К наследственной аристократии

Отчасти такое обновление персонала тормозилось тенденцией к наследованию университетских постов. Уже знаменитый юрист Аккурций в XIII веке отстаивал предпочтительное право сыновей докторов на свободные кафедры в Болонье. Коммуна трижды этому препятствовала: в 1295, 1299 и 1304 году. Но напрасно. Когда в 1397 году новые статуты коллежа юристов предписывают не допускать к защите докторской более одного гражданина Болоньи в год, то исключение делается для сыновей, братьев и племянников докторов. Более того, им предоставляются все более широкие права. В Падуе в 1394 году принимается декрет: для всякого доктора, который по мужской линии происходит из Докторов, даже если его отец таковым не был, возможно бесплат-

ное поступление в коллеж юристов. В 1409 году в декрет вносится уточнение: сын доктора должен бесплатно сдавать экзамены. Образование университетской олигархии вело не только к чрезвычайному понижению интеллектуального уровня, оно привносило в университетскую среду одну из важнейших черт знати — наследственные права. Олигархия делается кастой.

Чтобы стать аристократией, университетские интеллектуалы прибегают к обычному средству тех групп и индивидов, которые хотели получить дворянство; они, как то замечательно изобразил Марк Блок, перенимают у благородных стиль жизни.

Из своих одеяний и атрибутов своих обязанностей они делают символы аристократии. Кафедра все чаще и чаще украшается навесом, подчеркивая их знатность; она становится знаком их обособленности, высоты, величия. Золотое кольцо, шапочка, берет, вручаемые им в день conventus publicus или inceptio, все менее рассматриваются в качестве знаков исполняемых функций, все более как эмблема престижа. Они носят длинную мантию, капюшон, подбитый беличьим мехом, нередко воротник из горностая и впридачу длинные перчатки, которые в Средние века считались символом социального ранга и могущества. Уставы требуют от кандидатов все растущее число перчаток, которые должны вручаться докторам во время экзамена. В одном из болонских текстов (1387) уточняется: Кандидат обязан в удобное время представить через сторожа достаточное число перчаток для докторов коллежа... Эти перчатки должны быть настолько длинными и широкими, чтобы закрывать руку до локтя. Они должны быть также из хорошей замши и вполне свободными, дабы руки в них входили без помех и с удобством. Под перчатками из хорошей замши следует разуметь те, что покупаются не менее чем по 23 су за дюжину.

Празднества по случаю получения докторской степени все чаще сопровождаются увеселениями, как это принято у знатных особ: балами, театральными представлениями, турнирами.

Дома преподавателей становятся все роскошнее, а у самых богатых, вроде Аккурция, украшаются башнями, которые теоретически были привилегией аристократии. Их гробницы представляют собой настоящие памятники, как те, что доныне украшают церкви Болоньи (иногда они устанавливались прямо на площадях).

Ректоры Болоньи уже по уставу должны жить благородно. Среди них мы встречаем представителей семейств герцога Бургундского и маркграфа Баденского. Они получают право носить оружие, их сопровождает эскорт из пяти человек.

Артисты, коих ценят меньше, получают привилегию не проходить военную службу, тогда как студенты, если они достаточно богаты, могут найти того, кто готов их заместить.

Эта эволюция коснулась и титула мэтра. Поначалу, в XII веке, магистр, magister, означал просто мастера, главу мастерской. Школьный мэтр был таким же мастеровым, как и прочие ремесленники. Его титул говорил лишь о его месте на стройке. Но вскоре он возносится в своей славе много выше. Адам Птипонт одергивает свою кузину, которая из английской глубинки пишет ему в Париж, не упоминая его титула. В одном тексте XIII века говорится: Мэтры учат не для того, чтоб быть полезными, но чтобы их называли Равви, то есть господами, если следовать евангельскому тексту. В XIV веке magister делается равнозначным dominus — господин, хозяин.

Мэтры Болоньи именуются в документах следующим образом: nobiles viri et primarii cives — благородные мужи и первые граждане; в повседневной жизни они зовутся domini legum, господа юристы. Студенты называют мэтра, которому отдается предпочтение, — dominus meus, мой господин. Этот титул напоминает о вассальных отношениях.

Вот и грамматик Мино да Колле заявляет своим ученикам: Столь искомое знание стоит более, нежели всякое иное сокровище; оно помогает бедному подняться из праха, оно делает знатным незнатного, награждает его блестящей репутацией, позволяя благородному превосходить низкородных и принадлежать к избранным.

Итак, наука вновь превратилась в сокровище, в инструмент власти, она перестала быть бескорыстной целью.

Как тонко заметил Хейзинга, на закате средневековья устанавливается равенство между рыцарством и наукой, что дает владельцу докторского титула равные с рыцарем права. Знание, Бера и Рыцарство суть три лилии в «Венце лилий» Филиппа де Витри (1335), и в «Житии » маршала Бусико можно прочитать: «Две вещи были внедрены, в мир по Божией воле, дабы, подобно двум столпам, поддерживать устроение божеских и человеческих

законов. Эти два столпа суть рыцарство и ученость, сочетающиеся друг с другом». В 1391 году Фруассар различает рыцарей-ратников и рыцарей-законников. Император Карл IV посвящает последних в рыцари в Бартоло, дает им право носить оружие в Богемии. Завершение этой эволюции: Франциск I в 1533 году возводит в рыцарское звание докторов университета.

Понятно, что, сделавшись столь важными, эти лица уже не желают, чтобы их смешивали с работниками. Это означало бы отказ от своего дворянства — по принципу утраты чести, который был столь силен во Франции, что Людовик XI воевал с ним без всякого результата. Интеллектуалы присоединяются к хору тех, кто вновь с презрением отзывается о физическом труде. Во времена гуманизма, как хорошо отметил Генрих Хаузер, такое презрение лишь усугубляется предрассудками, впитанными с греко-латинской ученостью. Все это очень далеко от стремления XII-XIII веков сблизить свободные искусства с механическими, сплавляя их в одном движении. Так, в схоластике происходит раскол между теорией и практикой, наукой и техникой. Лучше всего это заметно у медиков. Происходит обособление врача-клирика и аптекаря-бакалейщика, хирурга. В XIV веке во Франции ряд эдиктов и ордонансов санкционирует разделение среди хирургов. Первый эдикт был издан Филиппом Красивым в 1311 году. От прочих отличают, прежде всего, хирургов длинной мантии, имеющих степень бакалавра или лиценциата. Основанием для этого являются уставы (первые из известных нам относятся к 1379 году), которые отделяют аристократию хирургов от цирюльников, которые не только бреют, но также делают небольшие операции, торгуют мазями и настоями, пускают кровь, перевязывают раны и ушибы, вскрывают гнойники. Поскольку религия представляет собой модель для общества, образуются две корпорации — братство Космы и Дамиана и братство Гроба Господня. Можно представить себе, какой урон был нанесен прогрессу науки этим барьером между учеными и практиками, между миром науки и миром техники.