У Сергия Радонежского

(записки слепого паломника)

Решено: завтра, используя наше временное пребывание в Москве, мы поедем в Загорск, в Сергиеву лавру, чтобы поклониться мощам Величайшего Подвижника земли русской. Нас четверо: я и моя ученица Л., которая водит меня, незрячего, за руку, сажает меня в поезда и автобусы, пишет под мою диктовку; ещё два инженера, они, чередуясь, будут водить меня по дороге в лавру. Но подходим ли мы под категорию паломников, посещающих святые места? Отнюдь нет. Трое моих спутников не крещённые, воспитанные в духе атеизма и навряд ли умеют перекреститься. Здесь, пожалуй, следует упомянуть о некоторых чертах сопровождающих инженеров. Один – любитель редкой книги, не дорожит деньгами, но чрезвычайно обидчив. Ко второму же подошёл бы термин, ныне вышедший из употребления – «Взыскающий Града».

Я с рождения зачислен в лютеранское вероисповедание, не признающее никаких святых: так какие же мы паломники? Скорее – туристы. Но это не так.

В Сергии Радонежском я вижу только один Лик, одно воплощение Великого Духа, границ которого я не знаю, но который много раз появлялся на нашей планете в разных Ликах, неся свет народам. Мне потребовались годы сознательной жизни, чтобы узнать, чья Незримая Рука отвела от меня смерть, когда в амурской тайге хунхузы держали меня на мушке; когда на германском фронте самолёт потратил на меня, скачущего всадника, три бомбы подряд; когда крупные пули взбивали вокруг меня, идущего в цепи, фонтанчики песка; когда я, сражённый сыпным тифом, чувствовал себя уже отлетевшим ввысь; когда… о, сколько могло быть таких «когда», о которых я не знаю! Мог ли я не полюбить Его!

Здесь отрицатели с учёными степенями и без них, не признающие существования ни души, ни духа, ни Высшего Руководства, не применут меня спросить, откуда у меня такая уверенность, что меня спасал именно Сергий, а не нечто другое или кто-то другой и какие к тому доказательства? Отвечу: эту уверенность принесло мне сердечное чувствознание, вспыхнувшее озарением, как только я впервые прочитал жизнеописание Сергия Радонежского, написанное Н.Яровской (Е.И.Рерих) в книге «Знамя Преподобного Сергия Радонежского». Это тем более поразительно, что я воспитывался в лютеранском вероисповедании, которое, как я уже сказал, совершенно не признаёт существования каких-либо святых. От этого жизнеописания веяло на меня чем-то знакомым: родным и близким, – я не мог читать его без слёз. Ещё до этого я заметил, что все исторические описания Куликовской битвы очень волнуют меня. Не участвовал ли я в ней в прошлых жизнях? Жизнь подтвердила мою смутную догадку.

Я провёл долгие годы в общении с мудрым ясновидящим на полярном круге. Свой опасный для бериевского лихолетья дар ясновидящего он прятал так хорошо, что даже члены его семьи толком не знали о нём. Он сказал мне, что знает мою жизнь лучше, чем я сам. Он был чрезвычайно скрытен и скуп на откровения, но всё же один раз подтвердил мои догадки, сказав, что я в своих прежних жизнях был лично знаком с Сергием Радонежским и участвовал в Куликовской битве. Когда я спросил его, участвовал ли я в этой битве в качестве рядового бойца или выше, он ответил, что не в качестве рядового бойца… Большего я не мог у него вытянуть, но и этого было достаточно. Далее, чтобы не повторяться, отсылаю читателей к моей статье «Сергий Радонежский»[10], в которой я описал явление Сергия моей жене перед опасной, угрожающей жизни, операцией (1935 г.). Считаю, что для непредубеждённого ума доказательств достаточно.

Мы отправились в лавру 20 октября. Я не видел ни красок земли, ни неба. Беловатый туман стоял перед моими глазами, я вступал в него, не зная, встретит ли моя нога опору, и целиком положился на сильную руку сопровождающего. Москва ревела вокруг меня потоками автомобилей, то усиливаясь, то замолкая. Эскалаторы несли меня куда-то вглубь и выбрасывали на проходы, по которым я сходил и спускался по невидимым для меня ступенькам. Не люблю этого подземелья (метро), где железным скрежетом подкатывались и уходили опасные, грозящие искалечиванием и смертью машины. Я облегчённо вздохнул, когда в лицо ударила струя свежего воздуха на поверхности земли. Потом была электричка, высадка, и мы пошли пешком. Судя по возгласам спутников, с виадука через рельсовые пути открывался вид на златоглавые купола Сергиевой лавры. Рёв моторов вновь заполнил наш слух, как только мы спустились с виадука. Плотные потоки машин шумливой рекой неслись вдоль нашего пути.

Меня охватило необычайное волнение при мысли, что я хожу по тем местам, по которым ходил Он – Великий, и что в числе тех, которые посещали Сергия накануне Куликовской битвы, находился и я. Тёплая волна благоговения, идущего от сердца, залила моё существо, и на глазах навернулись слёзы. Но слёзы нежелательны, они – признак слабости.

Остановившись, прошу моих спутников выслушать меня. Я предлагаю, чтобы каждый из них обдумал, как он будет вести себя у гробницы Преподобного. Я приехал сюда не как турист, а как паломник, но в чём может выразиться моё паломничество, если мне с детства не была привита склонность к исполнению церковных обрядов? И в то же время мне хотелось как-то выразить своё благоговение перед останками Того, Кого я люблю.

И я принимаю решение: я трижды поклонюсь земным поклоном, касаясь рукой земли. Этими поклонами я также хочу выразить, что не прячу моё верование из боязни, что кто-то осудит меня. Наоборот, я хочу выразить, что готов подтвердить это перед всеми – всегда и везде. Высказав это, я оборачиваюсь к Л. и спрашиваю, согласна ли она вместе со мной совершить это преклонение. Она радостно соглашается. После этого я предлагаю остальным двум поступать у мощей Сергия так, как им подсказывает их сердце.

Мы продолжаем путь. Внимание моих спутников было привлечено киоском сувениров и очень красивым небольшим храмом (часовней конца XVII в.). Мои спутники разбрелись и когда, по истечении некоторого времени, соединились, то одного уже не было. Необычайно склонный к обидчивости спутник покинул нас, заявив, что дальнейший путь будет совершать один.

Мне вспомнилось: «Близ Меня, близ огня». Эти слова приписываются Иисусу. И значение их в том, что сильные огненные излучения Высокого Духа, так называемая аура, усиливает в окружающих всё – и доброе и злое. Приближаясь к месту, насыщенному излучениями Подвижника, люди становятся или добрее или злее, в зависимости от своего потенциала.

Мы двигаемся дальше. И тут к нам подходит мужчина, я слышу его голос: «Вы идёте в церковь, вот вам деньги, поставьте свечи святому Угоднику: за жену, за мать, за меня и детей… Я сам не могу, работаю – занят». В голосе слышится искренняя мольба.

И у меня мелькает мысль, что он любит свою жену. Мой спутник, за руку которого я держусь, вежливо отказывается: «Видите, я веду слепого, не могу я». Выручает Л., она принимает деньги и храбро соглашается выполнить просьбу. Я знаю, что она будет это делать в первый раз в своей жизни и, может быть, не по всем правилам, но всем сердцем одобряю её.

Наконец, я очутился, как мне сказали, в Троицкой церкви, где помещается гробница Сергия. Я, слепой, всё, что происходило вокруг меня, мог воспринимать только на слух. И то, что я воспринимал, было пение. Пел, как мне казалось, чудесно слаженный хор, и песнопение это не было мне знакомым по воспоминаниям прежних посещений церквей. В нём, чудесно омывающем моё сердце, было что-то от грустной народной песни, некоторые ноты перекликались с такой печальной, полной щемящей тоски, старинной песней «Летят утки». Я долго стоял, весь отдавшись этому песнопению, и в душе благодарил тех, кто пел. Впоследствии я узнал, что это не был хор профессионалов, но временно составленная группа певцов с разных концов Руси. Внутреннее чувство сказало, надо двигаться к гробу. Держась за руку Л. и слегка подталкиваемый сбоку другими паломниками, я поднялся на несколько ступенек, и Л. прошептала: «Вот тут». «Ну, поклонимся», – сказал я.

Я нагнулся, и рука моя встретила какую-то ткань, которая, по словам Л., покрывала гробницу. Невидимое присутствие множества людей мешало мне наполниться тем чувством, на которое я рассчитывал. Могут спросить, на что я рассчитывал? Отвечу – на ту взволнованность, которую испытывал в юности своей при редких посещениях храмов. Взволнованность эта слагалась из храмовых украшений, кадильного дыма и его аромата, возгласов священнослужителей и чудесных созвучий песнопений. Их не было сейчас по той простой причине, что в момент посещения гробницы Преподобного никакого богослужения не совершалось. Оставалось лишь одно желание – выполнить принятое решение и засвидетельствовать перед всеми свою веру в избранного мною Идеала.

Спускаясь обратно по ступенькам, я даже испытывал малюсенькое разочарование, что не испытал упомянутой взволнованности. Истинную причину этого я понял лишь впоследствии, когда Л. объяснила мне, что в момент нашего преклонения храм был полон женщин, которые, несмотря на отсутствие богослужения, истово крестились и коленопреклонённо молились. Одна даже распласталась у самой гробницы. О чём это говорит? О том, что пришли они сюда со своим горем, со своим страданием, которого так много возникает в современной семье и, главным образом, отражается на женщинах. Это были волны того же потока страждущих и ищущих помощи, который, начавшись 600 лет тому назад, беспрестанно тёк и продолжает течь по русской земле к лавре Преподобного Сергия. И, как прежде, они уходят отсюда умиротворённые и утешенные в какой-то степени, иначе не было бы этого потока. По-прежнему Великий образ Сергия тихим светом сияет скорбящим и нуждающимся в помощи и в поддержке.

Но не только страждущие идут на тихий свет Сергия. Выйдя из храма, Л. сказала, что к нему подходит свадебная группа… Значит, находятся молодые брачующиеся пары, которые приходят к Сергию за благословением.

Среди посетителей лавры Л. видела группу иностранных туристов и прочих любителей достопримечательностей. За оградою стояли автобусы Интуриста и много легковых машин.

Впоследствии, когда я спросил Л., что запечатлелось в её памяти, кроме архитектуры и прочих шедевров русского зодчества и иконописи, она ответила, что запомнился ей сравнительно молодой, с лицом интеллигента, человек в монашеском одеянии из дорогого сукна, облегающего его складную фигуру изящными складками. В одной руке он держал новенький кожаный портфель-дипломат. Талию охватывал пояс с серебряными украшениями. В поступи его чувствовалась властная уверенность, и от всей его фигуры и гладко выбритого лица веяло холёностью. Какая-то молодая женщина подошла к нему и, видимо, попросила его благословения, но он отказал ей и продолжал путь.

В описании монаха, которое делала Л., мне почудился образ нынешней Сергиевой лавры во всей совокупности: она современна, цивилизованна, благоустроена, блестит златоглавыми куполами, и потоками несутся по её дорогам куда-то спешащие автомобили, отравляя атмосферу когда-то заповеданного урочища, по которому шесть веков назад в заплатанной старой рясе, с топором в руках, в сопровождении медведя ходил Сергий.

г. Змеиногорск, декабрь 1984 г.