Уголовный жаргон как объект исследования юридической психологии

Помимо татуировок, другим важнейшим атрибутом криминальной субкультуры является уголовный жаргон. Существование морского, военно­го, спортивного, научного, медицинского и другого сленга является одной из психологических закономерностей функционирования различных социаль­ных и профессиональных групп.

В криминальном мире наличествует специфический жаргон, который называется арго, блатная музыка, феня. Уголовный жаргон не образует са­мостоятельной языковой системы со своей грамматикой, синтаксисом и т. п. Он является прослойкой какого-то естественного языка, эксплуатирует его лингвистическую базу.

Уголовный жаргон - это специфические вербальные и невербальные средства, которые обеспечивают общение криминальных элементов общест­ва, являющихся в то же время естественными носителями какого-либо офи­циального языка (русского, английского и т. п.).

Уголовный жаргон - явление национальное и вместе с тем междуна­родное. В любой стране мира преступники имеют свой жаргон. В данной лекции мы будем говорить о жаргоне русскоязычных преступников.

Существует значительное количество исследований по истории воз­никновения, функционирования и развития уголовного жаргона, издано мно­го различных словарей и справочников по данному вопросу. Од­нако следует согласиться с В.Ф. Пирожковым в том, что в социально-психологическом плане эта проблема достаточно глубоко еще не изучалась.

В науке высказаны различные предположения о происхождении уго­ловного жаргона российских преступников. Наибольшее распространение получила гипотеза о том, что в основе, в частности воровского жаргона, ле­жит язык, ранее употреблявшийся офенями - мелкими торговцами, ходив­шими по деревням с иконами, лубочными изделиями и другим аналогичным товаром. Так это или нет - сказать трудно. Однако считается установленным фактом то обстоятельство, что в современном воровском языке встречаются слова из языка этой социально-профессиональной группы. Поэтому, очевидно, сам воровской жаргон именуется «феней». А «по фене ботать» - означает говорить на данном сленге.

Ученые полагают, что при возникновении уголовного жаргона в него вошли вульгаризмы русского языка, его ненормативная лексика и много слов из морского сленга. На развитие уголовного жаргона оказали влияние тюркские языки, а также идиш и цыганский.

Следует иметь в виду, что в процессе своего развития уголовный жар­гон постоянно обогащается новыми словами, в том числе путем осуществле­ния заимствований из современных естественных языков. Двигателем этого процесса в настоящее время выступает, с одной стороны, растущая профес­сионализация и организованность преступности, а с другой - ее вульга­ризация.

Жаргон российских преступников не един. Его воровской, тюремный, лагерный варианты являются разновидностями уголовного жаргона, хотя иногда эти понятия в литературе рассматриваются как синонимы. Свой жар­гон имеют воры, мошенники, наркоманы, проститутки и другие категории преступников.

Исследование динамики уголовного жаргона показывает, что в це­лом ему характерны общие закономерности развития, присущие всем профессиональным языкам. В то же время он отличается от них, прежде всего, своей безнравственной сущностью. Она определяется аморально­стью самой преступной деятельности, функциями, которые уголовный жаргон выполняет.

Каковы функции уголовного жаргона? Назовем главные из них.

1. Обозначение предмета ремесла - преступной деятельности. В этом его главное назначение. Основная терминология в уголовном жаргоне обо­значает содержание и характер криминальной деятельности, объекты пре­ступного посягательства, субъекты преступления, ситуации, методы, спосо­бы и средства совершения деликтов, технологии сокрытия следов преступ­лений и ухода от уголовного преследования и т. п. Словом, в данном ракурсе уголовный жаргон не отличается от иного профессионального языка.

2. Обеспечение конфиденциальности преступной деятельности. Посред­ством жаргона преступники осуществляют шифровку своих мыслей и пла­нов, делают общение между собой непонятным для непосвященных людей. Тем самым они повышают живучесть преступного социума.

3. Обеспечение нужд повседневного общения. Уголовный жаргон призван обслуживать коммуникацию криминального сообщества в таких жизненных ситуациях, как подготовка и осуществление преступлений, дележ добычи, разрешением споров между членами преступной группы, проведение сво­бодного времени и т. п.

4. Контрразведка. С помощью уголовного жаргона криминальное сооб­щество обнаруживает агентов органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность. В определенные моменты члены преступного объединения перестают употреблять те или иные жаргонизмы и начинают использовать какие-то новые слова и выражения. Агенты, изучившие лишь общие основы жаргона, быстро проваливаются на таком языковом экзамене, так как не знают истинных информационных связей, действующих в преступном мире на сегодня.

Анализ функций уголовного жаргона показывает, что он является пол­ноценным средством общения и сообщения информации в преступной среде, накопителем, хранителем и передатчиком новым поколениям правонаруши­телей криминального опыта, традиций, норм, ритуалов и других атрибутов преступного мира.

Теперь рассмотрим важнейшие психолого-лингвистические характе­ристики уголовного жаргона.

1. Большой синонимический ряд для обозначения преступной деятельно­сти. Как мы знаем, уголовный жаргон перегружен терминами ремесла. Это общая особенность любого профессионального сленга. В уголовном жаргоне много синонимов, но только относящихся к сфере преступления. Например, для обозначения умения говорить на жаргоне употребляются в качестве си­нонимов такие слова и выражения: по фене ботать, курсать, куликать по-свойски, блатыкатъся, наблатоваться и др. Для обозначения проститутки имеется около 180 терминов, доносчика - свыше 125, грабить - около 80, красть (воровать) - 128 и т. п.

2. Ленивый способ образования неологизмов. Если иные жаргоны активно продуцируют неологизмы - вводят ранее не применявшиеся термины для обозначения новых явлений, операций, инструментов, то блатной язык реа­лизует для этого более примитивный метод. Обычные слова просто приобре­тают в уголовном жаргоне иные значения. Например: орел - сердце, бацилла- масло, вольта - ружье, букет - набор статей, туз - задница, гроб - сундук, генерал - сифилис, гад - милиционер, свист — болтовня, копыто - нога, лапа- взятка, кукла - подделка, лоб - здоровяк, медведь - сейф, мелодия - мили­ция, угол - чемодан и т. д.

Как видим, в уголовном жаргоне нормативная лексика переиначива­ются. Однако это делается не хаотично, а согласно определенной логике. Вот ее суть. Если имеется объект А, то для его обозначения подбирается название другой вещи Б, один из признаков которой может характеризовать также и А. Название Б становится кодом А, потому что какое-то свойство, черта, осо­бенность Б роднит его с А или позволяет их соединять по отдаленному сходству.

К примеру, в уголовном сленге дымок - это табак, соединение по ды­му; котел - голова, сходство по форме; лепить - придумывать, сходство в том, что рассказчик не описывает реальный факт, а лепит фантастическую конструкцию; клюка - церковь, у церкви масса старух с клюками; пришить бороду - обмануть, гримировка - форма обмана; сопатка - нос, кодировка по сопению; стукач - доносчик, ему надо постучать в дверь, чтобы встретиться с оперативным работником; угол - чемодан: он, как известно, уг­ловат и т. д.

3. Лексическая бедность, повышающая роль контекста. Хотя в уголов­ном жаргоне наблюдается большой синонимический ряд, преступное ремес­ло все-таки оказывается шире обслуживающего его жаргона. Развитие тако­вого не поспевает за быстрой динамикой современной преступности. Кроме того, криминальный сленг испытывает дефицит слов для обеспечения обще­ния о проблемах, выходящих за рамки криминальной деятельности. Это де­лает блатной язык малоэффективным в своей коммуникативной функции.

Представителям криминальной среды сложно, а зачастую просто не­возможно выразить средствами жаргона свои мысли. Они вынуждены пере­ходить на нормативный язык, а это создает опасность дешифровки. Поэтому намек, недосказанность являются важнейшим элементом речи преступников. В этой связи частое многозначительное упоминание преступниками слово «понял» становится чем-то вроде тире или восклицательного знака, обра­щающего внимание слушателя на тайный смысл речи, который полностью не может быть выражен кодированными терминами. Контекст, подспудность речи становится в жаргоне преступников не оригинальным приемом, а серой нормой.

4. Образность. В жаргоне преступников в качестве ведущего признака используемого в речи слова берется какая-то зримая, обоняемая, ощущаемая черта. Например, селедка - это галстук; серьга - висячий замок; фары - гла­за; ботало - язык. Признак должен говорить что-то чувству, он должен не только непосредственно характеризовать понятие, он, опреде­ляя его, должен его живописать.

При помощи жаргона представители криминальной среды мыслят кар­тинами, признаками, чертами, а не абстракциями. Уголовный сленг апелли­рует к чувству, а уже через него - к разуму. Благодаря такому отбору язык криминальных элементов становится образным, он рельефно изображает то, о чем говорится.

Блатной жаргон придает утратившим конкретность словам их былую вещественность, они становятся яркими. Вероятно, в этой возрожденной первозданности слова, в его меткости и таится то очарование, которое уго­ловный жаргон являет молодежи и заражает собой ее.

5. Часть как целое. Абстрактные представления не очень годятся для ко­дировки криминальных мыслей. Отказываясь от общих представлений о ве­щах и действиях, уголовный жаргон заменил их частностями, в роли целого выступает деталь, службу сущности несет признак.

Однако не следует делать вывод о том, что названия предметов и дей­ствий в жаргоне всегда конкретнее той реальности, кодом которой они слу­жат. Слово в уголовном сленге может быть более абстрактным понятием, чем описываемый им объект. Например, в жаргоне абстрактное понятие центр означает хорошую вещь, т.е. какой-то конкретный предмет, который заслуживает того, чтобы его украли. Одновременно слово «вещь» может вы ступать деталью и конкретностью какого-то другого объекта. Поясним это на другом примере.

У воров угол - это чемодан. Угол более абстрактное понятие, чем че­модан. Но вместе с тем для любой конкретной веши, снабженной углами, «угол» - лишь деталь, не имеющая самостоятельного существования (если не брать во внимание геометрию, в которой воры не сильны). Вот и получа­ется двойное движение понятия: угол, ставший чемоданом, теряет всю свою общность, ибо отныне он конкретная вещь.

В то же время угол остается более абстрактным понятием по отноше­нию к «чемодану», ибо угол обозначает все углы, какие только есть на свете: и чемоданные, и геометрические, и все остальные. Здесь угол уже не деталь, а целое.

6. Непригодность для абстрактного мышления. Уголовный жаргон не позволяет ее носителю мыслить высокими категориями и вообще реализо-вывать абстрактное мышление. Почему? Уголовник существует не потому, что мыслит, а потому, что с недоступной нам остротой ощущает бренность своей жизни. Бытие трагично и неожиданно. Оно всегда на пределе. Рок ощущается преступником всегда и всюду. Практически вся его жизненная энергия тратится на то, чтобы выжить, уцелеть, не попасться. Такие психо­логические условия не стимулирует абстрактное мышление. Поэтому и уго­ловный жаргон для этого не предназначен.

Абстрактное мышление невозможно и по иной причине. Обычно сре­ди уголовников редко можно встретить человека со средним образованием. Замечено, что получение осужденным в пенитенциарном учреждении ди­плома об образовании равнозначно его уходу из криминального социума. И наоборот, рецидивисты, лица с глубоким криминальным заражением не хо­тят учиться. Это не значит, что среди вульгарных преступников нет спо­собных людей. Некоторых преступников отличает практический интеллект, креативность. В их ремесле это качество необходимо. Просто духовная культура, к которой человек обычно приобщается вместе с получением об­разования (не знаний, а именно образования), и преступление - понятия не­совместимые.

7. Человеконенавистническая сущность. Язык преступников пропитан ненавистью к человеку. Он не признает восхваления его, он обслуживает лишь его унижение. Признак для наименования объекта подбирается так, чтобы осмеять, унизить, оскорбить, растоптать, уничтожить. Такие слова, как честность, доброта, самопожертвование, нежность и тому подобные во­обще отсутствуют в уголовной лексике, ибо всего этого нет их в жизни уго­ловников. Высшая степень оценки человека в криминальном социуме - це­димые сквозь зубы выражения: «правильный мужик», «правильная баба». В этом вся гносеология добра криминальной среды.

Эксперты отмечают, что русскоязычные преступники не ведут между собой связных разговоров на уголовном жаргоне. Просто в нужную минуту они перебрасываются друг с другом отдельными фразами или словами. Этого вполне достаточно для передачи секретной информации или побуждения к определенным действиям. Замечено, что чем выше положение преступни­ка-профессионала в криминальной иерархии, чем больше он интегрирован в систему организованной преступности, тем меньше он прибегает к жаргону для выражения своих мыслей. При помощи жаргона осуществляют общение в основном вульгарные преступники, низшие слои криминального социума и несовершеннолетние в закрытых воспитательных учреждениях.

«Супержаргона» не существует. В криминальной среде в этом плане все го­раздо проще. А правду жизни скорее отражает следующий эпизод из сериала «Улицы разбитых фонарей». В одной из серий фильма показано, как уголов­ный авторитет берет по сто долларов штрафа со своих подручных за то, что они в порыве спора прибегли к жаргону, нарушив тем самым его строжай­шее требование - говорить только на нормальном русском языке.

Сотрудникам правоохранительных органов, учреждений исполнения наказания необходимо знать жаргон преступников для понимания того, о чем они говорят между собой. Однако его не следует применять в общении с отдельными представителями криминальной среды. Это выглядит смешным и не способствует формированию уважения к нему со стороны лиц соответ­ствующего контингента.

Как изучать уголовный жаргон? Специалисты рекомендуют постоянно фиксировать слова и выражения, употребляемые преступниками, которые можно было бы отнести к терминам уголовного жаргона с последующим по иском их значений в соответствующих словарях и справочниках, желательно изданных недавно. При этом надо помнить, что значительная часть слов сленга преступников заимствована из нормативного языка и вне контекста конкретного речевого общения не имеют жаргонной семантики. Например шуба и есть шуба, а вилы - хозяйственный инструмент. На самом деле в выражении «Пока шубы нет» - речь идет о том, что опасности нет. Словосочетание «Вилы появились» означает, что становится опасно. Аналогично это «колеса» и есть колеса, но у уголовников данное слово означает ботинки, обувь, ноги, глаза, а у наркоманов - наркотические таблетки.

Нельзя обойти молчанием проблему влияния уголовного жаргона наш великий и могучий русский язык. В настоящее время разговорный вариант русского языка наводнен терминологией криминального сленга. Почему и как это произошло? Попытаемся объяснить причины столь широкой рас­пространенности жаргонизмов в речи просоциально настроенных россиян.

В нашей истории был тяжелый период, когда колючая проволока ГУЛАГа опутала все тело страны. Миллионы ни в чем не повинных людей прошли через тюрьмы и лагеря, через общение с криминальными элемента­ми. Уголовный говор стал активно использоваться репрессированными в ре­чи как форма скрытого социального протеста режиму, который был столь несправедлив к ним. Тогда-то язык преступников захлестнул культурную русскую речь. И хотя эпидемия уголовного жаргона в дальнейшем была по­степенно преодолена, многие слова прочно утвердились в разговорном рус­ском языке.

В последние десятилетия количество жаргонизмов снова увеличилось в силу усугубляющейся криминализации общества. Сейчас применять в ре­чи слова из жаргона преступников не стесняются законопослушные гражда­не, представители власти, депутаты Государственной Думы. Достаточно вспомнить ставшую известной всей стране фразу «Будем мочить даже в сор­тире», сорвавшуюся, по-видимому, случайно в порыве раздраженного от­кровения с уст первого должностного лица страны и все станет ясно. Чисто; та национального литературного языка утрачена.

Не хочется быть столь категоричным, как С. Говорухин, назвавшим наше Отечество «страной воров», но то, что современный русский язык - ат­рибут нравственно больного общества, с этим согласиться приходится. Дабы не быть голословным обратимся к исследованиям устной речи русскоязыч­ных россиян как морально-психологической системы. Ученые установили, что сейчас в разговорном русском языке насчитывается: 50 синонимов слова украсть и только 5 - заработать; 100 оскорбительных названий человека, та­ких как дурак, мерзавец, негодяй и аналогичных им и только 10 слов, вос­хваляющих его: мудрец, добряк, смельчак, молодец.

Важно подчеркнуть, что криминализация как социальная болезнь за­трагивает в первую очередь подрастающее поколение страны - наиболее восприимчивую к языковым инновациям часть населения. А ведь именно таким людям предстоит приумножать величие и могущество нашей державы. Не будет ли окончательно забыт в России язык Достоевского, Тургенева, Че­хова? Не утратим ли мы через это национальной самобытности? Остается надеяться на то, что по мере гармонизации общественных отношений данная проблема в нашем Отечестве будет успешно решена.