Корея становится империей

В марте 1897 г. под давлением Общества Кочжон вернулся во дворец, но не обратно в Кёнбоккун, а во дворец Кёнъугун (ныне Токсугун), который был меньше размером, но находился поблизости от иностранных миссий.

После возвращения во дворец ван Кочжон поставил на руководящие посты представителей умеренной группировки и учредил новые органы, в том числе Комитет по законодательству. Затем, не без влияния Со Чжэ Пхиля, он решил принять титул Императора, как бы став на один уровень с правителями всех окружающих Корею стран, - Японии, России и Китая. Это создавало формальное дипломатическое равенство, хотя в депеше наверх российский посланник описывал мотивы вана несколько иначе:

«Король бесповоротно решил принять титул императора. … Я всячески старался отговорить его от этого, уверяя, что никто его нового титула не признает. Король вчера объяснил мне, что на признание и сам он мало рассчитывает, но вынужден к этой мере происками отца своего и вдовствующей королевы, старшинство над которыми в глазах народа он приобретет, только приняв новый титул, чем и лишит их возможности свергнуть его родительской властью с престола, заменив внуком тайвегуна (т. е. тэвонгуна), проживающим в Англии. Король желал бы лишь, чтобы Государь Император (России) милостиво согласился, не признавая его, не отказывать ему прямо, а просто продолжать давать королю его теперешний титул; боится, чтобы официальный отказ наш не возбудил против нас всю страну, в особенности если бы мы приняли на себя почин отказа»[15].

Кстати: А.В. Пак отмечает, что предложение стать императором было сделано Кочжону еще в 1895г., но тогда он боялся выглядеть смешным[16].

12 октября 1897г. Кочжон принял императорский титул. Страна также была переименована из Чосон (Страна утренней свежести) в Тэхан (Великая Хан).

Династию именуют иероглифом «хан», обозначающим корейцев как этноним, должен был указывать на древность Кореи и ее самостоятельные этнические корни, так как территория, занимаемая в старину этими родоплеменными образованиями, никогда не была территорией Китая.

Законодательной основой Корейской империи стал юридический кодекс Попкю Юпхён («Законодательное уложение), кодифицированный в январе 1899 г.

Русские уходят…

Советская историография очень любила Общество за относительный прогрессизм, оставляя в тени то, что Со Чжэ Пхиль активно выступал как против низкопоклонства перед Китаем, так и против русского влияния[17]. Между тем западные историки и ряд корейских историков, наоборот, подчеркивают антирусский аспект деятельности Общества, как будто его деятельность была реальной борьбой за независимость страны в условиях острой угрозы закабаления. Хотя даже такой националист как Хан Ён У вынужден отметить, что у Российской империи не было намерения сделать Корею вассальной страной, так что нападки Общества независимости на Россию не были стратегически обоснованными.

С февраля 1897 г., после приглашения на службу русского финансового советника и военных инструкторов члены Клуба устраивали сидячие митинги и бомбардировали двор антирусскими петициями[18]. Аналогичные демонстрации устраивались и перед российской миссией с требованием вану не ронять своей чести и достоинства и вернуться во дворец: «Если вы, как правитель страны, не будете жить в (вашем) дворце, а продолжите находиться в иностранной миссии, это не только станет пятном на вашей репутации но и приведет к тому что иностранцы будут презирать нас»[19].

Однако надо сразу же обратить внимание на то, что «иностранцы» в этом тексте не значит «иностранцы вообще»: речь шла не о борьбе с институтом западных финансовых советников вообще, а именно с русским финансовым влиянием. Англичанин М. Л. Браун, который находился на этом посту до и после Алексеева и был тесно связан как с американскими, так и с японскими предпринимателями, их вполне устраивал[20].

К февралю 1897 г. отношения вана с русскими окончательно ухудшились, и, не дав даже прощальной аудиенции, он «съехал» из русской миссии, хотя планировал оставаться там до весны. Практически сразу же после этого был дан от ворот поворот русским искателям концессий. И вообще экономический климат стал менее благоприятным для русских. Так, деятельность Клуба сорвала переговоры о строительстве угольной станции для нужд русской тихоокеанской эскадры на о. Чарёндо[21].

Петиции при этом продолжались, и текст одной из них есть в депеше Алексеева: «В настоящее время нет у императора людей, которые могли бы помочь в делах управления. Каждый день все меняется: войсками и финансами распоряжаются иностранцы, отнявшие всю власть. Под предводительством главного (вдохновителя) Юн-чихо составим и подадим прошение. Послужим Императору и поклянемся восстановить самостоятельное государство»[22].

Не обошлось и без поиска врагов, и здесь главной демонизированной личностью оказался переводчик Ким Хон Юк, который отвечал за внешние сношения вана и имел право входить к нему без доклада в любое время. В феврале члены Общества потребовали выдать его властям как предателя, а 10 февраля 1898 г. организовали на него покушение. Вот как рассказывает об этом покушении российский источник: «направляясь обычно кратчайшей тропинкою к боковой калитке Миссии, Ким-пан-са был окружен несколькими людьми, которые и схватили его, обратив в бегство двух сопровождающих переводчика полицейских. Каким-то чудом удалось Ким-пан-се вырваться из рук злодеев, один из которых бросился наносить ему удары саблею. Крик о помощи был услышан несколькими китайцами из английской миссии, которые и поспешили к месту свалки. Нападавшие скрылись. Отклонив поздние услуги прибежавших из дворца солдат, Ким-пан-са поднял брошенную на дороге саблю и самостоятельно добрался до Миссии»[23].

Исполнителей схватили тотчас, но затем дело замяли, так как, несмотря на контроль с самого верха, ссориться с Обществом независимости никто не хотел, в результате чего объективный полицмейстер, который вел дело, даже просил русскую миссию об убежище.

С покушением связана еще одна интересная история. Утром того же дня, когда был ранен переводчик, Общество независимости подало королю петицию об удалении из Сеула всего русского. Однако, по словам Алексеева, второпях вместо «русского» подписанты написали «иностранного», после чего сочувствовавший Обществу принц Ли Чжэ Сон (в тексте Алексеева – Ли Джи Сун) пытался подменить документ, но был «застукан» Ким Хон Юком, из-за чего и нанял убийц последнего.

Покушение, естественно, вызвало изрядный скандал, хотя представители Англии и Германии объявили, что это провокация самих русских[24]. Алексеев пишет, что корейские офицеры из числа обученных русскими инструкторами были готовы «срыть Клуб независимости до основания», а новый российский поверен­ный в делах А. Н. Шпейер бомбардировал Петербург записками о том, что проявление осторожности превращается в утрату возможности реализовать свое влияние.

Из переписки Шпейера с министром иностранных дел Н. Н. Муравьевым видно, как болезненно был воспринят отход короля от пророссийских позиций, хотя, по словам Муравьева, «непосредственное вмешательство в различные отрасли управления страны никогда не составляло нашей задачи». В письме Шпейеру от 19 февраля 1898 г. Муравьев предлагал впрямую запросить вана о том, какой позиции он придерживается, и если российская помощь в лице дворцовой охраны, инструкторов и финансового советника представляется ему лишней, принять меры. В ответной телеграмме от 28 февраля Шпейер предлагал потребовать от вана уволить одновременно с российскими всех иных иностранных советников, не принимать благодарственного посольства, которое ван собирался отправить в Петербург, и потребовать строжайшего наказания заказчиков и исполнителей покушения на переводчика. В случае неисполнения этих требований Шпейер предлагал занять российскими войсками северные провинции Кореи по линии Пхеньян - Вонсан, «иначе мы не можем надеяться выйти с честью из нынешнего затруднительного положения»[25].

Муравьев, однако, пояснил, что «спускать флаг и занимать северные провинции совершенно не входит в виды нашего августейшего монарха». «В высочайшие предначертания государя императора не входит мысль о занятии Северной Кореи нашими войсками, что было бы явным нарушением неоднократно провозглашенного нами принципа независимости этой страны, ограждение коей составляло нашу постоянную заботу»[26]. Но раз Корея считает, что достигла того уровня самостоятельности, который позволит ей обойтись без советников, так тому и быть, но «счеты с корейским правительством следует покончить»[27]. Настолько, что российская миссия не должна была идти на контакт с Кочжоном и даже официально объявила ему, чтобы он не пытался снова искать у неё убежище.

10 марта 1898 г. на центральной ули­це Сеула Общество собрало огромный митинг, на котором российское участие в де­лах управления страной подверглось особым нападкам. Поэтому, чувствуя все больший накал страстей вокруг «русского вопроса», в марте 1898 г. Шпейер направил корейскому монарху письмо с вопросом о целесообразности дальнейшего при­сутствия русских военных инструкторов и финансового советника К.А. Алексеева. Полученный ответ был отрицательным, и уже к концу марта 1898 г. деятельность русских советников была свер­нута. Кочжон вызвал к себе Алексеева и объяснил ему, что ему очень жаль с ним расставаться, но иначе он поступить не мог, иначе принц Ли Чжи Сун задушил бы его. Алексеев оставил пост финансового советника, вручив корейской стороне под расписку «1278127 долларов чистой экономии» и пробыв на этом посту всего около полугода[28]. Финансы и таможни страны снова оказались в руках Брауна[29].

К марту-апрелю 1898 г. в Сеуле не осталось ни инструкторов, ни советника. Что же до переводчика Кима, то в августе того же года после кампании в прессе по ложному доносу он был сослан, а в августе того же года обвинен в попытке отравить вана и казнен[30].

25 апреля 1898 г. между Россией и Японией был подписан Меморандум Вебера - Комуры: ван возвращается во дворец, обе стороны дают гарантии его безопасности и обещают поддерживать на территории Кореи равную и небольшую численность своих войск. В назначение членов кабинета обе страны не вмешиваются[31].