Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника


История ржавого, слегка согнутого гвоздя




 

Вальдемару повезло: наконец-то ему удалось приобрести граммофонный диск, за которым он давно охотился. Своей удачей он решил поделиться со старым чудаком, слывшим подозрительным, Иваном Яковлевичем Булановым, у которого был отличный проигрыватель. Подозрительным он прослыл потому, что никто его не видел пьяным; он не курил, не пил, не ел ни мяса, ни рыбы; не заводил ни кратких, ни долгих связей с женщинами. Был всегда отменно любезен, со всеми очень доброжелателен и старался помочь каждому, если это было в его силах. Наличие таких добродетелей в одной личности казалось немыслимым, и поэтому соседи приписывали Ивану Яковлевичу разные пороки, вплоть до шпионской деятельности в пользу некой державы.

Темень… Было около шести часов утра, когда Буланов открыл глаза и стал прислушиваться – звонит колокол. Ровное гудение меди с правильным чередованием коротких промежутков было чётко, естественно и не оставляло сомнений в своей реальности. Тем не менее, он знал, что на десятки вёрст вокруг нет никакого колокола и никто другой в доме, кроме него самого, не слышит этих звучаний. Он также знал, что в это время где-то в мире надвигается, а может быть происходит, бедствие, что людское сознание напряглось, подобно рукам утопающего, судорожно и тщетно шаря по пространству, задевая там невидимые струны, и эти струны звучат как колокол.

Для него уже давно стал физически ощутимым тот факт, что весь Космос – это единый гигантский живой организм, а он сам – маленькая клеточка в нём, которая ощущает и участвует в его жизненном процессе. Иван Яковлевич встал, отыскал в картотеке карточку с заголовком «Знаки огненного пути» и записал дату звучания.

Он знал, что через несколько дней газеты или радио принесут ему известие или о новом землетрясении, или о наводнении, урагане или другой катастрофе, происшедшей в момент слышания им пространственного колокола.

Снова ложиться в постель уже не было смысла. Он занялся приготовлением завтрака. Во время еды перед его глазами стали всплывать лохмотья багрового цвета, они были небольшие и совершали движения, напоминающие призывное махание руки. Это был давно ему знакомый сигнал из Космоса о приближающемся землетрясении или сокрушительной силы урагане. Иван Яковлевич снова встал и сделал дополнительную запись в картотеке. Заодно порадовался возрастающей способности чувствовать сигналы, подобные этим.

Молодого инженера Вальдемара сблизила с Булановым общая любовь к классической музыке. На этой почве случайное знакомство превратилось в прочную дружбу. Кроме того, у Вальдемара вызывала глубокое уважение огромная эрудиция Ивана Яковлевича по всем вопросам. Незаметно у них сложились отношения учителя и ученика.

Иван Яковлевич оказался дома, когда пришёл Вальдемар. Диск был проигран и высоко оценен хозяином дома, и тут последний произнёс неожиданные слова:

– Музыка обладает способностью не только услаждать наш слух, но и вызывать перед нашим мысленным взором картины, содержание которых находится в прямой зависимости от степени духовной высоты человека.

– У меня, – ответил ему Вальдемар, – мысленные картины прирастают к своим пьесам и повторяются при каждом их исполнении. Например, когда играют «Венгерскую рапсодию» Листа, я вижу венгерскую степь и коней, несущихся во всю прыть. Над ними грозовое небо с прорезанными молниями тучами. Но не только музыка вызывает у меня картины. Иногда и вещи, если я их подолгу держу в руках.

– Это очень интересно, – произнёс Иван Яковлевич и взял со стола старинный бронзовый канделябр и, сунув его в руки Вальдемару, прибавил, – сосредоточьтесь на нём и скажите, что вы видите.

Наступила тишина. Оба собеседника молчали довольно долго. Потом Вальдемар положил канделябр обратно на стол и приглушённо заговорил:

– Я видел письменный стол, уставленный разными безделушками, и между ними – дуэльный пистолет и перекидной календарь, на листке которого красовалась дата 10 ноября 1910 года. За столом сидел совершенно лысый, средних лет человек в военной форме, по-видимому офицер. Он быстро писал что-то на листке бумаги. Закончив писать, взял пистолет, приставил его к виску и выстрелил. Несколько мгновений спустя после выстрела отворилась дверь, вбежала какая-то женщина и с криком отчаяния бросилась к самоубийце. Я не стал дальше смотреть.

– Ты видел и точно описал смерть твоего дяди. Он застрелился 10 ноября 1910 года, потому что проиграл всё своё состояние в карты. Он был совершенно лыс, служил в армии и носил форму. Канделябр, который ты держал в руке, украшал его письменный стол. Всё, что мы делаем, говорим или мыслим, запечатлевается на окружающих нас предметах, стенах и в пространстве. И люди, обладающие в той или иной степени духовным зрением, могут видеть или читать эти записи. В качестве авторитетного подтверждения привожу слова нашей великой соотечественницы Елены Петровны Блаватской: «…на стенах наших самых интимных помещений, где мы думаем, что нескромный глаз совершенно устранён и наше уединение никогда не может быть нарушено, существуют следы наших деяний и отпечатки того, что было явлено нами». Другой великий авторитет Е.И.Рерих говорила: «…так личная летопись не есть фантастическая мечта, ибо мы встречаемся с подобными же летописями в мире грубой материи… По древнему Учению каждая частица существующей материи должна быть рекордом (записью. – Ред. ) всего, что случилось». Ты обладаешь ясновидением, которое называется психометрией. Исследователи считают, что способность к психометрии не является редкостью: каждый четвёртый в какой-то степени обладает ею. Насколько мне помнится, Елена Петровна в одном из своих трудов упоминает профессора истории, жена которого была хорошим психометристом. Взяв в руки камешек из разрушенной стены замка, она давала описание сражений, происходивших около него.

Высокой степенью психометрии в наше время обладала болгарская предсказательница Ванга, способности которой заслужили глубокое уважение местного населения и правительства Болгарии.

– Ну что же, поздравляю тебя с открытием в себе новой способности. Отныне ты сможешь узнавать тайны людей, их секреты… Советую очень бережно обращаться с теми сведениями, которые ты узнаешь. Покрой их бронёй молчания и не злоупотребляй своей способностью.

Возвращаясь от Буланова домой, Вальдемар предался мечтам. Никто не знал, что он уже несколько лет, начиная с самого юного возраста, с самого первого балетного представления, на которое он чисто случайно попал, влюблён в балерину Констанцию Цветаеву. Она врезалась в его память как белая сказочно-прекрасная фея, которая носилась по сцене, сливаясь с чудесной музыкой. Её формы казались ему божественными. Все последующие годы он оставался верным рыцарем своей мечты и воздерживался от всяких мимолётных связей, которые могли бы опорочить его чистое стремление к своей богине. Он не знал, как и благодарить своего приятеля – журналиста, который на каком-то вечере познакомил его с Констанцией. Последняя ласково обменялась с ним ничего не значащими репликами. Отметила молчаливость Вальдемара, которую приписала нескрываемому восхищению, с которым он смотрел на неё.

Сейчас Вальдемар думал о том, что открывшаяся в нём сегодня способность, может быть, возвысит его в глазах Констанции и поможет их сближению. В это время нёсшееся по улице такси круто повернуло в сторону Вальдемара и остановилось в трёх шагах от него. В такси сидела Констанция, весело его окликнувшая:

– Как хорошо, что я вас встретила. Идите сюда, мне нужна помощь. Едем ко мне, если вы не возражаете.

Дома она показала Вальдемару две картины, только что приобретённые ею, и, сказав, что их надо повесить, указала место на стене.

Констанция занимала двухкомнатную квартиру, которую Вальдемар нашёл весьма уютной. Будучи любительницей живописи, она обильно украсила стены репродукциями известных и неизвестных художников. Для вновь приобретённых картин пришлось перевешивать другие.

Вальдемар, став на табуретку, вооружился клещами и молотком, вытаскивал старые гвозди и вбивал новые. Особенно ему мешал большой ржавый, чуть согнутый гвоздь. Он вытащил его и, не найдя куда положить, машинально сунул в карман.

В благодарность за проделанную работу Констанция предложила угостить его колумбийским растворимым кофе, который ей преподнесла подруга, совершившая заграничное турне. Вальдемар очень обрадовался такому приглашению, и Констанция начала хлопотать. Но вдруг зазвонил телефон: Констанцию спешно вызывали в театр по какому-то делу. Разочарование на лице юноши, вызванное этим сообщением, было настолько велико, что девушка пожалела его и перенесла своё приглашение на другой день на пять часов вечера.

Просветлевшее при этом лицо Вальдемара свидетельствовало о том, насколько он дорожит приглашением. Это весьма польстило самолюбию Констанции, она даже улыбнулась, сознавая свою власть над молодым поклонником.

Вечером того же дня, ложась спать, Вальдемар, прежде чем повесить пиджак на спинку стула, случайно сунул руку в карман и обнаружил там гвоздь. Он тут же решил испробовать на нём открывшуюся в себе способность: зажав гвоздь в руке, он прилёг на кровать, зажмурился и сосредоточился. Спустя короткое время перед ним замелькали обрывки чьих-то жизней. Они проносились быстро, одна сменяя другую, но так как интерес Вальдемара главным образом был сосредоточен на Констанции, то стали попадаться кусочки её детства, отрочества, и из них, в общей сложности, стали вырисовываться события тех дней.

Он увидел двух молодых инженеров, которые уже занимали довольно высокие посты: один в родном городе, а другой – в Якутии, где возглавлял крупное строительство. Приехав в родной город, покончив там с делами, он зашёл в столовую пообедать. И тут за соседним столиком он увидел привлекательную девушку. Не теряя времени, он подошёл к ней и сказал, что через два часа уезжает в Якутию и просит её стать его женой.

Девушка отметила, что молодой человек недурён собой, и дала согласие. Брак оказался удачным, они прожили в Якутии много лет, и у них родилась дочь Констанция. Потом, в один чёрный день, заключённые, работавшие на стройке (среди которых было немало отпетых головорезов), проиграли в карты начальника, и проигравший зарубил его топором.

Несчастная вдова вместе с дочерью вернулась в родной город, где встретила старого друга мужа, Виталия Ардальоновича, который проявил самое сердечное отношение к её судьбе: устроил на хорошо оплачиваемую работу и принял живейшее участие в воспитании её подрастающей дочери. Последняя вскоре поняла, что Виталий Ардальонович не безвозмездно оказывает услуги матери. Она догадалась о близких отношениях между ними. Это открытие она сделала не сразу, но не нашла в этом ничего предосудительного.

Вальдемар смотрел дальше. Мелькание стало затормаживаться, замедляться, и как на киноплёнке стали вырисовываться события недавних лет. В них начали проявляться персонажи, которых Вальдемар видел в годы студенческой жизни. И наконец, перед ним появилась картина, которую он проклял и дорого бы заплатил, чтобы её никогда не было.

Он увидел Констанцию совсем молодой, наполненной ароматом весны и юной красоты. А перед ней стоял лысый, пожилой человек в очках и медленно расстёгивал на ней пуговицы… В этот момент горло Вальдемара перехвалила спазма – мучительная, долгая, едва ли не стоившая ему жизни. Тяжело дыша, он отвернулся и возненавидел лысого человека. Появилось желание убить его при первой встрече. Потом он решил уточнить, когда это было? Он шарил взглядом по комнате в надежде увидеть календарь, нашёл его и запомнил дату. Он прекратил сеанс и водворил волшебный гвоздь, причинивший ему такое страдание, в карман пиджака.

Он припомнил, что видел лысого человека в театре. По-видимому, от него зависело или поступление, или успех на сцене юной балерины. Мечта его была растоптана грязным сапогом. Алтарь его молитвы и красоты загажен, и в груди поднимался бурный протест: почему это должно было произойти именно с его Идеалом?!

Немного успокоившись, он стал думать: пойти на чашку кофе к Констанции или нет. Сперва он решил, что не пойдёт. Обманувшая его лучшие мечты не стоила внимания, её надо выбросить из головы.

Но тут он сделал страшное открытие: Констанция после своего падения сделалась для него ещё дороже, и выбросить её из памяти он был не в силах. Тогда Вальдемар решил: пойдёт к ней в указанный день и скажет… Но что он скажет, он так и не мог придумать. Наконец, он пришёл к заключению, что обстоятельства встречи сами подскажут, что и как ей сказать, а там – будь что будет.

В назначенный час, даже немного раньше, Вальдемар нажал кнопку звонка квартиры Констанции. Она встретила его весёлой непринуждённой улыбкой и показалась ему привлекательнее, чем когда-либо. Но как только они сели за стол с необыкновенно ароматным кофе и особенно вкусным печеньем, зазвонил звонок в передней.

– Кто бы это мог быть? Я никого, кроме вас, не приглашала, – сказала Констанция и пошла открывать дверь.

Она вернулась в сопровождении мужчины, при виде которого Вальдемар чуть не ахнул от удивления и весь напрягся: перед ним стоял лысый пожилой человек – тот самый из его видения.

Пришедший назвался Виталием Ардальоновичем, театральным деятелем. Своё незванное появление он объяснил тем, что случайно очутился в этой части города и решил навестить Констанцию Владимировну, о матери которой он сохранил самые лучшие воспоминания как о человеке высокой нравственности и благовоспитанности. Жаловался на современную молодёжь, упрекал её в отсутствии трудового энтузиазма и патриотизма, давая при этом понять, что говорящий сам в дни молодости вёл себя по-иному.

Пока он это говорил, Вальдемар решал трудную задачу, как ему быть? Как вести себя с этим человеком, нанёсшим его мечтам сокрушительный удар? Поддержать ли притворный разговор или вступить с ним в бой, сказать ему то, что он заслуживает… И тут произошло событие, которое как бы подтолкнуло его ко второму решению.

В передней раздался звонок, и когда Констанция пошла отворять и заговорила с пришедшим мужчиной, то оказалось, что это был сосед. У его жены случился острый сердечный приступ. Он должен бежать в аптеку за лекарствами и просил Констанцию присмотреть за его женой, пока он не вернётся. Хозяйка попросила своих гостей не скучать, пообещав вернуться через полчаса.

Когда она ушла, буря, клокотавшая в груди Вальдемара, набрала такую силу, что сдерживаться более он не мог.

– Виталий Ардальонович, – сказал он, – мне было до тошноты противно выслушивать ваши лживые речи о патриотизме, высокой нравственности и благовоспитанности матери Констанции Владимировны, с которой вы (будучи женатым), сожительствовали много лет. Мало того, вы польстились на её дочь и благодаря своему положению и деньгам уговорили мать, чтобы она склонила ту вам ответить. Вы не имеете никакого права говорить о высокой нравственности, патриотизме и подобных вещах.

Ответом на эту тираду было долгое молчание. Потом Виталий Ардальонович заговорил:

– Ваши обвинения необоснованны. У вас нет никаких доказательств того, что вы сказали.

– Доказательств? – засмеялся Вальдемар. – И он описал в подробностях всё, что происходило в этой комнате. – Так ли это было?

– Поразительно. Видно кто-то распустил язык. Вы судите меня с точки зрения общепринятой морали, но общепринятая мораль – это только наружные покровы и лживое прикрытие собственной безнравственности: её признают, но ею не пользуются, и каждый живёт так, как ему хочется. Я знаю, что живу только один раз, и поэтому вправе брать от жизни всё, что она может дать. А вы разве живёте иначе?

– Да, совершенно иначе, – с жаром заговорил Вальдемар.

– Я сознаю себя частью великой живой Вселенной. Я вечно живой, как жива она. Я не могу умереть и никогда не умирал, ибо я – сама жизнь. Формы мои – телесное одеяние – разрушаются и умирают: я неразрушим и творю добро, которое приносит мне счастье. Во Вселенной властвует закон: «Что посеешь, то и пожнёшь». Я сею доброе, чтобы и другие могли пожинать от этого счастье.

Высказав эти мысли, вложенные в него Булановым, Вальдемар замолк. Наступила тишина. Её нарушил слегка насмешливый голос Виталия Ардальоновича.

– Наговорили с три короба высокой, никого не убеждающей философии. Она тут ни к чему, так как дело гораздо проще: вы испытываете жгучую ревность и зависть, что я опередил вас и сорвал цветок, на который вы сами имели виды. Констанция – моя последняя радость. Я вас прекрасно понимаю, – вы влюблены в неё и вам обидно.

Последние слова Виталия Ардальоновича огорчили и разозлили юношу. В нём заклокотал гнев. Приглушённым голосом, в котором чувствовалась сдержанная ярость, он сказал:

– Ваши подлые рассуждения аморальны и оскорбляют слух, но в одном вы правы – я влюблён в Констанцию и отныне встаю между нею и вами. А сейчас предлагаю вам уйти отсюда и никогда больше не возвращаться.

Собеседник усмехнулся:

– Логически оправданный финал. Я ухожу. – Не могу мешать вашему счастью.

Звякнула входная дверь. Вальдемар остался в комнате один. Едва он погрузился в мысли о только что развернувшихся событиях, как на пороге появилась Констанция. Она обвела взглядом комнату.

– А где же Виталий Ардальонович? – спросила она удивлённо.

– Я его прогнал, – ответил Вальдемар.

– За что же вы так круто поступили?

– За величайшую боль. Он разрушил мою мечту о девушке, ждущей своего принца-героя, чтобы вместе сражаться с невзгодами и превратностями жизни и прокладывать путь вперёд. Я влюбился в эту девушку с первого взгляда. Тот, кого вы называете Виталием Ардальоновичем, стал на пути этой девушки.

– Где же и когда это происходило? – спросила Констанция.

– В этой комнате 25 января 1960 года.

Глубокое гнетущее молчание наступило в комнате. Лицо Констанции как-то посуровело, и она сжала губы. Наконец она произнесла:

– Я поняла, вы имеете в виду меня?

– Да, – глухо ответил Вальдемар, – но я не осуждаю вас. Вы были жертвой…

Продолжительный звонок входной двери прервал его слова. Констанция вновь пошла к двери и вернулась с Виталием Ардальоновичем. Он был возбуждён до крайности, хотя старался это скрывать.

– Я… я вернулся, чтобы сказать вам обоим то, что вы заслуживаете. То, что мне рассказал этот человек, – он указал рукой на Вальдемара, – он смог узнать только от тебя, Констанция. После всех благодеяний, которые я оказывал твоей матери и тебе, ты предала меня. Так вот знай! Я лишаю тебя своего покровительства в театре, а без него ты долго не протанцуешь. А вы, молодой человек, не получите того счастья, на которое рассчитываете.

Он злобно усмехнулся, круто повернулся и ушёл, хлопнув дверью.

Вальдемар обратился к Констанции и открыл было рот, чтобы заговорить, но девушка перебила его:

– Не говорите ничего и уходите вслед за Виталием Ардальоновичем. Я оглушена всем тем, что здесь произошло, и я устала, очень устала, а у меня завтра премьера. Уходите, прошу вас. Не говорите ничего. Я ничего не хочу слышать. Уходите… – на глазах у неё навернулись слёзы.

Вальдемар как-то отупело потоптался на месте, а потом молча двинулся к выходу.

Он проснулся на рассвете, разбуженный подземным гулом. Казалось, внутри земли перекатывались горы, глухо ударяясь друг о друга. Потом кровать Вальдемара как бы подпрыгнула, на стенах закачались картины, с этажерки со звоном упала ваза и разбилась, а на кухне загромыхали кастрюли. «Землетрясение!» Мысль молнией обожгла сознание. Надо было скорее бежать на улицу, пока не обрушился потолок. Быстро одевшись, он выбежал, наконец, на улицу, где его окутало облаком пыли от разрушившегося соседнего здания. Крики о помощи, детский плач и зовы потерявших друг друга членов семей раздавались со всех сторон.

Вальдемар шёл быстро, почти бежал. Сперва он даже не отдавал себе отчёта, куда спешит, так как решение возникло в нём почти автоматически: он бежал спасать Констанцию, которая жила на первом этаже старого двухэтажного дома, наверняка подвергшегося разрушению.

Так оно и оказалось – второй этаж обрушился и своими обломками засыпал нижний этаж и все подходы к нему. Мысль, что он может спасти Констанцию и доказать свою любовь той, которая отвергла его, не оставляла его и придавала богатырские силы. Он раздобыл лом и лопату и стал ворочать глыбы упавших стен с невиданной лёгкостью. Мимо него проходили спасательные отряды, проносились грузовики и кареты скорой помощи – искалеченный и раненый город старался скорее зализывать нанесённые раны. А Вальдемар продолжал работать. Пот лил с него градом, но зато и проход к знакомому подъезду стал приобретать явственные очертания.

Было около полудня, когда рука подошедшего сзади человека легла на его плечо и знакомый голос произнёс:

– Не надо больше трудиться, – я жива. Я ночевала у подруги в дачном домике и тем спаслась.

Вальдемар обернулся и замер, прижался лицом к лицу Констанции. Он был страшно рад, что она жива, и в то же время ему хотелось сказать, что он не жалеет о проделанной работе, так как она лучший свидетель тех чувств, которых он сейчас настолько полон, что не может выразить.

Констанция всё это прочла на растерянном лице Вальдемара и сказала:

– Не надо слов. И так всё ясно. Иногда лом и лопата говорят громче и убедительнее, чем самые изысканные признания в любви.

Она взяла обеими руками его голову, притянула к себе и крепко поцеловала. Потом сказала:

– Я только что узнала, что Виталий Ардальонович погиб под руинами своего дома.

Впоследствии, когда они поженились, Вальдемар часто вспоминал о том, какую роль в его жизни сыграл старый, слегка согнутый гвоздь, и он его хранит среди семейных реликвий.

 

г. Змеиногорск, 1988 г.

 

Сказание о царе Юдхиштхире (вольный пересказ эпизода из индийского эпоса «Махабхарата»)

 

Кришна был царского рода и сам был царём, и всё его Учение настолько проникнуто благородным воинственным духом, что оно даже кульминировано в форме прекраснейшей поэмы, посвящённой великой Битве на поле Курукшетра. Все легенды о Кришне как о пастухе, проводящем время в танцах и в игре на лютне, в обществе пастухов и пастушек, есть позднейшее развитие народной фантазии…

Е.И. Рерих

 

Самое малое прикосновение истины спасает от самого глубокого отчаяния.

Бхагавадгита

 

Кауравы[26]и Пандавы – так назывались два царских рода в Древней Индии. Их царства граничили друг с другом, они часто враждовали, что однако не мешало им породниться между собой. И было такое время, когда царством Пандавов правил царь Юдхиштхира и шестеро его братьев[27], царством Кауравов – коварный царь Дхритараштра, дядя Юдхиштхиры.

Мудро и милосердно правил своим народом царь Юдхиштхира. Он помогал вдовам и сиротам, поощрял богатых на помощь бедным и везде установил строгую справедливость. И прозвали его в народе честнейшим среди честных. Ему помогали его братья, среди которых силою и полководческим талантом отличался Арджуна, а знанием правил чести и рыцарства – Бима. Слава о добродетелях Юдхиштхиры и его братьев, а также их нежной сестры Драупади, далеко разнеслась за пределы их царства.

И ещё славились царственные братья своими конями – никто не умел выращивать таких быстроногих красавцев, как они. Но Юдхиштхира не был бы таким мудрым и доброжелательным, если бы у него не было духовного учителя – одного из богов, принявшего образ человека – Кришны, который наставлял его.

Не таков был их дядя Дхритараштра, царь соседнего царства Кауравов. Он завидовал славе Юдхиштхиры и замыслил недоброе: когда меньше всего можно было ожидать нападения, когда воины Пандавов жили со своими семьями и наслаждались домашними радостями, Дхритараштра двинул своё войско на ничего не подозревавшего соседа и почти без труда захватил его царство. Царь Юдхиштхира, братья и его сестра Драупади были вынуждены тёмной ночью спасаться бегством в леса.

С трудом преодолев опасный переход по джунглям, братья добрались до пределов соседнего государства. Когда они, скрывши своё царское достоинство, явились к правителю этой страны, тот высоко оценил их знания по коневодству и назначил их придворными конюхами.

Обосновавшись таким образом на чужой земле, братья поставили перед собой одну-единственную цель – возвратить, во что бы то ни стало, утерянное царство.

Началась кропотливая работа по составлению планов, засылке лазутчиков на родину, установлению связей с прежними друзьями. Заговор плёлся годами, на родине создавалась подпольная армия. Драгоценности, вывезенные при бегстве, ушли на приобретение оружия, коней, колесниц, боевых слонов…

Наконец, всё было готово: день выступления назначен, Юдхиштхира и его братья во главе своего войска двинулись к столице Дхритараштры, но коварный царь, через своих лазутчиков узнав о готовящемся нападении, двинул свою армию навстречу. Оба войска сошлись на поле Курукшетра[28], но так как был уже вечер, то в бой не вступили, а расположились друг против друга станом.

К радости Юдхиштхиры и его братьев в их стане появился Великий Гуру Кришна[29], одно появление которого уже вселяло мужество и окрыляло надеждой. На военном совете братья распределили свои роли в предстоящей битве, а наутро при восходе солнца, пока оба войска завтракали и готовились к бою, состоялась между Арджуной и Кришной полная божественной мудрости беседа, которая изложена в жемчужине Востока – книге «Бхагавадгита».

Начался жестокий бой – армии сошлись врукопашную. Сотрясали воздух яростные выкрики людей. Молниями сверкали разящие мечи и копья. Ржали вздыбленные в сече кони, ревели боевые слоны, боевые колесницы с разбегу врезались в ряды пехотинцев, и воины, стоя на колеснице, левой рукой правили конями, а правой наносили удары по обе стороны копьём или длинным мечом.

В войске братьев не было воина страшнее брата – полководца Арджуны. В армии Дхритараштры таким непобедимым воином был сын начальника войска Дрона. В колеснице с особо дрессированными свирепыми конями, которые, придя в ярость, сами рвали зубами противников, – он, обладая огромной силой, как бог войны, носился по полю, разя и сокрушая, и гнал перед собой устрашённых воинов Юдхиштхиры. И никто, кроме Арджуны, не мог остановить его.

Жестокая битва, не принося победы ни той, ни другой стороне, длилась целый день. Но как только наступал вечер и солнце скрывалось за горизонтом, воины, по свято соблюдаемому в то время обычаю, прекращали битву, отходили в свои станы, где готовили себе ужин и ложились спать, с тем, чтобы утром, с восходом солнца возобновить битву. И так – изо дня в день.

Каждое утро облачённый в сияющие доспехи Дрона на колеснице налетал, как смерч, на ряды воинов Юдхиштхиры и, пока подоспевал Арджуна, усеивал поле трупами. Его боялись. Дух войска Юдхиштхиры падал. Появились дезертиры, армия братьев таяла, ещё несколько дней – и всё могло быть потеряно. Озабоченные до крайности братья собрались на военный совет. Что предпринимать, чтобы предотвратить надвигающуюся беду – крушение дела всей их жизни?

Арджуна и Дрона победить в единоборстве друг друга не могли. И задумались братья: а нельзя ли поразить Дрону духом, но так, чтобы он потерял своё мужество, ярость и отвагу?

Один из братьев предложил хитроумный план: в неприятельской армии сражался единственный сын Дроны – Ащватамма; а что если в пылу сражения, когда Дрона опять налетит со своей колесницей, крикнуть ему: «Ащватамма убит!» Ведь обольётся кровью родительское сердце и сникнет душа!

– Но ведь это будет ложь! Не можем мы, воины касты кшатриев, осквернять свои уста ложью. Это ляжет на нас вечным позором! – воскликнул Юдхиштхира.

– Тогда надо сделать так, чтобы это не было ложью, – ответил брат.

– И сделать это можно очень просто, – продолжал он, – у нас есть боевой слон по имени Ащватамма. Мы его убьём и после этого можем смело кричать: «Ащватамма убит!»

Все смутились и переглянулись. Обратились за советом к великому гуру Кришне, который тоже присутствовал на собрании. Но тот сказал, что этот вопрос братья должны решать сами. С большой неохотой Юдхиштхира, по настоянию братьев, дал согласие на этот план.

На другое утро, когда снова возобновилась битва, Дрона, как и прежде, атаковал сильно уже поредевшие ряды противника, а воины Юдхиштхиры упорно сопротивлялись, и схватка стала ожесточённой. И тут, в самом пылу сражения, до слуха Дроны донёсся громкий торжествующий крик: «Ащватамма убит!» Не веря своим ушам, Дрона остановил коней. У него вырвался крик: «Как? Мой сын Ащватамма убит? Кто сказал это?»

Но уже не один, а несколько голосов повторили ему то же самое. Два огненных слова, переплетаясь, как две огненные змеи – как их не перевёртывай – страшного смысла не теряли. Они летели к нему и жалили в самое сердце.

Вдруг, выпрямившись во весь свой богатырский рост, Дрона закричал:

– Никому не поверю! Пусть честнейший среди честных царь Юдхиштхира придёт и повторит, что мой сын Ащватамма убит, – тогда поверю.

Сражение прекратилось, молчание воцарилось кругом. Слышно было, как воин побежал звать царя.

Юдхиштхира стоял, окружённый братьями, когда к нему подбежал воин – тот самый, кому было приказано произнести роковые слова, и доложил о происшедшем. Юдхиштхира молча выслушал воина. Это был удар – неожиданный и жестокий. Кто мог это предвидеть! Теперь от него, никогда не сказавшего ни слова лжи, будут требовать, чтобы он солгал…

Юдхиштхира обвёл взглядом лица окружающих его братьев – они с мольбой смотрели на него, старшего своего брата, которому привыкли повиноваться как отцу, и их взоры, их молящие глаза говорили яснее слов: «Иди и солги!» Разве мог он осудить их за это? Разве он сам не прошёл все унижения и тяготы долгих годов изгнания? Разве нежные руки сестры Драупади – царевны мало перетаскали воды из чужих колодцев? И разве коварный дядя честным путём лишил их царства? И разве он сам не мужчина и станет жеманиться в грозный час, решающий всё…

– Если я вас правильно понял, вы хотите, чтобы я пошёл и сказал то, что требуют от меня? – спросил он братьев.

– Так, брат, так. Ты правильно нас понял. Иди и скажи! – тихо сказали братья, полные благодарности, что не пришлось уговаривать.

И спокойно, как подобает мужчине и царю, пошёл Юдхиштхира, ведомый воином, и произнёс перед Дроной:

– Я, царь Юдхиштхира, прозванный честнейшим среди честных, заявляю тебе: да, твой сын Ащватамма убит.

И тогда Дрона зарыдал, бросил своё копьё и меч на землю и протянул обе руки воинам Юдхиштхиры со словами:

– Вяжите меня – сдаюсь. Не хочу ни воевать, ни жить без сына, света моих очей.

И тут произошло то, чего ни Юдхиштхира, ни его братья никак не могли ожидать. Увидев своего победоносного вождя сдающимся, его воины один за другим последовали его примеру: бросали оружие, сдавались, бежали с поля сражения. Воины Юдхиштхиры с победными криками бросались вперёд, врывались в никем уже не защищённый стан врага и предавались грабежу.

Перед потрясённым от неожиданности и как бы замершим в каком-то оцепенении Юдхиштхирой победа обернулась не своей радостно-ликующей стороной, но своим ужасным ликом. Его воины волокли сопротивляющихся и плачущих женщин, прижимающих к груди своих детей. Из вражьего стана тащили одеяния, утварь, а кто сопротивлялся – тут же убивали… Стон, вой и плач висели в воздухе, победители вступили в драку между собой за обладание лучшими конями. Юдхиштхира стряхнул с себя оцепенение, стал отдавать приказы к движению вперёд, к столице, стараясь, если можно, не допустить жестокости к побеждённым.

Но грабёж и насилие, эти два отвратительных близнеца, были неотделимы от войны. К нему подвели толпу пленниц из царского дворца Дхритараштры. Среди них была и старая царица с распущенными волосами, растерзавшая себе грудь от горя. Гнали стада отобранного скота, который должен был поступить в царскую казну. Но в душе Юдхиштхиры не было ни капли радости победы. Наоборот, в ней была страшная рана от сознания, что всё это куплено ценою его лжи. Он чувствовал, что рана эта превратилась в незаживающую язву, которая отравит ему душу, и не будет ему больше радости в этой жизни. То же самое испытывали его братья и сестра, ибо сознавали, что безжалостно подтолкнули своего брата на ложь.

Как Юдхиштхира, так и его братья знали, что действие, нарушившее законы морали, в данном случае – их ложь, может быть исправлено только действием. Одного раскаяния для этого мало, и они потратили несколько лет на восстановление благополучия в стране, на залечивание ран, причинённых войною. И проявляли милосердие, где только представлялся случай, и стремились сеять вокруг себя радость и улыбки. Это облегчало укоры совести, но не освобождало от них.

Тогда Юдхиштхира, его братья и сестра приняли решение: покинуть своё царство, передав его достойным правителям, а самим отправиться на поиски великой горы Меру[30], подножие которой покоится на земле, а вершина уходит в небесное царство, в тот рай, где обитают боги, куда после смерти уходят герои, праведники и достойные люди, но никто не мог в точности указать её местонахождение. Знали только, что путь туда лежит через многие страны и великую пустыню, что путь этот полон опасностей и великих лишений.

Без тени сожаления они покинули свой пышный дворец, находящиеся в нём богатства и, одевшись в простые одежды, пустились в путь. Впереди шёл Юдхиштхира, а за ним его братья и сестра. При их выходе из дворца из него выбежала собака Юдхиштхиры и пошла за своим хозяином.

Через леса и горы, реки и долины, через опасные ущелья, кишащие змеями и зверями, под грохот падающих с круч камней и мрак непроглядных туманов, ползущих из пропастей и лепящихся к чёрным скалам, шли они. Иногда страшные призраки протягивали к ним костлявые руки, и леденящий душу хохот доносился и спереди, и сзади. Но путники не оглядывались, ничто их не устрашало.

У них была одна-единственная цель – достигнуть священной горы Меру, или погибнуть. Так шли они из страны в страну и, наконец, дошли до великой пустыни, где не было ни воды, ни животных, ни птиц – лишь необозримые пески и палящее солнце. Но за этой пустыней, сказали братьям люди, должна была находиться их цель – священная гора.

Бесстрашно, без колебаний двинулись братья в пустыню. Как всегда, впереди Юдхиштхира со своею собакою, за ним братья и Драупади. Долго они шли под палящим солнцем, жаждущие, измождённые, смертельно усталые. И тогда первой замертво упала на раскалённые пески любимая сестра Драупади. Братья даже не оглянулись на неё, не замедлили шаги и шли вперёд. Затем упал могучий воин Арджуна, и никто не оглянулся на него, не замедлил шага. Затем упал Бима, и один за другим пали все братья, за исключением Юдхиштхиры, который теперь один продолжал путь, не оглядываясь. Вот уже вдали начали перед ним вырисовываться очертания священной горы Меру.

Выбиваясь из последних сил, Юдхиштхира шёл, не сводя с неё глаз. Она как бы росла в его глазах, поражая своим великолепием. Подошва её была окаймлена высокою стеною, в ней – решётчатые железные врата.

И видит Юдхиштхира, что жители этой горы уже заметили его, спускаются с высот и идут к воротам ему навстречу По мере приближения Юдхиштхира начинает узнавать среди толпящихся по ту сторону ворот небожителей некоторых героев прошлого и даже своих умерших родственников. У многих в руках цветы, видно, готовят ему торжественную и радостную встречу. Уже летят ему навстречу приветственные крики: «Да здравствует царь – герой Юдхиштхира! Победитель милосердия! Слава великому царю Юдхиштхире!»

И раскрылись настежь перед ним тяжёлые решётчатые железные ворота.

– Дошёл… достиг! – думает Юдхиштхира, и огненная волна радости пронизывает его с головы до пят, куда делась усталость!

Приветственные крики усиливаются. Юдхиштхира видит впереди толпы двух красавиц, которые держат в руках гирлянду роз, чтобы увенчать его. Он шагнул вперёд, и ворота за ним закрылись. Юдхиштхира оглянулся и увидел, что его собаку не впустили, она осталась по ту сторону ворот.

– Впустите мою собаку, прошу вас! – обратился он к тем, кто закрыл ворота.

– Великий царь и герой, – ответили они, – здесь не место собакам. Только самые достойные люди могут здесь пребывать, а о животных не может быть и речи. Мы понимаем твою любовь к животным. У нас самих были собаки. Но закон есть закон.

– Но эта собака особенная, она так любила, так служила и охраняла меня. Она прошла со мною через смертельные опасности, и нет животного вернее её! Умоляю вас – пожалейте её! Как я могу бросить её одну на погибель в пустыне?

Но стражи врат остались непреклонными, и толпа небожителей поддерживала их.

– Значит, я должен совершить подлость по отношению к своей собаке? За верность заплатить предательством? – он обвёл взглядом толпу. Все молчали.

– Тогда я отказываюсь от вашего рая! Выпустите меня обратно в пустыню, где осталась моя собака! – сказал Юдхиштхира.

Пока он это говорил, совершилось чудо: собака стала расти, изменила свой облик и превратилась в бога смерти, который сказал:

– Это было твоё последнее испытание, Юдхиштхира! Ты выдержал его блестяще!

Юдхиштхира помолчал и снова обвёл взглядом толпу стоящих перед ним небожителей.

– Но я не вижу среди вас милых братьев, моей сестры Драупади и всех тех, кто храбро сражался за меня и отдал свои жизни, – грустно произнёс Юдхиштхира. – Где они?

– Они оказались недостойными пребывать здесь вместе с тобою, – был ответ. – Свои прегрешения они искупают страданиями в заколдованном лесу, где они превращены в деревья.

– В таком случае, я ещё раз отказываюсь от вашего рая. Отведите меня туда, где находятся все те, кого я любил и кто любил меня. Их страдания пусть будут моими страданиями, я пребуду с ними до конца, – сказал Юдхиштхира.

И вмиг он очутился в мрачном лесу. Бугристые корни и ветви деревьев переплетались между собой. Колючие шипы покрывали стволы и вонзались в тело при неосторожном малейшем движении Юдхиштхиры.

Точно большие змеи, лианы обвивали деревья и преграждали путь. Юдхиштхира зычно крикнул во мрак: «Братья мои и сестра! Воины мои и все те, кого я любил и кто любил меня, – я опять с вами и теперь уже от вас никуда не уйду!»

И тогда произошло чудо: лес исчез, и Юдхиштхира опять оказался на горе Меру, но уже среди своих братьев и всех тех, кто сражался за него, кого он любил. И среди всеобщего ликования торжественно зазвучал голос Великого Гуру Кришны:

– Юдхиштхира, в своей жизни ты был полон мужества и других великих добродетелей, но у тебя была одна слабость – уступчивость. Когда нужно было проявить несломимую твёрдость, ты шёл на уступки, жалея тех, кто эту уступку требовал. Теперь этот недостаток выжжен огнём. Радуйся, Брат!

 

Меч Торвальда[31]

(сказка-повесть)

 

 

I

 

Когда Гунар вывел стадо, он ещё не принял решения, куда его вести. То ли гнать к каменистым бугоркам вдоль Грешного ручья, где травы мало, но зато удаётся поймать в ручье форель на добавку к своему скудному обеду; то ли направиться к лесу в низине, где поспели черника, грибы. А может погнать стадо на лесистую горную грядку, за которой течёт не очень широкая, полноводная река и с вершины открывается, как на ладони, вся округа и многое другое…

И Гунар решительно погнал стадо к горе. У подножья её коровы и овцы разбрелись, пощипывая сочную после ночного дождя траву, а Гунар забрался на вершину горы и огляделся. Перед ним блистала в утренней свежести широкая долина, простирающаяся до соседнего холма, увенчанного каменными стенами и башенками мрачного замка Эглай. Дымились трубы деревенских домиков. По улицам сновали женщины, и куда-то двигались крестьянские подводы. Взгляд Гунара упёрся в рыцарский замок на холме – там что-то происходило. Острые глаза его различали, как по подъёмному мосту из замка выехал сперва один вооружённый всадник, потом ещё и ещё – Гунар насчитал их двадцать. А вот и сам владелец замка рыцарь Бээр, он выше всех, и могучий конь под ним пританцёвывает. Куда они собрались?

Гунар старался отгадать. Про рыцаря Бээра в народе шла худая молва. Не говоря уже о непосильных поборах со своих крестьян, ему приписывались убийства и разбой на дорогах. Говорили, что при всём этом он набожен и ежегодно отправляет настоятелю соседнего монастыря богатые дары, за что последний отпускает ему грехи.

Гунар пристально следил – куда направится отряд, и когда увидел, что всадники сворачивают с большака на просёлок, ведущий к броду на реке, мигом сообразил, что Бээр переправится через реку и будет творить что-то неладное на большой дороге по ту сторону реки.

Ближайшую местность Гунар знал прекрасно. С брода, куда направился отряд, можно выйти на большую дорогу, которая пролегла по луговому берегу реки. Он открыт – видно далеко. Устраивать засаду можно только в густом ольховнике у Студёного ключа, который на том берегу как раз против той горы, на которой он стоял. Значит предстоит волнующее зрелище, как Бээр будет кого-то грабить… Такое не каждый день увидишь!

Волнение охватило Гунара. Он – сын бедного лесника, в доме которого был один единственный нож – для резки хлеба и прочих хозяйственных надобностей, давно мечтал о мече, каким обладали герои его детских сказок. Какие подвиги он мог бы совершать, будь у него меч! Хотя бы такой, как у гонца, который на днях прискакал из замка к его отцу – леснику, чтобы передать какое-то поручение Бээра. Гонец позволил юноше полюбоваться его блестящим оружием. Это был стальной клинок с голубовато-серым отливом, отлично отточенный и отшлифованный, с рукоятью, обвитой жёлтой медью. Гунар даже тогда взмахнул этим мечом несколько раз, мысленно представляя себе, что наносит удары дракону, за которым на некотором отдалении стоит царевна и тоскующе смотрит на него, Гунара…

И тот же гонец рассказал юноше, что мечи бывают разные, что был когда-то кузнец по имени Торвальд. Он делал мечи, равных которым нет. Сталь для них он закапывал в болото и держал там по году. Были у него и другие секреты, которые он никому не раскрывал. Мечом Торвальда можно перерубить, как тростинки, все другие мечи… И где достать такой меч? Говорят – он сам приходит в руки, если суждено… Но тогда вместе с ним приходит и большое счастье. Но если мечом завладел неправедный человек, то он приносит ему несчастье.

Юноша быстро прикинул в уме, сколько времени понадобится отряду Бээра, чтобы перейти брод и добраться до места засады. К этому времени, решил он, можно будет коров согнать потеснее, они лягут и начнут пережёвывать свою жвачку. А он приставит к ним пса Бурю…

 

II

 

За три века до того, как Гунар со своим стадом появился на описанной нами горной гряде, – было совершено страшное злодеяние.

На одинокий хутор, укрывшийся в дремучем лесу на побережье Балтийского моря, спустилась тёмная ночь. В доме у громадного очага, сложенного из каменных глыб, сидела семья за поздним ужином: Утис – отец, глава семейства, его сын Валдис с женой Гунтой. Матери не было, она рано умерла. Ещё в доме находилась бабушка, но она не поднималась с постели, прикованная к ней бременем лет, числа которым никто не знал.

Она объяснялась знаками. Иногда с её губ срывались отдельные слова, которые впоследствии оказывались вещими.

Поленья в очаге догорали, и скупой красноватый свет отбрасывал на стены большие двигающиеся тени ужинающих. Сидели молча. Вдруг старуха на лежанке засопела, зашевелилась. Раздалось какое-то клокотание в её горле, а потом вырвались слова:

– Чёрный корабль, чёрный корабль… Белый камень… О, горе! Горе всем нам!

Ужинавшие молча переглянулись. В бухте у Мелового утёса действительно появился чёрный корабль. Как она могла это узнать? И почему – всем нам горе? Неужели морские разбойники?

Гунта бросилась к старухе.

– Бабушка! Бабушка! О каком горе ты говоришь?

Но старуха молчала, как и прежде глаза её будто смотрели сквозь Гунту на что-то позади неё.

Решили спать, не раздеваясь, и поближе положили короткие копья, с которыми ходили на медведя. Очаг погас, всё погрузилось в темноту.

В полночь около хлева залаяла собака. Сначала её голос взмыл до высочайших нот, а потом перешёл в рычание. Но тут же последовали вскрик и жалобное подвывание. Было ясно: собаку убили.

Схватив копья, мужчины бросились к дверям. Первый перешагнул порог Улис и тут же упал с рассечённым черепом. Шагнувший через труп отца Валдис не успел прицелиться копьём, как некто отрубил ему руку, а вторым ударом сразил его насмерть. Убийцы вошли в комнату и, если бы у полумёртвой старухи сохранилось ясное сознание, она могла бы гордиться своею снохою – та яростно защищала свою женскую честь. Она кусалась, отбивалась руками и ногами, пока не потеряла сознание от сильного удара, нанесённого по голове…

Со времени совершения этого преступления прошло более трёх веков. Злодеи давно умерли, а их души, пробыв соответствующий им срок в загробном мире, снова воплотились на земле.

Великий закон причин и следствий, называемый «кармою», каждому из них подготовил такое воплощение, при котором они неминуемо должны были получить по заслугам. Душа одного из злодеев воплотилась в теле владельца замка Бээра, а душа другого – в жителе его замка, сборщике налогов Клаусе, по прозвищу Бледный, так как он истязал недоимщиков, пытал их и при этом бледнел…

Жертвы обоих злодеев, Улис и Валдис, в новом воплощении родились у подчинённых Бээру крестьян. Один из них – Гунар, а другой – лесник, его отец. Казалось, надо наоборот: родиться владельцами замка – жертвами, а злодеям – подчинёнными. Но пути кармы так причудливы…

 

III

 

Гунар устроил свой наблюдательный пункт на крутом левом берегу реки. Отсюда дорога на правом берегу и ольховник были как на ладони. Долгое время на дороге никто не появлялся. Гунар уже было собрался вернуться к своим коровам, как в отдалении показалась кавалькада: шестеро всадников и за ними повозка, запряжённая четвёркой лошадей. В ней сидели две женщины. Впереди на статном коне ехал всадник, по всей видимости богато одетый, так как нет-нет на солнце поблёскивали его металлические пряжки, украшения и оружие.

Не успела кавалькада поравняться с ольховником, как из неё стремительно вылетели всадники Бээра с пиками наперевес. Мгновенно они окружили путников, засверкали мечи и закипела безжалостная сеча, как безжалостен и беспощаден камнепад. Бээр и предводитель кавалькады сражались один на один. Видимо, равные были их силы и уменье – ни тот, ни другой не поддавались. В пылу сражения кони вынесли их на самый край берега реки. Гунар увидел, как Бээр удачным ударом отсёк у своего противника руку с мечом. Сверкнув сталью в лучах солнца, меч описал в воздухе дугу и упал в реку. Гунар весь напрягся, как тетива.

Меч, о котором он так мечтал, появился, и он может им завладеть! Он хотел сразу броситься в воду, чтоб достать сокровище, но его удержала мысль, что воины Бээра могут увидеть его с мечом и отнять. Пусть лучше воды реки, быстрые и мутные после ночного дождя, хранят этот меч, как видно, предназначенный ему судьбой…

Тяжёлым камнем он отметил то место на берегу, где меч упал, и поспешил к своему стаду. Уходя он заметил, как на поле боя остались трупы, а отряд Бээра сопровождал повозку с двумя женщинами по направлению к броду. Ещё подумал, что уровень воды в реке теперь высокий и при переправе вода зальёт повозку…

 

IV

 

Когда Гунар пригнал стадо вечером домой, в деревне уже знали, что Бээр совершил нападение и привёл в замок двух пленниц. А через пару дней стали известны и подробности. Пленницами были Гулда, дочь Кунрада, владельца замка Абранэ по ту сторону Большого Болота, и её тётка. В сопровождении своего жениха и вооружённых всадников они направлялись на богомолье в монастырь. Бээр же напал на них в отместку за неудачное сватовство к Гулде. Знали также, что при похищении Гулды Бээр убил её жениха, и поэтому все решили – быть войне. Кунрад-Вешатель не такой человек, чтобы потерпеть от кого-либо обиду. Вот-вот он появится со своим отрядом и начнёт осаду замка. Неприятель, конечно, станет грабить крестьян Бээра – надо было поспешно зарывать своё добро в землю, оставив лишь самое необходимое. Дни проходили в тревожном ожидании.

А тем временем на деревенском постоялом дворе поселился бродячий коновал. Он был не только искусным врачевателем лошадей, но и лечил людей, а также умел рассказывать удивительные истории. Кроме того, он оказался чрезвычайно умелым игроком в кости. Любители попытать своё счастье уходили от него с опустошёнными карманами. Служители замка, в том числе и охранники, тоже прослышали про искусника. Один из них, Питер с отсечённой верхней губой, обнажавшей белые зубы, что придавало ему выражение постоянно насмехающегося, был человеком жадным и скупым. Он решил, что коновал уже успел скопить изрядную сумму, и его подмывало попробовать очистить карманы удачливого игрока.

Освободившись от дежурства, Питер пришёл на постоялый двор и сел играть с коновалом. Сначала Безгубому везло. А потом он стал проигрывать, пока не лишился всех своих денег. Коновал предложил ему возобновить игру завтра. На другой день охранник забрал все имеющиеся у него дома деньги и без остатка опять проиграл их коновалу. Когда, раздосадованный до крайности потерей всего своего имущества, он поднялся, коновал пошёл его провожать.

Выйдя за дверь, он прошептал ему:

– Хочешь, я верну тебе все твои проигранные деньги и ещё прибавлю в сто раз больше? Только окажи мне одну услугу.

– Какая эта услуга? – прохрипел Безгубый.

– Сущий пустяк, – ответил коновал, – когда ты будешь дежурить у ворот подъёмного моста, повесь вот этот красный платок у стены.

– А потом?

– А потом из леса выскочат всадники, ты спустишь подъёмный мост, отдашь ключи, а они тебе отдадут деньги. Ты по этому мосту побежишь куда хочешь. Остальное тебя не касается.

– А как я узнаю, что меня не обманут и ничего не дадут? – спросил Безгубый.

– Половину этой суммы ты получишь сейчас, а вторую – у ворот.

Сделка состоялась. В замок Бээра вползла измена.

 

V

 

Пленницы Бээра были помещены в угловой башне замка. В решётчатые окошечки им были видны прилегающие к замку поля с тёмной линией леса на горизонте. В помещении имелись каменные лежанки, покрытые медвежьими шкурами, дубовый стол и табуретки. Еду им приносили со стола самого Бээра – кормили недурно, но во двор не выпускали. Каждый день приходил или сам Бээр, или его духовник – монах, отец Сильвий. Уговаривал Гулду согласиться на брак с Бээром. Гулда отказывалась.

В описываемое нами утро дверь открылась, и в комнату шагнул владелец замка.

– Я пришёл узнать, долго ли ты, Гулда, ещё намерена оставаться пленницей, когда стоит тебе сказать только одно слово, и ты станешь хозяйкой замка и всех земель, что видишь из окна!

– Я никогда не изменю своего решения, – последовал ответ.

– Надеешься, что твой отец явится и штурмом возьмёт мой замок? Не получится. Эти стены выдерживали и не такие нападения. Но, Гулда, вы бледны! Что с вами? Я пришлю к вам мою ключницу, она знает травы, лечит от всяких недугов и слывёт колдуньей.

Гулда отрицательно мотнула головой:

– Движения! И не надо мне никаких трав. Воздух, верховая езда – вот, что мне нужно…

– И то правда, – согласился Бээр, – цветок может завянуть, и тогда придётся его выбросить. Завтра ты будешь участвовать со мною в охоте.

 

VI

 

С того времени, как Гунар увидел падающий в реку меч, не было дня, чтобы он не подходил к реке. Прошло уже больше недели, но река по-прежнему была мутна и полноводна. Уже дважды нырял он в крутящийся омут у берега против камня, положенного им в качестве отметины, но каждый раз видел кругом только муть и никаких признаков искомого. Кроме того, быстрое течение каждый раз уносило его вниз по реке.

Осталось только ждать спада воды.

Пришла пора погожих дней. Лесника, отца Гунара, вызвали в замок и велели подготовить загонщиков для большой охоты. Гунар уговорил соседских мальчишек попасти до обеда вместо него скот, так как решил употребить эти полдня на поиски меча.

День сиял во всём своём великолепии, роса уже высохла, когда Гунар, оставив стадо на попечении мальчишек, появился на берегу реки. Быстро раздевшись, он стал нырять. Пядь за пядью он обшарил дно, но никаких признаков меча не обнаружил. Он несколько раз отдыхал на берегу. Почти отчаявшись в успехе своего предприятия, решил нырнуть последний раз у большой коряги, частью высунувшейся из воды – ниже по течению. Там, под водой с задержанным дыханием, он сунул руку под корягу и моментально почувствовал что-то острое. «Меч!» – молнией пронеслось у него в голове. Он осторожно продвинул руку дальше и нащупал рукоять. Всплыл на поверхность, и меч засверкал на солнце.

А между тем, река быстро несла его вниз по течению к знакомой ему излучине, где она часто выбрасывала на песчаный берег обломки, а подчас и целые коряги… Гунар плыл, отдавшись течению. Если бы он знал, что ожидает его у излучины.

 

VII

 

Чтоб произвести своим богатством и владениями впечатление на Гулду, Бээр снарядил многочисленную кавалькаду охотников. В ней, кроме самого Бээра и Гулды, участвовали правитель замка Клаус-Бледный и десятка полтора челяди – конюхи, псари, рядовые замкового гарнизона – целый отряд. Выехали рано утром. Впереди следовал Бээр на вороном коне, рядом с ним Гулда на серой в яблоках кобыле. Подъезжая к лесу, он сказал Гулде:

– Всё, что ты видишь, – и деревня, и поля, и река, два озера, ещё три деревни, которых ты отсюда не видишь – всё моё.

И лес, и звери, и всякая птица – тоже мои. Можно ли сравнить болота твоего отца с моими владениями?

Гулда ничего ему не ответила. Отряд вступил в лес. Охота началась. К полудню у седла лесника, который должен был находиться при самом Бээре, болталась жирная косуля и два глухаря. Два убитых кабана везли другие всадники.

Отдалившись во время преследования косули от остальных охотников, Бээр и Гулда, а также сопровождавший их лесник выехали на цветистый луг у излучины реки, по которой плыл и Гунар. Дав коням напиться, Бээр сказал леснику:

– Здесь мы раскинем стан и пообедаем, труби сбор!

Отец Гунара поднёс к губам изогнутый рог и затрубил.

Бээр слез с коня и помог Гулде. Затем, сняв с себя кожаный кафтан, он отцепил тяжёлый меч, болтавшийся у пояса, прислонил его к одиноко растущей ели. И Бээр и Гулда направились к берегу. Вступив по щиколотку в воду, стали пригоршнями утолять жажду. То ли под впечатлением красоты девушки, раскрасневшейся от быстрой езды, или в Бээре просто проснулась деспотическая, не знающая отказа натура, но он вдруг обхватил Гулду, пытаясь её поцеловать. Она стала отбиваться:

– Бесчестный убийца моего жениха, я никогда не буду твоей. Скорее брошусь в воду – утоплюсь! Пусти меня! О, господи! Да неужели тут никого нет! Помогите!

– Кричишь о помощи! Не хочешь быть моей женой, так станешь наложницей, – шипел Бээр, продолжая борьбу.

Тем временем быстрое течение несло Гунара к месту происшествия. Когда до него донеслись крики девушки и угрозы разъярённого Бээра, ноги Гунара уже коснулись песчаного дна недалеко от берега. То, что он увидел, напоминало ему мальчишеские грёзы о подвиге. Да, царевна была тут. Красивая, как все царевны сказок! И разве не меч, чудом ниспосланный ему, держал он в руках? Нечего раздумывать – такое бывает только раз в жизни!

Нагой, с поднятым мечом, он бросился к Бээру. Тот его увидел и ловко увернулся от удара. Бежать к ели за мечом было далеко и опасно, юноша мог настигнуть его и поразить в спину Бээр схватил валявшийся у его ног толстый сук и стал им отбивать неумелые удары Гунара. В то же время он крикнул леснику, привязывающему коней:

– Оскар! Оскар! Стреляй в этого негодяя! Скорее!

Лесник увидел сражающихся, но не сразу узнал в нападающем своего сына. Только когда натянул тетиву и стал прицеливаться, глаза отца и сына встретились.

Глаза лесника гневно сверкнули, и, прицелившись, он выстрелил в спину Бээра. Тот вскрикнул и замер на миг. В этот момент Гунар нанёс ему смертельный удар мечом.

Все трое: лесник, Гунар и Гулда, молча стояли возле убитого. Они ещё не пришли в себя после вихря судьбы, всё нарушившего в течении их жизней. Первая заговорила Гулда:

– Здесь трое коней. Сядем и помчимся к моему отцу. Он встретит нас и наградит, как вы и не мечтали. Скорее – пока не подошли остальные охотники.

Но тут она запнулась, до её сознания дошло, что перед нею совершенно голый юноша.

– Но где ваша одежда?

– Она осталась на том берегу, выше по реке, – глухо, всё ещё тяжело дыша после краткого боя, ответил Гунар.

Гулда сорвала с головы свой шарф.

– Обвяжитесь им, как поясом. К седлу моего коня приторочен плащ – вы его наденете. Скорее к коням – нам нельзя терять времени.

– Уже поздно, – произнёс лесник, – посмотрите!

Гулда и Гунар обернулись. Рассыпавшийся в цепь отряд охотников быстро скакал к ним, стараясь отрезать им путь к бегству. По-видимому, они стали свидетелями краткого боя и теперь спешили поймать виновников. Сопротивление было немыслимо. Снова первой нарушила молчание Гулда:

– Я не знаю, кто вы, назовите ваши имена и не бойтесь. Я – дочь Кунрада, прозванного Вешателем за свою суровость к разбойникам и ворам, буду защищать вас. Теперь кто осмелится держать меня в плену?

 

VIII

 

Всадники были уже близко. Скакавший впереди Клаус-Бледный действительно стал бледным, когда увидел Гунара с мечом в руках.

– A-а, так это ты, щенок, посмел поднять руку на своего господина? Отдай оружие!

Гунар молча протянул ему меч, которым владел лишь считанные минуты и сделал так много… Клаус-Бледный принял меч, поднял его на уровень глаз и вдруг испустил удивлённый возглас:

– Меч Торвальда! И знаки на нём: две рыбы и крест! Откуда он у тебя?

– Я нашёл его на дне реки, – глухо ответил Гунар.

– Река и всё, что в ней, принадлежит Бээру, – ты должен был принести меч ему!

– Я и принёс, – гордо вскинув голову, ответил Гунар.

– Негодяй! Ты ещё смеешь насмехаться! Вяжите его! – приказал Клаус.

Пока те исполняли приказание, в голове Клауса вихрем закрутились мысли. Какой он глупец! Зачем надо было во всеуслышание объявлять, что он держит чудесный меч?! Бээр убит. Отец Сильвий, который всегда управляет замком в отсутствии хозяина, присвоит этот меч… Он снова поднял меч на уровень глаз, как бы рассматривая, а затем прокричал:

– Я ошибся, это вовсе не меч Торвальда. Не его знаки. Это самый простой меч, и я его сдам в хранилище. Он засунул его за пояс, ликуя в душе. Вместо меча убийцы он сдаст отцу Сильвию свой собственный меч, а этот оставит себе.

– Что делать с женщиной? – спрашивали охотники, уже связавшие отца и сына.

– Не смейте прикасаться ко мне, – выступила вперёд Гулда. – Злодей, задержавший меня и мою тётку Гертруду, – убит. Вы должны отправить нас обратно к моему отцу. Вы знаете Кунрада-Вешателя, он не простит тех, кто будет обижать его дочь.

Клаус-Бледный слушал и морщил лоб. Какое затруднительное положение! Он всегда только исполнял приказы и не привык сам думать. Эта женщина говорила правду. С отцом Гулды шутки плохи…

– Когда Бээр отлучается, замком и всеми делами правит его духовник, отец Сильвий. Моё дело – доставить вас к нему, а там – как он решит.

Гулде пришлось согласиться, тем более что надо было выручать тётку, но она ещё раз возвысила голос.

– А этих двух, – Гулда показала на связанных лесника и его сына, – не торопитесь казнить. Мой отец поведёт о них переговоры с наследниками Бээра.

Но это уже не вмещалось в ограниченные понятия Клауса о справедливости. Чтоб убийцы его господина остались живыми?! Это – слишком! Злобно сверкнув белыми зубами, он захохотал:

– Ну уж нет! Не такой человек отец Сильвий, чтобы пропустить случай, когда можно кого-либо повесить!

Затем он скомандовал отряду:

– Располагайтесь станом – будем обедать. Одного из кабанов на обед, я думаю, будет достаточно.

Коней расседлали и пустили щипать траву. Полдня, проведённые в лесу в преследовании животных, вызвали у участников охоты волчий аппетит.

Соорудили вертел для туши кабана и развели костёр. Гулда уговорила Клауса послать одного из охотников вверх по реке, чтобы принести оставленную Гунаром одежду. Когда кабан изжарился, начался пир. Каждый отрезал от кабана кусок, соответствующий его аппетиту. Не был забыт и бочонок с вином. Оно размягчило сердце старого палача, которого Бээр брал с собою во все походы. Он отрезал два больших куска мяса и отнёс их пленникам, развязал им руки и утешал, чтобы они не особенно тужили по поводу предстоящей неминуемой казни.

– Я вам устрою такое повешение, что многие позавидуют. Я так хорошо намажу петлю салом, что вы не успеете и язык высунуть, как оба будете на том свете.

Пленники ели молча. Тень смерти витала над ними. Охотничий обед был закончен. Снова поседлали коней. Тело Бээра привязали к седлу. Отряд двинулся в обратный путь. Пленников погнали пешком.

 

IX

 

Так как отряд двигался шагом, к замку подошли под вечер. Полнеба горело в закатных огненных красках, и на них ярко выделялись зубчатые стены и башни замка. Заскрипели блоки подъёмного моста. Отряд вступил через распахнутые ворота в замок. И здесь произошло нечто совершенно неожиданное и малопонятное.

Судьбе было угодно, чтобы в то утро, когда Бээр отправился на охоту, Безгубый был назначен дежурить у ворот подъёмного моста. Когда последний всадник отряда исчез из виду, Безгубый повесил красный платок на условленном месте и стал ждать нападающих. Минута за минутой проходила, но никто не появлялся. Он не заметил, как на опушке слез с дуба наблюдатель и, отвязав внизу лошадь, во весь галоп помчался вглубь леса. И когда Безгубый уже совсем было разнервничался, из ближайшего леса вынырнул отряд всадников и во весь мах помчался к замку. Надо было скорее опустить подъёмный мост и отодвинуть засовы. Пока он это делал, на сторожевой башне загудел колокол тревоги. Гарнизон замка, пользуясь отсутствием своего грозного повелителя, разбрёлся по всему двору.

Пока воины хватали оружие и бежали каждый к своему месту, всадники успели пройти всё расстояние, спешились и, грохоча по подъёмному мосту, стремительной лавиной заполняли двор замка.

Не желая вмешиваться в битву, Безгубый перешёл подъёмный мост и остановился на том берегу рва. Здесь, по уговору, ему должны были принести вторую половину награды за предательство. Но как только он остановился, со стороны башни просвистела стрела и вонзилась ему в шею. Он рухнул на землю. Стрелял наблюдатель со сторожевой башни, он с утра заметил красный платок, но не придал этому значение. Но когда из леса показались всадники и помчались к замку, он догадался, что платок служил сигналом для нападения. Он знал, что у моста дежурит Безгубый, и, стало быть, он – предатель.

 

X

 

Защитникам замка немного потребовалось времени, чтобы убедиться, что сопротивление бесполезно. Один за другим они бросали оружие перед нападающими. Сам Кунрад-Вешатель, могучий воин с огненно-рыжей бородой, облачённый в стальные ленты, командовал нападающими:

– Ищите Бээра! Ищите дочь мою и сестру. Волоките пленных в главный зал!

Воины рыскали по всем закоулкам, башням и подземельям. Но никого не нашли.

В главном зале замка, где стены были увешены оружием, рогами добытых на охоте оленей и даже засушенными клыкастыми головами вепрей, – образовалось нечто похожее на судилище. В конце зала на возвышении восседал на кресле, как на троне, Кунрад-Вешатель. Он был грозен, гневно сверкали его глаза, а руки играли с рукоятью огромного меча, который был выкован соразмерно богатырской силе своего владельца.

Он гневно допрашивал пленных.

Узнав от них, что Бээр вместе с Гулдой и отрядом воинов утром покинул з


Поделиться:

Дата добавления: 2015-01-10; просмотров: 65; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав





lektsii.com - Лекции.Ком - 2014-2024 год. (0.005 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав
Главная страница Случайная страница Контакты