Целостность образа

Умственные образы издавна обозначались непсихологическими терминами - такими, как понятие (в логике), значение слова (в филологии) и т.д. В качестве компонента психической реальности они стали выделяться благодаря тому, что в системе психологического мышления утвердился вывод об их несводимости к чувственным образам, об их особой представленности в сознании, их неидентичности тому, как осознается его - сознания - сенсорная ткань. Тем не менее умственные образы являются важнейшим компонентом всего строя психической жизни и, тем самым, системы научно-психологического знания, а не только логической или филологической системы. Что же касается их особого, несводимого к другим представительства в этом строе, то именно оно определило их роль в дальнейшем развитии психологической категории образа. На сей раз - умственного образа, который совместно с чувственным создает один из целостных блоков категориального аппарата психологической науки.

Важный вклад в его разработку внесла гештальт-теория. Она формировалась в противовес обоим направлениям психологии сознания - как структурализму, так и функционализму. Структурализм ориентировался, следуя стратегии физики или химии, на поиск элементов - «атомов» психики, функционализм - на изучение функций, подобных биологическим.

Образ мысли гештальтистов складывается под впечатлением новых направлений за пределами психологии. Не идеалы механики и не эволюционная биология, а революционные события в физике вдохновили их на изобретение своего плана реформы психологии. Открытие рентгеновских лучей и радиоактивности, открытие Планком (у которого учился один из лидеров гештальтизма В. Келер) кванта действия, теория относительности и нараставший удельный вес категории физического поля повлияли на умы группы психологов, девизом которых стал термин «гештальт» (особая организованная целостность). Его прообразом служило физическое понятие о поле.

Смысл любой теоретической конструкции выявляет не только то, что она утверждает, но и то, что она отвергает. Гештальтизм отверг «атомизм» структурной школы, ее версию о первоэлементах сознания. Функционализм же был отвергнут гештальт-теорией по причине трактовки им психических функций как действий или процессов, совершаемых Я ради заранее поставленной цели. Вместе с тем, отвергнув теории сознания, гештальтизм выступил также против бихевиористской теории поведения, которая требовала изгнать из психологии само понятие о сознании как загадочном агенте, изнутри правящем телесными реакциями организма.

Просчеты этих направлений были предопределены тем категориальным аппаратом, посредством которого они «высвечивали» психическую реальность, и, прежде всего, слабостью категории образа. У структуралистов она сводилась к элементам, для воссоединения которых они апеллировали либо к ассоциациям, либо к загадочной внутренней силе - апперцепции. У функционалистов ощущения, восприятия, представления объяснялись не столько причинными факторами (в виде внешних влияний на органы чувств), сколько целями, заданными сознанием субъекта. Это придавало функционалистским концепциям телеологический характер. Но разве научное знание вправе приписывать объективным процессам (например, излучению) направленность на цель?

Что же касается бихевиоризма, то он под гипнозом древней версии о сознании перечеркнул не только эти версии, но само понятие о сознании как регуляторе поведения.

В понятии гештальта светила перспектива вывести психологическую науку на новый путь. Гештальт - это целостность, которая определяет происходящее с ее компонентами. Первичны целостные восприятия, а не отдельные ощущения, свойства которых этими целостностями и определяются.

Гештальт изменяется по собственным, имманентным ему законам, не нуждаясь в направляющей его извне цели. Гештальт организует поведение организма, которое без него оборачивается серией слепых реакций, случайных проб и ошибок. Во всех случаях за термином «гештальт» стояла категория психического образа. В ее обогащений - главная историческая миссия, достойно исполненная гештальтизмом.

Стремясь покончить с довлевшей над психологией верой в то, что ее суверенность можно отстоять только в противовес более «твердым» наукам (физике, химии, биологии), гештальтисты придали глобальный характер воплощенному в гештальте принципу системной организации. «Гештальтированы» все объекты. Субстрат психики — система мозга в такой же степени, как и коррелирующая с ней система сознания. Отношение же между веществом мозга и психическим миром следует мыслить не по типу механического взаимодействия между ними, но по типу изоморфизма (соответствия одной структуры другой подобно тому, как топографическая карта соответствует в основных элементах отображенной на ней местности).

Не порождаясь материальными структурами, а лишь соответствуя им, психические образы выступали как причина самих себя. Гештальтизм изменял стиль психологического мышления, утверждал в нем системную ориентацию, что позволило существенно обогатить эмпирическую основу представлений о сознании и его образном строе. Особым ответвлением этой научной школы стали работы К. Левина и его учеников, центрированные на проблеме мотивации поведения, о чем будет сказано дальше в связи с развитием категории мотива.

Резонанс гештальтистских идей зазвучал в других исследовательских направлениях, в частности в необихевиоризме Толмена, предложившего считать регулятором поведения крыс в лабиринте «когнитивную карту», что внесло в классический бихевиоризм категорию психического образа.

Возможно, что введение И.П. Павловым в учение о высшей нервной деятельности понятия о динамическом стереотипе также отразило потребность в преодолении «атомизма», который гештальтисты инкриминировали этому учению.

Категория образа (стоявшая за неологизмом «гештальт») охватывала все уровни когнитивной организации психики - как сенсорный (чувственно-образный), так и интеллектуальный. Само понятие об интеллекте было изменено после классических опытов Келера над человекообразными обезьянами, справлявшимися с новыми задачами, для решения которых недостаточно было прежних навыков (условных рефлексов). Келер объяснял наблюдаемое поведение, оперируя представлением о сенсорном поле и его реорганизации в случае решения.

Другой лидер гештальтизма М. Вертгеймер перешел от животного интеллекта к человеческому. Притом интеллекту высшего, какой только может быть, уровня, поскольку одним из его испытуемых был А. Эйнштейн.

В работах, посвященных этой высшей форме мышления (Вертгеймер назвал его продуктивным), в качестве объяснительных принципов использовались все те же понятия «реорганизация», «центрировка», «группирование», которые считались всеобщими для способов построения и преобразования гештальта. Но именно такой подход обнажал слабость гештальтистской схемы, считавшейся пригодной для всех случаев жизни, в том числе и жизни психической, обретающей различные формы на различных уровнях развития.

Отсутствие историзма и ориентация на те феномены, которые действительны для ситуаций «здесь и теперь», препятствовали разработке категории психического образа в его лонгитюдной динамике, в различных генетических срезах. Между тем прошлое и будущее психического образа органично представлено в его «работе» в качестве детерминанты актуального поведения.

Это слабое звено гештальтизма сказалось в игнорировании того, что в «ткани» образа имеются различные уровни организации. Категориальное знание о них запечатлено в разграничении чувственного и умственного образов. Умственный образ отличается в качестве психической реалии своей когнитивно-коммуникативной природой. Он возникает в человеческом социуме, решая задачи, инспирированные деятельностью по освоению предметного мира. Соответственно его предметное содержание обретает признаки, которых нет в чувственной ткани сознания.

Эти признаки наращиваются в филогенезе в форме понятий, которыми индивид овладевает в онтогенезе. За понятием (как психическим образом) скрыты сложные системы умственных операций, производимых индивидом совместно с другими людьми.

Совместность реализуется посредством общения, которое возможно только потому, что вооружено собственными орудиями - знаками, благодаря оперированию которыми «высвечивается» не их внешний (в речи - фонетический) образ, а внутренняя форма (форма в смысле «сгущения» предметного содержания). Применительно к слову оно выступает как его значение. Оставаясь таковым в независимой от отдельных субъектов системе языка, значение оборачивается для них психическим образом особого (по сравнению с сенсорным) порядка. Но этот - теперь уже умственный - образ так же органично входит в ткань сознания, как и чувственный.

Процесс этих превращений, фрагменты которого запечатлены во множестве теоретико-экспериментальных исследований, обогащал категориальный аппарат психологии, придавая нарастающую энергию разработке категории образа. Но, как неоднократно подчеркивалось, эта категория не работает вне системы других.

Хотя гештальт-теория, освоив понятие о поле, пришедшее в физике на смену понятию о дискретных частицах, высоко подняла планку требований к объяснению психического образа, она впала в односторонность, рассчитывая, что психический образ может быть научно объяснен на пути выявления имманентно присущих ему трансформаций. Гештальт-теория полагалась на психический образ как на самодостаточную сущность. В реальной же действительности, а не в лаборатории, где гештальтисты проводили свои новаторские эксперименты, природа образа такова, что может быть изучена целостным категориальным аппаратом психологии, в котором категория образа является лишь одним из компонентов.

Да, в любом акте сознания, как справедливо утверждал Брентано вслед за средневековыми комментаторами Аристотеля, сосуществует предметное содержание. Но за предметным образом скрыто предметное действие, мотив, к нему побуждающий, отношение субъекта к другим людям, а также личностная значимость и переживаемость информации, запечатленной в образе. Только интеграция категорий в единый, системно работающий и развивающийся орган открывает субъекту картину малого и большого мира, в котором он обречен жить.