Конкретизация общих положений и уточнение неопределенных

Общие неконкретизированные положения, опирающиеся лишь на часть фактов. Мысленно конкретизируя общее не конкретизированное положение (правило, рекомендацию и т.п.), подбирая разные случаи его применения, редактор либо убеждается в его справедливости, либо находит в нем погрешности.

Например, автор, не приводя примеров, рекомендует:

Если в таблице имеются повторяющиеся элементы, то их следует выносить в головку таблицы.

Охватывает ли такая рекомендация все случаи? Всегда ли она справедлива? Эти вопросы, требующие конкретизации, естественны для редактора, склонного считать, что в каждой рекомендации автора не исключена ошибка, более того, он наверняка ее допустил.

Прочитав фразу, редактор мысленно представит себе таб­лицу с повторяющимися элементами. Вот они в графе, на­пример одна и та же единица длины (м, км), которую, конеч­но же, целесообразно не повторять у каждого числа, а пере­нести а заголовок графы — головку. А вот та же единица дли­ны у каждого числа в табличной строке. Как быть в этом слу­чае? В головку эту единицу не перенесешь. Ее выносят в за­головок этой строки в боковике таблицы. Но тогда рекомен­дация как всеобщая сформулирована неточно. Надо испра­вить одним из двух возможных способов:

1) Если в графе таблицы у каждого или у большинства членов колонки повторя­ется один и тот же элемент, то его следует выносить в головку таблицы (здесь учтены и другие неточности, которые из экономии места не комментируются).

2) Если в графе или строке таблицы у каждого члена ряда повторяется один и тот же элемент, то его следует вынести в головку (из графы) или в боковик (из строки).

Другой пример:

Если стихи размещаются вподверстку (т.е. на полосе располагается не одно стихотворение)...

Редактор обязан спросить себя: «Значит, подверстка оз­начает, что на полосе помещается не одно стихотворение? Но ведь стихотворение может целиком занять полосу, может занять несколько полос. Значит, пояснение неточно и его нужно изменить. Как?»

Для размещения стихотворения вподверстку характерно, что, в отличие от верстки каждого стихотворения с новой полосы, если окончание одного стихотворения не занимает полосу целиком, то начало следующего стихотворения под­верстывают к окончанию предыдущего. Так и следовало по­яснить:

...(т.е. при наличии места вслед за окончанием на полосе одного стихотворе­ния располагают начало следующего или все его целиком).

Автор написал:

В «Разгроме» Фадеева партизанский отряд пробивается из белогвардейского окружения.

Редактор, прочитав эту фразу, вспоминает сюжет «Разгро­ма» и мысленно спрашивает: «Как же так, ведь отряд Левин- сона окружали и японцы. Значит, окружение не было чисто белогвардейским, и автор допустил небольшую, но неточ­ность. Значит, лучше поправить: хотя бы из вражеского окру­жения».

Итак, суть приема конкретизации — в подыскивании противоречащих утверждению в тексте фактов. Находятся они — автору нужно еще потрудиться над текстом. Нет их — оснований для беспокойства за достоверность выдвинутого автором положения, естественно, меньше.

Владей приемом конкретизации редактор текста с таким положением:

Логичное изложение материала в первичном документе - залог объективности описания предмета исследования,

он бы постарался привести автору пример вполне логично­го, но необъективного описания.

Прием конкретизации полезен для выявления хронологи­ческой или количественной неопределенности в тексте.

Хронологическая неопределенность. В текстах то и дело встречаются расплывчатые, приблизительные указания на время действия (в настоящее время', недавно; в ближайшее вре­мя; в прошлом году; в последнее время и т.п.). По таким указа­ниям читатель не может судить, какое время имеет в виду автор. Редактор обычно не может сам их конкретизировать. Но своими вопросами к автору он заставит его конкретизи­ровать подобные указания.

Когда автор в книге пишет: В прошлом году...— то редактор не должен пропустить это выражение, не спросив себя, а за­тем и автора, какой именно год имеется в виду. Между тем временем, когда автор написал фразу с таким указанием вре­мени события, и тем временем, в какое ее читает редактор или в какое будет выпущено издание, может пройти не один год. Не говоря уже о том, что книга также живет не один год, и читатель, открывший ее через несколько лет после года, в который она была написана автором, будет введен в заблуж­дение этим прошлым годом.

Можно ли, например, читателю книги А.Я.Гуревича «Ис­тория историка» (М., 2004) судить о дате кончины историка С. Д. Сказкина, которую автор указал в такой форме:

Он [С. Д. Сказкин] скончался в апреле этого года на 83-м году... (с. 40).

Редактор обязан был спросить автора: «Какого этого года?..» Можно предположить, что это был год, в который А. Я. Гуревич писал или произносил эти строки своей книги. Несмотря на то что в предисловии автор сообщает: «...зимой 1999 года я предложил участникам моего семинара прослу­шать мои устные мемуары...», это не дает возможности оп­ределить, в апреле какого года скончался С. Д. Сказкин. Слу­шателям семинара это было понятно, а читателю книги в 2004 году и тем более в последующие годы это недоступно. Да и сама дата зимой 1999 года расплывчата, поскольку зима — период не одного года, а двух лет: декабря 1999-го и января — февраля 2000 года. Да и нужно ли заставлять читателя проделывать исследовательскую работу — воз­вращаться к предисловию, если он запомнил, что там ав­тор упомянул дату создания им мемуаров, теряя время, или справляться в справочном издании, когда же скончал­ся С.Д.Сказкин. Ведь можно было попросить автора напи­сать не в апреле этого года, а в апреле 1999 года...— и всё раз­решилось бы очень просто. Правда, энциклопедия сообща­ет, что СД.Сказкин умер в 1973 году. Так что неопределен­ность даты и необходимость ее уточнить вынудила бы редак­тора предотвратить фактическую ошибку автора.

Числовая неопределенность. Чаще всего она возникает из- за многозначности предлога до перед числом.

Например, в газетном отчете сообщается:

...за прошлый год компания снизила долю краткосрочных долгов в общей структуре долга до 33,7 %, а доля долгосрочных долгов выросла до 30,9 %, или почти в три раза.

Точно понять эти относительные количественные данные довольно трудно. Если доля долгосрочных долгов в общей структуре выросла почти в три раза, а ее рост составил 30,9 %, то доля эта выросла не до 30,9 %, а на 30,9 %. Поэтому нельзя не спросить: «А доля краткосрочных долгов снизилась до или на 33,7 %?». Вероятно, все же, что эта доля составляла более 33,7 %, и тогда действительно снизилась до 33,7 %, но, учи­тывая, что такая путаница в финансово-экономических тек­стах вовсе не редкость, полностью быть уверенным в верно­сти этого предположения никак нельзя. Впрочем, еще менее вероятно, что доля была снижена втрое. Но зачем, собствен­но, нам и читателю гадать? Не лучше ли, зная многознач­ность предлога до в таких случаях, изменить текст, сняв ко­личественную неопределенность. Например:

...за прошлый год компания снизила долю краткосрочных долгов, которая составила в общей структуре долга 33,7 %, а доля долгосрочных долгов вы­росла в три раза, составив в общей структуре 30,9 %.

Трудно понять, каким был относительный количествен­ный рост по такому тексту:

По его словам, прибыль от продаж выросла на 154 %, а чистая прибыль по группе - на 64 % (Время новостей. 2004.25 июня. С. 8).

Рост + 154 % означает, что если прибыль в предыдущий период была, например, 100 р., то в отчетном году она соста­вила 254 р. (+ 154 %). Так ли это? Возможно. Но если учесть, что авторы нередко путают в подобных случаях рост со 100 до 154 %, т.е. на 54 %, целесообразно просить автора уточ­нить такие количественные данные.

Еще один вид количественной неопределенности: автор указывает, как изменилось производство продукции в целом, не уточняя, к какой именно величине эти изменения отно­сятся. Например, автор пишет:

20 % мировой книжной продукции составляют издания в мягких обложках.

Редактор ради устранения такой неопределенности обя­зан спросить у автора: «20 % по тиражу, или по числу изда­ний, или по листажу? Это ведь всё разные данные». После уточнения читатель получит ясное представление об изме­нении структуры мировой книжной продукции по внешне­му оформлению книг.