Уложение царя Алексея Михайловича

Уложение царя Алексея Михайловича 1649 г.

(соборное) — В 1648 г. 16 июля, когда царю шел 20-й год, он, по совещании с освященным собором и думою, поручил собрать и подготовить материал для составления нового сборника законов особой комиссии в составе двух бояр — кн. Н. И. Одоевского и кн. С. В. Прозоровского, окольничего кн. Ф. Ф. Волконского и двух дьяков — Г. Леонтьева и Ф. Грибоедова. Вместе с тем, решено было созвать земский собор, "чтобы его государево царственное и земское дело с теми со всеми выборными людьми утвердити и на мере поставити, чтобы те все великие дела по его государеву указу и соборному уложенью впредь были ничем нерушимы". Самое дело велось чрезвычайно спешно. Уже с 28 июля рассылались грамоты по городам о присылке выборных к 1 сентября. С 3 октября началось обсуждение проекта в двух особых помещениях: в одном заседал царь с освященным собором и думою; особо в ответной палате, под председательством боярина кн. Ю. А. Долгорукого, заседали выборные люди. К 29 янв. 1649 г. обсуждение было закончено и У. переписано на список, к которому члены собора приложили свои руки. С 7 апреля по 20 мая уложение было напечатано; первое издание его скоро разошлось; в том же году были отпечатаны два новых издания. Столь быстрое завершение такого сложного и трудного дела, как издание нового У., заставляет, с одной стороны, предположить наличность чрезвычайно важных мотивов, побудивших московское правительство взяться за дело и провести его с особою решительностью, с другой — указывает на существование благоприятных условий, споспешествовавших осуществлению трудной задачи. Возникновение вопроса о новой кодификации в половине XVII в. объясняется, прежде всего, целым рядом общих причин. Со времени издания Судебника 2-го протекло целое столетие, в течение которого Московское государство испытало целый ряд серьезных перемен и даже потрясений. Смутное время оставило новому московскому правительству тяжелое наследие: расшатанность общественных связей, разорение населения и расстроенное финансовое положение. С первых же шагов и в течение многих лет пришлось напрягать все скудные государственные и общественные силы для ограждения от внутренних и внешних врагов. При таких условиях восстановление нормального порядка в сфере управления и суда являлось задачею недостижимою. Злоупотребления властью со стороны правителей и судей совершались с полною беззастенчивостью; центральная власть была против них бессильна. Это в значительной мере обуславливалось состоянием тогдашнего законодательства. Сами составители Судебника 2-го сознавали его неполноту и установили дальнейший путь законодательства путем доклада из приказов государю и думе всех дел, не предусмотренных в Судебнике. Такой порядок почина законодательных вопросов вызвал крайнюю казуистичность указов и боярских приговоров, и это их несовершенство усугублялось еще тем, что они не только не публиковались, но даже не сообщались всем центральным присутственным местам, а записывались лишь на экземпляре Судебника того приказа, из которого шел доклад. В думе также не велась запись изданным указам, а потому законодательная власть легко могла впасть в противоречие со своими ранее изданными постановлениями. Все эти неблагоприятные обстоятельства, вместе взятые, привели, по-видимому, к попытке переиздать Судебник менее чем через 40 лет после его обнародования: при царе Федоре, в 1589 г., составлен был проект нового Судебника, который, однако, не получил официального утверждения. Смутное время отстранило вопрос о кодификации, и законодательство продолжало развиваться на прежней казуистической почве. Несовершенства законодательства и связанные с ними злоупотребления судей всею своею тяжестью упадали на низшие классы служилого и тяглого населения. Естественно, поэтому, что из среды его шли ходатайства о переиздании Судебника. Указом 28 июля 1648 г. велено было на всякие расправные дела написать судебник и уложенную книгу "по челобитью стольников, и стряпчих, и дворян московских, и жильцов, дворян и детей боярских всех городов, и иноземцев, и гостей, и гостиные и суконные сотни в всяких чинов торговых людей". Когда подано такое челобитье, остается неизвестным; весьма возможно, что оно было не единственным. Если правительство вспомнило о нем и решилось осуществить именно в данный момент, то на это были особые причины. 1648-ой год был для молодого царя и его ближайших советников одним из самых тяжелых; со 2 июня возникли в Москве и по другим городам серьезные народные волнения. В Москве они сопровождались открытым бунтом, с убийствами и поджогами. Первой жертвою народной ненависти пал дьяк Н. Чистой, которому припомнили тяжкий соляной налог, введенный 7 февраля 1646 г. и отмененный 17 февраля 1648 г. От царя требовали выдачи боярина Б. Морозова, Л. Плещеева и П. Траханиотова, и царь вынужден был выдать двух последних, которые подверглись жестокому самосуду мятежной толпы. Царю пришлось лично два раза вступить в переговоры с мятежниками и удалось "упросить у мира", чтобы не казнили Морозова, с тем, однако, что он будет сослан в Кириллов монастырь, "и впредь ему в Москве не бывать и всем его роду Морозовым нигде в приказех у государевых дел ни на воеводствах не бывать и ничем не владеть". В подтверждение этих обещаний царь вынужден был даже прикладываться к Спасову образу. Волнения на этом не прекратились. Еще в августе рассылались по городам богомольные грамоты, в которых сообщалось, что "учинилась на Москве и по городам междоусобная брань и доныне по городам мятеж и хлебной недород и скотинной падеж". Среди разгара волнений и был издан указ 16 июля. Патр. Никон совершенно правильно, хотя и со свойственной ему резкостью, отметил связь между указанными событиями; про земский собор он сказал: "И то всем ведомо, что сбор был не по воле, боязни ради и междоусобия от всех черных людей, а не истинные правды ради"; "изложенную книгу" он считал "до страсти написанною многонародного ради смущения". Комиссии, назначенной для подготовки законопроекта, дана была программа деятельности, с указанием источников, из которых должен быть почерпнут необходимый материал. В частности, комиссия должна была: 1) выписать подходящие для государственных и земских дел статьи из правил св. апостолов и св. отцов и из градских законов греческих царей; 2) подобрать прежние указы государей и боярские приговоры по всяким делам и сравнить их со старыми судебниками, и 3) по всем вопросам, на которые не нашлось бы ответа в судебниках, старых указах и боярских приговорах, проектировать "общим советом" новые статьи. Каким порядком выполнялась эта программа, остается неизвестным. Некоторый свет на этот вопрос проливает лишь подлинный столбец У., разысканный, по приказанию Екатерины II, в 1767 г. В нем против некоторых статей имеются пометы с указанием источника, откуда данная статья взята. Таких помет всего 176, на 967 статей У.; значит, источники большинства статей вовсе не указаны. Указанные источники 176 ст. распределяются следующим образом: 62 статьи взяты из разных уложений, 12 — из старых Судебников, 24 — "из градских", 1 — из Моисеева закона, 1 — из Второзакония, 2 — из Стоглава, 56 из Литовского статута; против 17 статей помечено "вновь". Насколько случайны эти пометы, видно из того, что из 62 ст., взятых из старых уложений, на гл. 17 приходятся 12 статей; но в той же главе несомненно заимствованы из старых указов еще по крайней мере 22 ст., которые не помечены. Особенно любопытны пометы "вновь" и "из Литовского". Помета "вновь" обозначает, что данная статья новая; относительно же новых статей в указе 16 июля сказано, что они должны были составляться "общим советом". Для выяснения этого выражения необходимо припомнить, что в предисловии У. о выборных, вызванных на земский собор, сказано, что они "к тому общему совету выбраны на Москве и из городов". Отсюда можно заключить, что они должны были принять участие в трудах комиссии. Эта догадка подтверждается прямым указанием грамот о присылке выборных: в грамотах говорилось, что выборным "быть на Москве для государева и земского дела с государевы бояры, со кн. Н. И. Одоевским с товарищи". Так же и в делах о выдаче жалованья выборным дворянам упомянуто, что им выданы придачи за то, "что они были на Москве для государевых и земских дел в приказе с бояры: со кн. Н. И. Одоевским, да со кн. С. В. Прозоровским, да с окольничим со кн. Ф. Ф. Волконским и с дьяками". Во всех этих документах перечислен состав кодификационной комиссии и сказано, что выборные должны были входить и входили в ее состав; значит, они принимали участие в ее трудах, в частности, — в выработке проекта новых статей. В подлинном столбце У. указано всего 17 новых статей; но это указание, как и в других случаях, оказывается неполным, так как в У. имеются несомненно новые статьи, против которых помет "вновь" или "вновь пополнено" нет. Вопреки старому взгляду на совершенно пассивную роль земского собора, мало-помалу выяснилось, что ряд статей У. возник по челобитьям выборных, о чем или прямо сказано в тексте статей, или можно заключить из сопоставления сохранившихся челобитий выборных с соответственными статьями У. Таковы постановления У. о выкупе пленных, об отмене урочных лет для сыска беглых крестьян, об учреждении монастырского приказа, о запрещении духовенству и монастырям приобретать недвижимые имущества, о конфискации на государя всех частновладельческих слобод, смежных с посадами, и пр. Всего таких статей, содержащих ответы на челобитья и дальнейшие выводы из этих ответов, насчитывают в настоящее время до 60. Как видно из недавно опубликованного документа, многие выборные привезли с собой челобитья своих избирателей о разных их нуждах; но не все эти челобитья приняты во внимание при составлении У. Поэтому выборные, в частности замосковских и северских украинных городов, ходатайствовали о выдаче им, для охраны от гнева избирателей, бережных грамот, так как "у твоего государева соборного У. по челобитью земских людей о их нуждах не против всех статей твой государев указ учинен". Правительство выдавало такие грамоты на имя местных воевод, с предписанием оберегать выборных против горожан, которые "шумят, что выборные на Москве разных их прихотей в У. не исполнили". К сожалению, об этих неудовлетворенных желаниях населения пока ничего неизвестно. Любопытны также пометы подлинного столбца У. о позаимствованы некоторых статей "из Литовского". Хотя Литовский статут указом 16 июля не упомянут в числе источников для выработки проекта У., но заимствования из него сделаны явно и в значительно большем объеме, чем можно было бы думать на основании помет. В подлинном столбце отмечены всего 56 статей, взятых из Статута; но при ближайшем сопоставлении оказалось (Владимирский-Буданов), что таких статей гораздо больше и что Статут является одним из важнейших источников У. Главы II, III, IV, V, VII и IX являются почти буквальным пересказом соответственных артикулов из разделов I и II статута; в одной главе Χ по меньшей мере 55 статей, взятых из разных частей Статута. В последующих главах заимствование менее заметно; но гл. XXII почти целиком взята из разд. XI. В общем, заимствования из Статута сделаны со строгою оценкою всего заимствуемого, и во многих случаях с коренною переработкою норм Статута. В одних случаях норма Статута берется целиком; таковы, напр., понятия о необходимой обороне, о ненаказуемой неосторожности. В других случаях заимствуется только вопрос, решение же его дается иное, иногда прямо противоположное. Это обуславливалось, прежде всего, различиями в государственном строе. Конституция Литовского государства, в силу которой верховная власть короля была ограничена сословными привилегиями шляхетства, не нашла никакого отражения в У. Так, заимствуя из разд. II "Об обороне земской" гл. VII-ю "О службе всяких ратных людей", У. берет ряд правил об обязанностях служилых людей, но совершенно иначе решает вопрос о порядке объявления войны: Статут говорит о праве объявления войны на сейме, У. — о том, "в кое время изволить государь своему государеву недругу мстити недружбу". В отделе судоустройства Статут выставляет положение "О вольном обиранью вряду земского судей"; а в У. этот отдел начинается правилом: "Суд государя царя и великого князя судити бояром... Весь разд. III "о вольностях шляхецских" оставлен совершенно в стороне; из него взята лишь одна статья о порядке выезда в иностранные государства, но в Статуте речь идет "о вольности выеханья с паньств наших до инших паньств", а в У. — о том, что если "кому ехати из Московского государства в иное государство, то им без проезжих грамот не ездити". Даже в отдельных заимствованных статьях рецептор тщательно сглаживает все сословные следы; правило Статута "о головщинах, о хроменью члонков и о навезках шляхетских" передано, напр., в такой форме: "А будет кто над кем ни буди учинить наругательство"; следующий арт.: "Хто бы шляхтича взял до везенья" передается так: "А будет такой поругатель кого-нибудь зазвав..." В целом ряде случаев рецептор, придерживаясь своего источника, впадает в излишнюю казуистичность, иногда в противоречие с другими статьями уложения, а кое-что переносит, не поняв истинного смысла источника. Для правильного понимания таких статей необходимо сравнение их с источником. Заимствуются иногда и формы; слова, коими начинается почти каждая статья У.: "А будет кто", являются простою передачей обычной формулы Статута — "кгды бы хто". Заметна и попытка заимствования самой системы Статута, преимущественно в первой части У. Столь многочисленные заимствования, строго продуманные и во многих случаях коренным образом переработанные, предполагают продолжительную работу рецепторов над Статутом. Очень трудно допустить, чтобы она могла быть произведена в то короткое время, каким располагала комиссия, назначенная указом 16 июля. Скорее можно предположить, что комиссия воспользовалась уже готовым материалом, ранее, в течение десятилетий, подобранным приказною практикою путем полуофициального заимствования из Статута отдельных норм, которые и заносились в указные книги приказов. Документальным подтверждением этой догадки является эрмитажный список уставной книги Разбойного приказа, представляющий первую стадию переработки заимствованных норм. Те же указные книги приказов значительно облегчили труд комиссии по подбору старых уложений, указов и боярских приговоров. В сравнении с прежними законодательными сборниками У. представляет, с точки зрения системы, шаг вперед: оно разделено на главы, каждая глава — на статьи. Всех глав 25, а статей 967. Самою обширною является гл. X, "О суде", заключающая 287 статей и соответствующая, по своему значению, прежним Судебникам. В подлинном столбце только первые десять глав перенумерованы церковно-славянскими буквами и имеют заглавия; дальше счет глав прекращается, не все главы имеют заглавия, другие названы указами (XVI — XIX, XXI и ΧΧ I ΙΙ). Текст в большинстве случаев разделен на статьи пробелами, но статьи не перенумерованы. Все эти технические пробелы устранены и исправлены в первом же печатном издании. Несмотря на относительно большую систематичность, все же надо признать систему У. весьма примитивною. Если даже допустить, что составители У. стремились расположить главы в известном порядке, по образцу Статута: сначала главы, относящиеся к государственному праву (I — IX), потом — к судоустройству и судопроизводству (X — XV), к вещному праву (XVI — XX, исключая XVIII) и, наконец, к уголовному (XXI — XXII), и считать последние три главы дополнительными, то все же нельзя не заметить, что образец оказался много выше снимка и что для пользования У. такая система не только не окажет помощи, но даже может ввести в заблуждение. Со стороны полноты содержания У. несомненно значительно опередило Судебники, но и оно отнюдь не объемлет всего действовавшего права и содержит целый ряд важных пробелов. В нем нет ответов на целый ряд важнейших вопросов из области государственного устройства и управления, напр. о власти государя, о боярской думе, о приказах, о податях и повинностях. В сфере гражданского права более подробно рассматриваются лишь правоотношения, вытекающие из обладания поместьями и вотчинами; отношения семейные и обязательственные затронуты слегка, в немногих статьях, разбросанных по разным главам. Наиболее подробно уголовное законодательство, но и в нем приходится встречаться с непонятными пробелами: У., напр., знает оскорбление словом или непригожим словом частных и должностных лиц, но не ограждает от такого посягательства личность государя. Принимая во внимание эту неполноту, затем многочисленные заимствования из Статута и, наконец, значительно большее число новых статей, чем допускали прежние исследователи памятника, необходимо существенно ограничить мнение об У., как о строго национальном сборнике московского права, объемлющем собою исторически выработанные "в сочувствии с народными убеждениями всех областей и всех классов государства" нормы права. Не впервые на У., но на нем с особенною ясностью можно доказать справедливость положения, что и московский закон (указ) расходился с московским правом. Редакция У. окончена 29 янв. 1649 г.; печатанием оно окончено 20 мая, но вступило оно в действие не с какого-либо определенного срока в целом, а по частям, по мере того, как утверждались отдельные его части. Отдельные главы рассматривались не в том порядке, в каком они расположены в У., а по мере выяснения и важности возбужденных вопросов. Так, XIX гл. возникла по челобитью 30 октября 1648 г., но не сразу; некоторые её части докладывались еще 18 дек. и даже 15 янв. Между тем, по утверждении главных основ нового положения о посадах, государь указал 25 ноября на Москве и в городах собирать закладчиков. Гл. XI о крестьянах рассматривалась еще в январе, и закон об отмене урочных лет для сыска беглых крестьян должен был вступить в действие со 2 янв. Последними, по-видимому, рассматривались некоторые статьи гл. XVII, что видно из запрещения возобновлять старые дела о вотчинах, решенные по 28 января.