Косвенные данные о ликвидации личного архива Сталина

Открытие ранее секретных партийных и государственных архивов, начавшееся в 1989 году и стремительно ускорившееся после распада СССР, привело к их изучению и систематизации не только отечественными, но и зарубежными историками. Вспышка международного интереса к этим архивам определялась не одним лишь переносом их из закрытых в открытые фонды, но и их политической актуальностью, надеждой найти при их изучении объяснение событий, которые еще живы в памяти современного поколения. Несколько британских и американских университетов и библиотек приняли активное участие в разборе и систематизации этих архивов, их микрофильмировании и в создании описей документов.

В течение нескольких лет этой работы были созданы специализированные фонды по наиболее важным событиям и персоналиям и стали доступными для исследователей протоколы всех заседаний Политбюро с 1919 до 1940 года. Были рассекречены и систематизированы архивы НКВД‑МВД и некоторых других наркоматов и министерств. Эта работа, которая будет, очевидно, продолжаться еще много лет, привела к выделению материалов в самостоятельные архивные собрания и фонды документов о деятельности многих ключевых фигур Октябрьской революции и Советского государства: Л. Д. Троцкого, Г. К. Орджоникидзе, М. И. Калинина, С. М. Кирова, А. А. Жданова и многих других. В форме микрофильмов, которые могут купить библиотеки и отдельные исследователи, доступны в настоящее время архивные фонды и тех выдающихся деятелей российской истории, которые не входили в большевистскую партию: Ю. О. Мартова, П. Б. Аксельрода, Веры Засулич, Г. В. Плеханова и других. Формируются архивные фонды и жертв сталинского террора, причем не только политиков и военных, но и деятелей культуры, науки и литературы. Большая часть таких архивных собраний возникает не как результат разборки секретных «досье» работниками самих архивов, а целенаправленно формируется заинтересованными исследователями и авторами биографий. Вокруг вновь собранных архивных фондов отдельных выдающихся людей создаются небольшие музеи‑библиотеки (музей П. Л. Капицы, музей А. Д. Сахарова, музей Михаила Булгакова, музей Н. И. Вавилова и других). Происходит, по существу, переосмысливание нашей национальной истории, которая в прошлом была не просто искажена, а тотально фальсифицирована. Этому способствует и отмена цензуры.

К сожалению, эта реставрация отечественной истории не может быть полной по той простой причине, что важнейшая часть архивов и документов многих выдающихся людей, прежде всего из числа репрессированных, была уничтожена. Аресты любого политика, писателя или ученого сопровождались конфискациями их личных архивов. По окончании следствия большая часть документов, не включенная в следственное дело, не возвращалась родственникам, а подвергалась уничтожению.

Уничтожение документов происходило обычно путем их сожжения. Горели романы, рукописи книг, дневники, альбомы фотографий, письма и уже изданные книги с пометками на полях. По делу академика Николая Ивановича Вавилова лейтенант государственной безопасности А. Кошелев и его начальник старший лейтенант А. Хват сожгли 90 записных книжек и блокнотов, в которых ученый записывал наблюдения и детали своих ботанико‑географических путешествий для сбора культурных растений со всего мира, карты распространения разных растений и несколько рукописей незаконченных книг. Пошли в огонь и многие другие материалы Вавилова, которые следователи НКВД признали «не имеющими ценности»[56]. Имелось в виду безусловное отсутствие их ценности для обвинений. Парадоксальным в этой практике уничтожения документов истории является то, что ее жертвой оказался в итоге и сам Сталин.

С 1934 по 1953 год Сталин большую часть времени жил и работал в своей загородной резиденции в Кунцеве, которую было принято называть «ближней» дачей. Построенная по специальному проекту, эта дача Сталина имела около 20 комнат, оранжереи, солярий и множество вспомогательных помещений для охраны и обслуживающего персонала. Сюда, на дачу, Сталин перенес и большую часть своей библиотеки. В кремлевском кабинете Сталин начинал свой рабочий день вечером с просмотра официальных бумаг, а затем в течение нескольких часов беседовал с вызванными им людьми, проводил совещания и обсуждал различные проблемы с членами Политбюро.

На даче Сталин проводил более конфиденциальные встречи, прочитывал ту часть почты, которую считал важной, писал тексты писем, статей и выступлений.

На ночном столике‑полке у него всегда было несколько книг, которые он читал, страдая бессонницей, или просто просматривал уже поздно ночью, делая при этом многочисленные пометки на полях.

На даче у Сталина был рабочий кабинет, но он также работал и в других комнатах, даже в столовой, используя их и для более длительных бесед. В одной из таких комнат, которую иногда называли «малая библиотека», Сталин принимал в 1952 году Шепилова, тогдашнего редактора «Правды», для обсуждения вопроса о создании учебника по экономике социализма. Сталин в тот период много писал на эту тему, но это были в основном критические заметки, рецензии и статьи. Он понимал, что создать учебник сам он не может, и решил поручить это им же выбранному коллективу авторов, в число которых включил и Шепилова. Их беседа продолжалась около трех часов. «В ходе беседы, – пишет в своих воспоминаниях Шепилов, – Сталин вдруг спросил меня: “Когда вы пишете свои статьи, научные работы, вы пользуетесь стенографисткой?” Я ответил отрицательно. “А почему?” – спросил Сталин. Я объяснил это необходимостью часто исправлять текст по ходу работы. Сталин: “Я тоже никогда не пользуюсь стенографисткой. Не могу работать, когда она тут торчит”»[57]. Это было действительно так. Сталин всегда писал сам, писал очень грамотно, четким ясным почерком. Однако судьба всех его рукописей и заметок, находившихся в рабочих комнатах «ближней» дачи, остается неизвестной и до настоящего времени.

В воспоминаниях дочери Сталина Светланы «Двадцать писем к другу», написанных ею в 1963 году, приведен эпизод, который даже она не могла тогда понять и оценить как следует: «Дом в Кунцево пережил, после смерти отца, странные события. На второй день после смерти его хозяина – еще не было похорон – по распоряжению Берии созвали всю прислугу и охрану, весь штат обслуживавших дачу, и объявили им, что вещи должны быть немедленно вывезены отсюда (неизвестно куда), а все должны покинуть это помещение.

Спорить с Берией было никому невозможно. Совершенно растерянные, ничего не понимавшие люди собирали вещи, книги, посуду, мебель, грузили со слезами все на грузовики, – все куда‑то увозилось, на какие‑то склады…

Потом, когда “пал” сам Берия, стали восстанавливать резиденцию. Свезли обратно вещи. Пригласили бывших комендантов, подавальщиц, – они помогли снова расставить все по своим местам и вернуть дому прежний вид. Готовились открыть здесь музей, наподобие ленинских Горок. Но затем последовал XX съезд партии, после которого, конечно, идея музея не могла прийти кому‑либо в голову»[58].

Светлана не знала, что возвратившиеся в Кунцево рабочие письменные столы Сталина, разнообразные бюро (Сталин часто любил писать стоя), шкафы и другая мебель были освобождены от всех бумаг. Библиотека Сталина частично сохранилась, рукописи, письма и другие документы «исчезли». Для решения вопросов экспозиций музея Сталина на восстановленную «ближнюю» дачу в октябре 1953 года направили специальную комиссию Института Маркса – Энгельса – Ленина – Сталина. (Имя Сталина было добавлено к названию института сразу после похорон 9 марта 1953 года.) Но это была ознакомительная экскурсия, полного восстановления всей обстановки в комнатах еще не было. Мебель стояла в основном в чехлах, ковры, которые при жизни Сталина покрывали полы в комнатах, были свернуты в рулоны и хранились в кухне. Однако окончательное решение о создании в Кунцеве дачи‑музея Сталина по разным причинам затягивалось. Существуют разные объяснения этой медлительности. Главной, как нам кажется, была невозможность восстановления на даче рабочей обстановки. Подшитые валенки Сталина привезли и поставили у дверей, но рукописей и документов для экспозиций не было.

В 1955 году, похоронив идею музея Сталина, Хрущев решил передать дачу в Кунцеве в собственность ЦК КПСС для создания здесь Дома творчества, то есть изолированной резиденции, в которой группы сотрудников аппарата ЦК могли бы уединяться для подготовки разных докладов и аналитических записок для Политбюро. В связи с этим начали менять меблировку. Большую часть мебели самого Сталина выносили в обширные подземные помещения, созданные перед началом войны и во время войны как бомбоубежища. Бывший помощник Хрущева Алексей Снегов, с которым мы были знакомы, рассказывал, что при выносе письменного стола из бывшего кабинета Сталина под газетой, постеленной самим Сталиным на дно одного из ящиков, были случайно обнаружены пять писем Сталину. Снегов запомнил три из них. Одно из писем было продиктовано Лениным 5 марта 1923 года. Это письмо, в котором Ленин требовал от Сталина извинений за грубое обращение с Н. К. Крупской, было вскоре прочитано как «новый документ» во время секретного доклада Хрущева «О культе личности и его последствиях» на XX съезде КПСС в конце февраля 1956 года. Второе – предсмертное письмо Бухарина. Третье из найденных случайно писем было написано маршалом Тито в 1950 году. Его текст был краток: «Сталин. Перестаньте посылать ко мне убийц. Мы уже поймали пятерых, одного с бомбой, другого с винтовкой… Если вы не перестанете присылать убийц, то я пришлю в Москву одного, и мне не придется присылать второго».

Из профессиональных историков, работавших в архивах ЦК КПСС, первым сообщил об исчезновении личного кремлевского архива Сталина Дмитрий Волкогонов. Но и он узнал об этом лишь в 1988 году, во время работы над первой изданной в СССР подробной биографией Сталина, официально заказанной отделом пропаганды ЦК КПСС. После смерти Сталина его личные бумаги должны были изучаться особой комиссией по сталинскому наследию, сформированной из ответственных работников Института Маркса – Энгельса – Ленина – Сталина и сотрудников идеологического отдела ЦК КПСС. Эта комиссия должна была взять под свой контроль все бумаги Сталина, хранившиеся в кремлевском кабинете и в кремлевской квартире Сталина, а также его бумаги с «ближней» и «дальней» подмосковных дач и из южных дач Сталина, где он подолгу жил и работал в 1948–1951 годах. В то время считали, что все свои наиболее важные документы Сталин хранил в большом сейфе и кремлевском кабинете, ключ от которого он не доверял даже многолетнему начальнику своей канцелярии Александру Поскребышеву.

Комиссия ЦК КПСС по сталинскому наследию начала свою работу примерно через две недели после похорон вождя. Первым подлежал изучению, естественно, кремлевский кабинет как официальная резиденция. Однако кто‑то, по‑видимому, побывал здесь раньше и очистил сталинский кабинет (который, по воспоминаниям многих его посетителей, всегда был завален бумагами) от большей части находившихся здесь документов. «Сталинский сейф был пуст, если не считать партбилета и пачки малозначащих бумаг, – пишет Волкогонов, – несмотря на все попытки, мне не удалось выяснить ни содержания, ни судьбы личных записей вождя»[59]. В новой биографии Сталина, опубликованной в 1996 году, Волкогонов повторяет: «После его (Сталина) смерти личный фонд вождя подвергался неоднократной чистке»[60].

За семь лет, прошедших между первой и второй версией биографии Сталина, написанной Волкогоновым, он, в роли одного из руководителей созданной Президентом РФ комиссии по рассекречиванию архивов КПСС имея доступ ко всем фондам, сумел найти лишь несколько малозначащих бумаг Сталина. Это были несколько блокнотов, в которых Сталин делал подготовительные заметки «К заседанию бюро». Они состояли из черновых набросков тех вопросов, которые Сталин предполагал обсудить на очередных заседаниях Политбюро или других совещаниях. Все эти блокноты, что видно из записей Сталина, относятся к 1932–1934 годам, когда еще существовало ОГПУ, был жив Горький и обсуждался вопрос о введении в СССР паспортной системы. В настоящее время эти несколько блокнотов с личными записями Сталина хранятся во все еще засекреченном фонде Сталина Архива Президента Российской Федерации (АПРФ). Но если Сталин к каждому заседанию Политбюро готовился таким же образом, в чем, по‑видимому, нельзя сомневаться, то в личном архиве Сталина должны были храниться несколько сотен таких блокнотов. Только в 1930‑е годы было более 500 заседаний Политбюро с вынесением решений по десяткам тысяч проблем, вопросов и «пунктов»[61].