Языковая игра 2 страница

Воспользовавшись выражением Святого Августина, я назвал

эти коллективные проформы архетипами. "Архетип"

означает type (отпечаток), определенное образование

архаического характера, содержащее, как по форме, так и по

смыслу, мифологические мотивы. В чистом виде последние

присутствуют в сказках, мифах, легендах, фольклоре".

Эти носители коллективного бессознательного понимались

Юнгом в разные периоды по-разному: то как нечто вроде коррелята

инстинктов, "то как результат спонтанного порождения образов

инвариантными для всех времен и народов нейродинамическими

структурами мозга".

В любом случае Юнг считал, что архетип не может быть

объяснен и этим исчерпан. Когда в фантазии появляется образ

солнца, или льва, который с ним отождествляется, или короля,

или дракона, стерегущего сокровище, то, считает Юнг, это ни то

и ни другое, а некое третье, которое весьма приблизительно

выражается этими сравнениями. Единственно, что доступно

психологии, - это описание, толкование и типология архетипов,

чему и посвящена огромная часть наследия Юнга. Толкования его

часто произвольны. Понимая это, Юнг был склонен подчеркивать

близость методов А. п. методам искусства, а иногда и прямо

заявлял, что он открыл новый тип научной рациональности.

Анализируя формы взаимодействия архетипов с сознанием, Юнг

выделял две крайности, которые, с его точки зрения, равно

опасны для индивидуального и социального бытия человека. Первую

крайность он видел в восточных религиозно-мистических культах,

где личностное начало растворяется в коллективном

бессознательном. Другая крайность - это западное

индивидуалистическое рациональное мышление, где, напротив,

подавляется коллективное бессознательное. В противовес этим

крайностям Юнг развивал учение об индивидуальности как

интеграции сознательдого и бессознательного начал психики

индивида через символическое толкование и субъективное

проживание своих архетипических структур. Ценность А. п. он

видел в том, чтобы давать индивидуальному сознанию адекватные

истолкования архетипической символики для облегчения процессов

индивидуации, то есть психического развития ивдивида путем

ассимиляции сознанием содержаний личного и коллективного

бессознательного. Конечной целью индивидуального развития

является достижение личностной целостности и неповторимости.

Концепция Юнга оказала решающее воздействие на

формирование транеперсональной психологии.

Лит.:

Юнг К.Г. Архетип и символ. - М., 1991.

Юнг К.Г. Тэвистокские лекции. Аналитическая психология:

ее теория и практика. - Киев, 1995.

Юнг К. Г. Душа и миф: Шесть архетипов. - Киев, 1996.

Иванов А В. Юнг // Современная западная философия:

Словарь. - М., 1991.

Мелетинский Е.М. Позтика мифа. - М., 1976.

АНАЛИТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

- философская традиция, объединяющая различные философские

направления (логический позитивизм, философию

лингвистического анализа, теорию речевых актов). Зарождение А.

ф. в начале ХХ в. связано с кризисом метафизической философии

(см. абсолютный идеализм) и развитием идей "второго

позитивизма" Эрнста Маха и Рихарда Авенариуса.

Основоположниками А. ф. являются Бертран Рассел и Джордж Эдуард

Мур. Первый в соавторстве с А. Н. Уайтхедом построил

философские основания математической логики и предложил

доктрину логического атомизма (см. атомарный факт),

развитую Витгенштейном; второй подверг критике традиционную

этику и идеалистическую метафизику. Подлинным вдохновителем А.

ф. является Людвиг Витгенштейн и его главный труд

"Логико-философский трактат".

Для А. ф. характерны три главных признака: лингвистический

редукционизм, то есть сведение всех философских проблем к

проблемам языка; "семантический акцент" - акцентирование

внимания на проблеме значения; "методологический уклон" -

противопоставление метода анализа всем другим формам

философской рефлексии, в частности отказ от построения системы

философии в духе классических философских построений ХIХ в

А. ф. - это прежде всего философия языка: мир видится

через призму языка, старая традиционная философия, говорят

аналитики, возникла из-за несовершенства языка, многозначности

его слов и выражений, "речи, которая запутывает мысли", по

выражению Витгенштейна; задача философии состоит в том, чтобы

построить такой идеальный язык, который в силу своей

однозначности автоматически снял бы традиционные философские

"псевдопроблемы" (бытия и сознания, свободы воли и этики).

Поэтому А. ф. - это прежде всего (на раннем этапе)

логико-философская доктрина, стремящаяся к формализации языка,

доведению его до совершенства языка логических символов. Эту

проблему решали ученики Витгенштейна, члены Венского

логического кружка: Мориц Шлик, Отто Нейрат и, прежде всего,

Рудольф Карнап. Венский кружок выдвинул доктрину

верификационизма, то есть идею о том, что истинность или

ложность высказывания (главного объекта анализа аналитиков) и

научной теории может быть подкреплена или опровергнута лишь в

том случае, если все предложения свести к высказываниям о

чувственных данных, или "протокольным высказываниям", которые

можно подвергнуть непосредственной эмпирической проверке (ср.

со-, противоположную концепцию фальсификационизма Карла

Поппера, в молодости члена Венского кружка).

Надо сказать, что идея построения идеального логического

языка быстро себя исчерпала. Такой язык нужен и возможен лишь

для вспомогательных научно-философских целей, и таким является

язык математической логики, но разговаривать, писать

стихи и осуществлять множество других речевых актов или

языковых игр на таком языке невозможно, "как невозможно ходить

по идеально гладкому льду", по выражению позднего Витгенштейна.

Перелом в А. ф. произошел между мировыми войнами. В 1930-е

гг., когда Витгенштейн вернулся в Кембридж из добровольного

шестилетнего изгнания (он работал учителем начальных классов в

горных альпийских деревнях с 1921 по 1926 г.), вокруг него,

читавшего лекции в Тринити-колледже, начался формироваться круг

молодых учеников, впитывавших его новые идеи, которые нашли

свое окончательное воплощение в книге Витгенштейна "Философские

исследования", над которой он работал до самой смерти.

Лингвистический поворот в этой замечательной книге был еще

более усилен по сравнению с ранним "Логико-философским

трактатом", но в остальном развивались идеи, полностью

противоположные тем, которые были основой доктрины "Трактата".

В "Трактате" язык понимался чересчур узко. По сути там

рассматривались только предложения в изъявительном наклонении

("Дело обстоит так-то и так-то"). Теперь Витгенштейн обращает

внимание на то, что основная масса предложений языка несводима

к изъявительному наклонению, а стало быть, в принципе не может

быть подвергнута верификации. Ибо как можно верифицировать

такие предложения, как "Иди сюда", "Прочь!", "Как хороши, как

свежи были розы!", "Пивка бы сейчас!", "Сколько времени?", то

есть восклицания, вопросы, выражения желаний, просьбы, молитвы,

приказы, угрозы, клятвы. Именно такие и подобные им

высказывания Витгенштейн называл языковыми играми и

считал, что именно они являются формами жизни. В сущности, вся

книга посвящена анализу языковых игр. "Язык, - писал

Витгенштейн, - похож на большой современный город, где наряду с

прямыми улицами, проспектами и площадями есть кривые переулки,

полуразвалившиеся дома, а также новые районы, похожие один на

другой как две капли воды". Задача философа, как теперь

понимает ее Витгенштейн, - это попытка помочь человеку

разобраться в обыденном языке, в его неоднозначности и путанице

("помочь мухе выбраться из бутылки").

Развивая выдвинутое еще в "Трактате" положение о значении

слова, имеющем место лишь в контексте предложения, Витгенштейн

углубляет это положение в знаменитой максиме: "Значение есть

употребление". Здесь он разрабатывает теорию значения, которую

называет теорией семейных сходств. Как все родственники имеют

между собой что-то похожее - одно в одном случае, другое в

другом, - при этом, однако, нельзя выявить чего-то одного,

единого инвариантного значения, которое присутствовало бы у

всех членов семьи, - так и значения слов лишь пересекаются друг

с другом - нет ни абсолютных синонимов, ни омонимов. Например,

слово "старик" может означать в одном контексте "очень пожилого

человека", а в другом контексте это слово может означать и

молодого человека, например в сленговом обращении друг к другу

двух студентов: "Привет, старик!". Слово "вторник" в

зависимости от контекста может означать "17 декабря 1996 г.", а

может - - "24 декабря того же года". Один из опосредованных

учеников Витгенштейна, блестящий современный аналитик Сол

Крипке, назвал такие слова нежесткими десигнаторами": их

значения меняются при переходе из одной ситуации в другую (из

одного возможного мира - в другой - см. семантика возможных

миров). В противоположность таким словам, например, фамилии

и имена-отчества или числа не меняют своего значения при

переходе из одного возможного мира в другой, поэтому Крипке

назвал их жесткими десигнаторами. То есть такие, например,

выражения, как "нынешний президент США Билл Клинтон" или "число

8" являются жесткими десигнаторами.

В "Философских исследованиях" Витгенштейн остроумно

доказал, что язык является в принципе социальным явлением,

невозможен некий индивидуальный язык (см.), который мог

бы понимать только говорящий на нем (ср. сновидение).

Проблема сознания, в частности "чужого сознания" (other mind),

вообще очень занимала поздних аналитиков (не только

Витгенштейна; Гилберт Райл написал по этому поводу целую книгу

"Понятие сознания" - это была альтернативная А. ф. по отношению

к господствующей витгенштейновской). Как проникнуть в чужое

сознание? Либо благодаря наблюдениям за поведением индивида,

либо доверяя его свидетельству. Но свидетельство может быть

ложным, а поведение - притворным (см. философия вымысла,

сюжет).

Идеи "Философских исследований" Витгенштейна были с

воодушевлением приняты англосаксонским философским сообществом.

Вся А. ф. 50 - 60-х гг. ХХ в. так или иначе оказалась под

влиянием этого стимулирующего произведения. На его основе

оксфордский философ-аналитик Джон Остин, а вслед за ним Джон

Серль из Беркли (Калифорния) строят теорию речевых актов

(см.), учение о том, как производить действия при помощи одних

слов, например пользуясь такими выражениями, как "Я приветствую

вас!" или "Объявляю заседание открытым!" (здесь высказывание

при определенных условиях совпадает с действием; слово и дело

совпадают). Джон Уиздом разрабатывает теорию лингвистичеекой

терапии (см.), учения, согласно которому язык лечит

говорящего и слушающего (здесь впервые в явном виде пересеклись

А. ф. и психоанализ). Джеймс Хадсон разрабатывает

лингвистическую апологетику (см.), учение о том, что

отношения человека с Богом есть разновидность языковой игры.

Наконец, появляется аналитическая философия вымысла,

утверждающая, что если Шерлок Холмс и не существовал, "то он

мог бы существовать при других обстоятельствах" (формулировка

Сола Крипке).

Современная А. ф. - это огромная "фабрика мысли" с большим

количеством интеллектуальных цехов. Постепенно проводятся линии

к феноменологии (Карл Апель) и даже к философскому

постмодернизму (Ричард Рорти). Ответить на свой основной

вопрос: "Где кончается язык и начинается реальность?" - А. ф.,

пожалуй, так и не смогла, но в процессе ответа было сделано так

много интересного, что можно с уверенностью сказать, что эта

языковая игра стоила свеч.

Лит.:

Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. 1. - М., 1994.

Мур Дж. Э. Принципы этики. - М., 1984.

Рассел Б. Человеческое познание: его сфера и границы. -

М., 1956.

Аналитическая философия: Антология / Под ред. Грязнова

А.Ф. - М., 1993.

Грюнов А. Ф. Аналитическая философия // Современная

западная философия: Словарь. - М., 1991

АНЕКДОТ

- единственный в ХХ в. продуктивный жанр городского

фольклора. Сердцевина А., его пуант (неожиданная развязка)

осуществляет разрядку напряженности, возникшую в разговоре, и

тем самым посредническую (медиативную) функцию, выводящую

говорящих из неловкого положения или просто затянувшейся паузы.

Поэтому А. рассказывает особый человек, который хорошо владеет

речевой прагматикой (см.), с легкостью умеет разрядить

атмосферу. В культуре такой герой называется трикстером (от

нем. Trikster - шутник, плут). Он посредник между богами и

людьми, между жизнью и смертью (см. миф).

Этот механизм А. хорошо понимал Фрейд; предоставим ему

слово: "В одном американском анекдоте говорится: "Двум не

слишком щепетильным дельцам удалось благодаря ряду весьма

рискованных предприятий сколотить большое состояние и после

этого направить свои усилия на проникновение в высшее общество.

Кроме всего прочего, им показалось целесообразным заказать свои

портреты самому известному и дорогому художнику города. [...]

На большом рауте были впервые показаны эти картины. Хозяева

дома подвели наиболее влиятельного критика к стене, на которой

оба портрета были повешены рядом, в надежде выудить

восторженную оценку. Тот долго рассматривал портреты, потом

покачал головой, словно ему чего-то недоставало, потом покачал

головой и лишь спросил, указывая на свободное пространство

между двумя портретами: "And where is the Savior?"" (А где же

Спаситель?) [...] Вопрос [...] позволяет нам догадаться, что

вид двух портретов напомнил критику такой же знакомый ему и нам

вид, на котором был, однако, изображен недостающиий здесь

элемент - образ Спасителя посредине двух других портретов.

Существует один-единственный вариант: Христос, висящий между

двумя разбойниками. На недостающее и обращает внимание острота.

[...] Оно может заключаться только в том, что gовешенные в

салоне портреты - это портреты преступников. Критик хотел и не

мог сказать следующее: "Вы - два мерзавца, в этом я уверен".

Критик в рассказе Фрейда осуществил чрезвычайно сложный

вид косвенного речевого акта (см. теория речевых актов)

(ср.: "Нам всем было бы лучше, если бы вы слегка сбавили тон"

вместо "Замолчите немедленно!").

Задолго до Фрейда Л. Н. Толстой в "Войне и мире" дал

развернутую картину ситуации, когда и зачем рассказывают А. В

самом начале романа, в сцене у Анны Павловны Шерер, есть

эпизод, когда Пьер Безухов и Андрей Волконский своими не в меру

умными и оттого бестактными разговорами чуть было не сорвали

"веретена" светской беседы, и тогда выскочил, как бы мы сейчас

сказали, "придурок" молодой князь Ипполит Курагин и со словами

"А кстати..." начал совершенно некстати рассказывать глупый

анекдот про даму, которая вместо лакея поставила на запятках

кареты горничную высокого роста, и как из-за сильного ветра

волосы у нее растрепались, "и весь свет узнал...". Этот

действительно очень глупый анекдот, тем не менее, выполнил свою

функцию разрядки напряженности в разговоре; все были благодарны

шуту князю Ипполиту, как, вероятно, бывали благодарны в средние

века придворные, сказавшие что-то некстати, шутам, которые

дерзкой или абсурдной шуткой сглаживали возникшую неловкость.

Можно предположить, что в обществе нужна некая средняя

политическая ситуация для того, чтобы был необходим А., как он

был необходим в брежневское время. Ведь сам Леонид Ильич был

как будто создан для А. Не злодей и не герой - посредник между

мертвым Сталиным и еще управлявшим лишь Ставропольской областью

Горбачевым.

Идеальный герой для А. - Василий Иванович Чапаев, он

осуществляет посредничество между официозной напряженной

идеологией большевизма (Фурманов) и спонтанным народным началом

(Петька и Анка) - он одновременно герой и шут.

Тогда можно спросить: почему такое количество анекдотов

про Штирлица? Неужели и его можно назвать трикстером? В

определенном смысле это так и есть. Фигура Штирлица и сам фильм

"Семнадцать мгновений весны", сделанный и показанный в самый

разгар застоя, осуществлял медиативную (противоположную

диссидентской) позицию внутренней эмиграции. Штирлиц - свой

среди чужих и потенциально, конечно, чужой среди своих -

осуществлял посредничество между официозным, "надутым"

брежневским взглядом на культуру, в том числе на отечественную

войну, и интеллигентским углубленно-интеллектуальным пониманием

того, что "все не так просто".

Как же работает смысловой механизм анекдотического пуанта?

Советский лингвист и семиотик В.В. Налимов объясняет его

примерно так. У слова много значений, одни из них прямые,

другие - переносные, косвенные. Чем более значение удаляется от

прямого, тем менее оно вероятно, более неожиданно. Тот, кто

хорошо рассказывает А., тем самым хорошо владеет "хвостовой

частью" множества значений слова. Тот, кто хорошо понимает А.,

должен как минимум знать язык, на котором рассказывается А., в

совершенстве.

А. - это фольклор, в нем большую роль играет сюжет

(см.). Как в любом сюжете, в А. используется то, что одно

значение слова можно принять за другое. Поэтому в основе любого

сюжета лежит А.

Лит.:

Фрейд З. Остроумие и его отношение к бессознательному //

Фрейд З. Художник и фантазирование. - М., 1995.

Налимов В.В. Вероятностная модель языка: О соотношении

естественных и искусственных языков. - М, 1979.

Руднев В. Прагматика анекдота // Даугава. 1990. - No 6.

АТОМАРНЫЙ ФАКТ

- один из определяющих терминов логикого

позитивизма, в частности "Логико-философского трактата"

(1921) Людвига Витгенштейна.

А. ф. - это минимальное положение вещей в мире. А. ф.

состоит из "простых предметов"; и то и другое - абстрактные

ненаблюдаемые понятия. Витгенштейн считал, что весь мир

строится из А. ф.

Что это за странный мир, который состоит из невидимых

предметов? Но ведь примерно в то же время, когда Витгенштейн

писал "Трактат", закладывались основы квантовой механики,

которая тоже постулирует ненаблюдаемые объекты - элементарные

частицы, не имеющие "массы покоя" (когда Эрнста Маха спрашивали

об атомах, он отвечал вопросом на вопрос: "А вы их видели?").

Но все-таки если не увидеть, то хоть как-то обрисовать то,

что подразумевал Витгенштейн под А. ф. и "простым предметом",

мы попытаемся.

Простота довольно сложное понятие. У В.И. Ленина был имидж

"простого человека", однако на самом деле известно, каким

хитрым и коварным он был. В математике есть понятие простого

числа. Это вовсе не обязательно маленькое число, это число,

которое делится только на себя и на 1. Так что простыми числами

будут и 5, и 1397.

Примерно так же можно понимать логическую простоту.

Предмет прост, если он не делится на части, которые сами

являются предметами. Поэтому простым предметом можно считать не

только элементарную частицу, но и, например, Луну. А каплю,

которая делится на две капли, - нельзя.

Но как предметы группируются в А. ф.? Витгенштейн говорит,

что они связаны непосредственно, как звенья в цепи. Допустим,

мы говорим, показывая на Луну: "Луна". Это А. ф.? Нет, потому

что на самом деле мы имеем в виду нечто вроде "Я сейчас вижу

Луну".

Будем считать простыми не только вещи, но и свойства.

Представим, что свойство "быть круглым" простое. Тогда мы

скажем: "Луна круглая", и это уже будет примерно то, что имел в

виду Витгенштейн, говоря об А. ф.

Но и здесь все не так просто. Переведем это предложение на

английский язык и получим: "The Moon is round". Появляется

связка "is", которая незримо присутствует и в русском языке,

достаточно перевести предложение в прошедшее время, чтобы

понять это: "Луна была круглой". Придется считать и связки

простыми предметами.

Но как А. ф. отражается в языке? По Витгенштейну, ему

соответствует "элементарное предложение" - "Луна круглая";

простым же предметам соответствуют простые имена: "Луна" и

"круглый".

Из совокупности А. ф. складываются сложные факты,

например: "Земля и Луна круглые". Соединение происходит в

данном случае при помощи логической связки "и" и называется

конъюнкцией или логическим сложением.

Сложному факту соответствует сложное предложение, основная

единица логического и естественного языка. Получается стройная

пропорция:

простой предмет --------А. ф.--------------факт

имя---------------элементарное-------- предложение

предложение

Все шесть терминов связаны свойством проективности, они

отражают друг друга. Язык в точности копирует реальность.

Это, конечно логическая утопия. Как быть тогда с такими

предложениями, как "Ух ты!" или "Немедленно убирайтесь отсюда!"

(во второй половине своего творчества Витгенштейн

заинтересовался именно такими предложениями - см.

аналитическая философия, языковая игра). В "Трактате" же

он считал, что мир состоит из совокупности А. ф., а язык - из

совокупности элементарных предложений.

Логически эта концепция была безупречна. Но Витгенштейн

жил в эпоху, когда господствовало неомифологическое

сознание (см.), которое не могло не коснуться даже его.

И оно его коснулось. Ведь представление о всеобщей

взаимосвязи и взаимном отражении предметов и имен - это

мифологическое представление (см. миф). Говоря о том,

что все его шесть терминов взаимосвязаны, Витгенштейн вдруг

добавляет: "Как в сказке о двух юношах, их лошадях и их лилиях.

Они все в определенном смысле одно". Речь идет о сказке братьев

Гримм "Золотые дети". Там из одного куска золота, поделенного

на шесть (!) частей, выросли два золотых юноши, два коня и две

лилии. Они никогда не расставались, а когда все-таки

приходилось это делать, то в случае если с одним из братьев

случалась беда, лилии привядали и тем самым сигнализировали об

этом. Они были из одного куска. Как А. ф., предмет. факт, имя,

элементарное предложение и сложное предложение.

Это чрезвычайно характерно для ХХ в., когда слишком

логическое оказывается на поверку мифологией. Не на этом ли

построен художественный мир короля прозы ХХ в. Хорхе Луиса

Борхеса? (см. также логаэдизация, модернизм, принципы прозы

ХХ в.).

Лит.:

Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. - М., 1958.

Витгенштейн Л. Tractatus logico-philosophicus / Пер.,

параллельные коммент. и аналитич. статьи В. Руднева - М, 1997

(в печати).

АУТИСТИЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ

(от древнегр. autos - сам) - замкнуто-углубленный тип

личности или культурного феномена; применительно к личности

используется также термин "шизоид" (см. характерология).

Его не следует путать с понятием "шизофреник". Шизоид - тип

личности, в крови родственников которого могут быть

шизофренические гены, но сам он не может заболеть шизофренией -

это место у него, так сказать, уже занято его

характерологическим типом, который заключается в его

погруженности в себя (интроверсии) и представлении о том, что

внутренняя жизнь духа является первичной по отношению к

материальной жизни.

В этом смысле А. м. - синоним идеализма. Но А. м. - это не

философское понятие, а психологическое. Шизоид-аутист может

быть не обязательно поэтом или профессором философии, важно,

что его сознание работает определенным образом.

Понятие А. м. ввел швейцарский психолог и психиатр Эуген

Блейлер, а типичный внешний вид шизоида-аутиста описал Эрнст

Кречмер в книге "Строение тела и характер" (1922). В

противоположность полному жизнерадостному сангвинику аутист

имеет лептосомное, то есть"узкое" телосложение: как правило, он

худой и длинный, жилистый, суховатый, с несколько

механистическими движениями. Характерный аутистический жест -

поклон всей верхней частью тела, который выглядит, как будто

лезвие бритвы выпадает из футляра.

В каждой культуре, в каждом направлении искусства

преобладает свой характерологический тип личности. В культуре

ХХ в. преобладает аутист-шизоид, именно поэтому мы выделили

понятию А. м. отдельную статью. Типичные аутисты по внешнему

виду (хабитусу) такие выдающиеся деятели культуры ХХ в., как

Джеймс Джойс, Густав Малер, Арнольд Шенберг, Дмитрий

Шостакович, Карл Густав Юнг.

В ХХ в А. м. свойственно не только отдельным личностям, но

и целым направлениям. Аутистическую природу имеет

неомифологизм, все направления модернизма. (При этом важно

осознавать, что авангардное искусство (см.) не является

аутистическим - его характерологическая основа - это

полифоническая мозаика (см. характерология).

Аутисты могут быть двух типов - авторитарные; это, как

правило, основатели и лидеры новых направлений (Н. С. Гумилев,

А. Шенберг, В. Брюсов); дефензивные (то есть с преобладающей

защитной, а не агрессивной установкой); таким был, например, Ф.

Кафка - беззащитный, боящийся женщин, отца, неуверенный в себе

и в качестве своих произведений, но по-своему чрезвычайно

цельный.

Классические аутисты настолько равнодушны к внешним

условиям среды, что они легче выживают в экстремальных

условиях. Так, например, композитор С. С. Прокофьев, будучи

совершенно внутренне чуждым советскому строю, тем не менее, с

легкостью писал оперы на советские темы - "Октябрь", "Семен

Котко", "Повесть о настоящем человеке",- он относился к этому

как к чему-то вынужденному, как к плохой погоде. Душа его

оставалась при этом совершенно чистой и незамутненной. А

тревожный Шостакович, который гораздо меньше писал в угоду

строю, тем не менее все время мучился за свои грехи, в