Учение о нервных вибрациях и бессознательная психика

Новая веха в учении о психике как продукте работы «нервной машины» связана с попыткой Гартли представить эту машину в качестве действующей на принципах, открытых Ньютоном. Здесь перед нами еще один прецедент воздействия физических идей на объяснение динамики психических процессов.

Такое воздействие мыслилось опосредованным физиологическим устройством организма. Почерпнув в физике гипотезу о вибрациях, Гартли изобрел модель, которая объясняла поведение в целом, в его причинных связях с внешней средой. Это позволило включить психику в единый ряд, который охватывал общий цикл жизнедеятельности организма — от восприятия вибраций во внешней среде через вибрации мозгового вещества к вибрациям мышц.

Перед нами весь спектр коренных и для современной науки вопросов о нейродинамике психической деятельности. Они сформулированы на языке XVIII века. Но от этого не стали менее значимыми. При отсутствии каких бы то ни было позитивных знаний о природе нервных процессов Гартли сумел выдвинуть ряд физико-физиологических гипотез, родственных по своему смыслу современным исканиям. Ведь все гартлианское учение о вибрациях ставит целью определить нейродинамические, а не чисто морфологические эквиваленты психических процессов, выявить функциональные, телесные факторы, ответственные за различия в модальностях, силе, качестве сенсорных процессов и их преобразованных копий - идей.

Равно ошибочными были бы два предположения: а) считать, что система Гартли - это прямой перенос в психологию одной из естественнонаучных гипотез с целью выведения психологических закономерностей из физических; б) считать, что гипотеза вибраций заимствована из физики с целью проиллюстрировать закономерность, установленную и помимо нее, придать этой закономерности видимость строгого естественнонаучного обоснования.

Гартли действительно находился под влиянием ньютоновского строя идей. Он подчеркивал, что ставит целью применить к изучению сознания метод, которому следовал Ньютон, - метод дедукции принципов из явлений. Гартли действительно опирался на соображения, высказанные Ньютоном в связи с критикой традиционной концепции «животных духов». Но решал Гартли задачи, выдвинутые логикой развития категориального строя психологии, а не оптики или механики. Важнейшей среди этих задач являлось преобразование взгляда на психическое как тождественное совокупности осознаваемых субъектом феноменов, т.е. декарто-локковской концепции сознания.

С точки зрения этой концепции все, что совершается за пределами сознания, относится к области физиологии. Напомним, что Лейбниц первым выступил против этого воззрения, противопоставив ему учение о бессознательной душе. Гартли называет имя Лейбница вслед за именем Декарта как автора, образ мыслей которого ему близок. Но Лейбниц, разрабатывая понятие о бессознательном, выводил его из природы души, тогда как для Гартли такое решение было неприемлемо. Он искал материалистическое объяснение процессов, которые не представлены в сознании, но вместе с тем детерминируют его работу. Лейбниц называл эти процессы малыми перцепциями, образующими тот айсберг, незначительная вершина которого открывается уму при наблюдении за собственной деятельностью. Гартли назвал эти процессы чувствованиями. Они складываются, по Гартли, в объективной системе отношений, т.е. независимо от рефлексии, и сама деятельность рефлексии, с его точки зрения, является их производной.

Либо душа, либо нервная система — третьего не дано. Схема Гартли была не «настоящей», а воображаемой физиологией мозга. Но в условиях XVIII века она объясняла объективную динамику психических процессов, не обращаясь вслед за Лейбницем к душе как объяснительному понятию.

Все нервные вибрации Гартли разделял на два вида: большие и малые. Последние возникают в белом веществе головного мозга как миниатюрные копии (или следы) больших вибраций в черепно-мозговых и спинномозговых нервах. Учение о малых вибрациях объясняло возникновение идей в отличие от ощущений, а тем самым от всего «внутреннего мира», единственным строительным материалом которого, согласно Гартли, служат идеи. Поскольку же первичными считались большие вибрации в нервной системе, возникающие под воздействием на нее «пульсаций» внешнего эфира, «внутренний мир» идей выступал как миниатюрная копия реального взаимодействия организма с миром внешним.

Однажды возникнув, малые вибрации сохраняются и накапливаются, образуя «орган», который опосредствует последующие реакции на новые внешние влияния. Благодаря этому организм в отличие от других физических объектов становится обучающейся системой, имеющей собственную историю.

Основа обучаемости - память - способна запечатлевать и воспроизводить следы прежних воздействий. Она для Гартли — общее фундаментальное свойство нервной организации, а не один из психических познавательных процессов (каковой оказалась память в некоторых современных классификациях).

В схеме Гартли запечатлелась назревшая объективная потребность (продиктованная логикой развития научного познания) преодолеть дуализм Декарта, разъявший материальную субстанцию организма и спиритуальную субстанцию души. Успехи естественнонаучного исследования телесного субстрата жизни (начиная от открытия Глиссоном раздражимости) говорили о присущих живому телу свойствах, несводимых ни к разряду автоматических движений (подобных работе сердечной мышцы), ни к сознанию и воле.

Постепенно в структуре научного мышления возникли три разряда явлений: а) физические, б) психические, но лишенные признаков сознательности и произвольности и в) чисто сознательные и произвольные.

Первым отобразило эти изменения учение Лейбница о «малых перцепциях» как форме неосознаваемой психики. Гартли (по собственному признанию) следовал за Лейбницем с тем существенным отличием, что объяснял неосознанные и непроизвольные реакции работой нервной системы, а не активностью духовных монад.

Объясняя вслед за Декартом поведение целостного организма, реакции которого, будучи вызваны колебаниями внешнего эфира, переходят в вибрации чувствительных нервов и посредством вибраций больших полушарий завершаются вибрациями мышц, Гартли стал автором второй, после Декарта, схемы рефлекса. В отличие же от Декарта Гартли охватил своей схемой поведение в целом, не оставляя за ее пределами сознание и волю. Они также рисовались имеющими свой особый нервно-мышечный эквивалент.

И декартовская, и гартлианская схемы носили умозрительный характер. Конечно, они не были игрой ума, лишенной опоры в научном опыте. Но это был создававший новый строй мышления опыт физики Декарта и Ньютона. Успехи же эмпирического изучения живых субстратов вносили существенные коррективы. Об этом уже говорилось в связи с открытием раздражимости.

Ряд других открытий, которыми славен XVIII век, углубляли естественнонаучное объяснение жизненных функций, которые во все прежние века относились за счет действий неземного, восходящего к Всевышнему, бестелесного агента - души. Открывались естественнонаучными методами особые свойства нервной ткани.

Самый крупный физиолог XVIII века - Галлер - вводит такие понятия, как мышечная сила, нервная сила, «темные (неосознанные) восприятия». Они указывали на свойства организма, столь же доступные объективному изучению, как и другие атрибуты материи. Правда, за пределы сенсомоторного уровня, к высшим проявлениям работы организма богобоязненный швейцарец Галлер выйти не отважился.

Это стало делом французских философов. Первым выступил Ламетри, ставший на путь самоотверженной борьбы с верой в бессубстратное сознание.