, еще не значит, что оно было бы не глубоко. Так как государство постепенно захватило в свои руки все отрасли про­изводства, а стоимость изготовляемых им предметов, как это было уже доказано раньше, неизбежно должна быть выше, чем при изготовлении их частной промышленностью, то «безусловно будет необходимо, — как говорит Мо-линари^[71], — осудить часть нации на принудительные работы при минимальном содержании, одним словом восста­новить рабство». Рабство, нищета и цезаризм — вот неизбежные пропасти, куда ведут все социалистические пути.

И все-таки, кажется, этого ужасного режима не миновать. Нужно, чтобы хотя одна страна испытала его на себе в назидание всему миру. Это будет одна из таких экспериментальных школ, которые в настоящее время одни только могут отрезвить народы, зараженные болезненным бредом о счастье по милости лживых внушений жрецов новой веры.

Пожелаем, чтобы это испытание прежде всего выпало на долю наших врагов! Если это произойдет в Европе, то все заставляет предположить, что жертвой его будет бедная, наполовину разоренная страна, например, Италия. Многие из ее государственных людей предчувствовали опасность, когда в продолжение многих лет пытались пре­дотвратить грозу с помощью войны с нами под гарантией немецкого союза.

§ 3. КАК МОГ БЫ СОЦИАЛИЗМ ЗАХВАТИТЬ УПРАВЛЕНИЕ СТРАНОЙ

Но каким образом социализм мог бы захватить управление страной? Как сокрушит он стену, составляющую по­следний оплот современных обществ — армию? Эта задача, трудная в настоящее время, постепенно будет стано­виться все менее и менее трудной, благодаря уничтожению постоянных армий. Мы об этом уже говорили при изу­чении классовой борьбы; небесполезно будет напомнить об этом еще раз.

До сих пор силу армии составляло не число ее солдат или совершенство ее вооружения, но дух ее, а этот дух вы­рабатывается не в один день.

Немногие, народы, например, англичане, сумевшие сохранить профессиональное войско, почти избавлены от социалистической опасности, и потому в будущем получат значительное превосходство над своими соперниками. Армии же, созданные всеобщей воинской повинностью, все более клонятся к тому, чтобы стать настоящей недис­циплинированной национальной гвардией, а история показывает, чего она может стоить в минуту опасности. Вспомним, что во время осады Парижа наши 300 тысяч национальн^1х гвардейцев послужили лишь к провозглаше­нию Коммуны и поджогу столицы. Знаменитый адвокат, отказавшийся тогда от представлявшегося случая обезо­ружить эти толпы, затем был принужден каяться и всенародно «просить прощения у Бога и людей», что оставил в их руках оружие. Он мог в свое оправдание сослаться на то, что ему неизвестна была психология толпы, но какое оправдание может быть для нас, если мы не сумеем воспользоваться таким уроком?

В тот день, когда эти вооруженные толпы без всякой внутренней связи и военных инстинктов обратят свое ору­жие, как во время Коммуны, против общества, для защиты которого они призваны, это последнее будет очень близ­ко к своей гибели. Тогда оно увидит пожар своих городов, неистовства анархии, нашествие, расчленение, почувст­вует на себе железную пяту деспотов-освободителей и окончательное распадение.

Такой, грозящей нам в будущем, судьбе уже подверглись в настоящее время некоторые народы. Не нужно, сле­довательно, обращаться к предположениям о неизвестном будущем для того, чтобы найти пример наций, у которых социальное разложение произведено их армиями. Известно, в каком жалком состояний анархии находятся все ла­тинские республики Америки: постоянные революции, полное расхищение финансов, деморализация всех граждан, а в особенности военного сословия. То, что называют там армией, представляет собой недисциплинированные шай­ки, мечтающие только о грабежах и готовые пойти за первым попавшимся генералом, который захочет их вести на грабеж. Каждый генерал, пожелавший в свою очередь захватить власть, всегда находит несколько вооруженных шаек, чтобы умертвить своих соперников и самому встать на их место. Смена властей во всех испанских республи­ках Америки происходит так часто, что европейские газеты почти отказались их отмечать и занимаются событиями, происходящими в этих печальных странах не больше, чем жизнью лапландцев. Этой половине Америки суждено в конце концов возвратиться к первобытному варварству, если только Соединенные Штаты не окажут ей огромной услуги, покорив ее своей властью.

§ 4. КАК МОЖНО УСПЕШНО БОРОТЬСЯ С СОЦИАЛИЗМОМ

Так как социализм должен быть где-нибудь испытан, ибо только такой опыт исцелит народы от их химер, то все наши усилия должны быть направлены к тому, чтобы этот опыт был произведен скорее за пределами нашего отече­ства, чем у нас. Как бы ни было ничтожно влияние писателей, их прямая задача — отдалить осуществление этого гибельного опыта в их отечестве. Они должны вести борьбу с социализмом и замедлить наступление его торжества так, чтобы оно могло произойти где-нибудь в другой стране. Для этого необходимо знать секрет его силы и его слабости, знать также психологию его приверженцев. Такое исследование было сделано в этом труде.

Не аргументами, способными влиять на ученых и философов, следует браться за это дело необходимой оборо­ны. Кто не ослеплен желанием громкой популярности или иллюзией, увлекавшей всегда демагогов, воображавших, что они будут в силах, когда захотят, укротить сорвавшееся с цепи чудовище, тот отлично знает, что человек не может переустроить общество по своему усмотрению, что мы должны подчиняться естественным законам, над которыми мы не властны, что цивилизация в данный момент составляет часть цепи, все звенья которой связаны с прошлым невидимыми узами, что учреждениями и судьбами народа управляет его характер и что этот характер вырабатывается веками; что эволюция обществ, вне всякого сомнения, происходит непрерывно, и что эти общества в будущем не могут быть такими, какими они являются в настоящее время, но также несомненно, что не наши фан­тазии и не наши мечты дадут направление этой неизбежной эволюции.

Не такими аргументами, повторяю, можно воздействовать на толпу. Эти аргументы, выведенные из наблюдений и связанные между собой заключениями разума, не имеют в ее глазах убедительности. Она нисколько не интересу­ется рассуждениями и книгами! Ее также не соблазнишь самой подобострастной и унизительной лестью, расточае­мой ей в настоящее время. Она со справедливым презрением смотрит на тех, кто ей льстит, и возвышает свои тре­бования по мере того, как эта лесть становится чрезмерной. Чтобы руководить толпой, нужно воздействовать на ее чувства, а не взывать к рассудку, которого у нее нет.

Так ли в самом деле трудно управлять толпой? Нужно не знать ее психологии и быть совершенно незнакомым с ее историей, чтобы так думать. Для того, чтобы увлечь ее за собой, разве необходимо быть основателем религии, как Магомет, героем, как Наполеон, галлюцинатом, как Петр Пустынник? Конечно, нет. Для этого вовсе не нужны такие исключительные личности. Прошло немного лет с тех пор, как почти совершенно неизвестный генерал, не имевший за собой ничего, кроме некоторой смелости, престижа своего мундира и красоты своего коня дошел до крайнего предела, граничащего с верховной властью, — предела, которого он, однако, не посмел перейти. Цезарь без лавров и без веры в себя, он отступил перед Рубиконом. Вспомним, история нам показывает, что народные дви­жения являются в сущности движениями нескольких вожаков, вспомним наивную простоту толпы, ее неискорени­мые консервативные инстинкты и, наконец, неизменные приемы убеждения, которые мы старались выяснить в предыдущем труде, а именно: утверждение, повторение, заразительность и обаяние.

Вспомним еще, что, несмотря на все внешние признаки, массами руководит не материальный интерес, так силь­но действующий на отдельную личность. Толпе необходим идеал, к осуществлению которого она могла бы стре­миться, ей нужно верование, которое она могла бы защищать. Но отдаться идеалу или верованию она может лишь увлекшись их апостолами. Они одни личным обаянием возбуждают в душе народной чувства восхищения и сочув­ствия, составляющие самые прочные основы веры. Совсем недавно один из самых больших городов Франции^[72], считавшийся оплотом коллективизма, отделался на наших глазах от давно управлявшего им социалистического муниципального совета лишь благодаря умелому воздействию на толпу человека предприимчивого, умного и дея­тельного.

Можно руководить толпой как хочешь, когда того захочешь. Самые противоположные режимы, самые нестер­пимые деспоты всегда вызывали восторг толпы, когда они умели увлечь ее. Она подавала свои голоса за Марата, Робеспьера, Бурбонов, Наполеона, за республику и за всех авантюристов с таким же легким сердцем, как и за вели­ких людей. Свободу она принимала с такой же покорностью, как и рабство.

Для того, чтобы защитить себя не от толпы, а от ее вожаков, стоит только захотеть этого. К несчастью, настоя­щим нравственным недугом нашего времени, по-видимому почти неизлечимым у латинских народов, является недостаток воли. Эта утрата воли вместе с недостатком инициативы и развитием равнодушия грозит нам большой опасностью.

Все это, конечно, общие рассуждения, и было бы не трудно от них перейти к частностям. Но какое влияние мо­гут оказать на ход событий советы, даваемые писателем? Не выполнил ли он всю свою задачу, изложив общие принципы, из которых легко выводятся следствия?

Впрочем, указания на то, как мы должны поступать, не так важны, как указания на то, чего мы не должны де­лать. Общественный строй — организм очень нежный, прикасаться к нему нужно очень осторожно. Ничего не может быть гибельнее для государства, как непрестанно подвергаться изменчивым и необдуманным прихотям толпы. Если и должно делать многое для нее, то через нее нужно действовать в очень редких случаях. Огромным успехом был бы уже отказ от наших нескончаемых проектов реформ, от мысли, что мы непрестанно должны из­менять наше государственное устройство, наши учреждения и наши законы. Прежде всего нам следовало бы по­стоянно ограничивать, а не расширять вмешательство государства так, чтобы принудить наших граждан приобре­сти хоть немного этой инициативы, этого навыка управляться самостоятельно, который они теряют вследствие требуемой ими постоянной опеки.

Но, повторяю еще раз, к чему высказывать такие пожелания? Надеяться на их исполнение не значит ли желать, чтобы мы могли изменить наш дух и отвратить течение судеб? Наиболее неотложно необходимой и, может быть, единственной истинно полезной была бы реформа нашего воспитания. Но она также, к несчастью, труднее всего выполнима; осуществление ее поистине могло бы привести к настоящему чуду: изменению нашего национального

духа.

Как на это надеяться? А с другой стороны, как тут безропотно молчать, когда предвидишь опасности, которыми грозит грядущий час, и которые в теории, казалось бы, так легко избежать?

Если же допустить, чтобы равнодушие к вещам и ненависть к людям, соперничество и бесплодные споры все более и более овладевали нами, если продолжать постоянно требовать вмешательства государства в наши самые мелкие дела, то общественный союз, уже очень расшатанный, распадется окончательно. Тогда придется уступить место более сильным народам и окончательно исчезнуть с мировой сцены.

Таким образом погибали многие цивилизации, когда их естественные защитники отказывались от борьбы и уси­лий. Никогда умственный упадок не был причиной гибели народов, но всегда — упадок их характера.

Так кончили Афины и Рим. Так же кончила и Византия, наследница древних цивилизаций, открытий и мечтаний человечества, наследница сокровищ мысли и искусства, накопленных от самого зарождения истории.

Летописцы рассказывают, что когда султан Магомет появился под стенами столицы, то жители ее, занятые спо­рами о богословских тонкостях и постоянно соперничавшие между собой, весьма мало озаботились о своей защите. Представитель новой веры легко восторжествовал над такими противниками. Когда он проник в знаменитую сто­лицу, последнее убежище просвещения древнего мира, его солдаты, не долго думая, сняли головы с наиболее шум­ных из этих бесполезных болтунов и обратили в рабство других.

Постараемся не подражать этим бледным потомкам слишком древних рас и будем опасаться их участи. Не бу­дем больше терять времени в пререканиях и напрасных спорах. Научимся защищаться от грозящих нам внутренних врагов, пока не придется бороться с подстерегающими нас врагами внешними. Не будем пренебрегать даже самыми легкими усилиями и будем прилагать их каждый в своей сфере, как бы она ни была скромна. Ведь громаднейшие горы образовались от накопления крохотных песчинок. Будем постоянно изучать задачи, которые нам ставит сфинкс, и которые необходимо уметь разрешать, чтобы не быть им пожранными. И хотя бы мы думали про себя, что такие советы столь же бесполезны, как и пожелания здоровья больному, дни которого сочтены, будем поступать так, как будто мы этого не думаем.

ЗМІСТ

ВСТУП……………………………………………………………………………….

РОЗДІЛ І. ТЕОРЕТИЧНІ ПІДХОДИ ДО ФОРМУВАННЯ КОНКУРЕНТНОЇ СТРАТЕГІЇ ПІДПРИЄМСТВА……………………………………………………….

1.1. Теоретичне обгрунтування понять «стратегія», «конкуренція» та «конкурентна стратегія»………………………………………………………........

1.2. Поняття конкурентних стратегій підприємства……………………….

1.3. Основні етапи формування конкурентних стратегій для харчових підприємств…………………………………………………………………………

Висновки до першого розділу……………………………………………………..

РОЗДІЛ ІI. АНАЛІЗ ФІНАНСОВО-ГОСПОДАРСЬКОЇ ДІЯЛЬНОСТІ ДП ПАТ «КИЇВХЛІБ» «БІЛОЦЕРКІВСЬКИЙ ХЛІБОКОМБІНАТ»………………………..

2.1. Аналіз хлібопекарської галузі та тенденції її розвитку……………………..

2.2. Загальна характеристика, основні напрями діяльності підприємства та його конкурентоспроможність……………………………………………………

2.3. Аналіз виробничо-господарської діяльності ДП ПАТ „Київхліб” „Білоцерківський хлібокомбінат”…………………………………………………..

Висновки до другого розділу…………………………………………………….

РОЗДІЛ І.ТЕОРЕТИЧНІ ПІДХОДИ ДО ФОРМУВАННЯ